- Что скажешь? - спросил князь.- Ты так серьезен, будто собираешься сообщить мне важное известие.
- Сандок имеет сообщить важное известие,- со значительностью отвечал негр.
- Ты, кажется, намерен что-то предпринять?
- Масса, Сандок пришел просить позволения уехать на один день и одну ночь.
- И куда же ты собрался?.
- В Гавр, на "Германию".
- Тебе, я вижу, не сидится в Париже. Еще не время готовить "Германию" к отплытию, подожди несколько дней.
- Дорог каждый час, масса! Сегодня Фукс будет уже в Гавре, завтра - на море.
- Фукс? Кто это сказал тебе?
- Графиня в Ангулемском дворце.
Князь взглянул на негра с явным неудовольствием.
- Это мне не нравится, Сандок,- произнес он,- что ты делал в том дворце?
- Извините, масса! Графиня просила Сандока явиться к ней ночью за очень важным известием; Сандок пошел.
- И графиня сообщила тебе, что Фукс намеревается бежать?
- И ему удастся бежать, если Сандок не сможет помешать этому. Фукс выманил у графини приказ для старшего помощника "Германии".
- Как, преступник для своего бегства хочет использовать "Германию"?
- Это хороший план: на "Германии" он в безопасности.
- Так я пошлю приказ в Гавр в течение суток не выпускать в море ни одного судна.
- В этом случае Фукс будет предупрежден и успеет скрыться; Сандок просит массу не посылать приказа в Гавр, Сандок сам поспешит на "Германию", спрячется и затем нападет на злодея Фукса.
- Понимаю… Смелость этого преступника изумляет меня: он решается на отчаянный шаг!
- И это ему удастся, масса, если Сандок не появится вовремя. Графиня подделала почерк массы, и подштурман "Германии" немедленно повезет Фукса в Лондон.
- Я чувствую, что это последний удар, который они приготовили мне. Поспеши расстроить планы негодяев и постарайся на этот раз захватить его. Будь осторожен, Сандок, я неохотно отпускаю тебя, так как предчувствую, что тебе будет трудно совладать с ним.
- О, Сандок силен! Сандок заранее радуется, что злодей Фукс попадет ему в руки! Сандок схватит хитрого злодея, погубившего маленького массу Иоганна, так сильно, что он не вырвется из его рук. Сандоку очень лестно, что масса поручает ему это дело,- сказал негр, и лицо его просияло от радости.- Масса может быть уверен, что Сандок не вернется без Фукса. Тогда масса покинет на "Германии" эту гадкую страну и возьмет с собой Сандока в Монте-Веро; о, это единственное желание Сандока!
- Верю тебе, мой преданный Сандок, я тоже испытываю сильное желание поскорей увидеть Монте-Веро! Скоро мы отправимся туда, и для всех нас настанет счастливое время. Существует мнение, что вы, негры, неблагодарны, фальшивы и ненадежны! Ты же доказываешь мне, что и между вами, черными, есть такие же хорошие люди, как и между белыми, так называемыми просвещенными! Надо только уметь обращаться с вами. Невольник ненавидит нас, и эта ненависть вполне понятна. Негр, с которым обращаются по-человечески, сам становится человеком в высоком смысле этого слова, я это вижу на твоем примере. Ступай, Сандок, и да сохранит тебя Господь!
- О великий масса! Сандок готов пожертвовать своей жизнью для массы и его прекрасной дочери! Все будет хорошо, и мы снова увидим дивные края Монте-Веро! О, это придает мне бодрости! И кормчий Мартин будет называть -"братом Сандоком" бедного негра, ставшего человеком по милости массы!
Эбергард улыбнулся словам негра, понимая, что они вырвались у него из самого сердца. Он протянул верному слуге руку, прощаясь с ним; мелькнуло опасение, что он видит негра последний раз, но он не мог отказать Сандоку в его просьбе.
Когда Сандок удалился, князь направился в покои Маргариты.
Дочь Эбергарда принадлежала к тем людям, которые, перенеся тяжелые страдания, тем не менее сохраняют любовь к ближним и сердечную доброту. Один только вид ее производил на всех приятное впечатление, каждое слово молодой женщины, каждое движение проникнуто было доброжелательностью. Цель ее жизни, казалось, состояла в том, чтобы сделать всех окружающих счастливыми.
Жозефина, ее дочь, превратилась в очаровательную девушку; лицом и фигурой она очень напоминала свою мать, которая, несмотря на пережитое, сохранила прежнюю красоту.
Черты лица Жозефины напоминали также Вольдемара! Когда Маргарита смотрела иногда на спящую дочь, перед ней возникал образ принца - возлюбленного, которому она принадлежала навеки, хотя и была разлучена с ним!
В такие минуты она наклонялась и тихо прикасалась губами к разрумянившимся во сне ланитам девушки, которая и не подозревала, что мать в слезах стоит над ее постелью.
- Увижу ли я тебя когда-нибудь? - шептала Маргарита.- Удастся ли тебе сдержать свою клятву, мой Вольдемар? В этот час, когда меня никто не видит и не слышит, я могу высказать то, о чем не подозревает даже мой отец. Без тебя я не знаю счастья на земле! Жизнь без тебя безрадостна, я бедна при всем богатстве и роскоши, которые меня окружают, одинока и покинута даже в роскошном особняке моего отца. С тех пор, как я узнала, что ты любишь меня, что любовь твоя вечно будет принадлежать мне, у меня только одно желание, одна молитва: Бог да пошлет тебя мне, да соединит нас с тобой!
Эти задушевные слова Маргарита могла произнести лишь глубокой ночью, стоя на коленях перед постелью Жозефины.
Эбергард знал о сокровенном желании своей дочери, видел тайную грусть на ее лице, но превозмогал себя и молчал. Он сказал принцу свое слово и был убежден, что Маргарита не найдет с ним счастья.
Войдя в покои, он застал в обществе Маргариты и Жозефины молодого графа Рамиро де Тэба, пришедшего проститься с ними. Служба призывала его в Мадрид, но он не мог оставить Париж, не побывав еще раз у князя Монте-Веро и не простившись с Жозефиной и ее матерью, к которым успел горячо привязаться. Читатель помнит о той горячей симпатии, которую Эбергард питал к молодому графу.
Рамиро узнал от князя и дам, что особняк на улице Риволи скоро опустеет, так как все его обитатели с нетерпением ждут отъезда в Монте-Веро.
- Я надеюсь, что мне будет позволено навестить вас в вашем отдаленном раю? - сказал молодой дон, обращаясь к Эбергарду.- Думается, что даже воздух вокруг Монте-Веро будет сильным магнитом для меня, потому что желание видеть прекрасных дам, украшающих ваш дворец, будет преследовать меня повсюду! Совершенно чужим, посторонним человеком,- продолжал Рамиро,- переступил я ваш порог и нашел столько тепла и благосклонности, что, несмотря на горькую весть, которую я принес вам, мне каждый день хочется благословлять тот час, когда я познакомился с вами.
Жозефина с тайным удовольствием внимала молодому офицеру и к немалой своей радости услышала, что он не боится далекого путешествия и приедет в Монте-Веро, чтобы навестить их.
- Граф, вы будете приняты с распростертыми объятиями,- отвечал ему Эбергард,- и я надеюсь, что мои владения понравятся вам.
- В таком случае, до свидания! - сказал Рамиро, обращаясь к князю и дамам.
- Жозефина, протяни же графу руку на прощание! - воскликнула Маргарита.
- До свидания,- промолвила девушка, покраснев до корней волос, и протянула Рамиро свою маленькую красивую ручку, которую он тут же прижал к губам.
Князь со странным предчувствием следил за этой сценой, затем проводил молодого графа де Тэба до веранды.
После обеда Эбергард уединился с Мартином, чтобы обсудить какие-то важные дела, Жозефина ушла к себе и занялась любимым делом - рисованием. А Маргарита направилась в оранжерею, примыкающую к особняку, пышная зелень которой представляла в пасмурные и дождливые дни прекрасное место для отдыха.
Глубокая тишина царила в оранжерее. Цветы распространяли чудный аромат, пальмы бросали тень на Маргариту, присевшую на скамейку в одной из беседок. Ничто не нарушало здесь тишины, даже ветерок не колыхал листву деревьев и кустов.
Руки Маргариты безвольно опустились, глаза ее закрылись, она задремала на удобной скамье; вдруг легкая улыбка оживила ее прекрасное лицо, вероятно, она видела во сне Вольдемара, вероятно, встретилась с ним и соединилась навеки.
Но скоро тайная грусть снова омрачила лицо спящей Маргариты; неожиданный вопрос, который часто не давал ей покоя наяву, предстал перед ней во сне.
Она знала своего отца, Бог привел найти его, и молодая женщина ежечасно благодарила Его за это. Но кто ее мать? Где она? Какой злой гений лишил ее счастья видеть и любить женщину, давшую ей жизнь?
Маргарите казалось, будто она, неприкаянная и бесприютная, снова бродит по белу свету в поисках своей матери.
Сердце ее сильно билось, она видела себя на далекой пустынной равнине, бесцельно бродившей по сухим мхам, где для отдыха не было ни деревца, ни кустика; она спешила дальше, душа ее не находила покоя, ей во что бы то ни стало нужно было отыскать свою мать! Все это представлялось ей во сне так явственно, что она даже чувствовала, как шиповник колет ее босые ноги; вот впереди что-то мелькнуло, и она пустилась вдогонку за каким-то существом, видневшимся вдали, но оно, казалось, убегало от нее…
Тайный голос нашептывал ей, что она обязательно должна настичь удалявшуюся тень; страх овладевал ею при мысли, что эта тень, существо это, может вот-вот скрыться из виду: она хотела окликнуть его, но голос отказывался повиноваться ей. Крупные капли пота выступили у нее на лбу, ноги подкашивались, она чувствовала, что силы оставляют ее. Маргарита в отчаянии протягивала руки, чтобы удержать удалявшуюся тень, которая, как она теперь поняла, и была ее матерью, привлечь к себе… Сердце билось все сильней, дыхание прерывалось…
"Сжальтесь! - вырвалось наконец из ее груди. - Мама, родная моя мама, я выбилась из сил! Но я все-таки должна догнать вас, удержать и хотя бы минуту отдохнуть в ваших объятиях!"
Вдруг тень на мгновение приостановилась; казалось будто она услышала крик отчаяния молодой женщины
Маргарита с трудом подошла. ближе, вгляделась, и вопль ужаса вырвался из ее груди: она увидела перед собой графиню Леону, некогда с ужасными угрозами представавшую перед ней во дворце принца и в лесной хижине.
- Я твоя мать! - произнесла Леона.
- Вы?… Вы - моя мать?… - прошептала измученная женщина, поднимая руки для защиты.
Сердце ее мучительно сжалось от этих слов.
- Не бойся,- снова послышалось ей,- ты преследовала мою тень, я пришла проститься с тобой! Я - твоя мать!
Маргарита проснулась; вокруг благоухала и радовала глаз пышная зелень оранжереи… а перед ней стояла фигура, которую она видела во сне!… Казалось, действительность снова уступила место сновидению, но вместе с тем она понимала, что все, что видит и слышит сейчас, происходит на самом деле.
Перед беседкой, в которой она дремала, стояла графиня Леона; широкий плащ окутывал ее величественную фигуру, распущенные волосы ниспадали на плечи, лицо было бледно, глаза - безжизненны.
- Меня влечет к тебе,- услышала Маргарита,- ради тебя переступила я этот порог! Настал мой последний час, силы мне изменяют! В то время, как один мой глаз видит тебя, другой видит огонь, готовый сжечь меня, я слышу рев ветра и раскаты грома, хочу бежать, но с каждым шагом приближаюсь к пламени, смеющиеся демоны жадно протягивают руки, чтобы схватить меня, вот они, эти ужасные призраки, они смеются и визжат от радости, они завидели новую жертву! Спаси меня, спаси, ведь я - твоя мать!
Маргарита вскочила. Она чувствовала, что сон ее перешел в явь, что фигура, представшая перед ней, действительно существует и протягивает руки, будто просит защиты.
Стеклянная дверь оранжереи была открыта.
Леона в предсмертных муках и отчаянии решилась отыскать свою дочь.
Маргарита наконец пришла в себя. Тайный голос говорил ей, что это действительно ее мать и она не может умереть спокойно, не получив от нее прощения.
Она вскочила без страха и трепета и протянула руки, чтобы прижать Леону к своей груди.
- Сюда, сюда, моя мать! - воскликнула Маргарита.- Я защищу вас, я рассею ваши ужасные видения. Я прощаю вам все, что было между нами, Бог же дарует вам такие милости, о которых мы, простые смертные, и помышлять не можем.
- Обними меня! У тебя я никого не боюсь! Слышишь ли ты их ужасный хохот? Он раздается все ближе и ближе, это демоны явились за мной, но их руки бессильны схватить меня, если я у тебя - ты меня простила! О, повтори еще раз это слово, оно облегчает мою наболевшую душу и придает мне силу и бодрость!
- Вы у своей дочери! Здесь нет никого! Опомнитесь, забудьте ваши ужасные видения! Бог привел вас сюда, чтобы продлить вам жизнь! - воскликнула Маргарита, горячо прижимая к груди свою мать.
Но она не в силах была удержать ее и, с трудом уложив умирающую на скамью, встала перед ней на колени, устремив к небу глаза, полные слез.
Маргарита не заметила в дверях Эбергарда, который, увидев эту трогательную картину, побледнел и не был в состоянии произнести ни одного слова.
- Страшный суд близок! - воскликнула Леона, широко раскрыв глаза, с выражением неописуемого ужаса на лице.- Из пламени поднимается престол Божий, на земле мрак и лишь вокруг Него сияет вечный свет; о, как ослепительно! Горе мне! Вот там стоят праведные и дети; они улыбаются, они протягивают руки ко Всемогущему, и Он благословляет их! А тут, вокруг меня, собрались проклятые, горе мне! "Вы все прокляты!" - слышится мне со всех сторон. Предо мной разверзается адский огонь, пламя высоко поднимается… настал страшный суд, огонь охватывает мое тело… Милосердия, сжальтесь!…
Судорожно сжатые руки Леоны опустились, глаза были полузакрыты, она упала на грудь Маргариты, молившейся за нее.
Эбергард перекрестился; он оказался свидетелем ужасной предсмертной борьбы, мучительных видений своей умирающей жены.
Гордая, некогда могущественная графиня Понинская испустила последний вздох.
Маргарита плакала, закрыв лицо руками. Эбергард подошел к ней.
- Ты молишься за свою мать,- произнес он с грустью,- Господь да благословит тебя!
Маргарита не находила слов. Все случившееся было так неожиданно, так ужасно, что она, тронутая до глубины души, стояла в слезах на коленях перед своей матерью. Уста Леоны навеки сомкнулись, она лежала, как мраморная Юнона; с этого часа предавалось забвению и прощалось все, что она свершила в прошлом!
- Бедняга, ей ни одной минуты не улыбалось истинное счастье,- сказал Эбергард и протянул руку Маргарите, чтобы прижать ее к груди.- Это была заблудшая, не знавшая покоя женщина, она сама себя обманывала, думая отыскать цель жизни в мрачных и глубоких тайниках человеческих страстей; туда она увлекала за собой ослепленных. Она была слишком горда, чтобы вернуться на путь честной осмысленной жизни,- и вот, преследуемая предчувствиями о страшном суде, она бросилась сюда, чтобы умереть в твоих объятиях! Это новое доказательство Божьего к нам милосердия!
- Бог привел ее сюда к нам, отец мой,- прошептала Маргарита и, поцеловав свою покойную мать в щеку, встала.- Исполни просьбу твоей дочери, перевези тело матери в Монте-Веро! В часы уединения мы будем молиться на ее могиле!
- Твоя просьба будет исполнена, Маргарита, дорогое мое дитя! - сказал князь, прижимая дочь к груди.- Пусть будет забыто все, что совершила она в своей жизни, мир ее праху! Все мы грешны, и один Бог нам судья!
XXXII. ПОЕДИНОК
В тот вечер, когда Маргарита с глубокой грустью молилась над телом своей матери, в Гаврской гавани происходила ужасная сцена. Но расскажем обо всем по порядку. От Парижа до Гавра, крупнейшей и важнейшей гавани Северной Франции, около сорока пяти лье. Железная дорога, соединяющая оба эти города, одна из самых старых в Европе.
Сандок мог воспользоваться ею, чтобы помешать бегству преступника, обратившего на себя внимание всей Франции своими многочисленными и дерзкими злодеяниями.
В низших слоях общества этого господина Ренара, как его еще называли, считали союзником самого дьявола, а в высших сферах удивлялись его проделкам и посмеивались над тем, что старания правительства арестовать его до сих пор безуспешны и он так легко водит всех за нос.
Некоторые полагали, что Фукс, или Ренар, давно перебрался в Америку, другие же уверяли, что он, напротив, живет в Париже, так как давно известно, что преследуемому лучше всего скрываться в большом городе с его многочисленными трущобами, куда редко заглядывает полиция.
Сандок слышал подобные разговоры, когда спешил по улицам и площадям Парижа. Он посмеивался над спорами, которые доносились до его ушей, так как лучше всех знал, где искать Фукса.
Сандок отказался взять кого-нибудь с собой в качестве помощника. Поединок с опасным преступником должен был происходить один на один - не только потому, что Сандок ни с кем не хотел делить чести захватить его, но и потому, что отлично понимал: такой хитрый и опытный беглец, как Фукс, тотчас догадается о преследовании, если заметит двух человек. Между тем, одному легче следовать за ним по пятам, самому оставаясь незамеченным. Сандоку и без того надо было быть крайне осторожным, так как Фукс хорошо знал его в лицо.
Разумеется, и наш черный друг позаботился о том, чтобы его нельзя было узнать с первого взгляда, чему как раз способствовала холодная дождливая погода. Он надел длинную солдатскую шинель с большим отложным воротником, старую шляпу с широкими полями; уши повязал темным платком.
Под шинелью же наряд Сандока был совершенно иным: короткие брюки, в них заправлена красная шерстяная рубаха с широким поясом, на котором висели револьвер и кинжал. В многолюдном месте он вряд ли произвел приятное впечатление, если бы вдруг снял верхнюю одежду.
Сандок не решался отправиться в Гавр по железной дороге, не узнав сперва, каким путем намерен добираться туда Фукс. Но как выследить его в огромном Париже, как напасть на след?
Наконец после недолгих размышлений он направился на железнодорожный вокзал. Приехав в Гавр, он зайдет в трактир, непременно поблизости от места стоянки "Германии", и пробудет там до наступления вечера, а с приходом темноты отправится на корабль.
Сандок был до того озлоблен и исполнен жаждой мести, что не собирался просить о помощи никого из членов экипажа "Германии". Кроме того не исключено, что ловкому и хитрому преступнику удастся подкупить кого-нибудь из матросов, который тотчас сообщит ему о появлении негра. Поэтому Сандок решил пробраться на "Германию" в последнюю минуту, когда Фукс будет воображать себя в полной безопасности.
Занятый этими мыслями, Сандок достиг вокзала, жизнь на котором была в самом разгаре. Экипажи, фиакры с багажом теснились у подъездов; мужчины и женщины сновали взад-вперед; тут и там раздавались голоса носильщиков, принимавших багаж и просивших публику посторониться.
Сандок зорко осматривал густую толпу, чтобы убедиться, не следит ли за ним кто-нибудь и не догадается ли о его намерениях. Он пребывал в таком беспокойстве, будто сам был преступником, скрывающимся от преследователей.
Но он не заметил ничего такого, что бросилось бы ему в глаза.
Наконец он решился подойти к высокому и широкому окну, где у железной решетки теснилось много людей, желавших приобрести билеты.
Даже тогда, когда он осторожно вынимал деньга, глаза его зорко следили за окружавшими.
В эту минуту он услышал слова человека, стоявшего ближе всех к окну;
- Билет в Гавр.