Их выбросили на жаркую поляну, густо заросшую саранками, папоротником и еще какой-то сочной травой. Бортмеханик помог выгрузить ящики, и тугой ветер привычно хлестнул в лицо, дохнуло горячей керосиновой гарью, и "МИ-восьмой" ушел в сторону гор.
Стало непривычно тихо, и от теплых запахов разнотравья слегка закружилась голова. Семен осторожно прошел по несмятой еще траве, чувствуя, как хрустит в сапогах вулканический пепел. Прислушался. По реке шла моторка. Через несколько минут заросли раздвинулись, и на поляне показалось трое пограничников. Семен шагнул было к ним.
- Стоять! - насмешливо и властно приказал старший. На плечах у него была накинута плащ-палатка, но форменные брюки были с офицерским кантом.
- Здравствуйте, - постарался сбить его с резкого тона Семен. - Мы из Камчатской геофизической экспедиции. Здесь у нас проектная точка.
- Документы? Паспорта с собой?
"Мы же не в загс прилетели", - хотел пошутить Семен, но воздержался.
- Да, пожалуйста. - Он протянул полиэтиленовый пакет с документами. - Отряд - четыре человека и беспаспортная собака по кличке Рыжий. Остальные часа через полтора прилетят.
Офицер потянулся за документами, и Семен увидел краешек погона с двумя просветами. Звездочек по краю не было - значит, майор. Теперь общаться будет легче, это Семен знал по своей службе. Майор перелистал жесткими пальцами паспорта, коротко взглянул на обоих, потом коснулся пальцем коротко подстриженных усиков и сказал:
- Нам не поступало уведомление о геофизических работах в этом районе.
- Это вы меня спрашиваете, товарищ майор? - удивился Семен. - Я простой исполнитель. Оформление документов - не моя работа.
- Разберемся. Рация есть?
- А как же без рации...
- Оружие?
- Оружие нам по технике безопасности положено - работаем в местах обитания крупных хищников. Вот разрешение на ружье, оно в чехле лежит, патроны в синем вьючнике...
Один из пограничников - стриженый, плечистый парень - переломил ружье, заглянул в стволы, резко закрыл. Был он в пятнистом комбинезоне, полинявшем под мышками от пота, капюшон откинут за спину. На мальчишески чистом лбу был прицеплен на резинке козырек - тоже маскировочной окраски. "Толково", - подумал Семен. Третий пограничник - белобрысый крепыш - стоял, легко расставив ноги, автомат - на шее, руки - на прикладе, ствол вежливо отведен в сторону. Семен искоса посмотрел на оружие и подумал, что служба у ребят - не мед. Вон как пообтерлись вороненые стволы, просвечивают светлой сталью, да и приклады давно уже не блестят парадно-строевым лаком, поободрались. Хотя, какие здесь нарушители: с одной стороны море, с другой - на триста километров горы и тундра. Может, за то, что их задержали, кто-то еще и отпуск получит - десять суток без дороги. От этой мысли Семен развеселился и громко сказал:
- Ты, Надежда, как не у себя дома. Достань из груза компот, угости парней, будь хозяйкой.
- Отставить, - покосившись на майора, сказал белобрысый.
- Брось ты, сержант, - сделал вид, что обиделся, Семен. - Ты что думаешь - она сейчас вместо компота из абрикосов бомбу достанет и в атаку на тебя пойдет?
- У нас такой на кухне есть, - дипломатично ответил сержант.
- Так все-таки - кто вы такие? - настойчиво спросил майор.
- Тайные агенты МТЗ, - сказал насмешливо Семен, подошел все-таки к грузу, нашел банку с компотом, длинным ножом взрезал жесть, отхлебнул, причмокнул одобрительно.
- МТЗ - это метод такой, магнитотеллургическое зондирование, - торопливо пояснила Надя, оглядываясь на автоматы.
- Не ругайся по-иностранному, - строго сказал ей Семен. - Повяжут. Зря вы от компота отказались.
Майор еще раз перелистал документы, но пока их не отдавал.
- Средства сигнализации есть?
- Ракеты. Дымовые шашки не люблю - тяжелые. Пара фальшфейров для баловства.
- Ясно. Лодка?
- Есть. Вот вторым бортом подвезут, покажу. Резиновая. Знаете, такая, типа каноэ, - с простецким видом пояснил Семен.
- Каноэ, значит... Карта?
- Пожалуйста. - Семен расстегнул планшетку.
Наверное, у пограничников планшеты были получше, потому что майор снисходительно улыбнулся. А потом вдруг азартно хлопнул себя по бокам:
- Все есть! Рация дальностью до четырехсот километров, оружие, средства сигнализации, лодка грузоподъемностью в пятьсот килограммов... Вот только разрешения нет. Стопроцентные шпионы!
- Точно, - признался Семен. - Я у вас хочу разведданные насчет продуктового склада получить. Соль кончается, а заказать забыли. У вас на складе соль есть? Не поможете?
- С солью, значит, помочь... Я вас сейчас задержать должен и держать до выяснения личности.
- Эт-то хорошо! - обрадовался Семен. - Баня у вас на заставе есть? Обязательно должна быть, да еще хорошая! Я два месяца в бане не мылся, все в палатке, в тазике. А то действительно - работа, работа... Нет чтобы к пограничникам в гости съездить, каши перловой поесть...
- Своих едоков хватает! - отрезал майор. - Значит, так. Документы я пока заберу до выяснения. Сами вы у меня никуда не денетесь. Лодку тоже можно оставить - дальше лимана не уйдете. Рацию...
- Рацию оставьте, - попросил Семен. - Паника на базе поднимется. Три дня план спасработ будут составлять, потом три недели искать. Я вам частоты и сеансы связи дам - слушайте. Контролируйте.
- Можно оставить, - сказал белобрысый сержант. - У них "Гроза", фиксированные частоты.
- Ладно, сделаем запрос. Но вы-то сами должны понимать: если бы мы вас сейчас забрали, то сорвали вам выполнение плана.
- Наш план от солнышка зависит. Квазисинусоидальные вариации магнитотеллурического поля прямо пропорциональны солнечной активности, - подпустил тумана Семен.
- Ну, это понятно! - рубанул ладонью воздух майор. - А план есть план. Понимать надо - производство.
Семен развел руками - стараемся. Майор повернулся уходить и через плечо уже сказал:
- А за солью приходите, вот сержант даст.
"Угадал я звание у белобрысого, - весело подумал Семен. - Маленькие, они на службу злые".
Когда моторная лодка ушла по реке и снова стало тихо, Надюха вдруг упрекнула:
- Зря ты, Семен... Они же здесь хозяева, могли арестовать. У тебя потом были бы неприятности...
Семен немного подумал, потом честно сказал:
- Я не считаю, что только они здесь хозяева. Я не считаю, что пограничник главнее геофизика, а милиционер - пешехода... У меня нет дома, в котором я мог бы закрыться на ключ и почувствовать себя хозяином, живу в палатке, а туда всякий заходит. Если я перед всеми прогибаться начну, то раньше времени радикулит заработаю.
Он мог завалиться с рюкзаком в сверкающую гостиницу "Интурист", где всегда полно свободных номеров, но народ спит вповалку в аэропорту, потому что одно название гостиницы многих отпугивает; мог договориться и улететь на попутном транспортном самолете - какого черта ему пустому лететь; мог остановить патрульную милицейскую машину и попросить: "Мужики, подбросьте до кафе "У командора" - к подруге опаздываю". - Он делал это с наивной уверенностью, что ему не откажут, и, странное дело, все у него получалось.
Однако на следующий день ему передали по связи выдержку из приказа, где объявили выговор за самовольный перелет в погранзону. Похоже, что экспедиционному начальству самому досталось за волокиту с оформлением разрешения на работы. Паспорта принес белобрысый сержант - на этот раз он был в обычной робе хэбэ с помятыми зелеными погонами.
Точка была отличной. Комарье продувалось ветром, море накатывалось на черный песок, оставляло там пышные хлопья пены, длинные ленты морской капусты, беспомощные сгустки медуз. На скалах орали, ссорились кайры и гагары, кружились галдящими облаками. Вдоль извилистой полосы прибоя тянулся ровный медвежий след, тяжело вдавленный в песок. Если закрыть глаза, то даже из палатки было слышно шум прибоя и несносные вопли чаек. Вот ведь создал бог птицу да забыл голоса лишить. Но главное - точка была с отличным уровнем поля, с хорошими условиями заземления. Семен боялся аппаратурных наводок от радарных установок пограничников - их не было. И он за сутки, один, набрал записей почти на половину точки. Оторвался от станции где-то под утро. Часа в четыре проскочило несколько цугов короткопериодного поля. Он заметил характерное подрагивание каналов и успел перестроиться, сделать градуировку, врубить другую скорость. Потом проявил осциллограммы, подсвечивая себе огоньком папиросы, бормоча под нос: "Записано, как учили... Как в учебнике Бердичевского..." Развесил ленты сушиться над печкой, и сразу же в палатке запахло по-рабочему, химией. Забормотал на печке чайник, и Семен засмеялся тихонько, услышав эти звуки. Потрескивая, догорала свеча, и он затушил фитиль огрубевшими пальцами. Светало.
Семен осторожно вышел из палатки. Парни еще спали предутренним чутким сном. А Надюхи не было вот уже часа два, ушла тихонько, когда он ловил "десятисекундники". Тяжело девке одной среди мужиков, хоть бы подружка была какая... Семен так понял, что с той девицей, с Верой, она была знакома, но не более того - примелькались друг другу за четыре года учебы на одном курсе. Он как-то дал Надюхе микрофон - поболтать по связи (отряды уже отработали, время на этой частоте оставалось, еще не вышли в эфир ребята из геологосъемочной экспедиции). Но Надюха, хитро улыбаясь, выдала кондовый текст: "Желаю производственных успехов и счастья в личной жизни" - и Семен понял: ей эти разговоры не нужны.
За долгие месяцы палаточной жизни, когда рядом только три поднадоевшие физиономии, человек начинает или рычать на других, или доходит до такого неловкого откровения, что потом сам мучается - зачем все наплел, кто за язык тянул... Вот поэтому Семен давно избрал свой стиль - говорить мало, чаще - шуткой. Сезон длинный, успеешь еще исповедаться. И здесь Надюха его радовала - вела себя ровно, спокойно, самостоятельно. Хотя могла бы сейчас и сказать - куда уходит. Это не в городе...
Семен вышел из палатки, добрался по сырой траве до реки. Постоял немного, вслушиваясь в многоголосье проснувшегося леса, в бульканье и всхлипы. Потом вытащил из высоких зарослей жимолости ярко-оранжевую лодку, со звоном бросил ее на воду, быстро сел, толкнулся веслом. Течение мощно подхватило и понесло, слегка покачивая на вскипающих белых бурунчиках. Здесь, в устьях, Сторож был серьезной рекой. Дальний берег терялся в тумане - прямо-таки по-материковски широкая река... И он начал выгребать к тому, туманному берегу, стараясь не делать резких движений - круглая резиновая корма лодки сидела глубоко в воде, и от резких движений брызги стучали по натянутому днищу, собирались там в лужицы и перекатывались холодной ртутью.
Семен сперва услышал, что берег рядом - по-особому бурлила вода впереди, потом увидел и его - высокий, метра два, обрывистый и тихий. Здесь рос мощный лиственничный лес, словно и вправду речка Сторож была настоящей границей: с одной стороны кривой березняк, буйная и сочная трава, с другой - мачтовые стволы листвянок, редко стоящие в чистом подлеске. Из обрыва мохнато висели корни, сырые и толстые, иногда с них срывались в воду комья земли, и тогда река гулко сглатывала их...
Семен положил весло и замер неподвижно, осторожно втягивая сквозь сжатые зубы густой, уже солоноватый воздух. Лодку все так же несло рядом с берегом, и он спокойно ждал, когда покажется огромный, расплывшийся шар солнца над темной, чуть видимой водой океана. Вдруг часто посыпались комья, забулькали...
Семен очнулся и увидел совсем рядом молодого мокрого медведя. Звереныш стоял на задних лапах, обхватив передними тонкую листвяночку, смотрел на человека блестящими глазенками и быстро-быстро шевелил мокрой пуговицей черного носа.
- Да пошел ты... - сказал ему Семен сердито и проплыл мимо. Звереныш обиженно уркнул, шумно затряс деревце и исчез где-то позади. Плавно и сильно лодку внесло в лиман, медленно стало разворачивать. Хвастала река утренней красотой - смотри, запоминай. Семен и смотрел. Сидел он неподвижно, и слабое течение разворачивало то к речке, бурлившей неподалеку, то к темному, но уже проснувшемуся лесу с обидчивым медвежонком, то к вскипающему прибоем океану. Над ним уже начинался птичий гомон, и над черными скалами, облизанными сырыми ветрами, кружились птицы.
Сердце билось резкими толчками, лицо с натянувшейся и холодной кожей было чуть-чуть запрокинуто к небу, и первый же луч солнца, вырвавшийся из-за выпуклой массы воды, должен был ударить под полуприкрытые веки. Было очень важно не прозевать этот момент... Вот он! Значит, еще один день начался.
Семен подгреб к берегу, поднялся и выбросил лодку на песок, не оглядываясь, пошел вдоль прибоя, стараясь ступать по сырой полосе - так меньше проваливались ноги.
Он увидел Надюху не сразу, хотя до нее было метров триста вдоль дикого песчаного пляжа. Океан так притягивает взгляд, что сразу же начинаешь искать посреди тяжелого, всхолмленного, пустого пространства хоть что-то живое - парус там какой-нибудь. Хотя откуда здесь быть парусам! Но бывает, что промелькнет черный треугольный плавник касатки и тотчас же всплывут совсем рядом с берегом нерпичьи головы, поглядывая на тебя забавно и дерзко - "ты нас тоже сожрать хочешь?" Но сейчас океан был пуст, как на следующий день после сотворения мира.
Его внимание привлекли вопли и стенания чаек. Семен присмотрелся - вдоль прибоя, светясь обнаженным телом, шла девушка, и чайки крутились над ней горластым облаком: взмывали, падали, трещали и хлопали крыльями, орали самозабвенно и благодарно. Семен быстро пошел навстречу и скоро увидел, что Надюха почти бежит, легко касаясь босыми ногами черного песка, подкидывает вверх сырые крошки хлеба, и чайки глотают их на лету, закручивая над головой немыслимые виражи, едва не задевая ее по лицу тугими крыльями. Увидев Семена, Надюха бросила остатки высоко вверх, и чайки дружно возопили о несправедливости: крошек было много, они мелькали, падали, метались легкими точками от одного жадного клюва к другому, и приходилось стелиться почти над песком, чтобы не дать им упасть.
Семен вошел в эту живую, трепещущую карусель и сжал ладонями холодные, вздрагивающие плечи Надюхи. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами - даже дыхания не было слышно, - и тогда он осторожно прикоснулся к ее губам, мгновенно ощутил их солоноватую свежесть. Девушка сама прижалась к нему, и у нее оказались все-таки теплые, хоть и вздрагивающие губы.
Чайки давно унеслись, покачивая крыльями на восходящих потоках. Они остались вдвоем - большой, уже седеющий парень и почти обнаженная девчонка с доверчиво опущенными руками.
- У тебя купальник сырой, - сказал чуть слышно Семен. - В море лазила без спроса?
- Не-ет, - помотала она головой. - Я бежала, бежала, стало жарко... Нет, правда - жарко, и вон там, за поворотом, увидела водопадик - легкий такой, весь сверкающий... Я и встала под него, но он холодный - жуть...
Семен снял куртку, накинул ее на плечи, застегнул верхнюю пуговицу. Получилось не то накидка, не то ментик какой-то, в нагрудном кармашке позвякивали патроны. Она поняла, поджала забавно губы, тряхнула коротко остриженной головой - кавалерист-девица...
- Где одежду оставила?
- Вон там, под корягой.
- Бегом до нее... Сейчас разведем костер, а там и солнце поднимется повыше, согреешься, - и подтолкнул ее тихонько в спину. Она послушно побежала, по-девчоночьи размахивая руками, и Семен едва удержался, чтобы не ломануться следом, подумал быстро: "Сивый уж, черт, а все бегать хочется как молоденькому". Он знал, что если броситься следом, то сильное, тренированное тело, так стосковавшееся по движению, будет легко и послушно. Да что это в самом-то деле - ведь молодой он еще совсем... "Ну-ну, - сказал он себе. - Считают не по годам, а по ребрам", - и пошел торопливо, растирая на ходу вдруг онемевшее лицо.
Костер догорал на берегу бесцветным пламенем. А они лежали в лодке. Оранжевая резина быстро нагрелась и подсохла на солнце, лодку несло от одного берега узкого лимана к другому, но и там течение закручивалось плавным водоворотом и снова их уносило. Откуда им это было знать - чистое небо над лодкой, взгляду не за что зацепиться, а берегов из-за высоких бортов совсем не видно.
Когда они вернулись, день уже настоялся теплыми запахами леса. Костер рядом с палаткой прогорел до белого пепла, и над ним сиротливо висел закопченный чайник. Слабо шевелился флаг на антенне... И самозабвенно, до звона в ушах, стрекотали цикады. Семен остановился, растер ладонью мускулистую грудь, выдохнул:
- Хорошо...
Надюха молча остановилась сзади, уткнулась головой в его плечо.
- Хорошо, - повторил Семен. - Эти чудаки мне выговор по связи объявили... Да если бы я знал, что здесь будет так хорошо, я бы за этим выговором пешком с Ключевской сопки сюда пришел.
Через неделю Надюха случайно поранила запястье ржавой железкой - крышкой консервной банки. Пустяковая вроде царапина. Надюха отерла кровь о полу куртки и ничего никому не сказала. Прошло три дня, и рука опухла. Стало ясно, что это заражение, и самим не справиться. Пришлось вызывать санрейс. А до конца сезона еще оставалось месяца два... Или три - как масть пойдет. "Интересно, где будет последняя точка?" - подумал Семен, когда вертолет, увозящий Надюху, даже не стало слышно.
6
Последнюю точку Семен писал на Западном побережье, в болотах он заканчивал сезон. На пятый день, когда точка была уже записана, пришел вертолет. С ним прилетели Андрей и Валерка: конец сезона - запись станций на идентичность. Все лишнее барахло было отправлено на базу, рабочие отпущены в отгулы, оставалось три дня работы.
- Может, полетишь с Виктором в город? - спросил Семен у Сашки. - Мы здесь без вас управимся.
- Не-ет, - заупрямился тот. - Вот теперь-то я точно доработаю до конца, - и пошел в палатку.
Палатка стояла на берегу неширокой обмелевшей речки, посредине непролазной тундры. Осень уже отошла, и от серых красок было холодно, хотелось снега. И снег пришел.
Пурга надвигалась с запада, со стороны Охотского моря. Она назревала с утра, но лишь к полудню поднялся крепкий ветер, пролетел первый редкий снег. Парни курили рядом с палаткой. Несколько минут они рассматривали низкое, нависшее небо, потом Семен сказал:
- А ведь не хватит дров...
Они еще раз посмотрели в сторону моря - горизонта уже не было видно, земля и небо смешались в белой пелене.
- Это - на неделю, - сказал Валерка. Сутулясь, он натянул капюшон штормовки, огляделся по сторонам. - Я смотрю, вы здесь дрова пилили. Надо забрать хоть вон те чурбаки...
- Хорошо, если только на неделю, - вылез из палатки Сашка. - А то задует бог знает на сколько...
За те пять месяцев, что парни не видели его, он почти не изменился - такой же голубоглазый, кудрявый, с небольшими пшеничного цвета усиками. Только говорить он теперь старался деловито и озабоченно. Парни переглянулись, и Валерка сочувственно сказал:
- Верно, Санечка... Бог знает на сколько...