Они разработали план. Чаттертон и Маттера станут искать новые подходящие места в стороне от Кайо-Левантадо, но в пределах залива Самана. Эренберг и Кречмер займутся ремонтом "Исследователя глубин". И никто из них не остановится, пока они не найдут место, которое отражало бы гений Баннистера – место, достойное этого человека.
В конце обеда, когда все пошли к своим машинам, Маттера окликнул Чаттертона.
– Джон, – сказал он. – Я рад, что ты вернулся.
На следующее утро Чаттертон и Маттера пришли на маленький каменистый пляж ниже виллы и спустили на воду свою надувную лодку "Зодиак". Эта двенадцатифутовая резиновая лодка, имеющая твердое дно из стекловолокна, была подобна тем, что использует спецназ военно-морских сил США. На ней можно было маневрировать на глубинах менее одного фута. Такая лодка идеально подходила для перемещения по заливу Самана и являлась прекрасной заменой для "Исследователя глубин" на период, пока катер ремонтировался.
Задача Чаттертона и Маттеры теперь заключалась в том, чтобы взглянуть за пределы практичного в сторону прекрасного. На протяжении нескольких месяцев они ограничивались в своих поисках хорошо скрытыми участками возле Кайо-Левантадо, на которых имелись хорошие пляжи для кренгования, удобные места на берегу для размещения пушек в оборонительных целях и глубины около двадцати футов. На этот раз они отбросили в сторону все критерии и решили руководствоваться исключительно интуицией.
В первый день они обследовали бухточки и малюсенькие островки, и каждое последующее местечко было более живописным и менее испорченным людьми, чем предыдущее. Но ни одно из них не показалось им подходящим. Уже перед закатом они увидели вдалеке Гарсиа-Алеконта: он стоял на песке и махал им рукой. Когда они приблизились к нему, он сообщил им кое-какие новости.
Один его знакомый в правительстве предупредил его, что по меньшей мере еще одна группа охотников за сокровищами собирается искать в заливе Самана "Золотое руно". Подробностей источник Гарсиа-Алеконта не знал, однако полагал, что эти конкуренты из числа "тяжеловесов", имеющих серьезное финансирование и своих людей в правительстве.
– А где именно в заливе Самана? – спросил Маттера.
– Возле Кайо-Левантадо. Кто-то вел наблюдение за тем, как вы там работали. Они полагают, что вы поторопились оттуда уйти.
– Ты, наверное, надо мной издеваешься.
– Нет. И это еще не все. Они думают, что "Золотое руно" может стать одной из величайших находок в сфере поиска затонувших кораблей.
– Возле Кайо-Левантадо они не найдут и куска дерьма, – сказал Чаттертон. – Но мне все равно не хочется, чтобы здесь кто-то ковырялся.
– По крайней мере, до тех пор, пока здесь ковыряемся мы, – добавил Маттера.
Гарсиа-Алеконт спросил у своих собеседников, как они собираются помешать своим конкурентам.
– Еще не знаю, Виктор, – ответил Чаттертон. – Я могу смириться с очень многим, но я не буду мириться с ворами. Никто не украдет "Золотое руно" у Трейси. И никто не украдет его у нас.
В тот вечер Гарсиа-Алеконт устроил на вилле вечеринку для своих родственников и друзей. Он частенько устраивал такие вечеринки по субботам и воскресеньям. Гости веселились до первого часа ночи. На следующее утро Чаттертон объявил, что он, Эренберг и Кречмер съезжают с виллы. Единственное объяснение, которое он дал, заключалось в том, что он, по его мнению, уже слишком долго злоупотребляет гостеприимством, и ему больше не хочется быть для Гарсиа-Алеконта обузой. Они собрались переехать в маленькую квартиру, находящуюся в центре Саманы. Платить за нее нужно было четыре тысячи песо (около сотни долларов), и в ней не было горячей воды. Когда Маттера потребовал более подробных объяснений, Чаттертон сказал ему, что продолжительные вечеринки на вилле отрицательно сказываются на их работоспособности и отвлекают их от выполнения главной задачи, которая состоит в том, чтобы найти "Золотое руно".
Вскоре они снова сели в "Зодиак" и вышли в залив. На этот раз они отправились к внешней границе зоны своих поисков, пролегающей в нескольких милях к западу от Кайо-Левантадо вдоль северного побережья главного острова. Им опять не встретилось идеальное место, которое Баннистер выбрал бы для кренгования, и так продолжалось в течение следующих нескольких недель: их лодка заходила в такие места, которые поначалу казались им очень даже подходящими, но потом они не находили там ничего экстраординарного.
Как-то раз во второй половине дня Чаттертон заглушил двигатель "Зодиака" и пустил лодку в дрейф. И он, и Маттера были не из тех, кто станет жалеть самого себя, но им все же хотелось, чтобы им хотя бы чуточку повезло так, как повезло Уильяму Фипсу, когда тот, зайдя в залив Самана, наткнулся на судно Баннистера.
Вспомнив об этом историческом эпизоде, они невольно задумались.
Направляясь на поиски затонувшего галеона "Консепсьон", Фипс зашел в залив Самана, чтобы поторговать с местными жителями. Это означало, что в то время в данном районе должны были жить сотни туземцев, и почти наверняка некоторые из них – или даже большинство – видели, как пираты Баннистера сражались с моряками английского королевского военно-морского флота. Поскольку Эспаньола в те времена принадлежала испанцам, вполне возможно, что отчеты о данном сражении были отправлены соответствующим властям в Испанию.
"Я знаю, где можно получить эти отчеты, – сказал Маттера Чаттертону. – Заплати за мой ужин в пиццерии, и я тебе расскажу".
Несколькими часами позже Маттера изложил свой план. Несколькими днями позже он уже летел в самолете в Мадрид.
Маттере в его жизни мало что нравилось так, как европейские скоростные поезда, и в течение двух с половиной часов своей поездки из Мадрида в Севилью он в основном смотрел в окно на то, как оливковые плантации и земля цвета ржавчины проносятся мимо него со скоростью около двухсот миль в час. Под ритмичное покачивание вагона ему очень хорошо думалось, и его мысли сейчас были о том, что он поступил правильно, отправившись искать пиратский корабль в Испанию.
В Севилье Маттера поехал на такси в Главный Архив Индий. Стоя у входа в это величественное здание, построенное еще в 1584 году, он мысленно представил себе, как сюда приезжали верхом гонцы, привозившие документы, написанные путешественниками, конкистадорами и теми, кто выжил при кораблекрушении. Он бывал здесь раньше, собирая сведения о судах, перевозивших сокровища, и мечтая о золоте.
Переступив порог, он вскоре почувствовал растерянность. В этом величественном здании хранились сотни тысяч оригиналов документов, насчитывающих в общей сложности более восьмидесяти миллионов страниц, и любой из них вполне мог быть отправной точкой для затеянных Маттерой поисков. Он казался самому себе лодкой, которая отвязалась от причала и плывет неизвестно куда по волнам. И тут вдруг его слегка похлопала по плечу какая-то симпатичная женщина. Ей, похоже, было уже за тридцать. Она сказала на хорошем английском языке, что она архивариус, и спросила, может ли она ему чем-нибудь помочь.
– Да, я ищу…
Голос Маттеры прозвучал в этом пещерообразном помещении так громко, что Джон невольно перешел на шепот.
– Я ищу отчеты о событиях, происходивших в заливе Самана, на северном побережье Эспаньолы, в период примерно с июня 1686 года по июнь 1688 года. Эти отчеты могли поступить от купцов.
Маттера рассчитал, что любое донесение о сражении Баннистера с английскими военными моряками могло прибыть в Испанию в течение одного года после даты сражения. Он добавил еще один год, чтобы уж точно ничего не упустить.
– Вы – охотник за сокровищами? – спросила женщина.
Никто никогда не задавал Маттере такого вопроса.
– Думаю, что да, – ответил он.
Женщина улыбнулась и затем повела Маттеру через здание мимо высоких – до самого потолка – стеллажей с документами и прочими бумагами. Она объяснила, что только малая часть всего этого была отсканирована и занесена в электронном виде в компьютер или же сохранена в виде микрофиш, а все остальное пока что доступно только в бумажном виде – так, как это было на протяжении сотен лет. Здесь хранилась разгадка многих тайн галеонов, но, насколько видел Маттера, серьезной системы охраны не имелось. Маттера всегда обращал внимание на систему охраны – он ведь когда-то был в этой сфере профессионалом.
Женщина помогла Маттере порыться в старых книгах и папках. Она усадила его за стол, который, как ему показалось, был длиной с футбольное поле, и оставила его наедине с документами, к некоторым из которых никто не прикасался веками.
Маттера просидел несколько часов за этим столом, пытаясь найти упоминания о Баннистере, о пиратах или сражениях, в которых участвовали военные корабли. Женщина-архивариус часто подходила к нему: она переводила непонятные и замысловатые слова и фразы, написанные на староиспанском языке, и приносила новые папки с документами. Она прочла ему несколько отрывков: письмо пассажира, исповедующегося перед церковниками в то время, как ураган терзал его корабль; сомнения штурмана относительно решения его капитана; опасения члена судовой команды о том, что близлежащие острова заселены каннибалами. Все это было интересным и даже захватывающим, но Маттера искал нечто совсем иное.
На следующее утро Маттера первым явился к входной двери архива, но его новая знакомая еще не пришла, а потому он сам отправился в путешествие – а в таком громадном здании это и в самом деле было путешествие – в отдел, который он посетил еще тогда, когда приезжал сюда, в Севилью, в прошлый раз, чтобы собрать сведения о затонувших галеонах, которые он и Чаттертон могли бы попытаться найти. Это было еще в самом начале их совместной работы, когда они мечтали о сотнях миллионов долларов и когда им казалось, что затонувшие испанские суда, перевозившие сокровища, взывают к ним из морских глубин. Вспомнив о том, как он действовал в тот раз, он разыскал папку, в которой содержались сведения о его самом любимом из всех затонувших испанских галеонов – "Сан-Мигель".
Судно это затонуло из-за урагана аж в 1551 году. Оно стало одним из самых первых больших испанских судов, которые перевозили сокровища и пошли при этом ко дну. На его борту находилось в основном золото, а не серебро. Уже одного только этого факта было достаточно для того, чтобы привлечь внимание Маттеры. Однако больше всего его воображение поразила перевозившаяся на этом судне контрабанда. Предыдущие поиски, осуществленные Маттерой, показали, что на "Сан-Мигеле", возможно, также везли бесценные сокровища инков и ацтеков, которые присвоили конкистадоры и которые можно было очень выгодно продать на черном рынке в Европе. Это не смутило Маттеру: он вырос среди грабителей и контрабандистов, некоторые из которых были широко известными. Он знал, что такое грабеж и что такое контрабанда.
По его оценкам, стоимость перевозимого на "Сан-Мигеле" груза составляла по меньшей мере пятьсот миллионов долларов. Исходя из рассказов об этом судне, Маттера полагал, что оно может затмить даже знаменитую "Аточу", обнаруженную Мелом Фишером неподалеку от города Ки-Уэст в 1985 году. Самым же интригующим было то, что Маттера полагал, что "Сан-Мигель" затонул где-то в районе залива Самана – то есть на территории, на которую распространялась лицензия Боудена. Насколько было известно Маттере, Боуден никогда не занимался всерьез поисками этого судна.
Когда Маттера стал рыться в папке с документами, посвященной "Сан-Мигелю", на него нахлынули воспоминания. Когда он был здесь в прошлый раз, ему казалось, что ничто не сможет отвлечь его от попыток найти затонувший галеон. Сложив документы обратно в папку, он поставил ее на место. Хотя ему и казалось, что в этой папке еще можно найти ответы на вопросы относительно "Сан-Мигеля", его знакомая женщина-архивариус уже пришла, и ему нужно было снова заняться поисками пиратского корабля.
Маттера опять принялся рыться в различных папках с документами. К полудню ему стало ясно, что он не найдет никаких испанских упоминаний о судне Баннистера. Тем не менее он внимательно просмотрел каждый из попавших ему в руки документов, пытаясь найти упоминание хотя бы от пиратских кораблях. Ему встретилось несколько таких упоминаний, но ни одно из них никак нельзя было связать с "Золотым руном". К концу дня Маттера уже чувствовал себя изможденным, а ему ведь еще нужно было успеть в тот вечер на поезд до Мадрида.
Уже собираясь покинуть архив, он остановился возле стола архивариуса и, засунув руку в свою сумку, достал из нее и протянул своей новой знакомой маленький сувенирчик, завернутый в кусок материи. Это была керамическая плитка площадью около десяти квадратных дюймов, на которой была воспроизведена картина Сальвадора Дали "Женская фигура у окна". На этой картине была изображена молодая женщина, смотрящая в окно через бухту на испанский прибрежный город. Маттере всегда нравилась эта картина, потому что изображенная на ней женщина, казалось, была полна надежд – как будто она знала, что грядет что-то очень хорошее, хотя она пока и не могла разглядеть, что именно. Маттера испытывал похожие чувства, когда находился в библиотеках и архивах. Ему всегда удавалось получать пользу от этих учреждений, находить в них истории, которые трогали его за душу, и спасать в них самого себя от опасностей реальной жизни. Помахав рукой на прощанье своей новой знакомой, он вышел и погрузился в тревожные мысли о самом себе. До всей этой эпопеи с Баннистером он полагал, что нет ничего такого, чего бы он не смог рассмотреть, если только найдет правильное окно. Теперь же ему казалось, что освещение вокруг него становится все более и более тусклым.
Глава 9
Джон Маттера
В ожидании встречи с Жаком Кусто
В семье Джона Маттеры все целовались. Его отец целовал своих троих сыновей, когда они приходили к нему в его лавку мясника. Его мать Энн целовала своих детей, когда они приезжали на автобусе домой из католической начальной школы. Два младших брата Джона целовали его, когда он давал им попользоваться бейсбольной перчаткой. Как-то раз, когда к ним домой вдруг наведался страховой агент, Джон поцеловал его на прощанье.
Вот такие порядки были в квартале Саут-Бич на восточном берегу острова Статен-Айленд, являющемся частью Нью-Йорка. В этом квартале жили семьи итальянского и ирландского происхождения, и в конце 1960-х годов он представлял собой одно из самых безопасных мест Нью-Йорка. Женщины запросто могли в одиночку идти домой по улицам в полночь. Владельцы оставляли входные двери своих домов незапертыми. В квартале Саут-Бич проживали некоторые из главных фигур преступного клана Гамбино – самого могущественного мафиозного клана страны. Глава этого клана Пол Кастеллано жил в двух милях от Джона, а дом его заместителя Аньелло Деллакроче находился на той же улице, на которой жил Джон.
Эти люди – и их мир – казались Джону такой же естественной частью окружающего его пространства, как и бетонная площадка для игры в мяч возле местного отделения "Американского легиона" – организации ветеранов войны – или песчаные площадки вокруг Миллз-авеню. Стоя в очереди в супермаркете, он слышал, как женщины говорят о преданности; сидя в школьном автобусе, он слышал, как ребятишки обсуждают, что такое уважение. Люди с красивыми прическами и новыми машинами завтракали вместе в местных закусочных-вагончиках, причем завтракали они иногда уже ближе к вечеру.
Отец Джона – Джон-старший – работал более семидесяти часов в неделю в "Мэттис Кволити Митс" – принадлежавшей ему мясной лавке, находившейся на бульваре Хайлен, – но при этом успевал каждый день поиграть на заднем дворике в мяч с Джоном и его братьями. Джону нравилось слушать рассказы отца о его детстве, особенно про то, как ему приходилось пускать в ход кулаки, чтобы постоять за себя возле Проспект-парка в Бруклине. Поскольку он был единственным итальянцем в этом районе, он, чтобы как-то выживать, был вынужден научиться эффективно использовать свои кулаки и мозги.
"А если бы я тогда был вдвоем с тобой? – не раз спрашивал отец у Джона. – Нас никто не смог бы одолеть".
Как-то раз после занятий в начальной школе Джон-младший и несколько его друзей бросили дымовую шашку в местный ресторанчик. Бросившись наутек по улицам квартала, Джон уже было удрал с места преступления и остался незамеченным, но тут вдруг путь ему преградил темно-синий автомобиль "Линкольн-Континенталь". С сиденья водителя на него пристально смотрел Томми Билотти – один из заправил в клане Гамбино, имевший репутацию крутейшего парня в очень крутом квартале.
– Иди сюда! – приказал Билотти.
Джон подошел к окошку автомобиля.
– Это ты сделал там, в ресторане?
– Да.
– Почему ты это сделал?
– Не знаю.
Билотти смотрел в упор на Джона. Даже в своем возрасте восьми лет Джон уже слышал рассказы о том, что делал Билотти с теми людьми, которые совершали плохие поступки.
– Ты сын Мэтти?
– Да.
– Тогда убирайся отсюда нафиг. Живо.
Джон побежал прочь, причем так быстро, как еще никогда не бегал. Чувствуя, как ветер дует ему в лицо, а его ноги не бегут, а летят над тротуаром, он вдруг осознал, что некоторые плохие парни, которые живут рядом с ним, обладают немалой властью и могут делать то, чего полицейские и даже его отец делать не могут, и что для этих парней имеет большое значение понятие "уважение". Теперь он знал это точно, потому что он сейчас уже никуда бы не бежал, если бы Томми Билотти не уважал его отца.
Родители Джона платили немалые деньги за то, чтобы он ходил в католическую школу, но ко второму классу стало ясно, что Джон не очень-то старается этим пользоваться. Тем не менее очень часто после занятий в школе, когда его друзья шли играть в баскетбол или обмениваться бейсбольными карточками, Джон отправлялся на своем зеленом велосипеде "Швинн пи пикер" в местный филиал Нью-Йоркской публичной библиотеки, который состоял всего из двух помещений, где с головой погружался в чтение книг по истории – а особенно в те из них, которые были посвящены войне за независимость США. Ему очень нравилась идея восстания против короля, которое, казалось, было обречено на провал (каким же нужно было обладать мужеством, чтобы затеять такое!), и хотя другие мальчики высмеивали его за то, что он проводил свое время подобным образом, он прощал их, потому что они не знали, какие удивительные истории скрываются внутри этого маленького здания.