- У них есть колдунья с синими губами! Так воины говорят, - раздался голос кого-то из задних рядов знати.
- Кто сказал?
- Я, великий хан, Сындуй-батур! - Человек вышел и встал перед военачальником.
- С синими губами, говоришь? - Джанибек рванул из-за пояса саблю и без замаха с длинным оттягом снес голову неосторожному воину.
Толпа шумно выдохнула. Но тотчас воцарилась мертвая тишина.
- Нет никаких старух с синими губами, запомните это! Не срамно вооруженным мужчинам говорить об этом? А его, - хан кивнул в сторону мертвого тела, от которого на несколько шагов откатилась отрубленная голова, - похороните. С почестями!
Степняки изумленно переглянулись. Таким странным хана еще никто никогда не видел.
- Хан, вернулись разведчики. - Мубарек сделал шаг вперед.
- Что говорят?
- Предатель показал брод. Более глубокий, чем этот, но пройти верхом, не замочив одежды, вполне можно.
- Далеко?
- Не очень. Около пятнадцати верст.
- Как называется место?
- Студеное.
- Знаю. Почему же я о нем раньше-то не вспомнил? Как будто кто-то все время меня за нос водит! Брод осмотрели?
- Да. По всему броду вбиты в дно колья. Полона нет. Некому лезть в холодную воду.
- Некому, говоришь? А кто сегодня бежал от старухи, чуть в штаны не намочив?! Давай этих храбрецов в воду и пусть выворачивают. А живы останутся, отправь домой. - И еле слышно себе под нос: - С такими уже не навоюешь! Они самой смерти в глаза заглянули. Они теперь только ей принадлежат. Почему я не убил тогда эту ведьму?!
- Да, хан. - Мубарек сделал шаг назад, в глубину темнеющего строя своих товарищей по оружию.
- Кантемир, бери своих людей, переходите реку в том месте, куда приведут разведчики, и скачите на Можайск. А я остаюсь здесь! - Джанибек все еще морщился от боли, держа правую руку на животе.
- Здесь? - Всегда очень молчаливый Кантемир-мурза не выдержал первым.
- Да. У меня тут свои счеты.
- Что мы будем делать под Можайском? У нас останется меньше половины войска! Да разумно ли дробить наши силы? - Мубарек, против всех правил военного курултая, сказал очень громко.
- А ничего. Не нужно заходить в тыл московскому войску. Пусть поляки сами воюют. Покажитесь только. А там делайте что хотите. Берите добычи столько, сколько сможете привезти и угнать домой. В Москве сейчас десятитысячное войско князя Пожарского. А он воевать умеет знатно. Не отдадут столицу Романовы. Это я знаю точно. Напрасно королевич Владислав претендует на московский стол. Смоленск поляки наверняка отстоят, но не больше того. Они сейчас крепко связаны войной в Европе по рукам и ногам.
- Хан, мы не ослышались? - Мубарек растерянно смотрел на своего предводителя.
- Вы услышали то, что должны услышать. То как думает хан Джанибек. - Джанибек сорвался на крик, - Я, вами выбранный военачальник, говорю: делайте так, как слышите! И не иначе! Понятно? Что касается меня, то я остаюсь осаждать крепость. Если сегодня я спалю ее дотла, то нагоню вас. Если задержусь на дольше, то пойду, разумеется после взятия, на Ливны и Воронеж и подожду там. Я все сказал. Выполняйте. А теперь янычар с мушкетами на гору! Плоты поджечь!
Гора получилась воистину огромной, по высоте значительно превосходящей стены песковатской крепости. На ее вершине встали пятьдесят человек с мушкетами. За каждым из них еще по двое, готовых перезаряжать. Грянул первый залп. За ним почти сразу второй и третий. С горы просматривалось почти все нутро детинца. Огонь пошел прицельный, беспощадный и настолько плотный, что защитники вынуждены были почти все перебежать и буквально вжаться в лобную часть стены. Сверху по течению Усмани от берега отчалили плоты, груженные хворостом и сеном по высоте в два человеческих роста. Черный дым зловещими клубами потянулся вдоль реки в сторону крепости. В небо взметнулась горящая стрела, и с другой стороны крепости в пруд накатом по бревнам сползли еще два водных воза, которые тоже вспыхнули и выбросили целую тучу огня и дыма. А стрелки всё били и били, не жалея пуль и пороха. На этот ураганный огонь ответить было нечем, поскольку дальность стрельбы из пищали хоть не намного, но все же меньше и неприятель прикрыт плотной завесой дыма. Казакам оставалось только терпеть, лежа на земле и не поднимая головы. На это и был расчет стратегов татарско-турецкого штаба.
Кобелев и на сей раз разгадал планы неприятеля. Но что мог он поделать в этой ситуации?
- Гмыза, сейчас совсем жарко станет! - Тимофей Степанович смочил тряпицу в бочке с водой и прижал к лицу.
- Удушать, нехристи. Уже дышать нечем! - Командир пищальников прятал лицо в рукав кафтана.
- Они дыму не просто так напустили. Думается мне, что вверху по течению у них еще один плот есть. А на ём турки-подрывники да пара-тройка бочонков пороха. Мы их сейчас не видим. Но они плывут, Гмыза. Я нутром чую, плывут.
- Мыслишь, атаман, что они к воротам с порохом-то подладятся?
- Оно самое. Давай-кась пушки наводи на плот, иначе к стене встанет и надолбы прожжет.
- Вижу, Тимофеюшка. Вижу. Я им счас дам плотики весной пускать!
- Только из деревянных не пали, и из ружей тоже ни к чему. Толку с того не будет.
- А то я дурнила без пуговиц и мыла!
- Давай, Гмыза!
- Ребятушки, а ну по флотилье басурьманьской ядром чугунным главной по батарее, пли!
Грянул выстрел. Белое облако ударилось о черную стену. Но толк небольшой получился. Ядро прошло навылет, опрокинуло в реку только верхнюю часть воза и завязло глубоко в береговой глине.
- Гмыза, правь по бревнам. По самому низу! - Кобелев кричал, выкашливая из легких дым.
- А ну, ребята! По флотилье басурьманьской ядром чугунным второй по батарее, пли!
Второе ядро ударило в основание по бревнам. Плот дернулся, подался к противоположному берегу, обернулся пару раз вокруг собственной оси и начал разваливаться. Грязно-желтый столб огня с шипением пошел под воду. Но тут же на крепость из плотной стены дыма выполз еще один. Из нижних бойниц крепости высунулись жерди и багры, останавливая огненное чудище.
- Навались, казачки! - кричал Терентий Осипов. - Оттолкнем турецкого уродца!
- Давай, ребятушки, поднатужились. Чуть наддай, а там я его из пушечки ядром чугунным! - У Гмызы нещадно слезились глаза. И сам он напоминал черта из печной трубы.
Ахнул выстрел из пушки. Плот находился настолько близко, что щепа от разбитых бревен долетела до стен крепости.
На противоположной стороне, в тыловой части, находился монах Савва. Он знал, для чего татары поднимают гору из трупов животных и убитых воинов. Поэтому соорудил несколько щитов из дубовых досок для себя и Рославы. С большого расстояния мушкет не пробивал доску, пули лишь застревали в ней, а те, что пробивали, уже не имели убойной силы. Когда по пруду двинулась пылающая махина плота, монах поднес огонь к фитилю кожаной пушки и накрыл собой тело девушки. И это не было пустой предосторожностью. Пушку разорвало на две части. Красная, обугленная, она напоминала развалившийся напополам кавказский гранат. Но ядро вылетело, посланное ее энергией. Да так вылетело и ударило по бревнам, что плот подбросило на полметра над водой, он опрокинулся на бок, и весь этот дракон из огня, сучьев и расколотых бревен полетел на тех, кто его породил.
- Зачепа, беги к Терентию да… Ты чего, парень? Никак угорел? - Кобелев тряс за плечо казака. - Эк ты воинство православное! А я те не говорил, чтоб ходил с мокрой тряпицей. Ну, ничего. Сейчас уже успокоится. Нету у них плотов-то боле. Только вот другая беда, парень.
Зачепа реагировал на усилия атамана плохо. Лежа на настиле, он бормотал какую-то несуразицу и, похоже, пару раз просто обмочился.
- Эк ты! - Кобелев поискал глазами есаула. - Терентий, мать твою! Давай ко мне!
- Что ты разгорланился, как петух на жердочке? - Осипов хоть и был в годах, а на второй ярус влетел так, что молодые позавидуют.
- А то и разгорланился. Ты думаешь, они так тебе плоты жгли да пули тратили. Давай, милый, срочно телеги к воротам. Может, не поздно еще.
- А вот как! Ну, понял тебя. Я тоже подумал про порох. Эт они излюбили давненько таким-то макаром.
- Телеги и волокуши и если есть какие бревна, тоже сверху!
- Понял, атаман!
Кобелев не ошибался. Действительно, небольшой отряд турецких подрывников сплавился по реке, чуть выше того места, откуда отчалили плоты, высадился и где кустами, где ложбинами подобрался к самым воротам. Быстро заложив три бочонка с порохом под основание ворот, турки отползли на пятьдесят шагов и, укрывшись в зарослях, подожгли фитиль. Но то ли Недоля сглазила Джанибека, то ли фитиль оказался подмоченным, но с первого раза пламя до пороха не добежало. Это-то и спасло крепость. Терентий с дюжиной казаков успели подпереть ворота с обратной стороны телегами, бревнами и волокушами. Едва успели отскочить и залечь за укрытия, как рвануло так, как будто мать сыра земля с трех китов съехала и повалилась в пучину вселенского моря-окияна. Из щелей между крепостными надолбами полетел белый песок, а потом все разом заволокло. Только гром стоял от падающих и кувыркающихся бревен и досок. Ворота лопнули яичной скорлупой. Наскоро сооруженная баррикада спасла защитников крепости. Бревна не полетели вовнутрь, а образовали щетинистый завал, перегораживая путь в крепость. Пехота может идти на штурм в такой ситуации, но конница опять окажется не у дел. Кобелев снова опередил на один шаг своего соперника хана Джанибека. Еще один этап их противостояния остался за усманским атаманом.
Глава 9
Ближе к утру полыхнул сарай. Забегали стрельцы, гремя ведрами. Угорело залаяли собаки на цепях. Поднялся настоящий шум, как при большом пожаре. Инышка, теперь уже Иннокентий Полужников, в одежде стрельца отодвинул щеколду застенка и ворвался камору.
- Пани, нет времени, переоболакайтеся! - Он бросил стрелецкий кафтан, сапоги и шапку к ногам узницы.
- Что у вас стряслось? - Ядвига продрогшая и потемневшая ликом после допросов еле ворочала языком.
- Бунт, матушка! Стрельцы да ополченцы сильно оголодали. Пошли амбары грабить.
- А ты что же?
- Я за тобой! Давай убежим. Не мил мне свет белый!
Казак не врал. Глаза его горели таким огнем, что не поверить было ему совершенно невозможно. На то и рассчитывали два опытных старых лиса Скряба и Рукавица. Именно использовать чувства молодого человека, отлично понимая при этом, что Полужников задание выполнит. Разрываться изнутри будет, а отчей земли не предаст.
Ядвига пару мгновений смотрела на казака, не шелохнувшись, а потом…
- Давай платье!
Они едва успели выйти из застенка, как на них тут же набросились два стрельца. Для придания ситуации "пущей взаправды" Иннокентий уговорил Скрябу устроить этот "ночной бой".
- А ну, куды, бесово отродье! - Один из стрельцов замахнулся бердышом.
- На кудыкину гору хоровод водить! - Полужников выхватил саблю, отвел удар бердыша, красиво крутнулся вокруг своей оси и оказался за спиной у нападавшего. Затем плашмя влепил стрельцу чуть ниже поясницы.
- А-а, ирод окаянной! - выкрикнул тот и рухнул ничком "замертво".
Второй нападавший резанул воздух над головой казака саблей. Инышка бросился ему в ноги кубарем, эффектно подсек ногой и довершил начатое клинком, вонзив острие в землю аккурат под самым плечом между рукой и туловищем. Стрелец захрипел и очень искусно задергал ногами, словно в судорогах.
- Получите, псы романовские! По коням, пани! У меня всё готово!
Они вскочили в седла и понеслись по темной улице на простор невидимого поля. В спину им неслись проклятия, брань, гремели выстрелы. Через час бешеной скачки Полужников сдержал коня.
- Попридержи, ясновельможная! Коней загоним! А нам еще скакать да скакать!
- Неужели вырвались! Я не могу в это поверить! Как тебе это удалось, Инышка?
- Да и сам не знаю. Со страху чего только не получится! Я вот сказать хотел-то чё. Давеча ведь я пошутил маленько. Инышкой меня в детстве только кликали. А зовут-то меня, ежели по взаправде, Иннокентий Пахомович Полужников! - Инышка проговорил последние три слова с особым чувством гордости.
При другой ситуации Радзивил заметила бы чрезмерное старание казака, когда тот произносил полное имя. Но сейчас, после допросов и даже легкой пытки, она не заметила никакой странности.
- Иннокентий Полужников, значит! Красиво и даже благородно! А ты всегда так говоришь: Ин-нокентий? - Она, улыбаясь, попыталась передразнить Инышку. И от этой улыбки у казака опять захолонуло сердце.
- Эт я от волнения, пани, - ответил Полужников пересохшим горлом.
- Что же ты теперь делать собираешься, Ин-нокентий Полужников? Свои казнят, к ним нельзя назад. Только на службу польской короне остается.
- А мне теперь и некуда боле, как к польскому царевичу. Чудно смотришься во всем стрелецком-то!
Она и впрямь выглядела по-цыплячьи хрупкой в грубом кафтане, в шапке, наехавшей на глаза, в огромных мужицких сапожищах. И от того еще крепче жгло у казака за грудиной.
- Предложить свой меч европейскому правителю всегда считалось высокой честью для витязя! - Она посмотрела на него, слегка склонив голову набок.
- У меня хорошая сноровка в энтом деле. Саблей крутить ух я охочь…
Полужников не успел договорить, потому что в ста шагах от них из леса выскочил всадник и понесся по набухшей от грязи и снега дороге.
- Никак гонец московский! Вот и выпал случай послужить короне вашей!
Инышка вонзил каблуки в конские бока и погнался вслед. На ходу рванул из-за пояса пистоль, вскинул словно играючи и выстрелил. Горьковатое облачко дыма. Конь с размаху рухнул мордой в жижу. Всадник, вывалившись из седла, свалился рядом. Из лошадиного уха ударил фонтан крови. Полужников подлетел с обнаженной саблей, ловко перегнулся, сверкнуло лезвие, и человек уже недвижим. Рука казака ловко вытащила из-за пазухи "убитого" конверт с воеводским сургучом.
- Точно гонец, пани! Я читать не горазд. Может, ты разберешь? - Он снова вскочил в седло и отъехал к Радзивил, которая едва успела сообразить, что произошло и находилась еще на приличном расстоянии.
- Как много крови! - Она поморщилась и отвернулась от кровавой картины.
- И то верно! Чуть отъедем отседова.
- Хм. Письмо можайского воеводы государю московскому Михаилу Федоровичу!
- Эт ничего себе! - Инышка присвистнул. - Чего ж пишет?
- А пишет, - Радзивил округлившимися глазами посмотрела на казака, - тут большой политик, Иннокентий!
- Если тайна какая, то не сказывай. Я человек не гордый. - Полужников делано отвернулся.
- Дела серьезные!
- Я хотел тебе тоже об одном деле рассказать. Да думаю, как случай подвернется, поведаю. Я подслушал-то чего нечаянно. Вроде Карача жив. Ранен токмо. Но уже сколь идет на поправку. А еще слышал, будто татары казанские хотят Москву поддержать противу поляка и пойдут-де на Киев.
- Так об этом и здесь написано! - Пани не отрывала взгляда от письма, перечитывая его вновь и вновь.
- Мудрено как-то!
- Что мудрено?
- Почему гонцы от казанцев к воеводе можайскому прибежали, а не к московскому царю напрямки?
- А вот тут, в письме, все объяснено. Гонец пришел с устным посланием. Так часто делают, чтобы избежать перехвата. Поскольку на Москве сейчас никого из военачальников нет, то послание передали Скрябе. Он тылы московские прикрывает. Понял?
- Понял, да с трудом?
- Учись думать, Иннокентий. Иначе будешь только сабелькой во поле играть, да так голову и сложишь. А можно попробовать большим человеком стать.
- Ты меня обучай, пани. Я до учебы-то шибко ловок бываю.
- Скряба ваш прикрывает тыл, потому гонец пришел к нему.
- Эт я понял.
- Далее воевода с одним гонцом посылает послание в письменном виде. С другим - в устном. Это для надежности. Вдруг кто-то не доскачет? Казанский гонец идти сам не может. Он не знает местности и где нужно опасаться разъездов противника. Теперь понял?
- Вот теперь, кажись, доходит. Ишь, всякой науке нужно обучаться по-сурьезному.
- Нам необходимо срочно доставить это письмо в польский штаб. Если казанцы ударят по Киеву, их поддержат казаки Сечи. Начнется страшная война. И тут уже не до Москвы. Смоленск мы и так отстояли. А на Москву сейчас нельзя.
- Нам бы на московские разъезды не напороться. Ваших сыскать за спиной московского воинства не просто будет.
- Я не думаю, что будет не просто. Но и легкой жизни тоже не жди.
- А Карача?
- Еще и Карача. - Радзивил прикусила нижнюю губу и сглотнула горький ком. - Джанибек не должен знать, что он жив. Пока крымский хан одержим местью, ни одна сила его не остановит. Что же так все не гладко выходит!
- Как поедем, пани? Основной дорогой нам нельзя. Заметят.
- Как ты предлагаешь?
- Думаю, надо свернуть на проселок. Отыскать хуторок или деревеньку и там вызнать, какие дорожки нехоженые есть до Смоленска. Места я здешние знаю не шибко. Но бывать приходилось. - Инышка впервые в жизни врал, но это ему на удивление самому себе давалось легко. - Пойдем чуть правее на Сежу. Есть у меня там где заночевать.
- Веди, витязь. Тут моя наука кончается.