- Да, - выдохнул Глеб, и сердце его здесь забилось чаще, ибо голову посетила мысль, что женщина эта ему нравится и он был бы не прочь возлечь с ней на одно ложе.
Женщина сказала спокойно:
- Но я уже выспалась. Я вообще рано встаю… А вот тебе не помешало бы прилечь.
- Прилечь? - переспросил Глеб. - Куда? Я ничего не вижу.
- Достаточно того, что вижу я, - ответила женщина, и Глеб здесь почувствовал, что она легонько нажимает ему на плечо, а руку его тянет книзу.
На ощупь Глеб определил, что ложе застлано косматой шкурой. Конечно, это была шкура медведя. Глеб слышал кисловатый запах, исходящий от этой шкуры.
Женщина велела:
- Ложись на живот. Я осмотрю твою рану. Глеб, ложась, выразил удивление:
- Как можно что-либо видеть в такой темноте.
- Я привыкла. У меня глаза, как у рыси.
- Нет, - покачал головой Глеб. - У тебя красивые глаза…
Женщина не ответила.
Глеб почувствовал легкие прикосновения ее рук. Она заставила его снять рубашку и влажной тряпицей очистила края раны, оттерла со спины и боков запекшуюся кровь. Потом она смазала чем-то жирным и душистым, пахнущим цветами, края раны. И что-то заложила в саму рану. Оттого боль сразу притупилась. Женщина делала все спокойно и уверенно. Со знанием дела. И даже как будто с нежностью. Глебу доставляли удовольствие ее прикосновения.
Он спросил:
- Как тебя зовут?
- Анна.
- А языческое имя?
- Другого у меня нет.
- И не было? - удивился Глеб.
- Я не помню.
- Как не помнишь? Она вздохнула:
- Я была совсем маленькой, когда меня подобрал тот человек.
- Какой человек?
- Он стал потом моим мужем. Глеб задумался:
- У тебя есть муж?
Она ласково провела ему по спине:
- Не тревожься, у меня уже нет мужа. Года три как он пошел на охоту и не вернулся. Может, в болоте утонул, может, подстерег его медведь или проткнул клыками вепрь… Он был отчаянный, смелый человек. Такие часто находят преждевременную смерть…
Глеб согласился:
- Да, вепрь - опасный зверь. Я знал нескольких людей, коим вепрь пропорол живот. Это страшная медленная смерть.
Снаружи быстро светало. Глеб уже видел в темноте квадрат прикрытой двери. Видел и силуэт Анны, склонившейся над его спиной. У Анны была красивая длинная шея. И были красивые же, гибкие как змеи, руки. Глеб некоторое время любовался ее руками.
Потом спросил:
- Ты недавно сказала, Анна, что слышала обо мне?
- Да. В лесу не так много людей. Все на виду.
- От кого ты слышала? Анна молчала.
Глеб покосился на нее:
- Почему ты молчишь?
- Я не хочу говорить.
- Вот как! - удивился Глеб. Поразмыслив немного, Анна все же сказала:
- Люди, от которых я о тебе слышала, говорят неправду. Я вижу это. У меня глаза острые, как у рыси…
- Нет, у тебя красивые глаза, - опять не согласился Глеб.
- Эти люди говорят о тебе много худого. Будто ты угоняешь лошадей и воруешь скот, а потом продаешь половецким ханам…
- А еще?
- Будто людей половцам продаешь…
- И людей?..
- Еще будто ты убиваешь невинных, а красивых девушек уводишь в свое логово - в глубокую нору. Будто ты по ночам воешь волком и глаза у тебя безумные… а на руках - когти… Не достаточно ли тебе слышать этого?
- Еще скажи. Анна вздохнула:
- Матери и отцы в селах пугают детей Глебом, который живет в лесу. А женихи стращают девок… Священник-грек говорит: не ходите на языческие капища - поймает вас Глеб.
Глеб горько усмехнулся:
- В том нет ничего странного, коли даже родные братья отвернулись от меня.
Анна покрыла рану тряпицей, пропитанной некоей мазью, и перевязала спину крест-накрест свежим рушником. Она велела Глебу лежать пока на животе. А он и не думал ослушаться. Ему была приятна забота этой женщины. Глеб уже и не помнил, чтоб о нем кто-то заботился. Разве что мать. Но это было давно.
Глеб взял Анну за руку и удержал возле себя. Спросил:
- Где ты научилась врачевать раны? Она улыбнулась только краешками губ:
- Я же говорила: муж мой был охотник. Он часто приходил исцарапанный, иногда сильно пораненный. Муж меня и научил. Он ведь был много старше меня.
Глеб посмотрел на Анну испытующе:
- Ты только про мужа и говоришь. Ты, наверное, любила его? Скажи…
- Нет, - покачала головой Анна. - Он был мне опора, стебель. А я была - цветок. Муж сам это говорил. А я думала, что так и не пришел тот, для которого я цвела.
- Чудно ты говоришь, - улыбнулся Глеб и закрыл глаза. - У тебя нет детей?.. - Мой первенец умер во младенчестве. А другие не родились…
Анна высвободила свою руку и поднялась с постели:
- Ты должен спать. Ты ведь не спал всю ночь… Когда проснешься, выпьешь напиток из этой чаши, - она пододвинула к Глебу табурет, на котором стояла старая помятая бронзовая чаша. - Потом наденешь другую рубаху; от мужа у меня осталось кое-что - тебе, конечно, будет тесновато, но я приведу в порядок твою одежду, когда отмокнет кровь.
- Ты уходишь? - спросил Глеб, засыпая.
- Я вернусь к вечеру…
Ответа Глеб уже не слышал, ибо погрузился в глубокий сон. Он доверял этой женщине. Он дышал ровно и спокойно. Слегка подрагивали его веки, - должно быть, ему снился какой-то сон. А женщина еще долго стояла рядом и смотрела на Глеба. Она как будто не могла заставить себя покинуть жилище.
Анна медленно опустилась на пол возле самого ложа и заглянула Глебу в лицо. Тихо вдохнув, она поймала его дыхание и улыбнулась своим мыслям. Потом сняла с плеча Глеба волосок и посмотрела его на свет. Это был волосок Глеба. Женщина намотала волосок на безымянный палец и поднялась. Никто не видел, каким счастьем сияли в этот миг ее глаза.
Анна вышла за дверь и привалила ее тяжелым камнем.
Глебу снился тот старец в белых одеждах. Старец ничего не говорил, а только ласково, благодарно смотрел на Глеба. Так мог смотреть только отец. Глеб хорошо помнил этот взгляд. И в этом старце Глеб опять угадывал отца.
Старец раскачивался на качелях под ветвью могучего Дуба. Диковинные это были качели, а старец без сомнения был колдун. Когда он летел на качелях вперед и возносился высоко, - был ясный день, блестели в солнечных лучах крупные желуди. А когда старец уносился назад и взлетал чуть не выше дуба, - была ночь, в черном небе горели звезды. Скрипели качели… Среди бела дня высоко над землей старец взмахивал руками, и был это уже не старец, а белый аист, машущий крыльями. А черной волшебной звездной ночью обращался вдруг старец в летучую мышь…
Вокруг этого дуба, как колесо вокруг оси, поворачивался весь мир.
Глеб стоял рядом с качелями и с нетерпением ждал, когда же старец остановится, когда ему наскучит эта детская забава - превращаться то в птицу, то в мышь. Но старец все раскачивался на качелях и смотрел на Глеба так, словно хотел что-то сказать…
А качели уже почему-то не скрипели - они гудели заунывно. Будто раскачивалась секира. Эта секира пролетала так близко от Глеба, что грозила поранить его. Тут Глеб вспомнил, что когда-то уже такое было: его ранила секира во сне.
И Глеб проснулся…
Он услышал: снаружи был ветер, и поскрипывало какое-то дерево.
Глеб не сразу сообразил, где находится. Он видел светлый квадрат двери, видел грубо сколоченный табурет и какую-то чашу на нем. Глебу было очень неловко лежать на животе, и он перевернулся на спину. И только когда почувствовал боль в спине, все вспомнил. Приподнявшись на локтях, позвал:
- Анна!..
Порыв ветра ударил в дверь. Глебу очень захотелось пить. И он вспомнил про напиток в чаше. Пригубил… Это было какое-то снадобье. Слегка сладковатое, оно пахло травами, медом и как будто молоком.
Осушив чашу, Глеб очень скоро ощутил прилив сил. Он сел на ложе, потянулся, расправил плечи.
- Где ты, Анна?..
На этот раз ему не ответил даже ветер.
Вспомнив о секире, Глеб в поисках ее огляделся. Он обнаружил секиру под ложем. Лезвие было рыжим и шершавым от засохшей крови. Глеб покачал головой. Прежде он никогда не оставил бы оружие не отмытым. Видно, он, и правда, потерял ночью много сил.
Глеб подошел к двери и через щель посмотрел наружу. Над ручьем склонились плакучие ивы; их ветви-плети были покрыты молодой листвой.
Глеб оценил: красивый тут был уголок.
И нажал на дверь. Но та и не думала открываться. Глеб удивился. Потом догадался, что Анна заперла его. Он навалился на дверь плечом и без особого труда отодвинул камень.
Когда Глеб отмывал секиру в ручье, ему внезапно почудилось, что кто-то стоит у него за спиной. Он резко обернулся, но никого не увидел. Он был один у ручья…
Глеб отчищал засохшую кровь песком и травою. И его все не покидало ощущение того, будто кто-то смотрит ему в затылок. Глеб опять оглянулся и тут увидел маленькую пичужку в ветвях ивы. Пичужка внимательно, не мигая, смотрела на него.
Глеб погрозил ей пальцем:
- Старик! Ты всюду подглядываешь за мной… Махнув хвостиком и чирикнув, пичужка улетела.
Анна вернулась уже па закате. Глеб поджидал ее, прячась за склоненным стволом ивы.
Анна с трудом отодвинула камень и впорхнула внутрь хижины. Но тут же вышла обратно - разочарованная, погрустневшая. Положила на землю узелок, что принесла с собой; обессилено опустилась на камень.
Глеб видел из укрытия, что женщина заплакала. И ему стало ее жаль. Впрочем он и не собирался уходить. Глеб хотел посмотреть только, не приведет ли Анна кого-нибудь из чужих. Он давно уже привык не доверять людям. Хотя ему с самого начала подумалось, что Анна - из тех, кому можно верить и на кого можно положиться.
Глеб черпнул воды и брызнул себе в лицо.
Анна вздрогнула, метнула в его сторону радостный взгляд и принялась утирать слезы. Когда Глеб подошел к ней, слез уже не было и в помине. Спокойная улыбка играла на губах Анны.
Женщина подняла узелок:
- Я принесла тебе поесть.
Она развернула узелок у себя на коленях. Глеб увидел большой ломоть. хлеба и овечий сыр. Глеб очень удивился:
- Откуда это? Повсюду людям нечего есть… Анна, довольная, улыбнулась:
- Мне попалась в силки хорошая куропатка. Я могла бы сварить тебе ее, но подумала, что от хлеба будет больше проку. Вот и выменяла у богатых людей…
Глеб отломил от ломтя кусочек, взял половину сыра. Он был действительно очень голоден. И еда показалась ему необычайно вкусной. Глебу очень льстило, что эта красавица опять позаботилась о нем. Он не спеша ел хлеб и сыр и любовался красивым лицом Анны в лучах закатного солнца. Сейчас она была стократ красивее, чем утром. Верно, где-то в лесу у нее припрятано зеркальце… Глеб заметил, что Анна наложила румяна и подвела брови. Волосы ее были заплетены в косу, а на челе красовался веночек. Анна теперь казалась Глебу значительно моложе - почти его ровесницей. -
Он улыбнулся:
- Хочу тебя спросить…
- Спрашивай, если хочешь, - серьезно сказала Анна.
- Почему ты утром так говорила?
- Как? Я много чего говорила утром, - не поняла Анна.
- Когда я постучал, - Глеб кивнул на дверь, - ты назвалась смертью. Почему?
Анна как будто смутилась. Глебу почудилось, что румян у нее на щеках стало чуть не вдвое больше. Она тихо сказала:
- Я боялась…
- Но разве твой ответ мог кого-нибудь отпугнуть? - любопытствовал Глеб.
Анна быстро взглянула ему в глаза:
- Тебя он, видно, не испугал вовсе. А других непрошеных гостей отпугивал не раз…
Глеб засмеялся:
- Вот не подумал бы, что, назвавшись смертью, можно кого-нибудь испугать!
Анна подложила ему еще ломтик сыра, сказала:
- А можно и мне о чем-то спросить?
- Спрашивай! Что уж!.. - махнув рукой, разрешил Глеб.
Покосившись на секиру, лежавшую в ногах Глеба, красавица спросила:
- С кем ты дрался этой ночью? И кто тебя ранил… так подло, в спину?..
Глеб вмиг посерьезнел:
- Я уверен, что со мной ничего не случится плохого. Рана быстро заживет. Ведь ты приготовила мне такой чудесный напиток…
Анна кивнула:
- Это травы и мед диких пчел на молоке волчицы.
Глеб усмехнулся:
- То-то мне показалось это молоко каким-то странным.
- Но ты не ответил, Глеб, - настаивала Анна. - С кем ты этой ночью сразился?
Тыльной стороной ладони Глеб утер губы. Он кончил есть. И сказал:
- Не думаю, что следует посвящать женщин в дела мужчин.
- Что ж! Раз тебе так угодно… - пожала плечами Анна. - Тогда я расскажу тебе кое-что…
Она, приподняв платок за края, собрала в кучку хлебные крошки, потом ссыпала их себе на ладонь и отправила в рот. Анна не спешила рассказывать. Ей, кажется, доставляло сейчас удовольствие видеть, как насторожился и как обратился в слух ее новый знакомый, назвавшийся Глебом.
Она расправила платок, сложила его вчетверо и заткнула себе за пояс. Потом вздохнула и долгим грустным взглядом посмотрела на плакучие ивы.
Глеб поторопил:
- Что же ты молчишь? Анна улыбнулась:- Я решаю - следует ли посвящать лесного жителя в дела городские…
Озорные искорки засияли в глазах Глеба:
- Ты была в Гривне?
- Была. Глеб обещал:
- Когда расскажешь мне, что узнала, - подарю тебе колечко.
У него на ладони чудесным образом появилось изящное серебряное колечко. Глеб совершенно точно знал, что перед таким искушением не устоит ни одна женщина.
Анна быстро протянула руку, желая взять кольцо. Но Глеб в этот миг сжал кулак.
Анна рассмеялась:
- Ну хорошо!.. - последний луч солнца отразился у нее в глазах. - В городке и деревнях переполох; малые княжьи дружины рыщут по дорогам. Всех людей воины расспрашивают, не встречал ли кто Глеба, сына Аскольда.
Злой огонек блеснул во взоре Глеба:
- Что же он такого натворил?.. Анна пристально посмотрела на него:
- Воины не говорят. А в народе сказывают, будто Глеб десятерых убил… Скажи, это правда?
Лицо Глеба опять стало спокойным:
- А не сказывают в народе, кто убил Аскольда?..
- Вот поэтому? - Анна понимающе кивнула. - Еще я слышала, десятник Корнил князю поклялся вздернуть тебя на дыбе. За то, что ты его людей… всех до единого… И он уж вроде как и не десятник.
- Что, прогнал князь? - удивился Глеб.
- Нет. Но что за десятник без десятка? - Анна подвинулась ближе к Глебу. - Скажи, как тебе удалось одолеть десятерых…
Глеб не ответил/разжал кулак.
Завладев колечком, Анна тут же позабыла про все вопросы. Надев кольцо на палец, она поворачивала руку и так и сяк - любовалась красивой вещицей.
А Глеб незаметно любовался ею. Ему все больше нравилась эта женщина. Сейчас, в сумерках, она выглядела совсем молодой. Даже более того: очарованная колечком, Анна была - чистое дитя. Она на какое-то время даже позабыла про Глеба. А он удивлялся: как она хороша! И три года одна…
Глеб спросил:
- У тебя никогда не было такого кольца?
- Такого - нет, - Анна благодарно взглянула на Глеба. - Муж не баловал меня.
И тогда Глеб наклонился и поцеловал ее в губы. А она не отстранилась, она будто ждала этого поцелуя.
Глава 7
Анна взяла Глеба за руку и завела в свой дом. Заперла на щеколду дверь.
Потом она взяла его руки в свои и положила их ладонями себе на грудь. Глеб почувствовал, что Анна вся дрожит. Да и его сердце забилось взволнованно.
Глеб еще утром приметил, какая красивая у Анны грудь - небольшая, поднимающаяся под рубахой упруго. Сейчас он чувствовал эту ее упругость и одновременно - нежность. Анна дышала часто и громко. От прикосновения рук Глеба она, казалось, едва не вспыхивала, - как вспыхивает во время пожара сухая листва. Дыхание ее, как дыхание совсем юной девицы, чуть-чуть пахло молоком. От этого запаха у Глеба закружилась голова. А может, он еще был слаб от потери крови…
Глеб не мог в темноте развязать тесемки у Анны на груди. А Анна, томимая желанием, дрожала все сильнее. И губы ее искали губы Глеба. Тогда он разорвал тесемки, и рубаха скользнула по телу Анны на пол.
Глеб прижал эту женщину - красивую, обнаженную - к себе. Он проводил руками по ее нежным плечам, спине, полным бедрам, он понимал ее женское совершенство, и сердце его ликовало.
Ее руки, нежные, гибкие, взметнулись ему на широкие плечи, огладили лицо, взлохматили волосы на затылке. Потом эти руки стали торопливо, неловко срывать с Глеба одежду… Когда ее жаждущая плоть и его - горячая - соприкоснулись, Анна глубоко и судорожно вздохнула и запрокинула голову. Так на несколько мгновений замерла… Глеб целовал ее в губы, в остренький подбородок, в шею - тонкую, прекрасную. Он целовал ей грудь, и от ласк его Анна вздрагивала, выгибалась. Она в руках его билась как рыба, вытащенная из воды…
Глеб легко, будто пушинку, поднял ее на руки и отнес в темноте на ложе.
Анна была под ним как огонь. Он был в ней, а она безумствовала. Она то говорила ему самые ласковые слова, то проклинала, то гладила шею и плечи его, то царапала спину. Она стонала, смеялась и плакала, она губами ласкала его уста, потом впивалась зубками ему в руку. Пятками Анна чуть не рвала шкуру, на которой лежала.
Сколько времени прошло - они не знали. Пожалуй, время вообще остановилось для них… Анна нашла в себе сил перевернуть Глеба на спину. Он засмеялся, признавая, что побежден. А она продолжала безумство - отдавала себя побежденному. Глеб восхищался: он чувствовал, какие крепкие у нее бедра. Анна дарила ему блаженство. А он говорил ей:
- Вот здесь, в тебе, я нашел свой дом…
Глеб знал до нее многих женщин. И, по правде сказать, когда женихи в деревнях пугали своих невест Глебом, который живет в лесу, не все невесты и пугались, - какие-то были бы и не прочь с Глебом в лесу повстречаться. Ибо поговаривали девицы на девичниках, что Глеб, сын Аскольда, может быть славен не только секирой… Но такой женщины, как Анна, Глебу еще не доводилось встречать.
Она говорила ему в ответ:
- Ты прекрасен!..
… Они, утомленные, без движений лежали рядом. Голова Анны покоилась на груди Глеба. Глеб вдыхал запах ее волос. Волосы у Анны едва уловимо пахли травами и еще чем-то таким, что невозможно выразить словами, чем-то женским, какой-то свежестью… Глеб думал о том, что у каждой женщины свой запах, и одновременно есть запах, всех женщин объединяющий.
Глеб спросил:
- Твой муж… Ты любила его?
- Нет, - без раздумий ответила Анна.
Глеб широко открытыми глазами смотрел в темноту: