Посмотрев вслед высокой, стройной фигуре друга, что уже скрылась в морозном тумане, Хаим вздохнул и обнял младшего брата: "Ты взрослый человек, Ягненок, по нашим законам. Я тебе ничего запретить не могу. Только, пожалуйста, будь осторожней".
Меир кивнул: "Если бы у меня был, кинжал…Мирьям мне его отдаст, если ты ее попросишь".
- Вот этого, - резко ответил Хаим, идя вверх, по крутой улице, - я точно делать не буду. Вози письма, и не лезь на рожон, Ягненок.
Меир грустно поддел носком потрепанного сапога какой-то камушек и поспешил вслед за братом.
Дэниел остановился у постоялого двора. Вскинув голову вверх, юноша посмотрел на ярко освещенные окна второго этажа. "Это отец, - напомнил он себе, - все равно, каким бы он ни был. Я могу его не любить, но Писание говорит, что его надо уважать. И Мэтью, - он тем более ни в чем не виноват".
Нижний зал был пуст. Он услышал голос из-за стойки: "Ваш батюшка, мистер Дэниел, изволит слушать музыку, вместе с мистером Мэтью. Они в карты играют. Желаете, я еще бутылку вина наверх пошлю, раз вы пришли?"
Дэниел снял заснеженный редингот. Скинув шляпу, встряхнув русыми, не напудренными волосами, он оправил изящный, серый сюртук.
- Нет, спасибо, мистер Брэдли, - улыбнулся юноша. Тяжело вздохнув, Дэниел стал подниматься по лестнице.
- Руки чистые, - остановился он под свечой, что была вставлена в фонарь, - ну, пятна от чернил, но я, же клерк у судьи, в конце концов. И студент. Ничего подозрительного.
Он постучал. Услышав, как чьи-то нежные пальцы заканчивают сонату, Дэниел сказал негру в ливрее: "Ничего, мистер Томас, я сам пройду".
В гостиной было жарко натоплено. Дэниел, остановившись на пороге, увидел открытую бутылку бордо, что стояла на круглом столике черного дерева перед отцом. Дэвид Бенджамин-Вулф поднял красивые, карие, чуть покрасневшие глаза: "Явился, я же напоминал тебе - не опаздывать, нам завтра рано выезжать".
- Я не опоздал, - примирительно заметил Дэниел. Наклонившись, поцеловав золотистую голову младшего брата, заглянув в его карты, он что-то шепнул.
- И не подсказывай Мэтью, - усмехнулся отец, подвигая старшему сыну серебряный бокал. "Играй еще, Тео, - велел он девушке, что сидела у клавесина. Та склонила кудрявую, черноволосую голову. Дэниел недоуменно посмотрел на отца.
- Это, кстати, не клавесин, - отец чуть зевнул. "Сегодня ездил на таможню, забрал. Называется - фортепиано, работы мастера Штейна, из Аугсбурга. В подарок кое-кому приготовил". Дэвид поднялся и ласково погладил темно-зеленую, с бронзовой отделкой, крышку: "Таких инструментов в колониях - по пальцам пересчитать можно".
Девушка привстала, и, поклонившись, шепнула: "Здравствуйте, мистер Дэниел".
Юноша взглянул на смуглые, зарумянившиеся щеки, на черные, большие глаза. Дэвид Бенджамин-Вулф рассмеялся:
- Да, ты же не помнишь ее, наверное. Как ты учиться отправился, ей восемь лет было, а сейчас видишь - выросла. С обозом приехала вчера, что за нами шел. Надо же, чтобы в комнатах кто-то прислуживал, и причесывает она хорошо. Ну, - он потрепал девушку по голове, - и музыкантша отменная. Теперь, Тео, - приказал он, опускаясь в кресло, - Генделя. А потом приготовишь постель мистеру Дэниелу.
Юноша посмотрел на длинные пальцы, что бегали по клавишам, на стройную, в простом, шерстяном платье спину девушки. Отпив вина, Дэниел зло подумал: "Господи, сколько же их у отца? Пять тысяч, он же хвалился. Самый богатый рабовладелец Виргинии".
Он незаметно посмотрел на младшего брата, - Мэтью сидел, закинув ногу за ногу, шлифуя отполированные, розовые ногти кусочком замши. Он поймал взгляд Дэниела. Усмехнувшись, прикрыв карие глаза длинными, темными ресницами, подросток приложил тонкий палец к губам.
Двое всадников ехало по заснеженной, освещенной лучами утреннего солнца, равнине. Вдали, у излучины реки, виднелся дом - красного кирпича, с обрамленным белыми колоннами входом. Стекло в мелких переплетах окон играло, переливалось золотистыми искорками.
Девочка, - в бархатной, темно-зеленой, отороченной мехом амазонке, в беличьей шапочке на бронзовых косах, уверенной рукой остановила свою рыжую кобылку: "Папа, не отставай!"
- Извини, счастье мое, задумался, - Теодор де Лу нагнал дочь. Посмотрев на нежный румянец на ее щеке, он вздохнул: "Надо с ней поговорить. Акадия - это одно, а тут - совсем другое. Еще этот Бенджамин-Вулф приедет сегодня, наверняка - с рабами".
Мужчина погладил аккуратную, с легкой проседью, каштановую бороду: "Марта…, Помнишь, когда мы приезжали за покупками в Монреаль, ты видела там чернокожих людей?"
- Ну да, - недоуменно ответила девочка, поигрывая красивым хлыстиком с резной ручкой, - ты же мне сказал, папа, что они из Африки. И на карте я его нашла, этот континент. Оттуда возят золото, драгоценные камни и слоновую кость. В Бостоне я тоже их видела, чернокожих. Это африканские купцы, да? - Марта подняла прозрачные, зеленые глаза и встретилась с взглядом отца - мягким, понимающим.
- У папы глаза - как будто лазурь небесная, - смешливо подумала девочка. "А у мамы зеленые были, как изумруд, я помню. И волосы у меня такие же, как у нее".
- А все моя вина, - зло подумал Теодор де Лу, наклонившись, поправив на дочери воротник короткой шубки. "До двенадцати лет держал ребенка на фактории. В глуши, где, кроме индейцев и охотников, никого не было. Конечно, после того, как Мари умерла, от чахотки, я боялся за Марту. Пять лет ей было, как мать потеряла. Вот и увез девочку в леса. Так теперь отвечай".
Он стиснул зубы: "Марта, милая, ты должна кое-что знать…"
Дочь слушала, а потом изумленно прошептала: "Папа, ну как же так? Ведь в Писании сказано: "Провозгласите свободу по всей земле". И еще сказано: "По образу и подобию создал Он их". Эти люди, из Африки, они ведь такие же, как мы, просто цветом отличаются. Как индейцы дома, в Акадии".
- Правильно, - согласился Теодор. "И у меня никогда не было рабов. Ни у кого в нашей семье не было, и не будет. Но тут, - он пожал плечами, - тут они есть, милая. Я просто хотел тебя предупредить".
Марта хмыкнула. Поджав тонкие губы, вынув из расшитой серебром кобуры изящный пистолет, девочка попросила: "Папа, поедем к мишеням, пожалуйста".
- Что, - усмехнулся мужчина, - после моего рассказа будешь стрелять и представлять, что перед тобой - рабовладельцы?
- Буду, - холодно сказала Марта. Пришпорив свою лошадь, она унеслась вперед.
Уже когда они ехали к дому, дочь спросила: "А что у нас за гости, папа? Ты говорил - какой-то твой партнер, деловой?"
- Мистер Дэвид Бенджамин-Вулф, - ответил отец, - из Виргинии. Он плантатор, выращивает табак. Раз уж мы теперь в Бостоне, дочка, то надо торговать американскими товарами. Хотя, честно говоря, - Теодор улыбнулся, - я больше привык к мехам. И его сыновья, Дэниел и Мэтью. А еще лорд Кинтейл, помощник губернатора Хатчинсона. Ты же помнишь, губернатор приглашал меня обедать. Простая вежливость требует, чтобы я тоже - позвал кого-то из администрации.
- Ну да, - пробурчала девочка. Спрыгнув на землю, она улыбнулась слуге: "Я сама расседлаю лошадей, мистер Блэк, спасибо".
Марта зашла на конюшню. Скинув шубку, засучив рукава платья, она взяла скребок: "Сейчас как следует, почистимся, милая!"
Она вдохнула запах опилок и конского пота. На мгновение, закрыв глаза, девочка вспомнила большой, низкий обеденный зал фактории.
- Мадемуазель Марта! - услышала она голос кого-то из старых охотников. " Un excellent dîner, tout comme à Paris!". За деревянными ставнями лаяли собаки, пахло жареным мясом. Марта, высунув голову на заваленный сугробами двор, увидев микмаков, что въезжали в ворота, крикнула: " Mewliagowei gissgatteg!"
- Это очень хорошо, что обед готов, - отец спешился и поцеловал ее в лоб. "А то мы с вождем очень проголодались!"
Девочка вздрогнула. Обведя глазами конюшню, она прижалась щекой к гриве своей лошадки. "Хочу домой, - тихо сказала Марта. "Домой, на север".
Дэвид Бенджамин-Вулф оглянулся на карету, что медленно ехала по узкой дороге: "Надеюсь, фортепиано не расстроится. Этот де Лу говорил, что дочь его хорошая музыкантша - им должен понравиться подарок. И Тео может нам поиграть - правильно я сделал, что велел управляющему ее сюда послать".
- Долго еще? - услышал он недовольный голос старшего сына.
- Нет, - коротко ответил мужчина. Он осадил коня у окошка кареты: "Мэтью, ты как?"
- С Тео в карты играем, батюшка, - рассмеялся младший сын. Дэвид взглянул на медную жаровню, что стояла между сиденьями. Вдохнув запах кедра, он озабоченно спросил: "Не холодно тебе?"
Юноша похлопал рукой по меховой полости: "Ну что вы, батюшка!"
- А Мэтью, я смотрю, на коня и не садится, - ядовито заметил Дэниел, когда отец поехал рядом с ним.
- Тут не Виргиния, - заметил Дэвид, - ему холодно. Ты тут шесть лет прожил, а Мэтью - в первый раз приехал. Так вот, об этих де Лу…
Дэниел поднял ладонь: "Папа, я не буду ухаживать за девочкой тринадцати лет. Тем более, что я ни разу ее еще не видел. Хватит об этом, я хочу нарушить семейную традицию, и жениться не на земле, и не на деньгах, а по любви".
- Мальчишка! - прошипел отец. Схватив поводья лошади Дэниела, отец резко остановил ее. "У этого Теодора де Лу золота столько, что он может купить весь Бостон, а на сдачу - Нью-Йорк. И губернатор его привечает. Его семья там, в Акадии, оказала много услуг англичанам. Так что, будь любезен, заткнись, делай, что я говорю, и через три года надень кольцо на палец этой Марте. Обсуждать тут нечего".
Дэниел посмотрел на красивый, высокий дом, что поднимался впереди них, на холме. Ничего не ответив, вырвав у отца поводья, юноша рысью поехал вперед, к изящным, кованым воротам поместья де Лу.
В просторной, отделанной белым мрамором гостиной горел камин. Языки пламени отражались в натертом, блестящем паркете палисандрового дерева. Теодор де Лу разлил вино по бокалам: "Моя дочь переодевается, сейчас придет. Большое вам спасибо за подарок, мистер Бенджамин-Вулф, я видел такие инструменты в Европе, но не думал, что они есть в колониях".
- Ну что вы, - отозвался мужчина, - это простая любезность, дорогой Теодор. И называйте меня Дэвидом, раз мы теперь с вами партнеры. Может быть, - он кивнул на дверь, - мисс Марте требуется помощь? Я как раз привез с собой рабыню для домашних услуг. Тео отлично причесывает и вообще - прекрасная горничная.
Теодор де Лу посмотрел на высокую, стройную девушку. Она стояла на пороге, опустив изящную, черноволосую, голову, спрятав руки под аккуратным холщовым передником.
- Нет, спасибо, Дэвид, - он улыбнулся, - моя дочь выросла на фактории, в лесной глуши, без слуг, и привыкла справляться со всем сама.
- Тогда иди, Тео, - махнул рукой Дэвид, - настрой фортепиано и разбери ноты. После обеда поиграешь нам.
Девушка присела и выскользнула за дверь. "Ну вот, - сказал Теодор, - сейчас дождемся лорда Кинтейла и сядем за стол. Потом я покажу вам наши конюшни, молодежь сможет прокатиться, а мы с вами, Дэвид, поговорим о делах".
Дэниел, что рассматривал картину над камином, - бревенчатая крепость над широкой, величественной рекой, - повернулся: "Это ведь Квебек, мистер де Лу?"
- Старый, - мужчина погладил бороду. "Сейчас-то у нас все каменное, мистер Дэниел, а так, - Теодор нежно посмотрел на картину, - он выглядел во времена моего предка, того, что первым из де Лу приехал в Акадию. Это было еще в царствование короля Людовика, деда нынешнего французского монарха".
- Я бы очень хотел поехать во Францию, - мечтательно сказал Мэтью. "Вы были в Париже, мистер де Лу?".
- Несколько раз, - ответил тот. "А ваши сыновья ездили в Европу, Дэвид?"
Мужчина усмехнулся. "Нет, Теодор, пока вот, не собрался их вывезти. Я-то, - он осушил бокал, - навещаю Старый Свет, у меня там деловые интересы, связанные с Британской Ост-Индской компанией. Да и завещание мое там, - он махнул рукой, - в Лондоне лежит".
- Это, должно быть, неудобно, - удивился де Лу, - мое завещание тут, в Бостоне, у мистера Джона Адамса, вашего патрона, Дэниел.
- Я не доверяю юристам в колониях, - резко сказал Дэвид, - а сообщение между Лондоном и Бостоном хорошее, письма доходят за три недели.
- Сэр Джеймс Маккензи, лорд Кинтейл, - доложил слуга. Дэниел подумал: "Хоть поблизости его увижу. Может быть, удастся узнать что-то о планах британцев".
- Простите за опоздание, - надменно сказал мужчина в алой военной форме, - сами понимаете, дела службы. У вас очень изящный дом, мистер де Лу, а где же главное его украшение? - тонкие губы чуть дернулись.
- И этот туда же, - зло подумал Дэвид Бенджамин-Вулф, разглядывая красивое, холеное лицо лорда Кинтейла. Черные волосы, - чуть длиннее, чем положено для офицера, были убраны в косичку и припудрены, голубые глаза холодно блестели. "За душой одна шпага и титул, - усмехнулся про себя плантатор, - говорят, его отец так гулял, что пропил оба замка, золото и земли. Ну, нет, этому хлыщу мы мисс Марту не отдадим".
- Моя дочь сейчас спустится, - улыбнулся Теодор де Лу. "Вина, лорд Кинтейл? Отличное бордо, прямо из Парижа, хотя, конечно, - мужчина поднял бровь, - те пошлины, которые на него установлены…"
- Надо же кормить дармоедов в колониях, - резко сказал лорд Кинтейл, принимая бокал. "Что здесь, что в Ольстере, - я там служил, - одно и то же. Никто не хочет работать, все только жалуются на гнет метрополии. Если бы не черные, такие, как ваши, дорогой Дэвид, тут бы, - он обвел рукой комнату, - все бы лежало в запустении.
- Я не держу рабов, - примирительно заметил Теодор, - а просто нанял слуг в Бостоне. Смею заверить, они работают отлично.
- Ирландцы, наверняка, - лорд Кинтейл приподнял верхнюю губу, показывая острые клыки. "Погодите, мистер де Лу, они еще успеют обворовать вас до нитки, и вообще, - мужчина рассмеялся, - хороший ирландец - мертвый ирландец".
- Вы можете идти, мистер О’Доннелл, - мягко сказал Теодор слуге, что все еще стоял в дверях, опустив пылающее лицо. "Пусть накрывают на стол".
Марта сбежала по лестнице и прислушалась - из кабинета отца доносились какие-то звуки. "Клавесин! - обрадовано подумала девочка, и, открыла дверь: "Здравствуйте! Вы, должно быть, дочка мистера Бенджамин-Вулфа. Папа мне не говорил, что вы приедете. Меня зовут Марта де Лу".
Черноволосая, высокая девушка, что, подняв крышку инструмента, настраивала его, жарко покраснела: "Простите, мисс, я проверяю, как он звучит, все-таки его везли из Бостона. Это фортепиано, из Старого Света".
Марта все стояла с протянутой рукой. Девушка, испуганно оглянувшись, присела: "Меня зовут Тео, госпожа".
Бронзовые брови нахмурились. Марта, взяла смуглые, тонкие пальцы: "Никакая я не госпожа. Называй меня просто - "Марта". Тебе сколько лет?"
- Четырнадцать, - девушка перебирала в руках оборку передника. "Мы и ноты тоже привезли, - она указала на бархатное сиденье, - тут Гендель, Вивальди…"
- Обожаю Вивальди, - вздохнула Марта. "Мы с папой его в четыре руки играем. А ты умеешь, - она склонила бронзовую голову, - в четыре руки?"
Тео кивнула, зардевшись: "Простите, я вас задержала, вам надо идти в гостиную, скоро обед".
- Но ты ведь будешь с нами обедать? - недоуменно спросила Марта, разглядывая простое, шерстяное, темно-синее платье девушки. "Какая красивая, - восхищенно подумала Марта, смотря в чудные, черные, с золотистыми искорками глаза. "И она высокая, выше меня на голову, а то и больше".
- Я буду обедать с нашими слугами, - Тео посмотрела в окно, за которым лежал заснеженный сад. "Простите".
- Почему? - недоуменно спросила Марта, коснувшись ее плеча. "Почему не с нами? Пойдем! - она потянула девушку за руку.
Тео внезапно вырвалась и, подойдя к двери кабинета, выпрямила спин: "Потому, что я цветная, госпожа. Рабыня мистера Дэвида Бенджамин-Вулфа. Мне нельзя сидеть за одним столом с белыми. Идите, - она кивнула головой на устланный персидским ковром коридор, - вас ждут".
Марта, было, хотела что-то сказать. Вздохнув, проводив глазами, стройные плечи Тео, она открыла высокие двери гостиной.
- А вот и Марта! - услышала она веселый голос отца. Прикусив губу, быстро коснувшись своего крестика, - крохотного, играющего изумрудами, - девочка присела.
- Позволь представить тебе, милая, мистера Дэвида Бенджамин-Вулфа, - сказал отец. Марта посмотрела на высокого, мощного мужчину - черные волосы были чуть тронуты сединой, в карих глазах играли золотистые искорки. Сжав зубы, она заставила себя протянуть руку для поцелуя.
- А она хороша, - подумал Дэвид, вдыхая запах жасмина, исподтишка разглядывая белую, нежную, чуть тронутую веснушками кожу, бронзовые, уложенные в высокую прическу, напудренные волосы. Над тонкой губой была прилеплена черная мушка.
- Рада встрече, мистер Бенджамин-Вулф, - услышал он звонкий, холодный голос. Изумрудные глаза оглядели его - с ног до головы. Мужчина, услышал шуршание шелка, - девочка подхватила отделанные кружевами юбки цвета свежей травы. Выставив вперед ножку в изящной, атласной туфле, она поклонилась.
- Мои сыновья, мисс Марта, - Дэвид посмотрел на мальчиков: "Ничего, за три года она к нам приучится. Надо будет их в Виргинию весной пригласить, в горы, на охоту. В конце концов, если они с Дэниелом друг другу не понравятся, всегда остается Мэтью. Он хороший сын, покорный, сделает все, что я скажу. Так что деньги будут наши".
- Обедать, обедать, - велел хозяин дома. Дэвид, подав руку Марте, рассмеялся: "Я очень, давно не водил никого к столу, мисс Марта. Надеюсь, ваш батюшка не будет в обиде. Мы с ним почти одногодки, так что я вам - тоже, как отец".
- Упаси Господь, - подумала девочка, рассматривая жесткий очерк подбородка, короткую, черную, ухоженную бороду. От мужчины пахло табаком - сильно. Теодор де Лу, что шел сзади с остальными гостями, рассмеялся: "Вот только у нас дома не курят, дорогой Дэвид".
- Ничего, - плантатор обернулся, - я могу и в сад выйти, дорогой Теодор.
Слуги неслышно разносили блюда, серебро блестело на белоснежной, льняной, отделанной брюссельским кружевом скатерти. Дэвид, наклонил над бокалом Марты хрустальный кувшин с водой: "Вам я бордо пока не предлагаю".
- Спасибо, - сухо ответила девочка, вскинув голову. Дэвид чуть не добавил: "Пожалуйста, дорогая невестка".
Марта встала из-за фортепиано, и, поклонилась, подождав, пока стихнут аплодисменты: "А теперь мы с Тео сыграем вам в четыре руки!"
Лорд Кинтейл вздернул бровь, и шепнул: "Так разве принято, мистер Бенджамин-Вулф? Она же, - мужчина указал на черноволосую девушку, - рабыня…"
- Древние римляне, дорогой Джеймс, - усмехнулся Дэвид, - позволяли рабам-грекам учить своих детей. У моих сыновей тоже был цветной наставник, в детств. Ведь в нашей горной глуши, кроме меня и священника - никто не умеет ни читать, ни писать. Так что я купил в Новом Орлеане отлично образованного мулата - он знал греческий, латынь и французский. Пусть играют, - он махнул рукой и блаженно закрыл глаза. "Прекрасная техника, - подумал Дэвид, следя за пальцами девушек. "Им бы в концертах выступать".