Уехать им сразу не удалось. Стоило полковнику взять чемодан и вещевой мешок, как перед ним возникла молодая женщина в белоснежном халатике и чепце. Ее светлые волнистые волосы спадали на узкие, чуть покатые плечи, красивое лицо было строгим и озабоченным.
- Отлучаться, господин полковник, во время карантина не разрешается, - сухо сказала она.
- Разрешите представиться. Полковник Наумов Павел Алексеевич. Чье распоряжение я должен выполнить?
- Я врач-эпидемиолог Строганова… А выполнять вы должны приказ главнокомандующего о порядке прохождения карантина.
К ним подошел генерал Домосоенов.
- Татьяна Константиновна, голубушка вы моя, здравствуйте! Что же это вы совсем забыли о нас. Моя Лизонька уже неоднократно спрашивала. Или компания стариков вам неинтересна?
- Ну что вы, Антон Аркадьевич, - улыбнулась Строганова, и лицо ее сразу стало милым и приветливым.
Генерал удовлетворенно хмыкнул:
- Вот и чудесно. Завтра же ждем вас вечерком посидеть у самоварчика. Хорошо?
- Хорошо, Антон Аркадьевич.
- А теперь, Танечка, разрешите мне вызволить этого молодого полковника из карантина. А то ведь запекут его в какую-нибудь конно-пулеметную команду. Будьте и для него ангелом-спасителем. Убедительно прошу вас об этом. Ответственность беру на себя.
Таня внимательно посмотрела на генерала и скупо кивнула:
- Завтра с утра, Антон Аркадьевич, не раньше.
- Сдаюсь, сдаюсь, - шутливо поднял руки генерал. - Ваши строгие порядки я хорошо помню еще по екатеринодарскому госпиталю. Но именно им и вашим умелым рукам, Танечка, я обязан своим скорым выздоровлением… Лизонька так и говорит: "Если бы не Танюша, еще неизвестно, чем бы все кончилось…" Ну, что ж, наша непреклонная Татьяна Константиновна, тогда разрешите нам с полковником Наумовым побеседовать в вашем кабинете.
- Это можно, Антон Аркадьевич, - улыбнулась Таня.
В небольшой комнатушке стояли массивный стол, кресло и три венских стула. В углу на этажерке - в керамической вазе букет свежих роз и флоксов.
Генерал грузно опустился в кресло и жестом пригласил Наумова сесть к столу.
- Вы, Павел Алексеевич, не думайте, что сразу-таки обрели мое расположение, - сказал он. - То, что я вот так заинтересованно… В кавалерии да и в пехоте опытных кадров - пруд пруди. А в органах снабжения их нехватка превеликая.
- Господин генерал, я буду рад приступить к исполнению служебных обязанностей в любой должности, - с готовностью предложил полковник.
- Что вы, голубчик, на должность не сразу… Формальности, знаете ли, разные. Эти контрразведчики в каждом прибывшем видят большевистского шпиона. А кто назначается для работы в крупных штабах, того проверяют особенно. Изощряются, знаете ли, каждый на свой вкус.
- Я понимаю необходимость проверки, но пребывать в праздном безделье в то время, когда другие работают на пределе человеческих возможностей…
- Могу успокоить вас, Павел Алексеевич. Пока оформляется допуск, вы будете выполнять мои личные поручения, казенного характера, разумеется. Как видите: Богнар - не бог нам. - Генерал улыбнулся нечаянному каламбуру.
- Благодарю вас, ваше превосходительство.
С этого момента беседа вошла в русло конкретных дел. Домосоенов рассказал Павлу Алексеевичу о предстоящей работе, об особенностях снабжения войск в условиях отсутствия собственной военно-экономической базы, о недостатке транспортных средств, о преступно низкой производительности погрузочно-разгрузочных работ…
- К великому сожалению, история ставит перед нами слишком много проблем, но прискорбно мало выделяет средств для их решения.
- Ваше превосходительство, мне представляется, что военно-экономической базой нашей священной борьбы является экономика всех стран Согласия. Ведь, в сущности, мы являемся их передовой ударной группировкой. В этом смысле наш военно-экономический потенциал мощнее, чем у Советов.
- Позвольте заметить вам, дорогой Павел Алексеевич, что армия способна побеждать только отечественным оружием.
- Истинные патриоты России, господин генерал, готовы использовать любые средства для борьбы до конца.
Генерал поморщился и, внимательно глядя на Наумова из-под густых с проседью бровей, сказал:
- Надо драться, но не обманывать себя. Русские люди слишком склонны быстро переходить от отчаяния к радужным надеждам, часто необоснованно. - Он медленно, устало поднялся, удерживая Наумова жестом на месте. - Прошу вас, Павел Алексеевич, как только устроитесь, поезжайте на Графскую пристань. Там надо организовать отправку грузов в Феодосию, для британских пулеметных курсов. Именно организовать. Работы на пристани вообще ведутся из рук вон плохо.
- Ваше превосходительство, на мой взгляд, там необходимо…
Генерал поднял руку:
- Ох уже мне эти энтузиасты!.. Сначала, батенька мой, побывайте там, присмотритесь, а уж затем продумайте, что необходимо сделать.
- Наша команда, господин генерал, выгружалась на Графской пристани, выгружалась недопустимо долго, и я имел возможность присмотреться.
- Любопытно, любопытно. Вот уж поистине: пришел, увидел, победил. Ну-с, что же вы там увидели, батенька мой? - Густые брови генерала приподнялись, выражая интерес и внимание.
…Утром генерал Домосоенов позвонил начальнику контрразведки и попросил ускорить оформление допуска к секретной работе на полковника Наумова.
- А вы, Антон Аркадьевич, его хорошо знаете?
- Познакомился только вчера вечером, но, смею вас заверить, достаточно хорошо. Кстати, дорогой Ференц, я уже поручил ему руководство работами на Графской пристани. Видимо, завтра он и начнет…
- Позвольте, ваше превосходительство, - полковник перешел на официальный тон, - без проверки… Да это же прямое нарушение приказа главнокомандующего.
- Прежде всего, господин полковник, - ответил Домосоенов, не пытаясь скрыть недовольства тоном контрразведчика, - то, что находится на пристани, знают не только портовые рабочие, ездовые, а весь Севастополь. Кроме того, полковник Наумов взялся устранить в порту беспорядки и значительно ускорить погрузочно-разгрузочные работы. Его предложения в этом смысле заслуживают серьезного внимания. Кстати, вы приписывали все красным саботажникам, а полковник Наумов - неправильной организации работ.
- Одно другого не исключает, - сухо произнес Богнар и спросил: - Где сейчас Наумов?
- Устраивается в гостинице "Кист", но должен заехать в управление, чтобы оформить документы.
- Прошу вас, ваше превосходительство, предоставить мне возможность побеседовать с ним.
- Разумеется. Между прочим, ваш новый подопечный может быть вам полезен не в меньшей мере, чем те, услугами которых вы пользуетесь… Он недурно разбирается в коммерческих делах.
Домосоенову было известно, что шеф контрразведки добывает экспортные свидетельства, по которым вывозятся на шхуне "Ютурна" крупные партии ценных товаров. Экспортер из ведомства торговли и полковник Богнар довольны друг другом.
Намек Домосоенова был понят.
- Благодарю вас, Антон Аркадьевич, за добрый совет. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы возможно скорее проверить Наумова и оформить допуск.
Через некоторое время Богнар уже входил в гостиницу.
Беседа, вернее - допрос велся недолго, но стоил обоим много сил.
- Полковник Наумов, Павел Алексеевич? - спросил Богнар, едва показавшись в двери занимаемого Наумовым номера.
"Полковник Богнар", - догадался Павел. Он его таким и представлял по фотографии, которую показывал ему в Ростове Артамонов: молод, порывист, даже стоит, чуть подавшись вперед. Гладко причесанные с отблеском волосы и вытянутый вперед подбородок усиливают это впечатление. А смотрит - будто целится из нагана.
- С кем имею честь?
- Кому принадлежало это имя до того, как вы его присвоили? - с предельной прямолинейностью спросил Богнар, не оставляя сомнений относительно характера беседы-допроса.
- Моему отцу - инженеру Англо-Кубанского нефтяного общества.
- Где вы служили последнее время?
- Начальником тыла третьего корпуса Западной армии адмирала Колчака.
- Не долго ли вы добирались до нас?
- Я был ранен в последних боях на реке Тобол в середине февраля, когда у вас на юге также все было предопределено. О том, что войска генерала Деникина отошли в Крым, я узнал в лазарете. Нас хотели перебросить в Верхнеудинск, а затем через Кяхту - в Монголию, в войска генералов Унгерна и Резухина. Я бежал из лазарета. Что было дальше - долгий разговор.
- О-о! Тут уж гарантия, что на запрос о вашей личности ответа не последует. Почему вы не продолжали борьбу там, на востоке, а избрали путь более опасный?
- Меня не устраивала эмиграция в Китай. Азиаты, знаете ли…
- Назовите командира и начальника штаба этого корпуса.
Наумов улыбнулся и перечислил всех должностных лиц.
- Вам, полковник, не повезло, - с твердой определенностью сказал Богнар. - Офицеры, личность которых мы не можем установить с предельной достоверностью, на работу в крупные штабы не допускаются. А чтобы на проверку не тратить зря времени, прибывающих из Средней Азии, Прибалтики и Сибири направляем в боевые части.
Полковник Наумов твердо, в тон ему, ответил:
- А кто вам сказал, что я стремлюсь попасть обязательно в ставку. Я готов ехать куда угодно, но в соответствии со своим званием и занимаемой должностью. - Он резко поднялся. - Если ваш принцип комплектования не позволяет правильно использовать опытные офицерские кадры в целях нашей борьбы, я готов стать в боевые порядки атакующих войск.
Богнар улыбнулся, обнажив мелкие белоснежные зубы и крупные десны. В следующее мгновение улыбка исчезла, и глаза его снова прицелились в Наумова:
- Браво, полковник, брависсимо! В ваших словах прозвучали независимость, достоинство и воинский патриотизм… Честь имею!
…Павел, мысленно "прокручивая" события этих двух недель, с нескрываемым интересом разглядывал Врангеля. На ум пришли слова генерала Домосоенова: "Если вы, батенька мой, не видели нового вождя нашей многострадальной армии, идите на торжественный молебен. В такое время взвалить на себя тяжкое бремя великой ответственности за судьбы священной борьбы против взбунтовавшейся черни может только человек, отмеченный милостию божией. Печать ее лежит на его лице".
"Да, в нем есть что-то необычное, - подумал Павел. - Массивный подбородок? Слишком длинная шея?… А уши! Без мочек, заострены кверху, огромны и прижаты, как у норовистого жеребца… Ну и, конечно, позер - стоит, будто перед объективом фотоаппарата".
Епископ Вениамин вернулся к аналою. Раздались воинские команды. Полки гулко отстучали шаг на месте и перестроились в резервный порядок. Главнокомандующий поднялся по ступеням к памятнику адмиралу Нахимову и обратился к войскам и к народу, собравшемуся на площади:
- Слушайте, русские люди! - начал он резким властным голосом и высоко вскинул руку. - Слушайте, за что мы боремся… За поруганную веру и оскорбленные святыни!.. За прекращение междоусобной брани!.. За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе хозяина!.. Я верю, что господь не допустит гибели правого дела. Зная безмерную доблесть войск, я непоколебимо верю, что мы дождемся светлого дня возрождения единой неделимой России… Помогите мне, русские люди, спасти родину!
Главнокомандующий закончил речь, и церковный хор грянул: "Ныне прославишься, сын человеческий…"
Началась церемония возложения венков. Офицеры, несшие первый венок, подошли к памятнику и замерли. Врангель прикоснулся к венку.
В течение апреля главнокомандующий возложил венки к памятникам прославленным флотоводцам Лазареву, Корнилову, Истомину и другим героическим россиянам. И всякий раз в его душе крепла уверенность, что роль, отведенная ему самому в истории многострадальной родины, позволит благодарным потомкам воздвигнуть еще один памятник. Ему.
Врангель представил этот памятник в бронзе, на массивном постаменте именно здесь, на этой площади. Памятник Нахимову уже теперь можно перенести на Малахов курган - туда, где адмирал был смертельно ранен. Стоит же памятник адмиралу Истомину в том месте Камчатского люнета, где он погиб…
Последним был возложен венок от начальника управления снабжения генерал-лейтенанта Вильчевского. Сделать это было поручено генералу Домосоенову и полковнику Наумову.
Возложив венок, Наумов отошел к группе офицеров, составивших "второй эшелон" свиты главнокомандующего, и стал наблюдать за продолжением церемониала. Готовилось установление иконы святого Николая-чудо-творца.
…Подойдя к памятнику адмиралу Нахимову, дьякон Савелий поставил киот у основания постамента и помог его преосвященству установить в него икону. Наблюдая за этой церемонией, Павел не заметил, как к нему подошел полковник Богнар.
- Не правда ли, господин полковник, великая ектенья возбуждает патриотические чувства?
Их взгляды встретились: напряженный, с прищуром - Ференца Богнара и открытый, спокойный - Павла Наумова.
- Видите ли, - ответил Наумов, - у меня великая ектенья возродила веру в то, что, как сказал главнокомандующий, "господь не допустит гибели правого дела".
- Вот именно, - согласился Богнар и тяжело вздохнул. - Не знаю почему, но меня не покидает чувство обеспокоенности. Все кажется, что сегодня может произойти что-то такое…
- Это естественное состояние человека, на котором лежит тяжкое бремя ответственности. Вам, должно быть, кажется, что может произойти диверсия?
- Нет, это исключено. Все подходы к бульвару перекрыты. В этих условиях диверсия - самоубийство.
Он повернулся в сторону и подал знак рукой. К нему тотчас подбежал человечек в сером клетчатом костюме и шляпе канотье.
- Вы внимательно осмотрели венки при их изготовлении и у памятника? - спросил Богнар.
- На ощупь-с, господин полковник, на ощупь-с, каждый листик со вниманием-с. Не извольте сомневаться, - угодливо просвиристел шпик и, вытащив из заднего кармана платок, вытер мгновенно вспотевшее кругленькое личико и туго закрученные усики.
- А икону?
- Внешне-с, господин полковник, только внешне-с.
Батюшка сами устанавливали и не дозволили. Не смей, говорят-с, греховодник этакий, к божественному лику притрагиваться. Я ему: "Это приказ лично их высокоблагородия полковника Богнара". А он: "Сгинь, еретик поганый, прокляну!"
- Идите на свое место! - раздраженно бросил Богнар.
Шпик юркнул в толпу. Богнар беспокойно посмотрел по сторонам, ища кого-то. Потом взял Наумова за локоть и доверительным тоном сказал:
- Послушайте, Павел Алексеевич, я не могу отойти от главкома, а этим идиотам доверять, как вы сами убедились, нельзя. "Батюшка не дозволили, прокляну, говорит-с", - передразнил Богнар своего шпика. - Не смогли бы вы подойти к иконе на поклон и заодно осмотреть ее. Вы знаете, у меня возникло подозрение.
Наумов удивленно посмотрел на контрразведчика.
- Господин полковник, но ведь перед священником встал выбор выполнить или ваш приказ, или требования церковного катехизиса. Он, наверно, предпочел последнее. Нельзя же в этом видеть предательство.
- Но и не видеть нельзя, - зло оборвал Богнар. - Мы уже изволили просмотреть, как революция взорвала Российскую империю. Могу я на вас рассчитывать или нет?
"Удивительно прямолинейный и наглый тип", - подумал Павел и, заставив себя улыбнуться, сдержанно-шутливо ответил:
- Вы меня убедили.
Осмотр киота - дело несложное. Но как трудно найти правильное решение. "Можно, конечно, обмануть внимание святых отцов, - думал Павел, - но не вызовет ли эта ловкость подозрения у Богнара? Лучше, пожалуй, сделать это неуклюже". Павел подошел к иконе, опустился на колено и быстро оглянулся: "Отец Макарий не проявляет ни удивления, ни возмущения. Да и дьякон не очень-то реагирует. Так только, косит глазом. Но почему тогда не дали проверить этому человечку в клетчатом костюмчике и шляпе канотье?"
Подал на себя киот. Снял крючки с петель, открыл дверцу и глянул за икону. То, что Павел увидел за ней, заставило его проявить большое усилие воли, чтобы сохранить спокойствие. В ящике были уложены пакеты взрывчатого вещества и вмонтирован часовой механизм, стрелки которого показывали "4:00". Он посмотрел на свои часы.
"Значит, сейчас должен произойти взрыв! Куда перевести стрелку? Если бы она не совместилась с роковой цифрой "4", то было бы ясно, откуда она приближается". В груди похолодело, как у человека, который приставил к виску ствол нагана с последней пулей. Павел резко повернул головку влево. По телу с головы до пят хлынул поток мелких колючих льдинок. Мышцы напряглись. Он замер в ожидании взрыва… "Пронесло!" И сразу льдинки растаяли и потекли по груди и спине горячими струйками, расслабляя тело. Все это длилось мгновение. Павел быстро оторвал провод, соединяющий часовой механизм со взрывателем, и закрыл киот. Потом он тяжело поднялся, расправил плечи, грудь и медленно направился к Богнару.
Мысль его работала с предельным напряжением. "Киот нес дьякон. Он не мог не чувствовать его тяжести. Он знал, какой груз несет. Значит… мина - дело рук дьякона. Но ведь взрывом могло разнести в клочья его самого… Впрочем, к моменту взрыва дьякон мог отойти за памятник… Однако он не сделал этого!.. Почему?"
И вдруг в его сознании всплыли слова Домосоенова: "Эти контрразведчики в каждом прибывшем видят большевистского шпиона. А кого назначают в штабы, проверяют основательно. Изощряются, знаете ли, каждый на свой вкус".
""Изощряются каждый на свой вкус…" А что если все это инсценировано с целью проверки? Надо доложить все, как есть… Но, возможно, какая-то подпольная группа готовила покушение?.. Доложить - значит провалить ее".
Богнар возник перед ним неожиданно. Павел видел, что губы контрразведчика шевелились, но слова не достигали сознания Павла, будто вязли в невидимой пелене. Усилием воли он заставил себя сосредоточиться.
- Что вы сказали? Ах да. В своих предположениях вы оказались правы, полковник Богнар. Прикажите сохранить икону как вещественное доказательство попытки покушения на жизнь главнокомандующего.
- Мина?
- Я обезвредил ее. Часовой механизм должен был сработать в шестнадцать часов.
- Благодарю вас. В интересах расследования прошу об этом пока никому не говорить.
- Не беспокойтесь.
- А вы начинаете нравиться мне, Павел Алексеевич. - Богнар показал свои крупные десны. - Если вам потребуется моя помощь или просто добрый совет, вы ведь человек новый, милости прошу в мою обитель. Мое управление располагается в здании бывшей гостиницы "Гранд-отель". Ну, а если у меня возникнет потребность обратиться к вам с просьбой - не обессудьте, когда я зайду в управление торговли.
- Если это не будет относиться к вашей профессии - пожалуйста.
- Почему же, вы только что доказали свои незаурядные способности и к ней!.. Однако заверяю, что с подобными просьбами я обращаться к вам не буду. Но лишь с подобными… - многозначительно произнес Богнар и пристально посмотрел на Наумова.
- Если вы, господин полковник, - сказал Павел с той холодной официальностью, которая не оставляла сомнения в искренности сказанного, - надеетесь на то, что вам удастся взвалить на меня сбор, систематизацию и анализ документов, отражающих торговые операции наших зарубежных союзников…