Семен встал, не зная еще, что сейчас сделает: столкнет рыбину назад или возьмет ее, но в этот миг кижуч трепыхнулся особенно сильно, разбил хвостом глиняный бортик, и тонкая струйка воды потекла в пересохшее русло ручья, и песок начал жадно впитывать ее. Рыба забилась совсем отчаянно, перемычка лопнула, вода пошла с журчанием, потом с клекотом, зашумела ровно, и через пять минут лужи не стало.
"Судьба", - подумал Семен, подобрал трепещущих кижучей и вытер рыбью слизь с ладоней о брезентовые штаны. Рюкзак теперь заметно оттягивал плечи, но литая, холодная тяжесть казалась все-таки нереальной: шел за куропатками, а тут - поди ж ты...
К палатке он выбрался минут через десять. Но и за это время рюкзак заметно наломал спину.
- О! Куропатки нынче большенькие пошли! - насмешливо сказал Витька, глядя, как Семен с усилием снимает рюкзак.
- Ага. И с зубами, - спокойно ответил тот. Из рюкзака торчала крупная рыбья голова с разинутой пастью.
- Крокодилы тоже летают, только низко-низко, - загадочно пробормотал Витька и начал помогать Семену укладывать рыбу на траве.
Подошел Сашка, на рыбу посмотрел с подчеркнутым равнодушием.
- Учись, Саня, - сказал ему Витек-Ноль-Девятый и не то улыбнулся, не то морду скорчил. - Наш начальник, не стреляя, кижучей подстрелил. И все - влет.
- Темните, мужики, - с обидой сказал Сашка. - Что я вас - закладывать побегу? Ну, поставили сетку, поймали на стол немного рыбы - чего темнить-то? Я хоть не спец в вашей камчатской рыбалке, но на Дону с бреднем ходил, мог бы и здесь помочь.
- С бреднем, - засмеялся устало Семен. - Вот именно - с бреднем. Бредни все это, Саша. Нет у меня сетки, не взял я в этот сезон. А рыбу в ручье насобирал.
- Ну да, конечно... Хохмачи. Остряки-самоучки.
- Сходи, посмотри. Прямо по моим следам и иди, там трава примятая, хорошо видно. Дойдешь до ручья, спускайся по нему к реке.
- И пойду! - вдруг засобирался Сашка. - Если я вашу сеточку найду, то уж, извините за беспокойство, попользуюсь. Я хочу литра три икры закатать, на материк увезти. А вы мне, за все ваши хохмы, поможете ее правильно посолить, чтобы икринка к икринке...
- Иди, ищи, - коротко сказал Семен. - У тебя с нервами все в порядке? От неожиданностей дурно не бывает? Сердчишко не пошаливает? Тогда иди, ищи.
Сашка подобрал рюкзак, раскатал сапоги и скрылся в кустах.
- Много ее там? - спросил Виктор.
- Много, Витек... - Уходить надо скорее отсюда, - задумчиво сказал Семен и глянул на Надюху. Она стояла немного испуганная, прислушивалась к разговору. И он добавил, продолжая глядеть ей в глаза. - Уходить. От греха подальше.
- Ты думаешь, медведя много соберется на запах?
- Не только, Витя. Своих дураков хватает.
Надежда, молчавшая все это время, набрала воздуху и отчаянно сказала:
- А я не люблю икру! У нас дома каждый день икра в холодильнике стояла, а я не ела. Даже портилась икра...
- У тебя папа начальник, что ли? - грубовато спросил Семен.
- Нет, мы с мамой вдвоем жили.
- А мама в торговле работает?
- При чем здесь торговля? Она библиотекарь.
- А где тогда икру брали?
- Как где? - растерялась Надюха. - В магазине...
- С тобой все ясно, воробей, - сказал Семен и положил ей на плечи тяжелые ладони. - Ты зря ее не ела. Она ничего, можно есть. Я попробую тебя научить это делать, правда это будет не слишком часто.
Сашка вернулся часа через четыре. Рюкзак он не нес, а волок по траве за лямки. На шее, на брючном ремне висело еще четыре кижуча.. Головы у них запеклись скользкой и густой кровью: похоже, он добивал их камнем. Широкий ремень распялил рыбьи рты, и острые края жаберных крышек неряшливо пообломались. Дышал Сашка с запаленным хрипом и был весь мокрый, измазанный рыбьей слизью.
- Не выдержал, - сказал Виктор вполголоса. - Все-таки он не выдержал...
- Чего стоите? - спросил Сашка устало. - Есть же мешки, тазики, надо собирать, пока не протухла...
- Витек, посмотри, что он принес. Выбери самочек, икру возьми, остальное - в реку, - скомандовал Семен.
Сашка словно не слышал его слов. Он сидел, неловко вывернув шею, и внимательно рассматривал ручей, от которого только что пришел.
- Вот земля... - шептал он, не обращая ни на кого внимания. - Не зря сюда казачки с парной землицы уходили... Рыбу - руками... Лисицу - палкой... куропатку - камнем... Все есть...
- Не за этим они сюда шли, - сказал Семен, стоя над ним. - Я думаю, за волей все-таки...
А Виктор перебрал рыбу, отложил самочек и теперь пластал их быстрыми движениями - узкий отточенный нож только мелькал в руках. Закончив, он подхватил две первые потрошенные рыбины за жабры и поволок к реке. Когда он бросал их в воду, рыбины, распахнув пустые розовые животы, крутились в воздухе. Сашка сидел неподвижно, только в глазах зажглась искорка любопытства. Но вот Витька взял за жабры новую пару, и тогда Сашка вдруг протянул руки, цепко схватил его за грудки и зашептал в лицо:
- Я за бутерброд с красной рыбой в Ростове, в ресторане, три рубля платил! А ты швыряешь?
Витька повел плечом, и скользкий рыбий хвост небольно смазал Сашку по носу. От неожиданности тот разжал скрюченные пальцы, и Витька снова спокойно пошел к реке, и опять взлетели в воздух мертвые рыбины.
- Каждый край - по своему рай, - сказал он Сашке примирительно. - У вас фрукты на земле гниют, а у нас в поселках, на побережье, они чаще всего - в банках. Консервированные, значит. В Петропавловск хоть из Вьетнама фрукты везут, а в поселках один фрукт, и тот - корюшка.
- Кто? - хрипло спросил Сашка.
- Корюшка. Рыбка такая. Поймаешь, а она огурцами пахнет.
Он снова взял пару рыбин, поволок к реке. Вернувшись, начал объяснять:
- Соли у нас нет подходящей, Саша. Да и неподходящей - только икру присолить. Так что, если хочешь, чтобы добро не пропадало, сходи еще. Бери нож, мешок полиэтиленовый и шагай к ручью. Бери только икру; если рыба рядом с речкой застряла, то не поленись - выпусти, тебе и так за глаза хватит. Только имей в виду: попадешься с икрой, дорого заплатишь. Прейскурант у рыбинспекции знаешь какой?
- Нет, - так же хрипло и коротко ответил Сашка.
- Последнее время - восемьдесят рублей за одного кижуча и сто двадцать за литр икры.
Сашка встал, взял рюкзак, сунул туда большой кусок полиэтилена и молча пошел к ручью. Вернулся он затемно, когда все уже были в палатке. Надюха сидела за станцией, делала градуировку, готовилась к ночной записи. Семен пристроился на походном столике: зажег две свечи и при полном комфорте проматывал рулоны осциллограмм, что-то мерял, прикидывал на логарифмической линейке. А Витька опять мучил "Спидолу". Она у него то верещала часто-часто, то начинала мяукать, словно голодный котенок. Сашка заглянул в палатку, но никто не поднялся ему навстречу. Тогда он спустился к реке, долго мыл руки с песком, оттирая рыбий запах, потом скинул куртку и рубаху, ополоснулся по пояс. Лихорадочное возбуждение этого дня еще не отпускало его. Сашка постоял в темноте, потом пошел в палатку. Он бросил пустой рюкзак в угол.
- Много там ее. Слишком много, - сказал он ни к кому не обращаясь. Витька выключил приемник, повернулся к нему:
- Нашкерил икры?
- Я же говорю - слишком много ее там. Я перетаскал в речку штук тридцать... А может, больше... Тяжело. Ямы есть глубокие, она выскальзывает из рук, все ладони сорвал плавниками.
- Ну-ка, покажи, - наклонился над ним Семен.
Сашка, словно сдаваясь, поднял руки вверх.
- Промой с мылом, потом возьмешь фляжку, промоешь царапины спиртом. Протрешь. От рыбной слизи нарывает здорово.
- Надежда, ты прошлую запись не проявила еще? - спросил Виктор.
- Нет, не успела. Я ночью хотела проявить.
- Давай, я проявлю. А Сашка пусть в закрепителе с ней поработает, в нем серебро есть, а от нарывов это серебро здорово помогает.
Он и это знал. Не зря его звали в экспедиции Витька-Ноль-Девятый.
5
К концу июля Семен устал от гор. После речки Радуги три точки подряд попались на склонах Ключевской сопки. В ясные безоблачные дни им было видно, как над рекой Камчаткой, над ее извилистыми протоками и старицами тучами поднимаются утки. Иногда ветром доносило еле слышный треск - это вразнобой щелкали выстрелы. В такие дни Семен выкраивал пару часов и уходил от палатки вверх, карабкался по склону к снежникам, обходил развалы оплавленных глыб, месил сапогами вязкий пепел. Там, в зернистом снегу, он нашел однажды маленький березовый листок, и тогда желание побыстрее смотаться отсюда стало появляться все чаще. Занесла же нелегкая этот листок почти на три тысячи метров! Вдавленный яростным солнцем в жесткий снег, он лежал в глубокой луночке, светился желтой монеткой в зеленоватой мгле... Один, среди камней, снега, шлака, пепла...
Вулкан подавлял его своим равнодушием. Гигантская, живая гора - за всю жизнь не облазить ее склоны, хребты и трещины. Это был целый мир хорошо организованной вздыбленной тверди. Здесь не было хаоса и бессмыслицы - это Семен ощущал хорошо. Гора действовала по своим законам, не понятным пока людям: утром они просыпались, а на брезентовой крыше палатки опять тонким слоем лежал пепел...
Однажды Семен прочитал, что братья-вулкаши после долгих лабораторных анализов нашли в этом пепле аминокислоты - "кирпичики жизни". Сообщение было сухим как строчка в полевом журнале. Но вывод поразил Семена простой логикой действия, механикой происхождения всего живого и сущего. Получалось, что планета, Праматерь, сама рождает жизнь. День и ночь, из века в век дымятся над ней разумно рассредоточенные вулканы, серой пеленой, чуть-чуть закрывая солнце, медленно стелется пепел. Его сгребают вместе с грязным снегом в Петропавловске-Камчатском, смывают блестящие разноцветные машины муниципальных служб в Токио и Нагасаки, а он летит и летит... Карабкается к вершине человек, маленький такой человечек, другой человечек сидит в палатке и подсчитывает на бумажке свой заработок, а пепел - зародыши жизни - летит. Словно нет этой, настоящей, жизни... Нет и не нужно... Равнодушная, жестокая гора.
Но на удивление его отряд жизнь на вулкане воспринял спокойно. Надюха все увереннее обращалась со станцией: аппаратура капризная попалась, ее понять нужно было. Виктор здесь отдыхал - он уже намордовался на этой точке с заземлениями. Сопротивления у шлака были большие, гораздо больше, чем входные сопротивления у станции, и аппаратура отказывалась работать. Пришлось ему больше всех лазить по склонам, уходить за рыхлый пепловый горб и оттуда таскать ведрами сухую землю, которую он собирал по горсточке из-под редких моховых островков. Он выкапывал ямку в шлаке, сыпал туда землю, сажал грязные электроды, как картошку в чернозем, поливал присоленной водой и при этом бормотал: "Во как... Землицу-то все любят... Что корнеплоды, что неполяризующиеся электроды..." А когда началась на точке работа для Семена и Надюхи, он остался почти без дела - сидел на ящике, высматривал в бинокль снежных баранов, которые, по его словам, здесь в каньоны прямо на рога прыгают.
Дрова они взяли с собой, опять загрузили опрятный салон вертолета поленницей, как деревенский сарай. Пока дров хватало. Воды оставалось две канистры, ее экономили. С погодой пока везло, только туманы были сильные по утрам. Даже не туманы - в облаке жили...
Валерка уже записал точку под Козыревском, рядом с рыбразводным заводом, перелетел на другую, на озеро Ажабачье. Андрей стоял в верховьях Большой Хапицы, у него что-то не ладилось с гальванометрами, просил по связи запасной комплект, но пока вертолетов не было и он сидел без работы, гонял по тундре куропаток.
Семен не спешил. Он знал, что зимой, когда он будет работать на другом участке, с другим отрядом, камеральные барышни в городе не будут и понятия иметь про кислую от пепла воду, это и не вспомнится, а то, что точка записана с брачком, будут помнить долго.
А Сашка быстро пообвыкся на новом месте, хотя из палатки выходил редко - куда ходить-то! - валялся на раскладушке, листал замусоленные подшивки журналов с детективами и говорил сквозь зевоту с подвывом: "Ну и что - Ключевска-а-ая сопка?" Они спали с Рыжим на пару.
Только Надюха была оживленной, глаза блестели, как у первокурсницы - как же! - она на высочайшем вулкане Евразии, на д е й с т в у ю щ е м вулкане! Она несколько раз заводила разговоры: "Если пойти к вершине, то за два дня дойти можно". Семен отшучивался: и полдня хватит, чтобы ноги поломать. Вершина казалась близкой, склон круто уходил в небо, закруглялся дымящимся кратером. И по ночам, в тишине вдруг слышалось ворчание, наносило фумарольным запахом серы.
Надюха утешалась тем, что таскала к палатке вулканические бомбочки, колотила их обухом топора, стараясь там найти кристаллы везувиана или причудливые минералы под названием "волосы Пеле": ей казалось, что все они должны быть обязательно с рисунком, как у агата.
- Вулканические бомбы бывают чечевицевидные, хлебовидные и ленточные. Учись, студентка, - дразнил ее Семен, помня, как она представилась вначале - "техник-геофизик".
- Ты можешь из своей коллекции выложить надпись: "Здесь была Надя", потому что грузоподъемность вертолета МИ-8 на такой высоте - тонна, не больше. Он нас-то брать за два смыка будет, а про коллекцию забудь.
- Семен, ну можно, я возьму хоть пару штук, - жалобно просила она, словно и впрямь кто-то будет проверять ее рюкзак перед погрузкой.
- Возьми, - серьезно говорил Семен. - Вон ту конуру, что у Рыжего. - И показывал на оплавленную, с арками и пещерами глыбу, размером с двухэтажный дом.
- Комарья нет, медведи не шастают - чем не жизнь! - кричал с раскладушки Сашка. - Семен, а нам высокогорные платить будут?
- Нет, нам товарищ Трегубов значки вручит. "Юный альпинист".
- Шу-у-утишь...
У них было еще две точки на склонах Толбачика, но перед этим Семен решил отдохнуть на море. На восьмой день житья на Ключевской он раскатал на походном столике все осциллограммы, долго мараковал с измерителем и логарифмической линейкой, что-то насвистывал, бормотал под нос: "Сколько у нас по магнитным каналам? А сколько надо, столько и сделаем... Кто мне докажет, что по "иксовому" здесь сорок два миллиметра? А я вот левый глаз прикрою... Во! Сорок один, тогда все получается..."
Надюха подсела к нему, начала помогать пересчитывать. "Повезло мне на второго оператора, - думал Семен. - Жаль, ненадолго. Дело молодое, замуж уйдет".
- Вот ты потом в камералке будешь работать, имей в виду, что мы здесь мучаемся, нервы треплем из-за каждого миллиметра. А зачем? Построят разрез, точность будет "плюс-минус трамвайная остановка"... Сколько здесь?
- Сорок два. Я не буду в камералке работать. Только в поле.
- Вот-вот, это значит, что брак. Сорок два...
- А может, оставим ее, Семен? Действительно, при такой-то точности... Это же региональная съемка...
- Ишь ты... Так всем понравится. Брак. Перепишем. Закончив обсчитывать осциллограммы, он потянулся и сообщил:
- Еще одну ночную черкнем для верности, и завтра - перелет.
- Куда?
- К морю.
Вертолет пришел после обеда. Они успели свернуть палатку, собрать аппаратуру, смотать провода и лежали на теплом брезенте, слушали приемник, подогревали на остатках дров чай. Было непривычно ждать вертолет снизу, высматривать его в бинокль на фоне яркой зелени долины реки Камчатки.
"МИ-восьмой" поднялся к ним тяжело: высота. Экипаж был незнакомый, командир - пожилой, осторожный пилот. На этот раз вертолетчики особо строго смотрели за погрузкой, и, когда Семен поволок к раскрытому сзади фюзеляжу аккумулятор, смурной бортмеханик сказал:
- Оставь. Мы тебе на точку уже комплект свежих забросили. А эти потом заберем, когда пустые возвращаться будем. Посмотри, что еще можешь выбросить.
- Я лишнего барахла не вожу, - обиделся немного Семен.
Он ждал, что за ним придет экипаж Кочеткова, того было просто уговорить перебросить отряд к морю. А эти будут выполнять задание по заявке, повезут его на очередную проектную точку.
- Мужики, покажите, где аккумуляторы новые оставили, - попросил Семен.
- Здесь, - ткнул пальцем в планшет второй пилот. - У подножия Ключевской, спуститься только. Кустики там есть редкие, можно сказать - дрова. С водой неважно. Можно сказать, засуха.
"Зануда, - подумал Семен. - У подножия комарья до черта, это сюда гнус не поднимается... Дров нет. Воду придется таскать за два километра в канистрах. Если тот ручей, что отмечен на карте рядом с точкой, еще не пересох..."
- Нет, парни, - сказал он бодро. - Я эту точку потом отработаю, а вы меня сегодня вот сюда бросьте, в устья Сторожа. Там тоже проектная точка. Моя точка, кстати...
- Часа на три дольше будет, - подсчитал второй пилот. - Можно сказать, перебор...
- Ничего, вам подпишут заявку, - заверил Семен и вдруг почувствовал, что рассердился. - Ничего, пусть начальство лишний раз пешком прогуляется. А то как иранские шахи - везде на вертолете...
Пилоты в общем-то все неплохо разбирались в экспедиционной иерархии, им можно было пожаловаться на жизнь:
- За продуктами в город - на вертолете, хотя есть машина. С нарядами в бухгалтерию - на вертолете. На рыбалку - это теперь ре-ког-нос-ци-ров-ка называется - опять на вертолете... Скоро в нужник летать будут. Поназакладывали в проект лишних летных часов, а для полевиков лишний смык сделать - экономия. Народу в экспедиции - по коридору боком ходишь, а в полях работать некому...
- Да нам-то что - выбросим, - сказал, подумав, командир. - Но смотри, парень, там - погранзона.
- А у нас есть кому оформить документы, - уже всерьез завелся Семен. - У нас есть начальник партии, начальник участка, старший геофизик - это только в поселке, на базе. А в городе - трехэтажное здание, битком набитое клерками, там по два человека за одним столом сидят. Ребята рассказывали: один из туалетов под кабинет заняли. Я вот думаю, они прямо на унитазах, не снимая штанов, сидят или все-таки стулья поставили? - Он оглянулся на Надюху: не слишком ли разговорился? Девчонка стояла - руки в брюки - свой парень. - А я устал от гор, - признался Семен. - У ребят от этого кислого пепла изжога началась. На зубах - пепел, в спальнике - пепел, супа чашку съел - на дне пол-ложки пепла...
- Ладно, полетели, - пошел к вертолету командир.
- Рыжий, вперед! - крикнул Семен. - Надя, садись, Витя, за старшего остаешься.
Семен всегда улетал первым - выбирать точку. Груз делил на две равные части: если вертолет за остальными не вернется, то дней пять прожить можно нормально.
Вертолет оторвался от земли очень тяжело, со скольжением начал уходить вниз, вдоль склона, потом выровнялся и потянул прямо. Внизу несла желтую воду река Большая Хапица, потом наплыли черно-зеленые бугры хребта Кумроч, и вскоре синей полоской зажегся вдали океан. "Совсем другое дело", - подумал Семен.