Якуб побледнел и невольно задержал дыхание. В этот момент его самого едва не вырвало. Махнув Казику, мол, продолжай заниматься делом, Война зажал рукой рот и нос и, резко развернувшись к выходу, болезненно столкнулся со старостой, внезапно появившимся перед ним из холодного мрака коридора.
- Пан Война, - сопровождая своё появление взволнованным сапом, выдохнул Жыкович, - прибежал человек, там, во дворе…. Привезли Глеба и Петра. Надо бы послать в Замшаны за доктором…
Гримаса боли появившаяся, было, на лице Якуба в результате удара в мощное тело старосты в одно мгновение исчезла. В следующий же миг всепожирающая чернь пустого коридора поглотила и молодого хозяина замка, и мельницкого старосту, догонявшего его.
Казик, глядя на это, так и застыл с тряпкой в руках, а мистер Свод вдруг прекратил храпеть и, тяжёло вздохнув, повернулся и сел…
Двор был наполнен людьми, что плотным кольцом окружали удлинённую телегу, с запряжённой в неё худой, старой клячей. Позади, боком, стояла пустая двуместная коляска, в крашеных оглоблях которой, пританцовывал отличный вороной мерин, всё норовивший дотянуться до сваленного неподалёку сена.
Серый купол плачущего неба оттенял безумный танец огня чадящих на ветру факелов. Дождевая морось трещала в их кипящей смоле, а слабый ветер вертел вылетающую копоть, не давая ей возможности подняться вверх.
По мере того, как Якуб и староста приближались, окружающие люди расступились. Пан Война подошёл к зияющей чёрным провалом тени и заглянул за невысокий дощатый борт телеги. На полу её, накрытые толстым суконным покрывалом, ясно различались два людских силуэта. Молодой пан замер, не решаясь отбросить задубевший от влаги покров. Сосредоточенно сопевший за его спиной староста взял у кого-то трещавший, будто раскалённая сковорода факел и, освещая зловещее, тёмное пространство, отбросил полог.
Якуб едва не вскрикнул от неожиданности, на полу повозки зашевелились обе жертвы церковного призрака. Они поднимались, держась корявыми, заскорузлыми пальцами за шершавые доски бортов и вопросительно косились куда-то в сторону, за спину мельницкого пана. Сполохи огня вырывали из темноты их хмурые лица. Грязные льняные сорочки во многих местах зияли дырами рваных лоскутов и разводами кровавых пятен.
К сердцу Якуба снова подобралось холодное оцепенение страха. Староста, по своей природе избавленный от подобного сковывающего влияния, невольно перевёл взгляд в ту сторону, куда смотрели Глеб и Пятрок. В следующий же миг пан Жыкович толкнул в бок окаменевшего от нахлынувших переживаний Войну.
Якуб очнулся не сразу. Пану Станиславу пришлось повторно, на этот раз более ощутимо толкнуть молодого пана, прежде чем тот, вняв молчаливому кивку старосты, обернулся. Позади него, облачённые в длинные, плотные плащи с капюшонами, стояли две дамы. Отдавая дань его запоздалому вниманию, они поклонились…
- Пан Война, - тихо шепнул ему на ухо староста, - это пани Ядвига и Сусанна.
Якуб шагнул к гостьям, на какое-то время оставив без внимания пострадавших в лесу крестьян:
- Панна Ядвига, пани Сусанна! - с нескрываемым волнением произнёс он, обращаясь сразу к обеим дамам, поскольку никак не мог определить, разглядывая их едва различимые в тенях больших капюшонов подбородки, кто же из них мать, а кто дочь? - Это вы? …Эти люди, …что-то случилось в Патковицах?
- Что там Патковицы, - неуверенно произнесла та, что стояла справа, и Война понял, это панна Ядвига, - у вас Пан Альберт. Ваш человек сказал…
- О! - взволнованно выдохнул Якуб. - Что я такое говорю, - запинаясь, продолжил он, - конечно же…, - пан Альберт наверху. Я сейчас же вас к нему проведу, только вот…
- Что с ним?! - Воскликнула панна Ядвига, отбрасывая назад тяжёлый, мокрый капюшон и Война младший не мог не отметить того, что беспощадные ко всему на свете годы, не имели никакой власти над силой и красотой этой женщины. Она ничуть не изменилась с тех пор, когда Якуб видел её последний раз.
- Сейчас он отдыхает. - Стараясь смягчить то, что следовало сказать, ответил Война, глядя, как в этот момент и Сусанна снимает с головы промокший капюшон.
- Климиха сказала, что пана Альберта хватил удар, но…, - одновременно замечая, как от этих слов качнуло пани Ядвигу, и, с трудом отвлекаясь от созерцания лика прекрасной девушки, в которую превратилась золотоволосая, курносая дочь Патковских, поспешил успокоить их Якуб, - всё худшее уже позади. Сейчас его не нужно беспокоить. Пан Альберт до утра должен спать, так сказала Климиха…
Панна Ядвига, - отвердевшим тоном, продолжил Война, - я дал обещание пану Альберту, что на то время, пока не разрешится один…, - Война снова запнулся, думая, как же ему обрисовать данную ситуацию, - …вопрос, я почту за честь принять под защиту стен нашего родового замка вас и пани Сусанну…
Молодая пани Патковская тут же бросила красноречивый взгляд в сторону матери. Девичьи глаза, полные слёз переживания за отца, говорили Якубу о том, что для Сусанны слова молодого Войны не были новостью. Более того, в её взгляде ясно читалось несогласие с родителями в этом вопросе, однако она, как девушка благоразумная и воспитанная спорить с ними не решалась.
- Пан Война, - тихим, но властным голосом ответила панна Ядвига, - видит бог, ни я, ни моя дочь, даже, несмотря на слова и заботу моего супруга, не решились бы отступить от общепринятых норм и жить под чужим кровом, если бы не события сегодняшнего дня.
Альберт совсем извёлся от всех этих Базылей и Юрасиков. - Панна набожно перекрестилась. - Уже который день у него, да и у нас только хлопоты да поездки. Это и понятно, ведь мой муж хоть и бывший, а все же судейский служащий. За многие годы добросовестного служения королевским законам, он, сменив двоих Судей, так и не смог смириться с тем, что подобные события могут обходиться без него. Вот и сегодня он уехал ещё затемно, оставив нас снова ждать и переживать. Я знала, пан Война, что добром это не кончится, ведь Альберт уже не молод. Видите, я оказалась права.
Панна Ядвига сдержанно смахнула выступившие в уголках её карих глаз слёзы:
- Вначале, - продолжила она, с трудом справляясь со вздрагивающим дыханием, - отсюда, с сообщением о том, что с Альбертом случилось …несчастье, от вас прискакал человек, но едва только мы с Сусанной собрались ехать в Мельник, как из Жерчиц к нашему убежищу привезли этих несчастных…
Панна Ядвига указала на Глеба и Петра, что, находясь в стороне от панского внимания, несмотря на свои раны, уже выбрались из телеги и стояли, замерев в ожидании.
- Мы, - продолжила панна, - перевязали их и сопроводили сюда. То, что рассказывают эти люди, убеждает меня в том, что мы были несправедливы к словам нашего отца и вашему великодушному приглашению, пан Якуб. Мы просим вас о защите…, - панна Ядвига и её дочь покорно склонили головы перед молодым паном.
- Почту за честь. - Ответил Война, впервые чётко осознавая, что злодейка-судьба своеобразно вняла его недавним просьбам о том, чтобы предоставить ему хоть какие-то дела и хлопоты. Уж больно хотелось этому молодому человеку доказать своему отцу, что в Мельнике отныне хозяйничают надёжные молодые руки и совсем неглупая голова. "Просил - получи": - ответила судьба и тут же, словно большой угольный мешок, уложила на его плечи груз ответственности за всё происходящее. Да, Якуб понял это именно сейчас, поскольку все окружающие, включая пана Станислава, глядя на него, ждали.
"Что же дальше? - спрашивал он себя. - Проводить панну Ядвигу и Сусанну или…? А что тогда делать тем, кто, выбравшись живыми из лап самого чёрта, то же приехали ко мне искать защиты и справедливости?"…
Якуб вдруг почувствовал, что все эти рассуждения пусты и просто отнимают у него бесценное время. Ведь чего тут размышлять и нервничать? Раз он хозяин Мельника, и всё возложено на него, стало быть, всё, чтобы он сейчас не решил и не сделал, должно быть принято теми, кто вверяет ему это право ответственности.
Война решительно повернулся к Глебу и Петру:
- Что с вами было? - Последовал вопрос и, окружающие, изнемогающие от присутствия страха и жажды любопытства, задержали дыхание, чтобы не пропустить ни слова из леденящего душу рассказа.
- Пан, - с готовностью отозвался Пятрок, и по его грязному, мокрому от холодной мороси лицу скатилась слеза, - мы, пан Война, ўжо і не дбалі пабачыць вас жывым. Там, каля Жэрчыц, як толькі ўзняліся на ўскос, вы і пан Альберт паехалі далей, а я за вамі.
Раптам чую, ззаду мяне цішыня, азірнуўся, а Глеба ўжо няма! - Глаза говорившего наполнились ужасом, - Толькі я адкрыў рот, каб вас паклікаць, нешта смядзючае мяне падхапіла, да і панесла ўверх...! Толькі я і бачыў, што кавалак неба. Вядома ж, прывіды ж нябачныя. А тады гэты ...мяне кінуў. Гэтак, паганіна, бразнуў аб зямлю, што я ўжо паспеў і з бацькамі - нябожчыкамі павітацца. Як ачуняў, агледзеўся - ўвесь у крыві. Уся скура крыжамі пасечана, быццам нейкі вар’ят мяне не як чалавека, а як асвежаваную свінню нажом крэмзаў... [89]
Под нарастающий гул и тяжёлый вздох присутствующих бедняга Пятрок, морщась от боли, продемонстрировал страшные отметины Юрасика. Война почувствовал, как у него самого застонала тупой болью ушибленная при падении спина.
- А ты, Глеб, - хрипло произнёс он, - что было с тобой?
- А чё тут рассказывать, пан Война? - ответил сквозь зубы рассен, лицо которого разбухло и заплыло синевой. - Я-то даже на тот откос подняться не успел. Что-то меня так сильно шибануло в голову и плечо, что я, как видно за все свои прежние грехи, провалился прямо в Пекло, потому что где был, что было, не знаю. Одна темень. Помню только, как очнулся. Голова гудит, тело болит, полный рот песка и крови.
Как расшевелился - скатился с откоса, смотрю, сверху Петро ползёт на пузе. Кое-как доковыляли до Жерчиц. Там люди перепугались, не стали нас толком ничего спрашивать, даже в деревню не пустили. Правда, дали телегу, провожатого и отправили разбираться прямо к пану Альберту, что долго служил при суде. Я им говорил, что пана Альберта дома не будет, он, скорее всего, в Мельнике, но никто даже слушать не хотел. Выпроводили нас, будто мы какие-то прокажённые. Странные эти жерчицкие приболотники. Вроде и в костёл ходят, а ведут Себя не по Христу. Хотя, - Глеб обернулся, - телегу-то дали. И на том им спасибо.
До Патковиц, - продолжил свой рассказ рассен, - от Жэрчиц рукой подать, а до гумна пана судьи и того ближе. Вот кое-как и добрались. Там нас встретили панна Патковская и её дочь.
Дай вам бог здоровья, вельможные панны, - Глеб низко поклонился дамам, - не побрезговали мужицкой кровью, омыли раны, повязали тряпицами. Век молиться за вас буду и Христу и Богородице…
Якуб был хмур и сосредоточен. Его мысли, подобно голодным поросятам, толкались у "корыта" полученной только что обильной пищи для размышлений, и мешали друг другу. Главным образом привлекала внимание цепочка мыслей о бесспорной схожести всех нападений. Именно сейчас, по горячему следу следовало бы всё как следует сопоставить и взвесить, но как раз сейчас эти рассуждения и были не ко времени. Война, снова раздираемый изнутри подозрениями, задумчиво посмотрел в сторону стен замка.
- Вас, Пятро и Глеб, - глухо сказал он, всё ещё отыскивая глазами проём окна Свода, - отвезут к домам. Завтра же ваши семьи получат по четыре флорена серебром и ещё по два мешка зерном, - слышите, пан Станислав? Война отыскал глазами старосту и дождался, когда тот кивнёт. - Это вам, мужики, и вашим семьям за то, что пострадали в опасном деле. С утра пошлём за Климихой и за замшанским доктором, крепитесь, хлопцы. Даю вам слово, Юрасик дорого заплатит за каждую каплю вашей крови…
Отдав распоряжения на счёт Глеба и Петра, хозяин мельницкого замка отвёл Патковских к спальне, в которой лежал полуживой пан Альберт. Тихое, безутешное горе
катилось по женским щекам. Не было ни всхлипываний, ни пронзительных воплей. Раздавленные горем дамы, стояли, обнявшись, у кровати главы своего семейства и тихо плакали.
Якуб, на время оставив их на попечение старосты, отправился распорядиться на счёт приготовления гостевых комнат. Возвращаясь, он натолкнулся на Казика, мирно спавшего во мраке у двери англичанина:
- А-а, - протянул шёпотом Война, - бесова душа, опять спишь?
- Дык ноч жа, - бешено вращая глазами спросонья, оправдывался перепуганный слуга, - а ноччу толькі грэшнікі, ды нябожчыкі не спяць...
- Ну, - наигранно стал в позу пан, - кто я, по-твоему "грэшнік", ці "нябожчык"?
Казик вяло улыбнулся:
- Выбачайце, пан Война, я ні так сказаў, ноччу не спяць грэшнікі, нябожчыкі и паны...
- Я вот тебе сейчас..., - затряс кулаком над склонённой в мольбе о прощении взлохмаченной головой Казика Якуб. - Говори лучше, как пан Свод?
- А што яму зробіцца, спіць як і спаў. Я ўжо і тлусцень[90] загасіў...
- Я яшчэ з двара бачыў, што ты яго загасіў. Паглядвай тут за панам. Утром присмотри, чтобы пан Свод был в порядке. У нас ночуют панна Ядвига и пани Сюзанна Патковские, а также пан Станислав. Пан Ричмонд с утра ни в коем случае не должен выглядеть, как перепивший накануне повеса. Как это ему объяснить, думаю, ты сообразишь. - Война тяжело вздохнул. - Мы все достаточно натаскались и натерпелись за сегодня, а завтра? Завтра нас ждёт день не легче. Всё, время к полуночи, пора всем спать...
Якуб оставил Казика и направился к гостям.
Несмотря на все уговоры, панна Ядвига наотрез отказывалась идти отдыхать в отведённую для неё комнату. Она обуславливала это тем, что хотела бы быть рядом с паном Альбертом в тот миг, когда тот придёт в себя. Трудно было с ней спорить, и потому Якуб приказал служанкам принести скамью в комнату для панны Патковской.
В одно мгновение широкая скамья стараньями умелых рук превратилась во вполне сносную постель. Теперь панна Ядвига могла вздремнуть у постели своего мужа и быть уверенной в том, что он по пробуждению, как и много лет подряд, увидит рядом собой именно её.
В услугу гостевавшим дамам были отданы две служанки и, получив заверения от панны Ядвиги в том, что пани Патковские пока более ни в чём не нуждаются, буквально валившиеся с ног Война и Жыкович, попросив прощения у дам, отправились отдыхать.
Ночь для Якуба превратилась в сплошной кошмар. Спать стоя он не умел, а лёжа, просто не мог. Стоило ему пошевелиться, как тупая, ноющая боль в спине тут же гнала прочь подбирающийся сон. Ворочаясь в плену неясных видений и боли, Война и не заметил, как в тёмное окно стал стучаться серый свет ненастного утра.
В комнате чувствовался запах дыма. Наверняка это Антось, получивший накануне взбучку от пана за нерасторопность, возился где-то у печей, стараясь к пробуждению хозяина и гостей наполнить сырые помещения замка теплом. Где Шыскому старшему было знать, что молодой пан уже давно не спит, а только и дожидается того момента, когда его появление в комнатах и залах вполне уложилось бы в отведённые для пробуждения временные рамки.
Якубу совсем не хотелось шататься по безлюдному, спящему зданию, словно призрак, но и лежать в кровати у него уже просто не было сил. Он тихо оделся и вышел в коридор. В углу гудела печь, возле стены, дожидаясь своей очереди сгореть во людское благо, лежали приготовленные Антосем дрова.
Из приоткрытой двери гостевой спальни, в которой находились панна Патковская и пан Альберт слышались голоса. Думая, что это беседуют супруги, Война, дабы засвидетельствовать своё почтение пришедшему в себя соседу, легонько постучал в дверь, и широко улыбаясь пробуждению своего боевого товарища, распахнул её. Каково же было удивление Якуба, когда перед самым входом он наткнулся на спину Свода.
- Мистер Война, - преисполненным вины и раскаяния голосом, произнёс англичанин, - доброе утро, как вам спалось…?
Хозяин мельницкого замка шагнул вперёд. Пан Альберт, судя по всему так и не пришедший в чувства, лежал на своём прежнем месте, а вот панна! …Что-то говорило Войне, что чувства госпожи Патковской в отличие от её мужа, как раз в этот момент находились в повышенном тонусе.
Зардевшаяся от смущения, панна Ядвига сидела спиной к постели сражённого недугом супруга, причём с таким легко читаемым безразличием на подёрнутом усталостью лице, словно за ней находился не близкий ей человек, а старый одёжный сундук. Глаза панны бесстыдно сияли заинтересованностью, и появление молодого хозяина замка ничуть не смутило её грешных чувств. Она привстала и поприветствовала Якуба.
Война ответил даме поклоном и поднял взгляд на иностранца. Как видно наглость этого прощелыги просто не имела границ! Якуб ясно ощутил повисшую в воздухе неловкость, связанную с его собственным появлением. Глаза заморского гостя говорили: "ай, как вы не вовремя, мистер Война. Пошли бы, погуляли где-нибудь…".
Пожалуй, если бы Якуб не был здесь хозяином, ему и на самом деле пришлось бы удалиться, а так, в противовес сложившейся ситуации, он просто принял выжидательную позу. Бесстыдника Свода ничуть не смутило подобное "давление".
- Мистер Война, - весело произнёс он, - можете себе представить, панна Ядвига имеет родственников в Портсмуте и Лондоне. Насколько я понял, она несколько раз была за морем, и заметьте, …может попросить стакан воды на английском языке. Конечно, это далеко не всё, что она умеет попросить или сказать, но мне и того достаточно, поскольку я, как вы понимаете, несказанно рад пообщаться …с такой прелестной дамой…
- Благодарю вас, Ричи, - мягко ответила на комплемент панна, наугад уловившая смысл сказанного. Приходилось признать, что на самом деле английская речь, передаваемая даже не в таком уж и быстром темпе, никогда не успевала достаточно хорошо перевариваться в её прелестной головке.
Война многозначительно кивнул:
- Да, - сдержанно сказал он, - я вижу как вы этому рады, мистер Свод. А ваше присутствие здесь я понимаю так: вы просто великодушно решили помочь панне Ядвиге скрасить её томительное время ожидания. Ведь так? Что ж, - ядовито продолжил Война, - это вполне достойно человека вашего воспитания и сословия - сделать всё возможное, чтобы помочь в трудную минуту женщине, временно лишившейся опоры в лице собственного мужа. Думаю, после поправки пан Патковский будет вам немало благодарен за эту помощь. Впрочем, - тут же заметил Якуб, - я считаю, что будет гораздо правильнее, если это я на правах хозяина данного замка, возьму все заботы о панне Ядвиге и пани Сюзане на себя, тем более что пан Альберт меня как раз об этом и просил. А у вас, мистер Свод, мне кажется, и без того от вчерашних нешуточных забот голова идёт кругом. Вы выглядите уставшим…
- Напротив, - спокойно парировал Ричи плохо скрытый упрёк товарища, - сегодня утром я, благодаря стараниям Казика, как никогда полон сил. Кстати, можете не напрягаться чрезмерно в подборе выражений. Познания леди в части английского языка крайне далеки от совершенства. В арсенале что-то около двух-трёх десятков фраз, заученных на все случаи жизни. Повторяя их на все лады, она, как видно, уверена в том, что совсем недурно на нём изъясняется. Вот сами посмотрите…, - Свод учтиво кивнул панне…
Панна Ядвига ответила заморскому гостю какой-то уж очень уставшей и неуверенной улыбкой.
Война про себя только тихо ухмыльнулся, а вслух сказал: