Альруна не в первый раз слышала эту легенду. Это была не единственная история о герцоге. Говаривали, что однажды Ричард заблудился в лесу, как и сегодня, и увидел, как на поляне танцуют девушки в белых одеждах. Они плясали в лунном свете, и ноги их не касались травы. От девушек исходил дивный аромат роз. Людям казался особым знамением тот факт, что их герцог видел то, чего простому человеку узреть не дозволено.
Альруна же с горечью подумала о том, что Ричард не отличил бы ангелов от злых духов, ведь он был духовно слеп. Он ни за что не оставил бы ее одну в лесу, если бы понимал, как ей сейчас страшно!
"Я ведь не так много прошу, – раздраженно думала она. – Мне не нужен год рядом с тобой, всего лишь день. Но тебе и час со мной кажется вечностью".
Они молча ждали, пока тьма не поглотила последние лучи заката. От холода у всех стучали зубы. Рауль подъехал к Альруне поближе.
– Мы не можем ждать его вечно, – тихо сказал он. – Я предлагаю тебе вернуться в Руан вместе с Арфастом, а я поищу Ричарда. Завтра мы оба возвратимся ко двору, не сомневайся.
– Но я не могу…
– Вот именно. Ты ничем не можешь помочь. Нужно, чтобы ты согрелась и поела. Судя по твоему виду, сейчас тебе это не помешает. Ричард убьет меня, если ты по моей вине простудишься.
Хуже всего было то, что Альруна и в этом не была уверена.
Арфаст тоже подъехал к ней и набросил свой плащ ей на плечи. Стало теплее, но Альруна все еще злилась.
– Рауль прав. Поехали.
Альруна хотела что-то возразить, но когда Арфаст взял поводья ее лошади и двинулся по тропинке, девушка промолчала. Через какое-то время она оглянулась. Рауля уже не было видно за деревьями. Этот лес укрывал Ричарда от ее глаз, насмехался над ней, гнал прочь: "Ты не получишь его, азарт охоты для него важнее, чем общение с тобой, песнь леса слаще твоих речей…"
– В жизни Ричарда были ситуации опаснее, чем ночь, проведенная в лесу, – утешил ее Арфаст. – Завтра он вернется в Руан и обрадуется, что ты не стала мерзнуть ради него в чаще.
Кивнув, Альруна попыталась улыбнуться. Втайне она была рада, что вскоре уедет из этого леса, что лошадь скачет все быстрее, что можно вернуться домой. Никогда больше она не позволит себе обмануться красотами природы и ароматом сосен, никогда не спутает каприз Ричарда с искренним интересом и симпатией. Теперь Альруна ненавидела лес и все, что с ним связано.
Фекан
996 год
Агнесса не очень хорошо умела читать и впервые пожалела о том, что плохо училась. Потребовалось много времени, прежде чем она разобрала надпись на пергаменте и смогла перейти к следующему свитку. Но в этих записях не было ничего, что пролило бы свет на мрачные тайны из жизни герцогини: тут описывались события, о которых и так знал весь мир. Обычная хроника, такая же, как та, что Дудо написал о теперешнем герцоге: летопись, прославляющая правителя, чтобы потомки гордились им. Свитки в руках Агнессы прославляли герцогиню, в них не было ничего таинственного или опасного. Но, может быть, она что-то упускает? Может быть, в этих строках сокрыто нечто, угрожающее стране?
Агнесса перечитала записи еще раз. Речь шла о рождении детей, о дарах монастырям, о том, что герцогиня поспособствовала строительству монастыря в Кутансе.
Агнесса слышала об этом. Кутанс был большим городом, расположенным в нескольких днях езды на запад от Руана. Дедушка как-то говорил Агнессе, что строительство этого монастыря было не только проявлением набожности, но и способом укрепить свое влияние в стране.
Вздохнув, Агнесса взяла новый свиток. Он тоже ее разочаровал. Не его искали брат Реми и брат Уэн, не было там тайн, представлявших угрозу для Нормандии, только похвала делам герцогини – освобождению рабов, например. Не было там ничего, о чем Агнесса раньше не слышала. Все знали историю о Мориуте, столь прекрасно переданную поэтом Варньером Руанским: северяне похитили жену Мориута и продали в рабство. Несчастный не мог спать ни днем, ни ночью, снедаемый тоской по возлюбленной. Мысль о том, что из-за чего-то можно лишиться сна, тронула Агнессу. Когда она уставала, ничто не могло заставить ее бодрствовать, и она думала о том, сколь сильна была страсть Мориута. Испытает ли она что-либо подобное? Но особенное впечатление произвело на нее продолжение этой истории. Охваченный тоской, Мориут отказался не только от сна, но и от еды и даже от одежды, и только чресла закрывал звериной шкурой. Говорили, что шкура была столь просторной, что под ней могла бы спрятаться кошка. Агнесса часто думала, стала бы эта кошка мурлыкать или оцарапала бы Мориута своими коготками. При дворе жили кошки, ловившие мышей, и когти у них были острые-преострые, Агнесса сама убедилась в этом, попытавшись их погладить. Но, конечно, боль от царапин не сравнится с тоской по жене. И вот Мориут в таком виде явился к герцогине. Она сделала вид, что не замечает его наготы, и помогла ему в поисках жены. Он нашел свою возлюбленную Глицерию. В это время она как раз кормила грудью дочь, которую родила Мориуту в плену. Он не узнал лицо жены, но понял, что это она, взглянув на ее грудь. Эта часть истории особенно нравилась Агнессе. Вообще волнительно было говорить о женской груди, монахи себе такого ни за что бы не позволили. Как бы то ни было, прекрасные груди Глицерии помогли влюбленным воссоединиться, поэтому нельзя было замолчать эту часть истории. Агнесса вернулась к свиткам. О груди тут речь не шла, следующий документ оказался индульгенцией. Агнессе с детства рассказывали, что каждый совершенный грех можно искупить – постом или молитвами. А если у тебя много денег, как у герцогини, ты можешь купить себе прощение. Сумма, указанная в индульгенции, была огромна, а значит, и грех, совершенный герцогиней, был немаленьким. Агнесса изумилась. Как это возможно? Все считали герцогиню набожной женщиной, а не какой-то там грешницей, стремящейся избавиться от тяжести дурных поступков.
Чувство разочарования сменилось пониманием, что этот документ и может приоткрыть завесу тайны. Сердце Агнессы билось часто-часто. Она взяла следующий свиток, но прежде чем она успела разобрать записи, в коридоре послышались шаги.
Проклятье!
Девочка прикусила губу, чтобы не произнести это нехорошее слово вслух, уже коря себя за то, что осмелилась даже подумать его. Впрочем, это не изменило ее положения. Потребовалось слишком много времени, чтобы найти этот документ, и теперь она не успеет его спрятать, еще и не сможет объяснить монахам, что она здесь делает.
Но кто там, в коридоре? Вдруг это не Реми и Уэн? Чьи шаги эхом отражаются от стен?
Судя по всему, по коридору шел только один человек, но эта мысль не особенно утешала Агнессу.
Она задержала дыхание, стараясь не шуметь, но уже было понятно, что этим делу не поможешь. Девочка испуганно оглянулась. Она может взять все свитки и спрятаться с ними – рядом с кроватью, под столом или в сундуке.
Но не успела она схватить свитки в охапку, как вновь послышались шаги. Агнесса оглянулась и охнула от ужаса.
– Что ты делаешь в комнате моей матери?
Глава 5
964 год
Гуннора замерла на месте. Духи леса, эльфы или же просто случай привели ее к дому Замо, месту, где ей не хотелось искать приюта. Месту, где жили ее сестры, которых нельзя подвергать опасности. Но желание жить оказалось сильнее, и Гуннора поняла, что готова заплатить за свое решение.
Она бросилась к дому, уже хотела открыть дверь, но передумала и метнулась к сараю, стоявшему неподалеку. Там Замо хранил продукты. Сарай был крошечным, Гуннора не могла даже выпрямиться здесь в полный рост. Она очутилась среди бочек с бобами, горохом и чечевицей. Под потолком на крюке висело вяленое мясо. Девушка прильнула к щели между досками и внимательно всмотрелась в лес.
Листва деревьев шелестела на ветру, лошади видно не было.
Гуннора вздохнула и вдруг почувствовала пряный запах мяса. Ей вспомнилось, как они с сестрами бежали по лесу, спасаясь от убийцы их родителей, и тогда ей казалось, что она больше не сможет есть. Теперь ощущение было точно таким же. Она на ощупь сняла мясо с крючка, и оно упало на землю. Теперь оно уже не поблескивало розоватым, стало коричневым от земли, но все еще пахло пряностями. Затем Гуннора потянула за крюк. Сарай зашатался, и она испуганно задержала дыхание. Действуя осторожнее, она сняла крюк с потолка и тут же вздохнула от разочарования. Крюк был меньше, чем она надеялась, таким явно никого не убьешь. А ей хотелось убивать. Хотя жить ей хотелось больше. Невзирая на панику, Гуннора держалась очень тихо. Листья вновь зашелестели, и лошадь въехала во двор. Всадник осадил ее, и животное остановилось.
Христианин оглянулся. Где он станет искать Гуннору? И сколько крови прольется до того, как он найдет ее?
Гуннора поклялась, что если кто-то из ее сестер выйдет из дома, она пожертвует собой и бросится этому христианину под меч. Но в доме все было тихо. Может быть, Сейнфреда отправилась навестить ее и взяла с собой малышек? А Гильду христианин не тронет, а если и тронет, то Гунноре не было до этого дела.
Всадник спешился, осмотрел дом и спрятался в тени деревьев. Он свистнул, и лошадь последовала за ним. Хотя теперь Гуннора его и не видела, она знала, что всадник наблюдает за домом. Что ж, пока что можно передохнуть. Гуннора почувствовала навалившуюся на нее усталость, зубы застучали от холода. Она вывела пальцем на земле "ису", свою сильнейшую руну, надежную подругу и союзницу. И все же силы "исы" не хватило, чтобы избавить Гуннору от страха. Девушка вздрогнула, когда дверь сарая распахнулась.
– Что ты тут делаешь?
Замо сильно изменился, словно они не виделись не два года, а двадцать. На его лице пролегли глубокие морщины, кожа напоминала кору старого дерева, волосы поседели, под ними уже обозначилась лысина, во взгляде читалась тревога. При виде Гунноры эта тревога сменилась раздражением. Ссутулившись, мужчина вошел в сарай.
Но Гунноре сейчас было не до волнений Замо. Она поспешно зажала ему рот ладонью и прошептала:
– Тише!
Он удивленно посмотрел на невестку и, почувствовав ее панику, ссутулился еще больше.
– Всадник… – прошептала она.
– По-моему, он уехал.
Значит, Замо его тоже видел.
– Нет, не уехал! Он прячется за деревьями и следит за домом. Если он меня найдет… мне конец.
На лице Замо проступило привычное туповатое выражение, но уже через мгновение мужчина вновь вспыхнул от гнева. Гнева, причины которого Гуннора не понимала.
– Но почему ты спряталась именно здесь? – не выказывая и тени сочувствия, осведомился лесник.
– Поверь мне, я предпочла бы любое другое место. Но мне нужен приют… хотя бы на эту ночь.
Она понятия не имела, как будет выкручиваться завтра, только надеялась, что после долгих часов тщетных поисков христианин оставит эту идею и ускачет прочь.
Но, похоже, Замо не был готов приютить ее даже на одну ночь.
– Ты не скрывала, как ненавидишь меня и мне подобных, – а теперь я почему-то должен тебе помогать?!
Она видела его ярость. Гуннора даже не подозревала, что Замо способен на столь сильные чувства.
– Замо, я твоя невестка!
– Ты язычница. Ты прокляла Сейнфреду, чтобы она не понесла от меня ребенка, признай это!
Только теперь она поняла, откуда в нем столько злости, почему он так постарел за эти годы. Гуннора никогда не думала, что бездетность станет мукой не только для Сейнфреды. В душе Замо плескалась боль… мучительные сомнения в своей состоятельности… раздражение из-за вечных упреков матери, мол, он женился не на той женщине.
– Это неправда! Я сделала все, чтобы избавить ее от бесплодия!
– Ты лжешь!
Замо схватил ее за плечи, собираясь вышвырнуть из сарая. Его ногти были черными, кожа – мозолистой, а руки – сильными. Но Гуннора не уступала ему в силе, жизнь в лесу закалила ее.
– Прошу тебя, не надо! Ты же слышал, что я тебе сказала! – Она сжала его руку. – Там, в лесу, меня поджидает человек, который хочет меня убить. Сейнфреда тебе не простит, если ты меня ему выдашь!
Услышав имя жены, Замо остановился. Он задумчиво смерил невестку взглядом и вздрогнул, когда послышался стук копыт. Как Гуннора и предполагала, христианину не хватило терпения устроить засаду.
– Пожалуйста, – взмолилась она.
Замо задумался, вздохнул и отпустил ее.
– Ладно, прячься, а я попробую его отвлечь. Но если мне это удастся, ты должна будешь мне услугу!
Гуннора кивнула. Дать ему это обещание было легко, и она не подозревала, насколько быстро ей придется отдать долг.
Гуннора опустилась на землю, прижалась лбом к коленям и зажала ладонями уши. Она не хотела слушать разговор Замо с христианином, не хотела раздумывать над тем, поверит ли убийца лжи лесника, не хотела смотреть, как всадник убивает ее зятя, чтобы войти в дом.
Какое-то время она слышала только шум собственной крови, и эта песнь была печальна.
"За последние годы ты ни на шаг не приблизилась к цели, ты ходишь кругами, у тебя нет дома, нет семьи, которая защитила бы тебя. И теперь тебе приходится полагаться на лесника-франка, когда-то просто туповатого парня, теперь же мужчины, исполненного ненавистью к тебе".
Она отняла руки от ушей. Может быть, лучше слышать шум боя, чем этот насмешливый голос в собственной голове.
Но не было ни боя, ни кровопролития, только шепот. Заржала лошадь, послышался перестук копыт, и всадник ускакал. Как Замо удалось от него избавиться?
Гуннора не могла в это поверить.
– Выходи, все в порядке! – Замо заглянул в сарай.
– Ни за что! – Гуннора судорожно заломила руки. – Этот человек так просто не сдастся, он вернется!
– Не посмеет.
Гуннора чуть не рассмеялась. Чем мог Замо пригрозить мужчине, у которого были и конь, и меч? Мужчине, готовому рубить этим мечом головы ни в чем не повинным людям?
– Но…
– Я сказал ему, что в моей хижине сейчас гостит могущественный господин. Он никогда не осмелится бросить этому господину вызов.
Девушка удивленно распахнула глаза.
– Кто мог прийти к тебе в эту чащобу?
– Посмотри сама!
Гунноре хотелось спрятаться, закрыться в этом сарае, но любопытство победило. К тому же она вдруг поняла, что сколь бы Замо ни злился на нее, он не стал бы лгать.
Она выглянула из сарая и увидела то, что заставило христианина уехать. У дерева стоял конь с роскошным седлом из блестящей кожи и посеребренными стременами.
От отца Гуннора многое узнала о лошадях, и хотя она разбиралась в них не настолько хорошо, как он, девушка сразу поняла, что это не простой конь. Его владелец должен быть богат. Сказочно богат.
– Кто… кто ваш гость? – Голос Гунноры дрогнул.
Ее вновь охватила паника. Что, если у того христианина был подельник?
Замо вдруг ссутулился еще больше. Только сейчас Гуннора вспомнила выражение тревоги на его лице, когда он вошел в сарай.
– Я не назвал тому человеку его имя. Но тебе скажу, – хрипло ответил он. – Ричард, герцог Нормандии, заблудился в лесу и искал у нас приюта.
И опять кровь вскипела в ее жилах, но на этот раз Гуннора не стала зажимать уши ладонями. Ей вспомнилось, как отец рассказывал ей о новой родине: "Раньше Нормандия была лишь узкой полоской земли на севере франкского королевства. Наши соотечественники и викинги из Норвегии совершали туда набеги, а король франков не мог их остановить. Тогда он решил заключить с ними мир. Он передал эти земли в лен предводителю викингов. Для этого предводителю, викингу по имени Роллон, пришлось принять крещение. После него землями Нормандии правил его сын, Вильгельм Длинный Меч. Теперь же трон герцога перешел его внуку Ричарду".
Гуннора оглянулась. Конь был всего один.
– Что он делает в лесу без свиты?
Она мало что знала о привычках здешних лордов, но могла бы поклясться, что человек такого ранга не отправится в лес без сопровождения.
– Он был со своими людьми на охоте, погнался за кабаном и заблудился. Я предложил указать ему путь к Руану, но он не хочет уходить. На самом деле я… не могу от него избавиться.
Гуннора потрясенно уставилась на Замо. Может быть, он не просто туп? Может быть, он сошел с ума? Наверное, жизнь в одиночестве, без детей, стоила ему рассудка. Зачем герцогу Нормандии добровольно оставаться в этой жалкой хижине?
Замо вздохнул.
– Сейнфреда… – прошептал он.
– Что с ней? Она больна?
Гуннора не могла понять, как связан герцог Нормандии с ее сестрой. Или не хотела понимать.
– Нет… Она здорова. Даже слишком. На ее щеках играет румянец, ее волосы блестят… Она приготовила герцогу рагу, поставила еду на стол и хотела уйти… Но он поймал ее за руку. "Прошу, посиди со мной". И ничего не съел. Он просто сидит там… и смотрит на нее.
Гуннора закрыла глаза. Ей показалось, что она и сама чувствует взгляд герцога… похотливый, страстный, властный. Ее сестра такая нежная! Ей наверняка нелегко выносить прикосновения Замо. Что же будет, если ей придется смириться с приставаниями этого подлеца! А герцог Ричард уж точно подлец, иначе он не стал бы домогаться жены лесника.
– Он ведь знает, что вы женаты, верно? – возмущенно воскликнула она.
Замо пожал плечами.
– Благородным нет до этого дела…
Гуннора топнула ногой.
– Благородным! Такие люди должны быть примером для своего народа, а не совращать порядочных женщин!
– Он еще этого не сделал. Но вскоре наступит ночь, а Ричард не хочет уходить. Ему нужна…
Он осекся.
Ему нужна Сейнфреда.
Если до этого Гуннора мерзла, то теперь ее бросило в жар от ненависти. Может быть, герцог отдал приказ тому христианину убить всех переселенцев. Наверняка так и было!
Ее ярость разгоралась все ярче, а вот злость Замо померкла, сменившись беспомощностью.
– Твоя мать… – начала Гуннора.
– Ее здесь нет. Вчера она отправилась в деревню за мукой. Но и она ничего не смогла бы сделать с герцогом. Сейнфреда отвела меня в сторону и сказала, что лучше покориться. Конечно, Ричард не требовал прямо, чтобы она провела с ним ночь, но это читается в каждом его жесте.
Гуннора знала, что Замо говорит правду.
Сейнфреда была нежной, хрупкой… покорной. Она и раньше готова была принести себя в жертву ради своей семьи. Девушка вновь топнула ногой. Почему Сейнфреда готова покориться сильному? Почему она позволяет всем так поступать с собой?
– Должен же быть какой-то выход! – воскликнула она.
Ей ничего не приходило в голову. Нельзя попытаться прогнать Ричарда, ведь тогда он разозлится и может взять Сейнфреду силой. Нельзя убить его – это навлечет на всю семью месть его приспешников.
Выражение тоски на лице Замо сменилось решимостью.
– Я тоже думал, что выхода нет. Но теперь появилась ты.
Гуннора не сразу поняла, что он имеет в виду.
"Выхода нет… Но теперь…"
– Что ты хочешь сказать?
– Я прогнал того всадника. Ты должна мне услугу. – Замо пристально уставился на нее.
– Что же мне делать? – В ее голосе не было и тени волнения.
– Ты и сама знаешь.
Гуннора последовала за Замо к дому, но заходить внутрь не стала. Через щель в двери она посмотрела на герцога. Ричард сидел за столом, слева и справа от него устроились младшие сестры Сейнфреды.