Лейтенант Хоторн, или Джек, - не могу удержаться, чтоб не называть его так, - со дня нашего пикника стал очень молчалив и задумчив. И вот случилось так, что в тот день, когда ставили на дерби, мистер Соломон Баркер, прохаживаясь после второго завтрака, забрел в курительную и обнаружил в ней лейтенанта, который сидел в торжественном одиночестве на одном из диванов и курил, погрузившись в размышления. Уйти означало бы проявить трусость, и студент, молча усевшись, стал перелистывать "График". Оба соперника немного растерялись. Они привыкли избегать друг друга, а теперь неожиданно оказались лицом к лицу, и не было никого третьего, чтобы послужить буфером. Молчание становилось гнетущим. Лейтенант зевнул и с подчеркнутым безразличием кашлянул, а честный Сол чувствовал себя крайне неловко и угрюмо глядел в газету. Тиканье часов и стук бильярдных шаров по ту сторону коридора казались теперь нестерпимо громкими и назойливыми. Сол бросил взгляд на Джека, но его сосед проделал то же самое, и обоих юношей сразу же необычайно заинтересовал лепной карниз.
"Почему я должен с ним ссориться? - подумал Сол. - В конце концов я ведь только хочу, чтобы игра была честной. Возможно, он меня оборвет, но я могу дать ему повод к разговору".
Сигара у Сола потухла - такой удобный случай нельзя было упустить.
- Не будете ли вы любезны, лейтенант, дать мне спички? - спросил он.
Лейтенант выразил сожаление - он крайне сожалеет, но спичек у него нет.
Начало оказалось плохим. Холодная вежливость была еще более отвратительна, чем откровенная грубость. Но мистер Соломон Баркер, как многие застенчивые люди, сломав лед, вел себя очень смело. Он не желал больше никаких намеков или недомолвок. Настало время прийти к какому-то соглашению. Он передвинул свое кресло через всю комнату и расположился напротив ошеломленного воина.
- Вы любите мисс Нелли Монтегю? - спросил Сол. Джек соскочил с дивана так проворно, словно в окне показался бык фермера Брауна.
- Если даже и так, сэр, - сказал он, крутя свой рыжеватый ус, - какое, черт побери, до этого дело вам?
- Успокойтесь, - сказал Сол. - Садитесь и обсудим все, как разумные люди. Я тоже ее люблю.
"Куда, черт побери, гнет этот малый?" - размышлял Джек, усаживаясь на прежнее место и все еще с трудом сдерживаясь после недавней вспышки.
- Короче говоря, мы любим ее оба, - объявил Сол, подчеркивая сказанное взмахом своего тонкого пальца.
- Так что же? - сказал лейтенант, проявляя некоторые симптомы нарастающего гнева. - Я полагаю, победит достойнейший, и мисс Монтегю вполне в состоянии сама сделать выбор. Ведь не рассчитывали же вы, что я откажусь от борьбы только потому, что и вы хотите завоевать приз?
- В том-то и дело! - воскликнул Сол. - Один из нас должен отказаться от борьбы. В этом вы совершенно правы. Понимаете, Нелли - то есть мисс Монтегю, - насколько я могу судить, гораздо больше нравитесь вы, чем я, но она достаточно расположена ко мне и не хочет огорчать меня решительным отказом.
- По совести говоря, - сказал Джек уже более миролюбиво, - Нелли - то есть мисс Монтегю - гораздо больше нравитесь вы, чем я; но все же, как вы выразились, она достаточно расположена ко мне, чтобы в моем присутствии не предпочитать открыто моего соперника.
- Полагаю, что вы ошибаетесь, - возразил студент. - То есть, я это определенно знаю - она сама мне об этом говорила. Тем не менее сказанное поможет нам договориться. Ясно одно: пока оба мы показываем, что в равной мере любим ее, ни один из нас не имеет ни малейшей надежды на успех.
- Вообще-то это разумно, - задумчиво заметил лейтенант, - но что же вы предлагаете?
- Я предлагаю, чтобы один из нас, говоря вашими словами, отказался от борьбы. Другого выхода нет.
- Но кто же из нас? - спросил Джек.
- В том-то и дело!
- Я могу сказать, что познакомился с ней раньше, чем вы.
- Я могу сказать, что полюбил ее раньше, чем вы.
Казалось, дело зашло в тупик. Ни тот, ни другой не имел ни малейшего намерения уступить сопернику.
- Послушайте, так бросим жребий, - сказал студент.
Это казалось справедливым, и оба согласились. Но тут обнаружилась новая трудность. Нежные чувства не позволили им доверить судьбу своего ангела такой случайности, как полет монетки или длина соломинки. И в этот критический момент лейтенанта Хоторна осенило.
- Я знаю, как мы это решим. - сказал он. - И вы и я собираемой ставить на дерби. Если ваша лошадь обойдет мою, я слагаю оружие, если же моя обойдет вашу, вы бесповоротно откажетесь от мисс Монтегю. Согласны?
- При одном условии, - сказал Сол. - До скачек еще целых десять дней. В течение этого времени ни один из нас не будет пытаться завоевать расположение Нелли в ущерб другому. Мы должны договориться, что, пока дело не решено, ни вы, ни я не станем за ней ухаживать.
- Идет! - сказал воин.
- Идет! - сказал Соломон.
И они скрепили договор рукопожатием.
Как я уже упомянула, я не знала об этом разговоре моих поклонников. В скобках замечу, что в это время я была в библиотеке, где мистер Николас Кронин читал мне своим низким, мелодичным голосом стихи Теннисона. Однако вечером я заметила, что оба молодых человека очень волновались, делая ставки на лошадей, и не проявляли ни малейшего намерения быть любезными со мной, и я рада заметить, что судьба их покарала - они вытянули явных аутсайдеров. По-моему, лошадь, на которую поставил Сол, звали Эвридикой, а Джек поставил на Велосипеда. Мистер Кронин вытянул американскую лошадь по кличке Ирокез, а все остальные, кажется, остались довольны. Перед тем как идти спать, я заглянула в курительную, и мне стало смешно, когда я увидела, что Джек изучает спортивные предсказания в "Филде", в то время как внимание Сола целиком поглотила "Газетт". Это внезапное увлечение скачками показалось мне тем более странным, что кузен Сол, как мне было известно, едва мог отличить лошадь от коровы - и то к некоторому удивлению своих друзей.
Многие из обитателей нашего дома нашли, что последующие десять дней тянулись невыносимо медленно. Однако я этого мнения не разделяла. Возможно, потому, что за это время случилось нечто весьма неожиданное и приятное. Было таким облегчением не бояться больше ранить чувства моих прежних поклонников. Теперь я могла делать и говорить что хотела - ведь они совершенно покинули меня и предоставили мне проводить время в обществе моего брата Боба и мистера Николаса Кронина. Увлечение скачками, казалось, совершенно изгнало из их сердец прежнюю страсть. Никогда еще наш дом не наводняло столько специальных, полученных частным образом сведений и всевозможных низкопробных газетенок, в которых могли оказаться какие-либо подробности относительно подготовленности лошадей и их родословной. Даже конюхи устали повторять, что Велосипед - сын Самоката, и объяснять жадно слушавшему студенту-медику, что Эвридика - дочь Орфея и Фурии.
Один из конюхов обнаружил, что бабушка Эвридики по материнской линии пришла третьей в гандикапе Эбора, но он так нелепо вставил полученные за эти сведения полкроны в левый глаз, а правым так подмигнул кучеру, что достоверность его слов могла показаться сомнительной. К тому же вечером за кружкой пива он сказал шепотом:
- Этот дурак ни черта не смыслит, - думает, что за свои полкроны он от меня узнал правду.
Приближался день скачек, и волнение все возрастало. Мы с мистером Крониным переглядывались и улыбались, когда Джек и Сол за завтраком кидались на газеты и внимательно изучали котировку лошадей. Но все достигло кульминации вечером накануне дня скачек. Лейтенант побежал на станцию узнать последние новости и, запыхавшись, вернулся домой, размахивая, как сумасшедший, смятой газетой.
- Эвридику сняли! - крикнул он. - Ваша лошадь, Баркер, не бежит!
- Что? - взревел Сол.
- Не бежит - сухожилие полетело к чертям, и ее сняли!
- Дайте я взгляну. - простонал кузен, хватая газету, потом отшвырнул ее, бросился вон из комнаты и кинулся вниз по лестнице, прыгая через четыре ступеньки. Мы увидели его только поздно вечером, когда он, весь взъерошенный, прокрался в дом и молча проскользнул в свою комнату. Бедняга! Я бы, конечно, ему посочувствовала, если бы он сам не поступил со мной так вероломно.
С этой минуты Джека как подменили. Он сразу же стал настойчиво за мной ухаживать, и это крайне раздражало меня и еще кое-кого в комнате. Джек играл, и пел. затевал игры - словом, узурпировал роль, которую обычно играл мистер Николас Кронин.
Помню, как поразило меня то обстоятельство, что утром того самого дня, когда происходили дерби, лейтенант совершенно перестал интересоваться скачкой. За завтраком он был в отличнейшем расположении духа, но даже не развернул лежавшую перед ним газету. Именно мистер Кронин наконец раскрыл и просмотрел ее.
- Что нового, Ник? - спросил мой брат Боб.
- Ничего особенного. Ах, нет, вот кое-что. Еще один несчастный случай на железной дороге. По-видимому, столкновение, отказали тормоза. Двое убитых, семеро раненых и - черт побери! Послушайте-ка: "Среди жертв оказалась и одна из участниц сегодняшней конской Олимпиады. Острая щепка проткнула ей бок, и из чувства гуманности пришлось положить конец страданиям ценного животного. Лошадь звали Велосипед". Э, да вы, Хоторн, опрокинули свой кофе и залили всю скатерть. Ax! Я и забыл - Велосипед был вашей лошадью, не так ли? Боюсь, у вас нет больше шансов. Теперь фаворитом стал Ирокез, который вначале почти не котировался.
Это были пророческие слова, как, несомненно, подсказывала вам, читатель, по крайней мере на протяжении последних трех страниц ваша проницательность.
Но прежде, чем назвать меня легкомысленной кокеткой, взвесьте тщательно факты. Вспомните, как было задето мое самолюбие, когда мои поклонники внезапно меня бросили; представьте себе мой восторг, когда я услышала признание от человека, которого я любила, хотя даже самой себе боялась в этом признаться. И не забудьте, какие возможности открылись перед ним после того, как Джек и Сол, соблюдая свой глупый уговор стали меня всячески избегать. Взвесьте все, и кто тогда первым бросит камень в маленький скромный приз, который разыгрывали в тот раз на дерби?
Вот как выглядело это через три коротких месяца в "Морнинг-пост":
"12 августа в Хазерлейской церкви состоится бракосочетание Николаса Кронина, эсквайра, старшего сына Николаса Кронина, эсквайра, Будлендс Кропшир, с мисс Элеонорой Монтегю, дочерью покойного Джеймса Монтегю, эсквайра, мирового судьи Хазерли-хаус".
Джек уехал, объявив, что собирается отправиться на Северный полюс с экспедицией воздухоплавателей. Однако через три дня он вернулся и сказал, что передумал, - он намерен по примеру Стенли пешком пересечь экваториальную Африку. С тех пор несколько раз он грустно намекал на свои разбитые надежды и несказанные радости смерти, но, в общем, заметно оправился и в последнее время иногда ворчал: то баранина не дожарена, то бифштекс пережарен, а это симптомы весьма обнадеживающие.
Сол воспринял все гораздо спокойнее, но боюсь, что сердечная рана его была глубже. Однако он взял себя в руки, как славный мужественный юноша, каким он и был, и даже, собравшись с духом, за свадебным завтраком предложил тост за подружек невесты, но безнадежно запутался в торжественных словах и сел на место; все зааплодировали, а он покраснел до ушей. Я узнала, что он поведал о своем горе и разочаровании сестре Грейс Маберли и нашел у нее желанное сочувствие. Боб и Грейс поженятся через несколько месяцев, так что надо готовиться к новой свадьбе.
Тайна черного чемодана
I
Мольтон-Чейс - очаровательное старинное имение, в котором семья Клейтонов проживает уже не одну сотню лет. Его нынешний владелец, Гарри Клейтон, богат, и поскольку прелестями супружеской жизни он наслаждается всего лишь пятый год и пока что не получает к Рождеству счетов из колледжа и школы, то ему хочется, чтобы дом постоянно был полон гостей. Каждого из них он принимает с сердечным и искренним радушием.
Декабрь, канун Рождества. Семья и гости собрались за обеденным столом.
- Белла! Не желаешь ли после обеда принять участие в верховой прогулке? - обратился Гарри к сидевшей напротив него супруге.
Белла Клейтон, маленькая женщина с ямочками на щеках и простодушным под стать своему супругу - выражением на лице, сразу же ответила:
- Нет, Гарри! Только не сегодня, дорогой. Ты же знаешь, что до семи вечера в любую минуту могут приехать Деймеры, и мне не хотелось бы отлучаться из дому, не встретив их.
- А можно ли узнать, миссис Клейтон, кто, собственно, такие эти Деймеры, чей приезд лишает нас нынче вашего милого общества? - осведомился капитан Мосс, друг мужа, который подобно многим красивым мужчинам считал себя вправе быть еще и нескромным.
Но обидчивость менее всего была свойственна натуре Беллы Клейтон.
- Деймеры - мои родственники, капитан Мосс, - ответила она, - во всяком случае, Бланш Деймер - моя кузина.
Черноглазый мужчина, сидевший на другом конце стола, прервал беседу с младшей сестрою миссис Клейтон и прислушался к словам хозяйки.
- Полковник Деймер, - продолжала она, - двенадцать лет прожил в Индии и вернулся в Англию не далее как месяц тому назад. К нам в гости он приедет впервые, и если дома никого не окажется, будет, право, весьма неловко.
- И что, миссис Деймер тоже так долго жила за границей? - не унимался капитан, и в воображении его рисовалась женщина с пожелтевшей кожей и в стоптанных туфлях на босу ногу.
- Да нет же, Боже мой! - отвечала хозяйка. - Бланш вернулась в Англию еще лет пять назад, и с той поры здоровье не позволяло ей присоединиться к мужу. Гарри, дорогой, мы, кажется, закончили? - бросила она взгляд на стол, и минутой позже посуда исчезла со стола.
Когда миссис Клейтон направилась в детскую, черноглазый мужчина, не сводивший с нее глаз с той минуты, как она завела разговор о Бланш Деймер, догнал Беллу в коридоре и спросил:
- А вы давно не видели свою кузину, миссис Клейтон?
- Уже года три, мистер Лоренс. Но после этого она серьезно заболела и жила на континенте. А почему это вас так интересует?
- Да как вам сказать, - улыбнулся он, - может быть, я просто немного завидую вашим новым гостям: вы, право, так озабочены их приездом… Они отнимут у нас, бедных, большую часть вашего внимания.
Слова были сказаны с известной долей сарказма, настоящего или мнимого неведомо, но миссис Клейтон оказалась задета за живое:
- Я не замечала за собой привычки пренебрегать гостями, мистер Лоренс, - отвечала она. - И моя кузина Бланш не заставит меня забыть об обязанностях хозяйки, скорее наоборот.
- О, Бога ради, простите меня, - уже вполне серьезно сказал друг мужа. - Вы меня не совсем верно поняли. Вы ведь очень близки с этой леди?
- Да, очень, - отвечала Белла, - мы вместе выросли и любили друг друга, как сестры. Затем она вышла замуж и уехала в Индиго. После ее возвращения мы снова стали встречаться, но потом, как я вам уже рассказывала, Бланш заболела и уехала за границу. С ее мужем я, конечно, знакома не так близко, но успела понять, что он очень хороший и порядочный человек, так что теперь я горю желанием оказать им обоим самый радушный прием. Она очень милая женщина, моя Бланш, и я уверена, она вам понравится.
- Нисколько не сомневаюсь, так оно и будет - ответил г-н Лоренс, - лишь бы она не пыталась привлечь к себе все наши взоры, ведь до сей поры они были устремлены исключительно на вас, миссис Клейтон.
- О, об этом можете не беспокоиться, - озорно рассмеялась маленькая леди, поднимаясь по лестнице и оставляя мистера Лоренса в коридоре одного.
- Клейтон, - обратился он к хозяину, вернувшись в столовую и отведя того в сторону, - боюсь, что нынче вечером мне придется вас покинуть. Только не сочти, ей-Богу, мой внезапный отъезд за обиду.
- Но почему, дорогой друг? - удивился Гарри Клейтон, устремив на него пристальный взгляд голубых глаз. - В чем причина? Ведь ты обещал остаться с нами до Рождества?
- Видишь ли… У меня вдруг возникло множество неотложных дел… Время так летит, а оно - деньги для таких бедняков, как я, поэтому…
- Послушай, дорогой мой Лоренс, - решительно прервал его Клейтон, - ты ведь сам знаешь, что это пустые отговорки. Все дела, с которыми тебе, якобы, надлежит срочно разобраться до Рождества, ты уладил еще до приезда к нам, и сам говорил, что теперь можешь позволить себе целый месяц отдыха. Разве не так?
Лоренсу было нечего возразить, и он стоял в замешательстве, храня неловкое молчание.
- Так вот, дорогой друг, до Рождества я и слышать ничего не хочу о твоем отъезде, - заявил хозяин. - Иначе мы с Беллой просто обидимся; я уж не говорю о Беллиной сестре… Договорились, Лоренс? И ни слова больше.
После такой отповеди Лоренсу ничего не оставалось, как смириться; решив, что судьба против него, он отказался от мысли об отъезде.
Часом позже, когда кавалькада гостей находилась в нескольких милях от Мольтон-Чейса, к дому подъехал экипаж, нагруженный дорожной поклажей, и миссис Клейтон, радостная и улыбающаяся, вышла на ступени дома, чтобы встретить долгожданных гостей.
Первым показался полковник Деймер - мужчина средних лет, но военная выправка словно делала его моложе. Все внимание его было сосредоточено на жене; он заботливо помогал ей выйти из экипажа, и у него едва хватило времени прикоснуться рукой к шляпе, чтобы поприветствовать раскрасневшуюся от радости Беллу, стоящую на ступенях дома.
- Ну, любовь моя, - воскликнул он, когда в дверях кареты появилась женская фигура, - прошу тебя, будь осторожна: здесь две ступеньки; вот так… Ну вот, все в порядке!
Благополучно сойдя на землю, миссис Деймер, с разрешения супруга, устремилась в объятия кузины.
- Дорогая Белла!
- Милая Бланш! Как я рада снова тебя видеть! Да ты, я смотрю, совсем продрогла в дороге! Давай же проходи к огню. Полковник Деймер, слуги займутся багажом, оставьте все здесь и ступайте греться.
Двое слуг занялись разгрузкой экипажа, но миссис Деймер не двинулась с места.
- Что же ты не идешь в дом с кузиной, любовь моя? - спросил ее муж. - Я прослежу за багажом, если хочешь.
- Нет, спасибо, - еле слышно отвечала миссис Деймер; в голосе ее звучала меланхолия, которая не могла укрыться даже от слуха постороннего. Я лучше подожду, пока экипаж разгрузят.
- О багаже не волнуйся, Бланш, - зашептала миссис Клейтон, - пойдем лучше к огню, дорогая, мне столько нужно тебе рассказать, - уговаривала она.
- Обожди минутку, Белла, - отвечала кузина; просьба прозвучала настолько твердо, что миссис Клейтон больше просить не стала.
- Раз, два, три, четыре, - считал полковник Деймер, пока сундуки и чемоданы сгружали на землю. - Боюсь, вы решите, будто мы собираемся взять вас штурмом, миссис Клейтон. Но вы, наверняка, знаете, что супруга моя путешествует в полном боевом снаряжении. Это все, Бланш?
- Да, все, спасибо, - в голосе ее слышались все те же меланхолические нотки. - Белла, скажи, дорогая, какую комнату ты мне отведешь?
- Ты, может быть, сначала взглянешь на нее, Бланш?
- Да, если можно. Я очень устала… Этот чемодан, пожалуйста, отнесите ко мне, - обратилась она к слуге, указав на один из чемоданов, стоявших на земле.