Вот уже кончилась лесная стена, еще несколько минут - и покажутся предместья города. По высокому насыпному полотну летит состав, а машинист свистит беспрерывно. Окраины города сливаются с пригородными полями. Ни одного огонька, ни одной живой души. Открыт ли семафор, переведены ли стрелки, есть ли кто на станции - ничего неизвестно. Паровоз делает судорожные усилия и врывается на станцию.
Красноармейцы бросились к темному вокзалу, машинист выскочил и исчез, оставив на произвол судьбы горячий паровоз. Ребров тоже побежал по путям к станции. В комнате коменданта не горит электричество. При свете сальной свечи Ребров узнал начальника военных сообщений Жебелева. Без пояса, в голубой батистовой рубашке, он сидел у стола и отдавал кому-то последние приказания. При свете огарка трудно рассмотреть вошедшего. Наконец, узнав Реброва, Жебелев бросился ему навстречу:
- Ты откуда?
- Из Перми.
- На чем приехал?
- На паровозе.
- Откуда? Я ни одного встречного поезда с Егоршина последние пять часов не принимал, - с удивлением уставился на него Жебелев.
- Я по Горнозаводской. Разве не слышал нашего свистка?
- Что ты врешь? Горнозаводская с утра перерезана. Свистели со стороны чехов. Мне звонил начальник гарнизона…
- Кто это? Долов? Струсил, наверное, и надул. Да ты пойди посмотри, паровоз еще горячий.
- Вот мерзавец, - выругался Жебелев.
- Не лайся. Где штаб? - прервал его Ребров.
- На четырнадцатом пути. Если хочешь застать, иди скорее, сейчас отправляю. За ними последний поезд, на котором еду сам. Да вот теперь твой паровоз пригодится.
Ребров в темноте перескакивал через рельсы и старался не сбиться со счета; на четырнадцатом пути, против станции, никакого состава, однако, не оказалось. Он пошел вдоль полотна, заметив направо в темноте что-то похожее на вагоны. Это был поезд командарма. Ребров подошел к подножке вагона, вскочил на нее, хотел открыть дверь и только тут заметил, что за стеклом кто-то стоит.
- Кто там? - послышался голос из-за двери.
- Командарма!
- Кто это?
- Ребров.
- Неужто ты? - Дверь поспешно открылась, и Ребров очутился лицом к лицу с командармом.
- Успел, Ребров? А мы думали, застрял. Ну, иди, иди скорее в салон, там ждут тебя. Надо спешить. Через полтора часа город сдаю.
В салоне спало несколько человек. На голос командарма поднялся Голованов.
- Опоздал, Ребров, - сказал Голованов, - ложись спать, поедем вместе обратно. Перейдешь к чехам в другом месте.
- Брось шутить. Давай явки, документы и деньги, времени осталось мало. Меня ждут.
- Не шучу я. Ты не успеешь добраться до квартиры. В городе, наверное, уже чехи, зачем рисковать?
- Командарм сказал - до чехов час с лишним осталось. Попробую успеть. Скорее.
Голованов взглянул на Реброва, хотел что-то сказать. Потом полез в карман и достал бумажник.
- Ну, вот тебе. Тут паспорт на двоих, адрес квартиры, пароль и явка.
- Спасибо. Телеграфируй Запрягаеву, что я уже у чехов, - сказал Ребров. - А что с Николаем? - вспомнил вдруг он.
- Шестнадцатого расстреляли, а опубликовали вчера, - указал Голованов на номер "Уральского рабочего" от 23 июля.
- Ну, будь здоров, Егорыч! Держи! - протянул Ребров Голованову свой револьвер, партбилет и документы.
- Будь здоров, Борис. Удачный путь.
На площадке Ребров снова встретил командарма. Он расхаживал взад и вперед, по временам останавливаясь и чутко к чему-то прислушиваясь. Очевидно, решил не спать всю ночь.
- Час продержишь? - спросил Ребров.
- Продержу. Ночью они вряд ли сунутся.
- До свиданья, - сказал Ребров. - До скорой встречи.
Командарм кивнул головой.
Ребров сделал несколько шагов по насыпи, оглянулся назад: из дверного окна вагона виднелась стриженая голова командарма. Стеклышки его пенсне, отражая падавший откуда-то свет, слабо поблескивали.
Валя была одна в пустом и темном вагоне. Минуты текли одна за другой. Ребров все не возвращался. Валю охватило чувство полного одиночества. Ей казалось, что там, на станции, уже хозяйничают неизвестные чехи. Может быть, Ребров попал прямо им в руки и теперь его уже нет в живых? Что же в таком случае грозит ей? И это тогда, когда они уже почти у цели. Вот там близко, в той темной котловине должен быть город. Почему же Ребров не идет, когда нужно торопиться? Она тщетно вглядывалась в окно.
- Валя, - неожиданно позвал ее Ребров с другой стороны вагона, - все в порядке, идем.
- Хорошо. Дай руку.
Они шли рядом по темному перрону. Прошли сквозь пустой вокзал; у выходной двери одиноко стоял часовой. Впереди чернела широкая площадь. Город притаился. Даже собаки не нарушали лаем жуткого спокойствия. Ни часовых, ни патрулей. Город переживал то обычное перед сдачей мгновенье, когда одни уже боятся оставаться в его запутанных улицах, а другие еще не решаются в них войти. Был поздний ночной час. Вале казалось, что они с Ребровым находятся на какой-то давно уже погасшей, мертвой планете.
И все же город не спал. Ребров слышал неясный угрожающий шорох из подворотен домов, будто за воротами скрываются молчаливые наблюдатели. Из каждого переулка, из каждой улицы, из ворот и потухших окон можно было ждать нападения. И, в самом деле, сотни людей не спали в эту ночь, сидели у окон, затаив злобу на уходящих большевиков и с радостью ожидая чехов. В юго-восточной стороне екатеринбургские белогвардейцы уже занимали позиции на огородах и пустырях, чтобы неожиданным нападением помочь приближающимся чехам. Выступление, однако, опоздало, как потом оказалось, из-за того, что белогвардейцы, услышав неистовый рев паровоза, на котором приехал Ребров, приняли его состав за бронепоезд, пришедший на помощь отступающим красным.
Минут через десять после ухода с вокзала Ребров с Валей расслышали стук уходящего поезда, но не обменялись между собой ни словом. Даже тяжелые шаги Реброва теперь пугали Шатрову. Ей вдруг захотелось броситься назад к вокзалу, но возвращаться было поздно. Вдали стучал колесами уходящий поезд командарма.
- Здесь, Валя, - остановился, наконец, Ребров. Он толкнул калитку, со скрипом распахнувшуюся перед ним, и шагнул во двор.
- Наверно, вон там, - указал он Вале на стоящий вдали темный одноэтажный домик и пошел вместе с ней в глубь двора.
- Ничего не вижу, - споткнувшись, рассердилась Валя. - Да что они здесь все вымерли, что ли? Тьма кромешная. - Ребров взглянул на дом: нигде не было видно даже признаков света.
- Осторожней. Вот крыльцо, - предупредил он Валю и, поднявшись на ступеньки, забарабанил в дверь кулаком. Глухие удары по двери долго оставались без ответа. Потом послышалась приглушенная возня, словно там отодвигали от двери громоздкие вещи, и стало снова тихо. Ребров опять забарабанил по двери, и на его стук послышался боязливый шепот:
- Кто это?
- Откройте. Ваш квартирант Чистяков, - ответил Ребров.
Комната для него была снята давно, но ни он, ни хозяева еще ни разу не видели друг друга в лицо.
За дверью снова притихли, потом нерешительно стали отодвигать задвижки. Дверь тихо приоткрылась. Ребров шагнул через порог: внутри дома было еще темнее, чем на дворе.
- Сюда, сюда, - прошептал кто-то невидимый в стороне.
Ребров и Шатрова ощупью пошли вслед за ним.
- Кто вы? - спросил невидимый человек.
- Я - Чистяков. А это моя жена.
- Откуда вы, господин Чистяков? В такое время? Что с вами случилось? - заговорило сразу несколько голосов.
- Свечку, свечку, - потребовал женский голос.
Через минуту Ребров и Шатрова знакомились с хозяевами.
- С последним поездом, - говорил Ребров, - проскочили до Билимбаевского завода, а оттуда - на подводе. Чуть к большевикам не попали. Ямщик отказался ехать в город и высадил нас на тракте около железнодорожного переезда. Едва доплелись.
- Зато, слава богу, кажется, завтра кончатся все наши мученья! - добавила Валя.
- Вот герои, - засуетилась хозяйка. - Никак, никак вас не ждали. Думали даже комнату сдавать…
Муж посмотрел на нее сурово, и она, поняв ошибку, любезно поправилась.
- Я сейчас вам постелю постели. Наверное, с дороги устали, - заторопилась она.
Широкая кровать даже в темноте манила своей чистотой. После тревожных волнений захотелось скорей погрузиться в сон. Хозяин все еще стоял в дверях.
- Простите, что нельзя электричество. Без вас совсем в темноте сидели - опасно: большевики заметят огонь, начнут стрелять по квартире или грабить придут. Мы с женой решили не спать всю ночь.
После его ухода Ребров закрыл на крючок дверь. Он лег полураздевшись, Валя последовала его примеру. Сон почти мгновенно овладел обоими, все вокруг провалилось куда-то и исчезло. Через несколько минут до сознания Реброва докатился отдаленный глухой удар. Он заставил себя открыть глаза и прислушаться. За первым ударом последовал второй, затем третий, четвертый, пятый, и так - до бесконечности.
- Валя, стреляют, - прошептал Ребров.
Валя поднялась, оперлась на локоть и тоже стала слушать удары артиллерийских орудий.
- Это они, Ребров, - тихо прошептала Валя. - -Наших уже нет.
- Хорошо, что наши выбрались. Спи, - сухо сказал Ребров.
Сам он лег, но уснуть не мог. "Благополучно ли только выбрались?" - думал он, вспоминая стук колес уходящего поезда.
Уже у самого города стучали невидимым гигантским молотом.
Двадцать пятого июля 1918 года рано утром вошли в Екатеринбург чехословаки. В шесть часов утра въехали с песнями казаки. К вокзалу двигались чешские эшелоны, а на северо-востоке еще трещали ружейные выстрелы. Какие-то забытые коммунары, укрывшись на старом паровозе, расстреливали последние патроны. Им некуда было отступать, и они спокойно ожидали смерти. Мальчуган лет шестнадцати сумел укрепить пулемет за паровозными колесами, и долго недоумевали чехи, откуда на них брызжет свинцовый дождь. Но скоро и эти последние выстрелы замолкли. Кончилась перестрелка и у вокзала.
Пассажирский вокзал украшен зеленью и цветами. На белых стенах здания издалека виднеется сделанная из пихтовых гирлянд надпись:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДОРОГИЕ БРАТЬЯ!
Часовые, в новеньких австрийских шинелях, с лодочками на головах, застыли на своих местах. Чехи, видно, стараются поразить екатеринбуржцев своей выправкой. Их эшелоны стоят на железнодорожных путях, где несколько часов тому назад стоял поезд командарма. Любезные офицеры принимают бесчисленных посетителей. Вокзал с утра полон народу.
Барышни и дамы в кружевных платьях с цветами на груди щебечут и смеются. Они позабыли, что еще вчера здесь были большевики.
- Поручик! - кричит одна из них безусому юнцу. - Когда будем в Москве?
В зале буфета представители города уже чествуют банкетом "победителей", гремит духовой оркестр. А рядом с вокзалом на каменную мостовую выброшено семь трупов, - это те самые большевики, что стреляли с паровоза. Их головы разбиты пулями, кровавые впадины глаз еще источают темно-бурые слезы. Трупы брошены друг на друга. Большая толпа жмется вокруг них и рассматривает. Трупы не пугают толпу.
- Накомиссарились, будет с них! - басит лысый, похожий на церковного старосту, человек.
- Эти что! Главные-то утекли! - говорит другой в поддевке и картузе.
- А вот это пулеметчик, Тонечка, - рассказывает молодой человек в студенческой тужурке стоящей с ним рядом барышне, - совсем маленький, а дольше всех, говорят, торчал на паровозе, не желая ни за что сдаваться.
- Этот? - тычет зонтиком барышня в вытянутую ногу. - Звереныш!
По вокзальной площади вскачь несется телега. За ней бегут, спотыкаясь, два полураздетых красноармейца. Руки их привязаны к задку телеги. Один из них падает, казаки плеткой заставляют его подняться и вновь бежать за скачущей по мостовой телегой. Ребров с утра вместе с хозяином дома наблюдает с крыши вступление в Екатеринбург победителей. Хозяева не подозревают, кто такой Чистяков, и Реброву приходится радоваться вместе с ними.
- Кажется, конец? - говорит он хозяину.
- Да и то уж пора. Подумать только! Сколько времени сопротивлялась эта вшивая команда. Пойдемте пить чай, а потом на станцию. Счастливо вы приехали, простите, как ваше имя, отчество?…
- Василий Михайлович.
За чаем принесли первые экстренные телеграммы. Жирным шрифтом напечатано сообщение:
Вождь уральских большевиков Голованов захвачен казаками, при нем обнаружена огромная сумма денег, дамские кольца и нательные кресты.
- Поймали, значит. Вот ловко. Прочтите.
С трудом отделавшись от обременительной любезности хозяев, Ребров с Валей перед завтраком направились в город, чтобы разыскать родных Шатровой. Улицы Екатеринбурга наполнены празднично одетыми обывателями. Около дома инженера Ипатьева по-прежнему тесовый забор, как будто Романовы продолжают оставаться там. По-прежнему ходят часовые и отгоняют народ.
- Ищут, - сказал Ребров, и они прошли мимо.
Около Соборной площади большая толпа любопытных: арестованные красноармейцы под конвоем чехов выкапывали из братской могилы красные гробы. Это была могила красногвардейцев, павших на фронте в боях против атамана Дутова. В одних кальсонах, истерзанные, подгоняемые враждебными криками толпы, красноармейцы работали изо всех сил, стараясь как можно скорее кончить страшную работу. Выкопанные гробы бросали на телеги и везли на свалку.
- В могилу их самих! - кричали из толпы.
Ребров и Валя шли дальше. На стенах домов были уже расклеены афиши о большом гулянии в Харитоновском саду по случаю избавления от большевиков.
- Сюда, сюда! - потянула Валя Реброва через дорогу к двухэтажному дому. - Подожди здесь!
Она быстро вбежала по лестнице во второй этаж, позвонила и скрылась за дверью. Ребров ждал, что дверь снова откроется и его позовут, но дверь не открывалась, и его никто не звал. Прошло минут десять. Он нетерпеливо расхаживал около деревянного крыльца. В окнах ничего не было видно.
Наконец снова скрипнула дверь. Ребров оглянулся, по лестнице тихо спускалась вниз Валя.
Он пошел к ней навстречу и хотел спросить, все ли в порядке, как вдруг увидел на глазах у нее слезы.
- Валя, что случилось?
- В доме никого нет. Наши уехали вчера. Мы разъехались. Что я буду делать одна у чехов? - плакала девушка.
- Пустяки. Не беспокойся. Завтра утром я схожу на явку. Найдем товарищей, они устроят тебя. А теперь - домой!
Перед самым домом навстречу попался отряд гимназистов с белыми повязками на рукаве: "Белая гвардия".
Валя невольно улыбнулась:
- И эти туда же!
Шедший впереди отряда не расслышал ее слов, но заметил улыбку хорошенькой девушки. Он еще больше выпятил грудь и сорванным голосом молодого петуха крикнул:
- Ать! Два! Левой! Левой!
- Исчезновение царской семьи! Вечерние телеграммы! - вдруг с криком вынесся из калитки дома мальчишка. - Исчезновение царской семьи! - побежал он вдоль улицы с развевающимися по ветру длинными полосками напечатанной бумаги.
- Мальчик, телеграмму! - крикнул вслед ему Ребров и через минуту вслух читал Шатровой:
ОТ ОСОБОЙ КОМИССИИ
Особая комиссия, образованная по распоряжению командующего фронтом генерала Дитерихса для расследования обстоятельств, связанных с заключением императорской семьи в г. Екатеринбурге, настоящим сообщает: Обследование дома инженера Ипатьева, в котором помещалась при большевиках фамилия Романовых, ощутительных результатов не дало. Извлечено несколько десятков предметов, принадлежащих царской семье, однако, присутствие семьи не обнаружено. Судьба царской семьи неизвестна. Поиски трупа якобы казненного большевиками царя во дворе и садике успехом не увенчались. Траленье Исетского пруда оказалось также безрезультатным. Сообщение большевиков о казни Романовых, таким образом, вызывает сомнение.
Комиссия обращается к гражданам, имеющим сообщить что-либо о царской семье или могущим указать на лиц, причастных к исчезновению ее, помочь комиссии в ее работе.
Следователь Наметкин
СПАСЕНЬЕ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ?
(Беседа с начальником уголовного розыска гор. Екатеринбурга г. Кирста)
На вопрос нашего корреспондента о судьбе царской семьи начальник уголовного розыска г. Екатеринбурга сказал:
- Пока особая комиссия не закончила своей работы, по понятным причинам я не могу широко информировать печать о результатах следствия.
Тем не менее работа моей агентуры принесла известные плоды, и есть основание думать, что царская семья в настоящее время вне опасности.
Во всяком случае я хочу подчеркнуть тот факт, что свидетельскими показаниями точно установлено, что все члены царской Семьи, одетые в авиационную форму, были заблаговременно уведены из Ипатьевского дома.
- Врут? - спросила Валя Реброва, вспомнив сообщение Голованова.
На другой день, оставив Валю, Ребров пошел на явочную квартиру. Он долго искал номер дома на захолустной улице. Нашел его, прошел мимо до первого квартала, посмотрел в переулки, - нигде ничего подозрительного. У маленькой церковки старухи ждали выноса покойника. У ворот дома толпились мальчишки, радуясь похоронной процессии. Ребров остановился у калитки, из которой выглядывала баба в широкой юбке.
- Скажите, - обратился к ней Ребров, - как пройти в квартиру Волкова?
- Первая дверь - налево. А вам самого?
Ребров вошел в открытую дверь. Пожилой человек босиком, в рубашке без пояса встретил его у входа.
- Вам кого?
- Нина дома?
- Никакой Нины у нас нет.
- Как нет? Нина Буйволова из Екатеринодара, - настаивал Ребров. Слово "Екатеринодар" и было явочным паролем.
- Я вам говорю, такой здесь нет и никогда не было, - загораживая Реброву дорогу, сказал хозяин.
Ребров боялся настаивать, чтобы не вызвать подозрения.
- Простите, значит, я ошибся, - последний раз посмотрел он на человека в рубашке.
Тот ничего не ответил. Выйдя за ворота и, оглядевшись по сторонам, Ребров подозвал извозчика.
- Гони скорей! - крикнул он ему.
Пролетка заскакала по булыжникам мостовой, задребезжали рессоры, взвилось вслед за экипажем облако пыли. Ребров не переставал торопить возницу до самого дома.
- Мы отрезаны от своих, - шепотом сказал он Шатровой. - На явке мне не ответили.
- Пойдем на станцию, - предложила Валя, - может быть, лучше уехать?
На вокзале была неразбериха. Комендант станции на расспросы о железнодорожном движении отвечал:
- В ближайшую неделю восстановят. Сейчас оно совершенно прервано из-за взорванных мостов…
- Да как же эти эшелоны очутились здесь? - не вытерпел один из посетителей, указывая на чешские составы. Чехи благополучно прибыли в Екатеринбург в новеньких и чистеньких классных вагонах.
- Прошу вас меня не перебивать! - внезапно побагровев, крикнул комендант. - Иначе вам придется последовать за мной в соседнюю комнату.
У дверей соседней комнаты стоял казак с винтовкой.