Жертва - Марина Эльденберт 13 стр.


- 16 -

В свое время Джеймс провел немало времени в непосредственном общении с измененными, чтобы усвоить два основных правила. Первое: измененный - не человек, и никогда уже им не станет. Даже если вернется к человеческому образу жизни, что и произошло после эпидемии чумы с теми, кому удалось выжить. И второе: слабость они чувствуют интуитивно. Так же, как и силу.

Чем младше измененный, тем больше он кичится своими способностями и тем больше у него шансов угодить в неприятную историю, а если быть точным, в базу данных Ордена. Для молодняка это чаще всего заканчивалось летальным исходом. Для тех, кто постарше не существовало преград и препятствий. Джеймс достаточно проработал в полях, чтобы научиться общаться с этими тварями.

Интуиция и годы работы детективом сделали свое дело, когда он зацепился за имя Ронни Халишера. Он находился в больнице Эдмонтона, куда его привело приключение-похищение Сэта Торнтона. А так же некая Беатрис Воронова, что открылось уже в личной беседе. Стивенс сделал себе пометку проверить девчонку и не прогадал.

Русская, в конце восемнадцатого века, была схвачена в Зальцбурге. Вся информация о ней, равно как и её настоящее имя - Мария Беатрис Ароньева-Воронова, была получена от её мужа, который и руководил захватом. По информации из архива, леди засветилась в Ордене всего один раз, и загадочным образом выжила. Спустя пару дней отделение Зальцбурга было разрушено до камня, и это напомнило Джеймсу события не столь отдаленные в Сиэтле. Информация о ней сохранились, потому что в ночь после захвата Беатрис был произведен обмен данными с филиалом Вены. Все штатные сотрудники, включая Дмитрия Воронова, были убиты.

Джеймс понятия не имел, почему в мыслях все время возвращается к этой истории, и сделал себе пометку подробнее разобраться потом. Когда вытащит Хилари. Разговориться с Ронни-Барти-Хью помогло тщательное изучение его дела, и внимательность к деталям. Разумеется, тот его не помнил, потому что они никогда не встречались, но после конкретики, упомянутой Джеймсом несколько раз, начал "вспоминать".

В мире остались считанные единицы выживших, и общаться со "своими" было вдвойне приятно. В отличие от былых времен, измененные не упускали случая держаться вместе. Джеймс упомянул, что ищет работу, и Халишер дал ему координаты некоего Рэйвена. Заодно снабдил своими рекомендациями по телефону, а Рэйвена краткой характеристикой: "Он реально крут, парень. Я тоже подтянусь, только подлатают немного".

Здоровье Ронни-Барти-Хью не интересовало Джеймса, но благодаря своей узколобости тот действительно оказался полезен. После рекомендаций Халишера Рэйвен согласился встретиться с ним и адекватно отнесся к его истории о том, что он хочет работать "со своими". Чутье подсказывало, что ниточка бывшего профессора, по совместительству ученого из Корпорации Зла, приведет его к Хилари. Дело оставалось за малым: отключить режим личного и действовать по обстоятельствам.

Рэйвен работал в России, а если быть точным, "пас" Торнтона и Беатрис до особых распоряжений свыше. Это "свыше" как раз и являлось искомой неизвестной уравнения, которое Джеймсу предстояло решить.

- Сейчас у нас скучно, - сообщил Рэйвен, пристально глядя на него. - Но не обещаю, что так будет всегда.

- Надеюсь, что не будет, - ответил Джеймс, - сидеть на месте умею, но не люблю.

- Твой энтузиазм меня радует, но не забывай, что ты выполняешь мои приказы.

Джеймс кивнул. Выполнять приказы он умел. Правда, с вариациями на тему собственных интересов. Пару раз его отстраняли от работы из-за этих вариаций, и грозились вышвырнуть из Ордена. В итоге он ушел сам или, если быть точным, "погиб при исполнении". Оставаться мертвым для бывших коллег приходилось в первую очередь из-за Хилари, хотя после одного неприятного инцидента, Джеймс сам не рвался на передовые. Бывшие сотрудники стали для него на одну ступень с измененными.

- Что мне делать сейчас?

- Следить за нашими объектами. Очень милой парочкой, которая гуляет по Санкт-Петербургу, - новое начальство выглядело не очень довольным, как если бы эта тема была ему неприятна. - Беатрис вроде агента под прикрытием, наша главная цель - мужчина.

Сэт Торнтон. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой: подойти так близко за столь короткий срок. Внешне Джеймс ничем не показал своей заинтересованности, да и голос его прозвучал абсолютно безэмоционально. Обычная реакция на "приказ".

- Я готов.

- Отлично. Ребята введут тебя в курс дела, Стив.

Некогда профессор, а ныне объект пристального внимания измененных действительно выглядел так, будто приехал в медовый месяц. Да и сама Беатрис явно отнеслась к делу с излишним энтузиазмом. Так, по крайней мере, показалось Джеймсу. Неизвестно почему, она раздражала его до зубовного скрежета. Он подозревал, что ключик к этому - прошлое измененной, но от подсознательного ощущения "чего-то кроме" избавиться не мог.

Джеймс не исключал, что она профессионал, который любит секс, но раздражения это не отменяло. Спустя пару дней слежки добавилось ещё и желание свернуть ей шею. Он испытывал его всякий раз, как видел её улыбку, слышал смех или когда наблюдал за весьма откровенными сценами в их номере. За свою жизнь Стивенс повидал и не такое, но объяснить свою реакцию не мог.

Ещё одна интересная деталь имела непосредственное отношение к начальству. Рэйвен неровно дышал к Беатрис. Очередное совпадение? Возраст босса определить не представлялось возможным, но исходя из собственных соображений, Джеймс заключил его в рамки двухсот лет. Вороновой было немногим больше, а измененные старшего возраста редко "цеплялись" за пристальное внимание к младшим.

Не исключено, что она его и заразила, или как это принято у них говорить, изменила. Отношения по первой кровной линии среди измененных были наиболее распространенными. У Рэйвена наверняка были неплохие связи среди своих, или много денег, хотя второе первого не отменяло. Получить спасительную вакцину было практически нереально, и стоило это недешево.

О боссе Халишера в архивах не было никакой информации, поэтому приходилось действовать наугад. Джеймс не знал ни сколько ему было лет, когда тот оказался под ударом вируса, ни какие дела вел до этого. С темными лошадками всегда приходится быть вдвойне внимательными. К тому же, Рэйвен умудрился выжить и не засветиться в Ордене, а это значит, что он умен, хитер и осторожен.

В том, что его будут проверять, Джеймс не сомневался, и Корделия предоставила ему весьма достоверную легенду. На этот счет он не опасался, несмотря на собственную былую популярность. Его имя нигде не светилось, а из тех, кто знал его в лицо как Палача, в живых остались только Хилари и Корделия.

Он вел себя профессионально. Вопросов не задавал, ни с кем разговориться не пытался. Работал по схеме смена-отчет, и в свободное время вел "светский образ жизни бывшего измененного". Это выводило из себя: наблюдать за импровизированным романом день за днем, особенно при мысли о том, что Хилари где-то в западне. Списав собственные эмоции на тревогу за неё, Джеймс ненадолго успокоился. Если Воронова и Торнтон приведут его к Хилари, он готов даже свечку им подержать.

Влюбленная парочка была похожа на студентов в конфетно-букетный период, и Джеймс временами ловил себя на мыслях о том, как начинались их с Хилари отношения. Это совершенно точно нельзя было отнести к разряду романтических чувств или хотя бы намека на симпатию.

Во время очередного рейда произошла утечка информации, Джеймса взяли живым, но ему повезло оказаться в руках Хилари. Она не позволила своим ребятам расправиться с ним. Какое-то время он был её пленником и в те две недели обращались с ним вполне сносно. Провал той операции в Ордене решили повесить на него, и Хилари узнала, кто он такой, но умолчала о его истории.

Пронюхай молодые измененные, кого они захватили, всего её авторитета не хватило бы, чтобы их остановить. Когда Орден снова добрался до её группы стараниями Корделии, он ответил тем же. Инсценировать смерть измененной было непросто, но впервые в жизни Джеймс был уверен, что поступает правильно. Он не привык оставаться в долгу.

Жизнь после этого кардинально поменяла вектор. Если раньше в ней не было ничего, кроме убийств, то после появления Хилари Джеймс снова начал сомневаться. В том, что делает, что цель оправдывает средства и что руки, по локоть запачканные в крови теневых тварей, действительно сделают мир лучше. Впервые они оказались по одну сторону баррикад: двое отчаявшихся, потерявших последние ориентиры в жизни, цепляющихся друг за друга, как за последнее спасение.

Именно тогда Джеймс впервые подумал об измененной, а если быть точным о Хилари, как о человеке. Развитие их отношений не заставило себя ждать, но чем дальше они заходили, тем больше сомнений испытывал Джеймс. Отчасти поэтому он и предложил ей свадьбу. Надеялся, что после все пути к отступлению будут отрезаны, но стало только хуже.

В нём будто уживались две сущности. Одна тянула назад, вторая же уверяла, что он на правильном пути. В конечном итоге эта двойственность стала сводить с ума, и даже когда все вампиры исчезли с лица Земли, это не прекратилось. Временами Джеймс ловил себя на том, что пальцы дрожат от воспоминаний об оружии. О том, как он избавлял планету от тварей. Следом накатывал стыд, граничащий с паническим страхом, ведь Хилари была одной из них. Он замкнулся, стал злым и раздражительным и полностью ушел в работу. В новой жизни не было места убийствам измененных, потому что даже те, кто выжил, стали людьми.

Именно это сводило его с ума все это время, и в минуты философского созерцания стремительно развивающегося романа между Торнтоном и Вороновой Джеймс ясно осознал одно. Все это время ему патологически не хватало убийства.

- 17 -

Остров в Тихом Океане. Май 2013 г.

Сидя на скамейке в тени, Хилари смотрела прямо перед собой. Из головы не шли слова Люка: "Я не единственный, кого вы здесь заинтересовали". Он имел в виду Вальтера? Или кого-то ещё?

Браслет на руке отмерял минуты свободы в порядке убывания. Два часа в день утром, два вечером. В любое время, кроме отведенного на процедуры. Побег больше не представлялся ей возможным, и эти мысли были значительно тяжелее, чем темные низкие тучи, стягивающиеся над островом. Она боялась, что проливной дождь так или иначе вынудит её вернуться в камеру. Свою палату в медицинском корпусе Хилари теперь иначе не называла. Если бы она знала, что природа соберется обрушить на это чистилище тропический ливень, выбрала бы другое время.

- Тоже не угадали? - от голоса, раздавшегося со спины, она вздрогнула и обернулась. Хилари видела Люка второй раз, с момента их первой встречи прошло чуть больше недели. Ей показалось, или он выглядел ещё гораздо более слабым?

- Не угадала, - подтвердила она, ничем не выдавая и не озвучивая своих истинных мыслей, - привет, Люк.

Первые крупные капли упали на землю, но он не двинулся с места, только подставил руки ладонями вверх.

- Пойдем, - Хилари шагнула к нему и протянула руку.

- Я останусь.

- Хочешь промокнуть до нитки?

- Меня меньше всего волнует, что я подцеплю насморк, Хилари.

Словно в подтверждение её слов дождь обрушился на землю сплошным потоком, будто разорвались небеса. Охранники экипировались в накидки с капюшонами, дорожки мгновенно опустели. Другие пациенты поспешили в укрытие, пусть даже ненавистной им тюрьмы.

- Я останусь с тобой, - одежда прилипла к телу, и Хилари снова отступила под ветви тропического дерева с огромными листьями. Это помогало относительно, но все же защищало от хлестких ударов сильных струй.

Она не общалась с другими пациентами. Ни с кем, кроме Люка. Это не было запрещено, но и желания она не испытывала ни малейшего. После разговора с мужчиной, который так и не назвал своего имени и практически довел её до истерики своим паническим состоянием, Хилари решила, что ей и одной неплохо.

- Я сегодня получил свои анализы, - Люк последовал её примеру, и добавил спустя несколько мгновений, - наверное, я скоро умру.

Хилари и рта раскрыть не успела, как он продолжил.

- Знаю, что ты хочешь сказать: "Всегда есть шанс на ошибку", или: "Не сдавайся", но у меня нет времени на все это. Я хочу знать, что Беатрис не останется один на один с этим ублюдком. Мне нужно это знать, Хилари.

Казалось бы, что может быть проще. Пообещать смертельно больному ребенку, которого видишь второй раз в жизни, что поможешь его матери, о которой только слышала. Пообещать и забыть об этом, потому что в таких ситуациях каждый сам за себя. У Хилари никогда так не получалось. Она всегда старалась поступать правильно, исходя из собственных представлений о том, каково это.

- Ты молчишь, - вздохнул Люк, создавалось ощущение, что он может читать её мысли, - это хорошо. Значит, я в тебе не ошибся.

- О чем ты?

- Тебе не все равно. Потому что ты не сказала сходу: "Конечно, Люк, не вопрос. Я помогу твоей Беатрис, когда она вляпается по полной".

Он говорил спокойно, но Хилари буквально физически ощущала исходящее от него отчаяние. Как будто вновь обрела способность к эмпатии, утерянной вместе с даром-проклятием. Нет, это было нечто гораздо большее. То, что она всегда называла "быть человеком". Умение слушать и слышать другого, пусть даже того, с кем говоришь второй раз в жизни. Осознать, прочувствовать его боль.

- Мне действительно не все равно, Люк, но я не знаю, смогу ли помочь. Я пленница, и даже если Беатрис появится на острове, вряд ли Вальтер позволит мне с ней говорить.

- Сможешь, Хилари. Я наблюдал за тобой. Я видел, как ты обходишь территорию, как засекаешь время смен, считываешь камеры, охрану. Ты ищешь возможности и варианты, ты не сдалась, несмотря на казалось бы очевидную безысходность.

- А Беатрис?

- Она может сдаться, когда узнает, что меня не стало. Какое-то время мне казалось, что я единственная ниточка, удерживающая её на грани. Это на первый взгляд незаметно, но в ней есть надлом, Хилари. Она никогда не говорила о том, что произошло, но это что-то очень серьезное.

Она внимательно посмотрела на мальчика. Временами люди придают слишком много значения собственному присутствию в жизни кого бы то ни было. Иногда оправданно, но чаще всего это преувеличение. Не беспочвенное, но все же. Ни один человек в мире не удержит другого от прыжка в пропасть, если кто-то очень хочет шагнуть вниз.

Понимание и осознание этого приходит со временем. Можно поддержать человека, помочь словом или делом, но только если тебе позволят. Если в глубине другого существа есть силы, чтобы продолжать. Только это имеет смысл.

Хилари не стала говорить об этом Люку, ему сейчас и без высоких мотивов несладко.

- Я обещаю сделать все, что в моих силах. Если она позволит, Люк.

- Спасибо, - коротко ответил он и замолчал. Сколько времени длилось это молчание, заполненное шумом проливного дождя, Хилари не знала. Первым его нарушил он.

- Если бы мы поменялись местами, кого бы ты попросила поддержать, Хилари?

Она подумала о матери и об отце. Их давно уже нет, но именно о них была первая мысль, когда Люк задал вопрос. Вторая - о Джеймсе. Она так и не узнала, приходил ли он на назначенное ей место встречи, в заброшенный дом рядом с Солт-Лейк-Сити. Что подумал, если пришел и не дождался её? Нет, скорее всего он просто не пришел.

- Не знаю, Люк, - сказала она, - никого.

- Так тоже бывает, - произнес мальчик, - у меня было. Когда никто не ждал, и сдохни я тогда на улицах, никто бы не расстроился. Но я не думал, что такое может быть у тебя.

- Почему?

- Ты хорошая, Хилари.

Люк развернулся и пошел по дорожке вдоль корпуса, не оборачиваясь. Хилари знала, что не сможет удержать его рядом с собой, и не стала останавливать. Тонкую фигурку поглотила сплошная стена дождя, и она сползла вниз, закрывая лицо руками.

"Наверное, не такая уж и хорошая", - подумала она. Давно Хилари не ощущала себя настолько одинокой.

- 18 -

Княжество Зальцбург. Конец 18 века.

Беатрис уложила Авелин спать и вышла на улицу. Вот-вот должно было взойти солнце, но ещё с полчаса в запасе у неё было. Она устроилась на ступенях крыльца, мурлыкая себе под нос колыбельную, которую недавно напевала, и с тоской глядя на стремительно светлеющее небо. Вдалеке от России она чувствовала себя спокойно. Никому придет в голову искать её здесь, а большего Беатрис не могла и просить. За жизнь своей дочери она готова была заплатить любую цену.

Временами она задыхалась в этом городе, рядом с Джаной, которая только и делала, что жаловалась целыми днями. На судьбу, на жадность заказчиц, на плохую погоду. В свое время Беатрис выбрала её для легенды: молодая швея с ребенком наняла няню, потому что не справлялась с работой. Джана действительно была одинокой швеей, к тому же сиротой, после смерти отца около полугода назад.

Из предместий Вены они перебрались в Зальцбург - места, где никто не знал её настоящей истории. Джане легко удалось занять свое место в качестве швеи. Шить она не только умела, но и любила, а любовь к тому, чем ты занимаешься - залог успеха. Так считала Беатрис. Конечно, и она помогала ей, чем могла, а могла она сейчас многое. В частности, убеждать несговорчивых капризных заказчиц, которые забывали о своих причудах и придирках, и приходили к Джане снова и снова.

В измененном состоянии Беатрис было много преимуществ. Сила, реакция, умение чувствовать состояние других людей. Это облегчало жизнь и давало некое подобие уверенности, поскольку о том, что Авелин её дочь, не должен был знать никто. Вопреки предсказанию Семена, выкидыша не произошло. Она родила спустя месяц, хотя по самым скорым подсчетам ей оставалось носить ещё не меньше четырех. Авелин родилась здоровой и крепкой девочкой, разве что молока у Беатрис не было. Оно ей оказалось и не нужно: организм ребенка первый год требовал исключительно крови.

Беатрис действительно пришлось бежать: их дом был сожжен, а Дмитрий превратился в злейшего врага. Ей удалось услышать его разговор с одним из друзей прежде, чем она совершила самую большую ошибку в жизни и обратилась бы к нему за помощью.

"Она вряд ли понимала, что с ней произошло", - произнес Павел.

"Это больше не имеет значения. Она одна из тех тварей. Я найду её и убью".

Беатрис запомнила только этот обрывок разговора, который до сих пор отзывался болью в её сердце. Она не любила Дмитрия, но не могла вычеркнуть из памяти, как они сплетались в объятиях, как засыпали вместе. Она делила с ним не только кров и постель, она хотела провести с ним всю жизнь, родить ему детей. И вот так, вмиг стала для него "одной из тех тварей".

Беатрис оставила Петербург, бежала из России, и первое время перебиралась с места на место, пока не решила осесть. Чем старше становилась малышка, тем сложнее приходилось. Молодая девушка, свободно путешествующая с маленьким ребенком, привлекает немало внимания, а ей это было ни к чему. Именно тогда она нашла Джану, внушила ей, что Авелин её горячо любимая дочка, что нужно перебраться в Зальцбург и, разумеется, нанять няню. Так они жили уже почти полтора года, и это сводило Беатрис с ума. Быть привязанной к одному месту, когда перед тобой раскинулся весь мир, становилось невыносимо.

Назад Дальше