Прошло еще полчаса, как корабли встали на рейд, а испанцы так ничего еще не предпринимали. Вдруг с самой высокой башни одного из фортов прогремел пушечный выстрел, за которым последовал привычный свист снаряда.
Ядро задело бушприт и, оцарапав медную фигурку на носу, пролетело между Морганом и девушкой.
- Нас приветствуют, капитан, - сказала Иоланда, обращаясь к флибустьеру, который, страшно побледнев, вскочил на ноги.
- Я боюсь за вас, - сказал Морган, заслоняя грудью девушку. - Спускайтесь вниз, испанцы целятся в нас.
- Не бойтесь, капитан, - ответила Иоланда. - Вряд ли бы мой отец побоялся ядер.
- Нас засыплют свинцом и железом, сеньора. Прошу вас, уйдите.
Снова прогремел выстрел, и над ними пронеслось ядро, разнеся вдребезги баковый шпиль.
Морган подхватил девушку под руку, увлекая ее на палубу.
- Испанцам дорого обойдутся эти выстрелы. Они наверняка целились в вас, а не в меня. Сейчас им точно известно, что вы с нами. Спускайтесь в каюту, сеньора Иоланда.
- Скажите мне, если пойдете на штурм города, - взмолилась девушка.
- Вот что значит кровь Черного корсара, - сказал Морган, глядя на нее с восхищением. - Вы достойная дочь отважнейшего из корсаров.
Он проводил ее до самой каюты. С кораблей тем временем началась пальба. Люди спускались в шлюпки, готовясь к штурму бастионов.
- Дело за нами, - сказал Морган, поднимаясь на мостик. - Кто отвечает огнем, от огня и погибнет. Пушкари!.. Из бортовых орудий - пли!
Семь кораблей усилили стрельбу, поражая ураганным огнем бастионы и зубчатые стены, а в это время шлюпки с отборными стрелками быстро двигались к берегу.
Фрегат Моргана изрыгал огонь, как настоящий вулкан. В бой вступили бортовые орудия, пробивавшие бреши в маломощных стенах города.
При всех своих размерах, корабль вздрагивал от мощных разрядов, словно собираясь распасться на части, а в трюме стоял такой грохот, что пушкари не понимали друг друга.
Вначале испанцы отвечали сильным огнем, но, сделав несколько залпов, не давших почти никакого результата, стали выдыхаться.
При виде приближавшихся шлюпок испанцы обратили на них свой огонь, но у флибустьеров были настолько опытные рулевые, что они весьма ловко уворачивались от ядер. Не успевали пушки еще выстрелить, как лодки молниеносно меняли курс и выходили из-под обстрела.
Ловкость этих людей и особенно меткость стрельбы буканьеров, редко не попадавших в цель, не замедлили вызвать панику среди защитников, убедившихся в бесполезности сопротивления. В самом деле, стоило лодкам подойти к берегу, как испанцы бросили укрепления и устремились в сторону города, не дав себе труда даже заклепать пушки. Жители города, присоединившиеся к войскам, тоже пустились наутек, чтобы схорониться в густых лесах, разросшихся на берегах лагуны, но было слишком поздно, ибо часть флибустьеров устремилась в саванну, чтобы перерезать им путь.
Не прошло и получаса, как грозные пираты Мексиканского залива стали хозяевами города со всеми его укреплениями и складами оружия. Разъяренные встреченным отпором и понесенным уроном, превзошедшим потери при взятии Маракайбо, флибустьеры предались разбою.
Как и в Маракайбо, Морган немедленно направился к правительственному дворцу, надеясь захватить графа Медину, но там уже было пусто.
- Не везет так не везет, - сокрушались Кармо и Ван Штиллер. - И тут опоздали: нужные люди уже съехали. Неужели проклятый граф столь же хитер, как и его отец? Помнишь, гамбуржец, как Ван Гульд улизнул от Черного корсара, когда мы пытались его схватить сначала в Маракайбо, а потом здесь?
- Гром и молния! - воскликнул Ван Штиллер. - Можно подумать, что история повторяется дважды. Куда девался проклятый граф?
- Кто знает, не укрылся ли он здесь.
- Отыскать бы дона Рафаэля.
- И я об этом подумал. Этот притворщик только делает вид, что ничего не знает, а на самом деле наслышан о многом. Только бы его не повесили! Ты же знаешь, испанские власти не очень-то милуют своих подданных!
- Жалко, - промолвил Кармо, - если его повесят. Он того не заслуживает.
- Ладно, а нам что делать? Оставаться здесь нет смысла - птички ведь улетели. Пусть другие роются на чердаках и подвалах. Губернатор и его свита не настолько глупы, чтобы прятаться во дворце. Не погреть ли и нам на чем-нибудь руки.
- А я бы завалился в погребок, - признался Кармо. - Сердце не лежит к грабежу. Черный корсар никогда не жалел денег, если нам не хватало какой-нибудь полтысячи пиастров.
Оба флибустьера взялись за руки и удалились, не обращая внимания на своих товарищей. Они прошли уже три или четыре улицы, стараясь держаться подальше от окон, откуда на голову могло свалиться всякое барахло или могла вылететь шальная пуля, как вдруг наткнулись на кучку флибустьеров, вопивших во все горло:
- Теперь не уйдешь!
- Кидай веревку на пальму!..
- Ну, держись, бочонок!
- Кого там поймали? - поинтересовался гамбуржец.
- Может, губернатора? - воскликнул Кармо.
- Пойдем посмотрим.
Флибустьеры, галдевшие, словно кучка сорванцов, сбежавших с урока, выстроились в кружок у одной из пальм, защищавших площадь от солнца, а один вскарабкался на самую макушку и сбросил товарищам веревку с петлей.
- Раз-два взяли!.. Тяни!.. - закричали стоявшие внизу.
Душераздирающий возглас заставил Кармо и Ван Штиллера поторопиться, тем более что над головами пиратов взвилось толстое, действительно похожее на бочку тело, дико болтавшее руками и ногами. Кого-то, несомненно, вешали.
- Гром и молния! - заорал Ван Штиллер, выхватывая свой кинжал. - Да это ведь дон Рафаэль!
В три прыжка оба друга оказались на месте происшествия, растолкали флибустьеров, надрывавших животы от ужимок несчастного плантатора, так что некоторые полетели в сторону.
- Стойте!.. Стойте!.. - громогласно потребовал Кармо.
Более рослый гамбуржец перерезал веревку ударом кинжала и подхватил на руки почти посиневшего дона Рафаэля.
Решительность Ван Штиллера и грозный вид Кармо так сильно подействовали на корсаров, что никто пальцем не пошевельнул, чтобы помешать спасению бедного плантатора. Лишь один флибустьер, больше всех, похоже, огорченный тем, что его лишили развлечения, полез на Кармо и сказал ему с раздражением:
- Поклялся ты, что ли, охранять этого попугая? Уже второй раз вырываешь его из наших рук, и мы скоро потеряем терпение.
- Может, повторишь эти слова в присутствии капитана Моргана? - спросил Кармо выпятив грудь.
Корсар скорчил кислую мину, а его товарищи покатились со смеху. После чего флибустьеры, знавшие, что с Морганом шутки плохи и что Кармо и его товарищ пользуются полным доверием капитана, разошлись в разные стороны, оставив наших друзей наедине со своей жертвой.
- Ну, как дела, дон Рафаэль? - спросил Кармо плантатора, которому гамбуржец влил в горло несколько капель горячительной жидкости.
- Лучше убейте меня, сеньоры, - промямлил несчастный, - не жилец я на свете.
- При вашей-то полноте! Оставьте, дон Рафаэль! Да вы пышете здоровьем.
- Не вы убьете меня, так другие.
- Успокойтесь - мы не дадим вас в обиду. Губернатора не видели?
- Какого губернатора?
- Графа.
- Вряд ли он здесь появлялся. Я в этом почти уверен. Зря потратите время, если будете искать его в городе.
- А местный?
- Тоже сбежал. При первых же выстрелах и едва успев задать мне взбучку.
- Вам? За что?
- За доставку письма капитана Моргана. Все кости переломали. Будь прокляты все петушиные бои!.. Не будь их, наши пути никогда бы не пересеклись и на меня не обрушилось бы столько несчастий.
- Выиграли с нами груду пиастров, и еще недовольны, - рассмеялся Ван Штиллер. - До чего неблагодарны люди!
- Пойдемте, дон Рафаэль, - сказал Кармо. - Полечимся от страха парой бутылочек вашего любимого аликанте. Мой приятель отыщет их для вас в каком-нибудь погребке.
Глава XI
Между фортом и испанской эскадрой
Шесть недель флибустьеры Моргана пребывали в Гибралтаре. Они выпытывали у несчастных жителей, куда они спрятали сокровища, и обшаривали леса и саванну в надежде найти губернатора Маракайбо.
Награда в пятьсот тысяч пиастров, обещанная Морганом тому, кому удастся его схватить, стала одной из главных причин ожесточения, с каким флибустьеры набросились на жителей, надеясь узнать у них местонахождение графа Медины, но все было напрасно. Известие, привезенное корсарами, оставленными в Маракайбо, о том, что испанцы отвоевали и восстановили форт Барра и что три крупных фрегата под командованием адмирала неожиданно прошли к лагуне с целью уничтожить пиратскую эскадру, побудило, наконец, флибустьеров оставить Гибралтар.
Неудовлетворенные, однако, захваченной добычей корсары добились от жителей обещания уплатить выкуп в пятьдесят тысяч пиастров и доставить его в Маракайбо. В случае отказа они пригрозили вернуться и дотла сжечь город. В тот же день корсары отплыли, забрав в качестве заложников самых родовитых дворян, освобождение которых зависело от уплаты обещанных денег.
Все были встревожены известиями, полученными из Маракайбо, и даже Морган, казалось, был не в своей тарелке. Флибустьеров беспокоило не столько восстановление огневой мощи форта Барра, сколько прибытие испанских высокобортных кораблей, каждый из которых имел на вооружении шестьдесят пушек и располагал многочисленным экипажем.
Что могла с ними сделать пиратская эскадра, почти целиком состоявшая из сравнительно небольших каравелл, к тому же весьма устаревших и плохо вооруженных? Лишь фрегат Моргана мог вступить в бой, да и то с нулевым шансом на победу.
- Что вы собираетесь делать, сеньор Морган? - спросила Иоланда, когда флибустьер спустился в кают-компанию, чтобы предупредить ее о серьезности положения.
- Пока не знаю, - ответил Морган. - Но уж, конечно, не сдаваться, а драться до последнего человека и пока хватит зарядов.
- А что сделают испанцы, если вас схватят?
- Повесят без всякой жалости.
- А со мной?
Морган взглянул на девушку, задавшую вопрос так, словно он не имел к ней никакого отношения.
- Сеньора, - сказал флибустьер, - чтобы завладеть вами, им придется перешагнуть через наши трупы.
- А вам не кажется, что испанцы охотятся скорей за мной, чем за вами? Вы знаете, кого я имею в виду?
- Кого?
- Графа Медину.
- Губернатора Маракайбо?
- Я почти уверена, что это он вызвал сюда испанскую эскадру, чтобы захватить меня в свои руки.
- Возможно, сеньора. Этот человек действительно весьма заинтересован в том, чтобы захватить вас в плен. Он спит и видит, как завладеть миллионами вашего деда, - иначе он не послал бы два фрегата на Малые Антиллы, чтобы встретить корабль, на котором вы плыли в Америку.
- Так это он или испанское правительство хочет меня лишить материнского наследства?
- Он, сеньора.
- Но у него нет прав на владения герцога, моего деда.
- Вы в этом уверены? - спросил Морган. - Он ничего вам не говорил при встрече с вами?
- Только предложил подписаться под отказом от принадлежащих мне владений в Венесуэле и Панаме, - ответила Иоланда.
- И чем он это объяснил?
- Сказал, что земли конфискованы вице-королем Панамы в возмещение убытков, понесенных населением от набегов и грабежей моего отца.
- Подонок! - воскликнул Морган. - Всем известно, и прежде всего самим испанцам, что ваш отец ни пиастра не брал из добычи корсаров. На родине у него достаточно было земель и замков, чтобы жить безбедно. Причитавшуюся ему долю он отдавал морякам. Вы не подозреваете, кем на самом деле является этот граф?
- Почему вы это спрашиваете, сеньор Морган? - с удивлением спросила девушка.
- Просто так.
- Это - испанец, который, наверное, ненавидит отца больше, чем другие.
Морган умолк на минуту, походил по салону, а потом спросил:
- Кто заботился о вас после геройской гибели отца в Альпах, где он сражался с захватчиками?
- Одна дальняя родственница.
- Вам никогда не казалось, что за вами неотступно следят?
При этом вопросе Иоланда замолкла и удивленно взглянула на корсара.
- Фриц… - воскликнула она внезапно, ударив себя по лбу.
- Фриц?.. - повторил за ней Морган. - Что за Фриц?
- Невесть откуда взявшийся фламандец. Моя родственница взяла его в услужение, и он ни на минуту не оставлял меня одну.
- Старый или молодой?
- Тогда ему было лет тридцать.
- Это он сопровождал вас в плаванье из Европы?
- Да, капитан.
- И куда он делся?
- Не знаю. Он исчез после того, как испанцы взяли на абордаж голландский корабль, на котором я плыла в Америку. То ли пал в бою, то ли попал в плен - понятия не имею.
- Он-то вас и предал, - сказал Морган.
- Почему вы так считаете?
- Скорей всего, это он сообщил губернатору Маракайбо о вашем отплытии в Америку.
- Вы так полагаете?..
- Я уверен, что этого человека приставил к вам граф Медина.
- Но у него не было оснований устраивать за мной слежку.
- Гораздо больше, чем вы думаете, сеньора, - сказал Морган. - Когда-нибудь вы все узнаете. Но если испанцы надеются вновь заполучить вас, они ошибаются - вы теперь под защитой Береговых братьев. Конечно, они собираются устрашить меня высокобортными судами. Но мы еще посмотрим. Будьте покойны, сеньора Иоланда. Верный помощник Черного корсара не даст вас в обиду.
Странно было слышать столь пылкие слова из уст Моргана, отличавшегося, скорей, холодным и замкнутым характером.
Оставив кают-компанию, он поднялся на палубу. Чувствовалось, что он гораздо больше встревожен, чем это казалось на первый взгляд.
Корабли его эскадры старались держаться поближе друг к другу, словно опасаясь появления огромных испанских фрегатов, которые, как было известно пиратам, посланы были в погоню за ними. Свертывая паруса, они жались к фрегату Моргана, как цыплята к наседке.
Гибралтар давно уже скрылся из вида, и ветер неуклонно гнал корабли к Маракайбо.
- Ну как, капитан? - спросил Кармо, подходя к Моргану, разгуливавшему на мостике.
- Чего тебе, старина?
- Как будем выпутываться?
- Помнишь Пуэрто Лимон? - неожиданно спросил Морган, останавливаясь перед ним.
- Еще бы, капитан, как будто все было вчера.
- Помнишь, как Черный корсар избавился от испанских кораблей, вставших на его пути?
- Как же! Заправил брандер смолой и серой и двинул его на противника.
- И чем кончилось дело?
- Один корабль сгорел, другой пострадал.
- И мы так поступим, - сказал Морган. - У нас есть "Камарада" - старая галоша с ее двенадцатью пушками не стоит и пяти тысяч пиастров. Мы превратим ее в брандер и пустим против испанцев. Все пройдет как по маслу, мой старый Кармо, вот увидишь.
- С нами дочь Черного корсара, не отдавать же ее испанцам! Я готов лечь костьми за эту девчонку.
- А я - отдать душу, - сказал Морган с такой пылкостью, что старый моряк изумленно взглянул на него.
- Не переживай, сделаем все, что можно, - добавил он затем, словно пожалев, что сказал лишнее.
В полночь эскадра, подгоняемая ветром, подошла к Маракайбо, где была встречена восторженными криками оставленного там небольшого гарнизона. К сожалению, корсаров ждали малоутешительные известия. Форт Барра перешел к испанцам и пополнился за шесть недель мощной артиллерией. Испанские корабли не снимались с якоря, собираясь дать решительный бой. Путь в Карибское море был закрыт, и столкновение становилось неизбежным. Морган хотя и понимал, что ему будет непросто одолеть большие испанские корабли, остановился все же на принятом решении: только запугав врагов, он мог заставить их оставить его в покое. Посадив в шлюпку нескольких пленников из числа наиболее влиятельных жителей города, он отправил их ночью к испанскому адмиралу с требованием пропустить его суда, в противном случае город будет разрушен, а заложники - преданы казни. Незадолго до рассвета вернулись с понурой головой посланцы. Они сообщили, что адмирал ответит на его требование пушечными ядрами и расчистит проход только в том случае, если получит обратно награбленное в обоих городах, всех пленных, включая черных рабов, и в особенности сеньору Иоланду. Узнав об этих домогательствах, особенно о последнем, экипаж эскадры пришел в ярость. Все, что угодно, только не отдавать дочь Черного корсара - единодушно решили все моряки.
Морган немедленно созвал на "Молниеносный" командиров с других кораблей.
- Хотите получить свободу, вернув добычу и сеньору Иоланду, или будем защищаться? - спросил он их.
За всех ответил Пикардец, которому после Моргана больше всех доверяли флибустьеры.
- Лучше умереть, - сказал он, - чем отдать дочь Черного корсара. Береговые братья никогда не покроют себя позором.
Учтя, однако, превосходящие силы испанского адмирала, они решили снова направить гонцов с обещанием покинуть Маракайбо, не причинять городу вреда, не требовать выкупа с жителей и освободить всех заложников и половину рабов и пленных Гибралтара.
Не получив ответа и полагая, что испанцы стараются выиграть время в ожидании подкрепления, Морган решил немедленно действовать, чтобы застать врасплох противника. Он уже остановил выбор на "Камараде" - одном из самых крупных, но и самом устаревшем корабле эскадры, из которого получился бы прекрасный брандер для запуска против испанских кораблей.
Он велел снять с него все мало-мальски ценное, наполнить трюмы смолой, серой, битумом, жиром, смолистой древесиной, чтобы весь корабль вспыхнул, как большой факел, а на палубе установить чучела в пиратских шляпах и поднять над штурвалом огромный английский стяг, чтобы испанцы подумали, что на них движется флагман пиратского флота. На подготовку спектакля ушло шесть дней. За все это время испанский адмирал, считавший, что корсарам теперь некуда деваться, не подавал признаков жизни.
К вечеру седьмого дня, взяв клятву у моряков, что никто не попросит пощады до последнего дыхания, Морган подал сигнал к выходу в море.
Брандер с горсткой отважных людей шел впереди на всех парусах, чтобы не привлекать внимания к подставным фигурам на палубе. За ним вплотную шел фрегат Моргана, затем в два ряда - остальные.
На душе у всех было неспокойно, никто не сомневался, что в случае неуспеха никому несдобровать.
Перед отплытием Морган на минуту спустился в кают-компанию к Иоланде.
- Сеньора, - сказал он, слегка волнуясь, - мы начинаем отчаянную игру, может, самую опасную, какую я затевал с испанцами. Что бы ни случилось, не покидайте каюту. Если корабль пойдет ко дну, я непременно окажусь рядом с вами.
- Сеньор Морган, - ответила девушка, поднимая на него свои прекрасные глаза, - вы можете не вступать в сражение, которое унесет немало человеческих жизней. Испанцы требуют моей выдачи. Так уступите им. Я женщина, мне они не причинят вреда.
- Ни за что, сеньора! Флибустьеры готовы отдать жизнь за дочь величайшего героя морей. К тому же, сеньора, вы подвергаетесь большей опасности, чем мы.
- Я?.. - удивилась Иоланда. - Испанцам нужны мои владения, а не моя жизнь. Если они добьются своего, я скажу, как отец: у меня в Пьемонте достаточно земель и замков, чтобы обойтись без заморских владений деда.