В плену у привидений
Шел девятый день плавания "Ундины" и шестой день с тех пор, как она вошла в шугу. Шуга сменилась мелко битым льдом. На смену битому льду пришли гонимые с севера мощные паки. И вот "Ундина", вытащенная экипажем из полыньи, беспомощно лежит на боку среди огромного ледяного поля и дрейфует с этим полем на юг, то есть туда, откуда с таким трудом пробивались норвежские моряки, чтобы доставить Найденова к берегам родины.
В это утро Найденов еще раз тщательно проверил запасы пищи и пришел к печальному выводу, что если даже вдвое уменьшить нормы, питания хватит не больше чем на три-четыре дня.
- Значит, - сказал он спутникам, - предстоит еще урезать порции либо быть готовыми к тому, что через четверо суток мы начнем голодать, если не окажемся на земле или на борту какого-нибудь судна.
Найденов взял бинокль и в тысячный раз оглядел горизонт. Взгляд его остановился на черной точке среди белого поля льда. Рядом появилась вторая, за ней - третья, четвертая… Найденов насчитал с десяток движущихся точек.
- Тюлени! - радостно воскликнул он и, передав бинокль Лунду, указал направление.
Шкипер, внимательно присмотревшись, сказал:
- Кому же еще здесь быть!.. Но странно: они как будто ходят на хвостах!
- По мне пускай хоть на головах! - крикнул Нильс.
Через несколько минут они вдвоем с Найденовым, прячась среди торосов, подкрадывались к тюленям. Один удачный выстрел сулил запас пищи и топлива на много дней. До тюленей оставалось тысячи полторы шагов, когда Коротышка жестом остановил Найденова и шепотом сказал:
- Дальше нельзя: услышат!
Они легли и несколько минут оставались неподвижны. Потом, выждав, когда один из тюленей появился над краем тороса, Коротышка приложился и выстрелил. В тот же миг Найденов увидел, что Нильс стреляет… по человеку. Да, это был не тюлень. Человек вскочил во весь рост и обернулся к охотникам. В следующее мгновение он прыгнул в сторону и исчез подо льдом. За ним последовали и остальные…
Люди, ныряющие под лед, как тюлени! В первый момент Найденов и Нильс замерли на месте. Но тотчас, не сговариваясь, поползли вперед.
Так проползли они еще метров двести-триста. Найденов остановился. Сквозь треск напирающих друг на друга льдин - единственный звук, нарушающий тишину ледяной пустыни, - ему почудилось какое-то странное гудение. Оно доносилось как будто из-подо льда. Можно было подумать, что там работает мощный двигатель. Найденов прислушался и вопросительно поглядел на Коротышку. Но тот, видимо, ничего не слышал. Его взгляд был прикован к краю ледяного поля, где прежде были люди. Нильс поднял винтовку и приложился. Найденов едва успел предотвратить выстрел.
- Это могут быть друзья! - сказал он.
- Друзья? - Нильс засмеялся и показал туда, где лежала на боку их "Ундина". Найденов увидел нарисованный на борту катера знак свастики.
- Вы думаете, у этого флага могут быть друзья? - спросил Коротышка. - Всякий, кто подумает, что это наш флаг, откроет по нам огонь.
- Значит, надо показать им, что мы не гитлеровцы.
- А если они немцы?.. - прошептал Нильс. - Побудьте здесь, а я посмотрю, куда ныряли эти черти. Держите ружье наготове.
Коротышка быстро пополз вперед, а Найденов устроился поудобней и положил винтовку на застругу, готовый отразить неожиданное нападение. Он видел, как Нильс стремительно вскочил на ноги и замахнулся винтовкой, словно хотел ударить прикладом по воздуху. Но она вырвалась у него из рук и, поднявшись так, словно имела крылья, понеслась в сторону. После этого Коротышка стал совершать нелепые движения, ударяя кулаками пустоту. Он прыгал, лягался, падал и снова вскакивал, ударяя по воздуху налево и направо. Это походило на боксерский бой "с тенью".
Но вот он отчаянно закричал:
- Спасайтесь, херре пастор! - И с этими словами со всего размаху шлепнулся на лед, продолжая барахтаться и отбиваться от невидимых врагов.
Найденов бросился на помощь парню. Пробежав не больше пяти шагов, он споткнулся обо что-то, хотя лед перед ним был чист, и с размаху полетел, больно ударившись головой. Все поплыло перед глазами, он потерял сознание.
"Невидимая - первая"
Туман все еще стоял в голове Найденова, когда показалось, что он слышит родную речь. Кроме того, он отчетливо слышал острое жужжание и ритмический гул - шум судовых механизмов. Придя наконец в себя, Найденов с первого взгляда понял, что находится на борту корабля. Больше того: по раздававшейся вокруг русской речи он понял, что корабль этот свой, советский, родной. Не помня ни о чем другом, кроме того, что он у себя дома, Найденов сделал попытку вскочить, но услышал суровый окрик:
- Лежать смирно!
Но даже этот резкий приказ показался ему дружеской лаской.
- Да будет, товарищи, я уже понял: свои! - сказал он.
- Не разговаривать! - сурово повторил тот же голос, и Найденов увидел приблизившегося к нему старшину.
- Я же свой, что вы кричите? - улыбнулся Найденов.
Сильным движением старшина заставил Найденова опуститься на койку.
- Приказываю молчать - значит, молчи!
- Товарищ старшина, доложите командиру, что я свой, советский командир.
Старшина насмешливо оглядел Найденова.
- Чисто по-нашему научился… паразит…
- Отсюда вывод, - послышался рядом молодой веселый голос. - Из тех специалистов, которых они к нам в тыл засылают.
Найденов оглянулся и увидел молодого краснофлотца в берете.
- Что за шум? - раздался возглас вбежавшего в отсек старшего лейтенанта.
Увидев Найденова, он крикнул:
- Кто разрешил ему встать с койки?..
- Я требую одного: видеть командира корабля и говорить с ним.
- Все, что вы хотели бы сказать командиру корабля, можете сказать мне: я его заместитель.
Его прервал гудок телефонного зуммера. Старшина снял трубку.
- Да, четвертый отсек. Да, товарищ капитан третьего ранга, старший лейтенант здесь. - И, обернувшись к лейтенанту: - Вас к аппарату…
Старший лейтенант взял трубку.
- Сибирка слушает.
Закончив служебный разговор, он сказал:
- Пленный заявляет, будто он вовсе не немец. Он называет себя советским командиром… Посмотреть на него? Есть, сейчас приведу.
Идя следом за Сибиркой, Найденов с удовольствием приглядывался к лицам краснофлотцев, провожавших его сумрачными взглядами.
Сибирка постучал в дверь каюты. Спокойный голос ответил оттуда: "Войдите", и Сибирка отодвинул створку. У маленького столика сидел командир. Лицо его было освещено лампой. При виде его Найденов остановился как вкопанный, а пораженный Сибирка увидел, как командир корабля, издав крик изумления, бросился навстречу пленнику и они стиснули друг друга в объятиях.
В следующее мгновение Сибирка, не успев отскочить от бросившегося в его сторону пленника, почувствовал, как тот крепко обвил его шею рукой и звонко поцеловал в щеку.
Житков в двух словах объяснил своему заместителю, кого тот видит перед собой. Сибирка хотел оставить друзей, но Найденов удержал его.
- Прежде всего, прошу вас поставить перед Нильсом столько харча, сколько он может съесть. А во-вторых, не считаете ли вы, товарищи, что нужно подумать о спасении моих верных друзей - Йенсена и Лунда, оставшихся на льду. Бедняги, наверно, беспокоятся о нашем исчезновении, не говоря уже о том, что им грозит верная смерть от голода. Их нужно доставить в первый же норвежский пункт, который будет по пути.
Когда они остались одни, Найденов засыпал друга градом вопросов, а в заключение спросил:
- Что означает таинственное поведение твоих людей, так ловко схвативших меня на льду? Даю голову на отсечение, я не видел ни одного из них!
- И не мог видеть, будь у тебя хоть две пары самых зорких глаз. Они были невидимы.
Голос Найденова радостно задрожал, когда он воскликнул:
- Значит, Паша… - Он не мог договорить, за него досказал Житков:
- Да, твоя жена кое-чего добилась. К моему возвращению на родину задача подогреваемого покрытия была решена.
- Подогреваемого?
- Пока - да. И его можно было уже применить для подогреваемой ткани, - как в летной одежде. Теперь у нас три таких комбинезона.
- Понятно!
- Но беда в том, что люди не могут отойти от лодки дальше, чем позволяет питающий провод.
- А батареи?
- Если бы ты знал, сколько энергии пожирает такой комбинезон!
- Ладно. Второй вопрос: куда девались твои люди, прыгая под лед? Я не видел рубки подлодки.
- Разве непонятно? Если можно одеть человека, значит, можно одеть и рубку!
- Чехол из ткани?
- Вот именно. Поэтому наш корабль и носит название "ОН-1".
- Что это значит?
- "Опытная невидимая - первая".
- Если бы ты знал, как я завидовал тебе каждый раз, когда думал, что ты уже дома и работаешь над своей невидимостью! А мое "ухо" небось так и застряло на мертвой точке.
- Напротив, когда мы пройдем в рубку акустика, ты увидишь, как работает "ухо Найденова".
Найденов радостно схватил Житкова за руку:
- Ты не шутишь, Паша? Неужели добились? Вот молодцы! Пойдем скорей к акустику!
- Погоди, успеем, - сказал Житков. - Ты сам сможешь испытать "ухо", когда мы встретимся с противником. Наша опытная охота еще далеко не кончена. По пути домой предстоит еще кое-что проверить. Скажи-ка мне, во-первых, удалось ли покончить с нашими общими "друзьями" - Витемой и Мейнешем?
- Увы, Витему я так больше и не видел, а Мейнеш ускользнул из рук, хотя лежал уже связанный в моей комнате.
- Жаль, очень жаль…
- Думаю, что теперь они больше не опасны.
- Как диверсанты и шпионы, конечно, - согласился Житков. - Двери в Советский Союз для них закрыты. Но не следует забывать, что они готовы вцепиться в нас зубами при первой возможности.
- Вот этих-то возможностей у них больше и не будет, - уверенно произнес Найденов.
- Уж не воображаешь ли ты, будто после войны на земле воцарится рай?..
- Нет, до рая далеко, но песенка гитлеровцев спета. Двадцать второго июня сорок первого года они сами определили свою судьбу. Мы приспособим их к мирному труду; заставим восстановить своими руками все, что разрушили, залечить все раны, нанесенные человечеству… Но сегодня для меня самое главное то, что скоро я буду на родине! - воскликнул Найденов. - Впрочем, я и сейчас уже чувствую себя на родной земле. Палуба твоей лодки - достаточно твердая почва, чтобы, стоя на ней, чувствовать себя человеком. Ах, Паша, если бы ты знал, какая зависть меня брала к тем, кто имел возможность вот так, как ты, чувствовать себя полноценным командиром, гражданином, выполняющим свой долг перед родиной.
- Будто ты там развлекался…
- И все-таки это не то. Я мечтаю о другом: штурвал в руки - и в воздух!
- Ты еще насладишься, этим вдоволь! А теперь не хочешь ли привести себя в порядок? Погляди-ка на себя в зеркало. Стыд и срам, стыд и срам…
Житков ласково подтолкнул друга к переборке. Найденов увидел в зеркале свое лицо, покрытое щетиной, спутанные волосы… Поверх багрового загара - полосы копоти от примуса, с которым приходилось постоянно возиться на "Ундине".
- Да, пожалуй, в таком виде неловко ступать на родную почву.
Житков поглядел на часы.
- Через час - обед. Я познакомлю тебя с кают-компанией. Замечательный народ! - Он открыл шкафчик. - Вот здесь брюки, китель, ботинки. Мойся, брейся, переодевайся, а мне пора в центральный пост - вылавливать Йенсена и Лунда. С удовольствием пожму им руки!
Оставшись один, Найденов сбросил платье и подошел к умывальнику. Он уже намылил было щеку, как вдруг невольно вздрогнул, услышав за спиной приглушенный голос. Найденов не сразу сообразил, что это всего лишь радио. Но то, что он услышал, заставило его широко и радостно улыбнуться собственному отражению:
"За выдающиеся заслуги в области создания новых видов вооружения для Военно-морского флота присвоить инженер-контр-адмиралу Бураго, Александру Ивановичу, звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали "Серп и молот"…"
С раскрытым от удивления ртом Найденов обернулся к репродуктору и машинально спросил:
- Вы не ошиблись?
Черная воронка репродуктора высокомерно молчала.
Глава пятая. Загадочные пятна
Как хорошо иной раз не думать, что у тебя есть голова
Витема сидел в ванне, устало закрыв глаза. Не было желания двигаться, думать. Хотелось забыть, где находишься, зачем приехал в этот тихий город нейтральной страны; хотелось отогнать от себя неясное предчувствие надвигающейся беды, не покидавшее Витему с момента, когда он получил приказ снова ехать в Россию.
Теперь, узнав, что к нему послан из Берлина специальный курьер, Витема ломал себе голову: зачем едет курьер и кто он такой?
Шаг за шагом перебирал он в памяти подготовку закончившейся провалом операции с похищением Найденова. Вдумывался в каждую мелочь и не мог найти ничего, что говорило бы об ошибке, о том, что на хвосте у него повисла советская разведка. Нет, все было сделано достаточно чисто. А между тем факт оставался фактом: и Житков и Найденов ускользнули из рук. И если бы не отсутствие Фюрстенберга в Берлине, он, Витема, вместо нового задания получил бы от какого-нибудь мордастого Карла пулю в спину.
Впрочем, эта новая поездка в Россию, в сущности, почти то же самое. Да, похоже, что его уже не ценят, как в былое время. А много ли осталось таких, как он и Мейнеш?
Мейнеш!..
Двадцать лет назад он пришел к Витеме почти таким же, каким Витема знает его сейчас - крепким и сильным, с лицом, опаленным ветрами многих морей, с сединой в бороде. Да, уже тогда серебряные нити блестели в бороде Мейнеша.
Жаль, что старого соратника нет сейчас здесь, что нельзя попросить его посидеть в соседней комнате, пока у него, Витемы, будет посланец от Фюрстенберга. Никогда ведь не знаешь, чего ждать от этих курьеров из милого фатерлянда!
Витема отбросил папиросу. Пока он сидел в ванне, предаваясь размышлениям, вода успела остыть. Он наскоро оделся и приказал подать горячего кофе. Затем вынул из заднего кармана брюк маленький маузер и переложил его в боковой карман пиджака, предварительно отодвинув предохранитель.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Короткий стук - и дверь распахнулась: посетитель не ждал обычного "войдите".
На пороге стоял Карл, тот самый верзила с челюстью бульдога и лбом гориллы, которого Витема видел у Фюрстенберга. Рука Витемы невольно опустилась в карман, где лежал маузер.
Карл вошел в номер Витемы, как к себе домой, и запер дверь на ключ. Не спеша размотал шарф, обвязанный вокруг бычьей шеи.
- Предложили бы чего-нибудь согревающего, что ли, - грубо проворчал он. - В этой чертовой стране можно подохнуть от холода и трезвости.
- Прежде всего принято здороваться, когда входишь, - ледяным тоном сказал Витема, скептически оглядев пестрое из эрзац-шерсти пальто Карла и его зеленую шляпу. - Ваш цирковой наряд повесьте вон там, - и брезгливо ткнул пальцем в сторону вешалки.
Карл исподлобья глянул на Витему; безбровые глазки сверкнули злобой. Он расселся в кресле, бесцеремонно повернул к себе электрический камин, около которого стоял Витема, и стал греть багровые лапы с плоскими и тусклыми, как свинцовые бляхи, ногтями.
Каждое движение Карла коробило Витему, но он подавил нараставшее раздражение, повернулся к нему спиной, выбрал в коробке сигару и, не предлагая гостю, закурил.
Но на Карла этот холодный прием, по-видимому, не производил впечатления. Отогрев руки, он сам потянулся к хозяйскому ящику. Витема услышал, как щелкнули зубы гостя, откусывая кончик сигары. Оторвав край лежавшей на столе газеты, Карл зажег его о спираль камина и закурил. Насладившись несколькими затяжками, поднялся и, не обращая внимания на продолжавшего стоять спиной к нему Витему, прошел в ванную комнату. Через минуту оттуда раздался его голос:
- Эй! Капитан!..
Витема продолжал стоять. Кулаки его сжались.
- Кажется, я к вам обращаюсь, - сказал Карл, появляясь с кисточкой для бритья в руке. - Помогите мне побрить голову. - Заметив удивленный взгляд Витемы, он добавил: - Здесь есть кое-что и для вас, - и похлопал себя по темени.
Витема понял. Намылив голову Карла, он принялся быстро орудовать бритвой. Хотелось поскорее узнать содержание письма. То, что письмо поручили передать именно Карлу - человеку из личной охраны Фюрстенберга, - свидетельствовало о важности сообщения.
Как только Витема закончил бритье, Карл достал из бумажника таблетку.
- На четверть стакана воды, - сказал он, передавая ее Витеме.
Когда таблетка разошлась в воде, Карл намочил конец полотенца, протер им голову и приблизил ее к камину. По мере согревания розовая кожа покрывалась строчками письма. Буквы были четко выписаны тонким пером.
Витема вооружился лупой. Он читал, и его брови все ближе сходились над переносицей. Карл слышал, как учащается дыхание капитана.
Начав с беспощадного разноса, Фюрстенберг подтверждал приказание немедля отправиться в Россию, чтобы попытаться овладеть секретом Бураго. Работу старика, вероятно, продолжают Житков и дочь покойного. Витеме предоставляется полная свобода действий и разрешается пустить в ход любые средства. В заключение говорилось, что выполнение этого задания - последний шанс Витемы на восстановление потерянного доверия.
- Вы привезли мне чек? - спросил Витема.
- Я привез вам то, что привез… Все прочли?
- Все.
Карл вымыл голову вежеталем, и от письма не осталось ни следа.
- Наконец-то я снова могу не думать о том, что у меня есть голова, - с облегчением произнес он. - Чертовски приятное ощущение: не чувствовать своей головы! - И вдруг расхохотался. - Если, конечно, тебе не сделали чик-чик. - Он снова захохотал и взглянул на часы. - Однако у меня не слишком-то много времени. Что передать хозяину?
Витема прошелся по комнате. Он остановился и, задумчиво глядя на улицу, барабанил пальцами по стеклу. С ним обращаются так, будто он ровня этому Карлу!.. Непреодолимая злоба затуманила сознание. Не в силах более сдерживаться, он прошипел:
- Убирайтесь!
Карл медленно протянул огромную лапу и положил ее на запястье Витемы. Витема напряг мускулы. Он знал, что обладает незаурядной силой, но на этот раз, попытавшись освободить руку, почувствовал, что она словно зажата в стальной браслет. И впервые в жизни Витема ощутил, что значит превосходство физической силы.