5
А когда Нина Ильинична и Таня вошли в огромную квартиру Влада и Наташи, то увидели хохлушку.
Бывшие соседки обнялись, и Влад начал экскурсию по квартире.
- Это камин, это гардеробная, это зимний сад… - он подошел к закрытой двери и торжественно произнес:
- А это…
Все столпились у закрытой двери, и у Нины Ильиничны заколотилось сердце: раньше здесь была ее квартира.
Влад широким жестом распахнул дверь.
- Фонтан, - выдавила хохлушка.
- Бахчисарайский, - усмехнулась Таня.
А у Нины Ильиничны непроизвольно хлынули слезы: здесь играл ее ребенок, сюда приходили ее ученики, здесь стоял стол с телом ее мужа…
А Наташа, не замечая реакции, кивнула Владу - он подкрутил какой-то кран, и фонтан ударил до самого потолка, потолок при этом выгнулся, свет погас, вспыхнуло множество разноцветных лампочек, заиграла музыка.
- У нас такой у Кыеви… - вздохнула хохлушка. - Я раз дитэй туда возыла из нашей Макеевки… - по ее щекам медленно потекли слезы. - А теперь они одни, то есть с отцом… алкоголиком… - И она быстро посмотрела на Нину Ильиничну и, как бы оправдываясь, объяснила, что не всегда же он был таким, а как шахту закрыли и в НАТО поступать надумали… - Она вытерла слезы. - Вот я и рванула в Москву на заработки…
И Нина Ильинична понимающе кивнула, мол, взрослые вечно заварят кашу, а детям есть нечего, и машинально спросила:
- А сколько их у вас?
- Двое, - залилась слезами хохлушка. - Девочка и… девочка.
И Нина Ильинична выразительно посмотрела на Таню и заметила, что литературу нельзя понимать буквально.
И Таня дрогнувшим голосом предложила хохлушке: "А привозите их ко мне, у меня как раз кровать свободная…"
И хохлушка всплеснула руками, что я даже не знаю, как вас зовут…
А Нина Ильинична подсказала, что ее зовут Татьяна, и три женщины - все в слезах - бросились обнимать друг друга.
- Не понял, - пробурчал Влад. - Был один фонтан, а стало четыре.
А Наташа надула губы:
- Вам что, не нравится?
И Нина Ильинична, взяв себя в руки, ответила, что просто:
Дыханье роз, фонтанов шум
Влекли к невольному забвению,
Невольно предавался ум
Неизъяснимому волненью…
- Спишите слова, - расчувствовавшись, попросил Влад.
И тут в комнату на велосипеде въехал Свят.
И Нина Ильинична сказала, что зачем же, я лучше книжку подарю и, обратившись к Святу, спросила:
- Ты читать умеешь?
И Свят кивнул и порулил дальше на своем велосипеде.
Музей Грина
- Ма-ма мыла… - пыхтел над книжкой белобрысый малыш, и, посмотрев на него и на склонившуюся над ним мать, Ася подумала, что как будто вчера точно так же на пляже учила читать Сережу, а ведь это было в прошлом веке. И не в Коктебеле, а в Феодосии.
- А почему преступников всегда тянет на место преступления? - спросил лежавший рядом Сережа.
И Ася вздрогнула и кивнула на его книгу:
- Что читаешь?
Сережа показал обложку.
- А не поздно? - усмехнулась Ася.
- Лучше поздно, чем никогда, - Сережа закрыл книжку. - В школе влом было… - Он помолчал. - Ты не ответила.
- Не знаю… - пожала плечами Ася.
- А еще писатель! - процедил Сережа.
- …наверное, потому, - сказала Ася, - что они испытали там чувство, больше нигде не испытанное, - и продекламировала:
…всё, всё, что гибелью грозит,
для сердца смертного таит
неизъяснимы наслажденья.
- Ты написала? - повернулся Сережа.
Ася вздохнула.
- Тогда Пушкин, - поправился Сережа.
- А между прочим, - как бы сама с собой продолжала Ася, - человека тянет не только на место преступления, но и туда, где он был… смертельно счастлив…
- Этот как? - Сережа перевернулся на живот.
Ася посмотрела на маячивший на горизонте парусник:
- Счастье ведь тоже "гибелью грозит". Не обязательно тем, кто счастлив. А самому себе. Грозит своим исчезновением. - Ася оглядела сына. - Но, как говорится в той рекламе, это тебе еще рано.
- В самый раз, - парировал Сережа.
А Ася сощурилась и вдруг предложила:
- Поехали в Феодосию?
- Сейчас? - не понял Сережа и напомнил: - Нам последние сутки остались.
- Вот на последние и поехали. Там галерея Айвазовского, музей Грина… - Ася запнулась.
- Я в твоем Грине раз пять был, - хмуро заметил Сережа, - с бабушкой…
- Очень может быть, - кивнула Ася.
Помолчали.
- А где мы там будем ночевать? - поинтересовался Сережа.
- В одном месте, - ответила Ася и, подумав, добавила: - Или в другом.
- Как хочешь, - пожал плечами Сережа.
…Машина остановилась у музея Грина.
- Я посижу в кафе, а ты сходишь по одному адресу? - спросила Ася сына, вытаскивавшего из багажника чемодан.
- Далеко? - проворчал Сережа.
- Рядом.
Ася расплатилась с шофером и, глянув на стену музея, стилизованную под корабль, где то и дело пристраивался кто-нибудь из отдыхающих, заметила:
- И не надоест им фотографироваться…
Ася и Сережа сели за столик.
- Однажды, тебе тогда лет пять было, - Ася закурила, - мы приехали в Никитский ботанический сад, и я вдруг обнаружила, что забыла фотоаппарат. Я, конечно, разревелась: я же была такая ответственная мама, каждый твой шаг запечатлевала, а тут - ботанический сад! Ну, реву я, значит, - Ася стряхнула пепел, - а ты вдруг говоришь: "Не плачь, мама, мы унесем его в своем сердце…"
- Так и сказал? - рассмеялся Сережа.
Ася кивнула.
- И у меня с тех пор как отрубило: никогда не беру с собой фотоаппарат.
- Уносишь всё в своем сердце? - подначил Сережа.
- Типа того… Кстати, - Ася кивнула на улицу, расположенную по соседству с музеем Грина, - двадцать лет назад на этой улице…
- Ты была смертельно счастлива? - перебил Сережа.
Ася опустил глаза.
- И когда ты сегодня спросил про Раскольникова, меня почему-то так туда потянуло…
Подошел официант, и Ася заказала кофе и колу.
- А ведь мы еще раз приезжали в Феодосию, когда тебе было семь. Одиннадцать лет назад, - Ася погасила окурок. - Втроем. И я, конечно, туда не зашла.
- А почему мы не можем пойти туда вдвоем? - спросил Сережа.
- Помнишь, - Ася повертела пепельницу. - Да нет, ты, конечно, не помнишь, в "Станционном смотрителе" есть такое место, когда рассказчик приезжает в дом Самсона Вырина в третий раз. Он волнуется, воспоминая Дуню, представляет, какая она сейчас. А на его стук дверь открывает толстая баба, которая говорит, что здесь живет пивовар, а я жена Пивоварова… - Ася опять закурила.
- Так ты боишься…
- Конечно! - перебила Ася. - Если здесь сейчас другая страна, то, может, и улица называется по-другому, и живут там другие, и… - Ася посмотрела на Сережу вдруг засиявшими глазами. - Там рос такой чудный абрикос…
- А кто там должен жить? - перебил Сережа.
- Двадцать лет назад жила молодая пара - я даже имена запомнила - Коля и Ира. Сейчас им за сорок. Как мне.
Ася в упор посмотрела на сына.
- Пойдешь?
Подошел официант с кофе и колой.
- И что я им - или кому там - скажу? - Сережа налил себе колы. - Нельзя ли снять комнату на ночь?
Ася хотела что-то предложить, но Сережа продолжал:
- Никогда не забуду, как, когда у тебя был грипп, ты послала меня в аптеку за таблетками, а тетка в окошке спрашивает: "Ваша девушка не беременна?"
- И что ты ответил? - улыбнулась Ася.
- Что не знаю, - огрызнулся Сережа.
- Правильно, - кивнула Ася. - Разве можно знать что-нибудь о женщине.
- Короче, - Сережа встал. - Что мне там сказать?
- Скажи… - начала Ася, вертя чашку, но Сережа уже спустился по лестнице и направился к той самой улице.
- Господи, как же она называется? - Ася сжала голову руками.
- Вам чем-нибудь помочь? - подскочил официант.
- Да… Молодой человек, как называется эта улица? - Ася кивнула на удаляющегося Сережу.
Официант прищурился.
- Революционная.
- Точно, - прошептала Ася, а вслух сказала: - А ее что - не переименовали?
- А зачем? - удивился официант.
- Действительно, - согласилась Ася.
А официант добавил, что, наоборот, там еще недавно храм восстановили…
И Ася подумала, что это вполне по-русски, хоть здесь сейчас и Украина.
* * *
…На беленых домах были крупно выведены номера.
"Двадцать четыре", - прочел Сережа, подошел к калитке и позвонил. Никто не вышел. Он позвонил еще раз.
- Да иду, иду… - услышал он, и калитку открыли. Сережа увидел толстую женщину и подумал, что мать была права.
- Вам кого? - спросила женщина.
Из дома к калитке направлялся мужчина.
И Сережа в свою очередь спросил, что вы случайно не Коля с Ирой.
И мужчина с женщиной переглянулись, что вы от кого и комнату мы не сдаем.
И Сережа быстро, словно боясь, что калитку сейчас закроют, пролепетал, что его мать, поэтесса, снимала у них комнату двадцать лет назад…
И Ира, что-то прикинув, посмотрела на Колю, что это, наверное, те двое, он еще роман писал, и перевела глаза на Сережу:
- Так это были ваши родители?
И Сережа покраснел, что мать так хотела увидеть это место и мы только на сутки…
И Ира повернулась к мужу и сказала, что дети все равно у твоей матери, а мы можем переночевать у моей, раз для людей это такая память…
И Коля довольно засмеялся, что вот какой у нас дом, а Ира вставила: "А где же родители?"
И Сережа потупился, что отец с нами не смог, работа, а мать, она же поэт… и Ира прочла:
Здесь во дворе пасутся козы
и нет житья от этих коз.
Читатель ждет уж рифмы "роза",
а будет рифма…
- Абрикос? - подсказал Сережа.
- Токсикоз, - засмеялась Ира и добавила, что я тогда этот стишок в альбом записала, мы ведь тоже с Колей были молодоженами.
- А абрикос? - спросил Сережа. И Коля, прокашлявшись, объяснил, что дети растут, он кивнул на Иру, вот четвертого ожидаем, да и отдыхающим нужны комнаты, а он рос за домом у самого фундамента и вообще… И Сережа беспомощно посмотрел на Иру, а та затараторила, что он только спать по ночам мешал и вечно под ногами каша была - не успевали собирать, а у соседей этих абрикосов, она махнула рукой на дом через дорогу, чуть не задаром дают…
И Сережа хмуро спросил:
- Так мы придем?
И Коля с Ирой согласно закивали, а Сережа запинаясь добавил, что только вы ей не говорите…
- Про что? - не понял Коля.
- Про абрикос…
И Коля заверил, что мы хоть и не поэты, а тоже понимаем, и Сережа кивнул, что вот и договорились, и вышел за калитку.
* * *
- Ну что? - сминая окурок в пепельнице, спросила Ася.
- Всё на месте, - Сережа плюхнулся на стул и налил себе колы. - Да, - вспомнил он, - Дуня твоя беременная…
- Вот видишь! - улыбнулась Ася и добавила: - Надо же! Ведь она моя ровесница…
Сережа пристально посмотрел на мать.
- Ты была там… не с отцом?
- Это тебе Коля с Ирой сказали? - вспыхнула Ася.
- Они уверены, что вы были молодоженами.
Ася посмотрела в глаза сыну.
- Надеюсь, ты их не переубеждал?
Сережа пожал плечами.
- Зачем? - и, отпив колы, спросил: - И почему же вы не поженились, если были так "смертельно счастливы"?
- А он ушел, - просто ответила Ася.
- Почему? - снова спросил Сережа.
- Ты будешь смеяться…
Сережа серьезно посмотрел на мать.
- Он сказал, что если останется со мной, то не станет великим писателем. - Ася пощелкала зажигалкой. - Что о нем так и будут говорить: муж Аси Маренцовой…
Сережа хмыкнул.
- Как в твоей книжке, - продолжала Ася, - убил не потому, что ненавидел. И не потому, что хотел ограбить. А потому что идея… - Ася закурила. - Так и тут. Ушел не потому, что разлюбил. Или полюбил другую. А потому что идея.
- А великим писателем-то он стал? - спросил Сережа.
- А Раскольников стал Наполеоном? - выпустила дым Ася.
- Я еще не дочитал, - буркнул Сережа и вдруг спросил: - А что такое токсикоз?
Ася закашлялась.
- Заболевание, связанное с беременностью.
Сережа выдержал паузу.
- Они думают, что ты была беременна мной.
Ася налила себе колы и залпом выпила:
- Понимаешь, сын…
- Нет, - перебил Сережа.
Ася снова закурила.
- У меня был выкидыш. После того, как он ушел. Но это осенью. А тогда, летом, было смертельное счастье. И токсикоз… - Ася оживилась. - Кстати, как там абрикос?
- А почему ты спросила? - насторожился Сережа.
- Да просто в рифму, - засмеялась Ася. - Знаешь, они все время падали на крышу. - Она откинулась на стуле. - Нет, не все время, а то и дело. - Ася посмотрела сквозь сына. - Я вообще уверена, что это самое эротическое стихотворение в русской поэзии…
- Какое? - не понял Сережа.
- "Мело весь месяц в феврале, и то и дело свеча горела на столе, свеча горела…" Понимаешь, свеча не может гореть "то и дело". - Ася помолчала. - Это ничего, что я говорю тебе такие вещи?
- А кому тебе еще говорить? - заметил Сережа. - Дочери у тебя нет…
- Вот именно… - кивнула Ася.
- Да… - Сережа исподлобья взглянул на мать. - Я хотел спросить.
- Что еще? - с отчаянием спросила Ася.
- Ты с отцом счастлива?
- Счастлива, - подумав, ответила Ася.
- Но это не "смертельное счастье"? - уточнил Сережа.
- А разве в этом есть что-то обидное? - спросила в ответ Ася.
Сережа встал.
- Пошли, что ли, а то нас ждут…
* * *
- Балерина! - всплеснула руками Ира, как Тарас Бульба своего сына, поворачивая Асю.
И Коля поддакнул, что, действительно, почти не изменилась, и давайте к столу.
За столом он взял пластиковую бутылку и со словами: "Домашнее" налил Асе, себе и, повернувшись к Сереже, делано строго заметил, что хоть тебе только двадцать…
И Сережа покраснел, а Ася пробормотала, что он вообще ничего, кроме пепси, не пьет… И Коля сказал, что это вредно, и налил Сереже и Ире сок.
А потом поднял свой стакан:
- За жизнь!
- Которая практически прошла, - улыбнулась Ася.
А Коля возразил, что если и да, то ведь не зря, вот ваш сын говорит, что вы известный поэт…
- В далеком имени Россия? - усмехнулась Ася.
- Да уж! - с надрывом подхватил Коля. - А ведь когда вы приезжали в прошлый раз, мы тоже были Россией…
- Это было в прошлом веке, - заметила Ася.
Коля тряхнул головой.
- Ну а мы, хоть и не поэты, а рук… - он усмехнулся, - тоже не опускаем, - Коля кивнул на Ирин живот. - Четвертого вот заделали - и наконец-то пацан. Я так и решил, - угрюмо продолжал он, - будем рожать до упора, пока не родится сын…
- А Ира была согласна? - осведомилась Ася.
Ира опустила глаза, а Ася поинтересовалась:
- Что так?
И Коля объяснил, что домов я построил - не сосчитать, я же строитель. Он сделал глоток.
- А сын все не получался, - Коля выпил до дна. - Но теперь и этот пункт выполнен. - И закончил: - А дерево я срубил.
- Какое дерево? - не поняла Ася.
- А то, - Коля махнул в сторону окна, - которое нужно посадить.
- Не поняла, - поставила стакан Ася.
- Мы ведь тоже в школе учили, - с ожесточением сказал Коля, - "Вся Россия - наш сад"… А теперь эта Россия - отрезанный ломоть… - он налил себе стакан и махом выпил. - Знаете, какая у нас учительница была, мы и пьесу ставили…
- Вы случайно не Лопахина играли? - сузив глаза, спросила Ася.
- Не-е… - протянул Коля. - Звук лопнувшей струны… А она потом замуж вышла.
- Кто? - не поняла Ася.
- Татьяна Андреевна, учительница, - пояснил Коля, - за Иркиного классного руководителя, Александра Сергеевича. - Он посмотрел на Асю. - Мы же с Иркой в параллельных классах учились. - Коля снова налил и выпил. - Ирка в него влюблена была.
И Ира вспыхнул, а Ася, чтобы перевести разговор на другую тему, спросила:
- А сына как назовете?
И Ира, не поднимая глаз, ответила:
- Александром, - и быстро добавила: - В честь Македонского.
А Коля съязвил, что а я думал, в честь Пушкина.
И Ира умоляюще посмотрела на Асю, и Ася повернулась к Коле:
- И что это было за дерево?
Сережа быстро посмотрел на Иру, и та наступила мужу на ногу.
Коля хмуро глянул на жену, но потом рассмеялся, что… дуб.
- "У Лукоморья дуб зеленый", - вздохнула Ася. - Жалко… - и перебила саму себя, что я вот вырастила сына, написала несколько книг, а дерево тоже не посадила.
- Почему? - тихо спросила Ира.
Ася засмеялась:
- Не поверите, за всю мою жизнь у меня не было ни одного метра собственной земли, так что просто было негде…
- Вот видите! - обрадовался Коля.
А Ася вдруг спросила:
- Как там ваш абрикос?
И Ира, быстро взглянув на мужа, проворчала, что что ему сделается…
И Ася вздохнула и, улыбнувшись, подняла стакан:
- За наше дерево!
И они с Колей выпили, а Ира засобиралась, что нам пора, а вы тут располагайтесь - и подмигнула Сереже, что это ведь и твой дом, хоть здесь сейчас и не Россия.
А Коля предложил, что не выпить ли нам за воссоединение Украины с Россией.
А Ася заметила, что, конечно, можно, хотя это, наверное (она посмотрела на Серёжу), их дело, а может быть (она кивнула на Ирин живот), даже их…
И все выпили. А когда хозяева ушли, Сережа сказал, что смешной этот Коля, а Ася заметила, что не такой уж он и смешной.
Ася обвела глазами кухню и сказала: "Как здесь все переменилось…" Она встала и прошлась по дому.
"Из одной комнаты сделали две… - донесся ее голос, - прорубили лестницу на второй этаж…"
Она вернулась к сыну.