- О, местные жители весьма неприхотливы, - перевел секонд беззаботный ответ француза. - Они могут спать на палубе буквально друг на друге. Были, правда, среди пассажиров и трое белых, помещавшихся, видимо, в одной из кают: миссионер отец Ригэ, плывши на острова Дюк-оф-Глостер, и какие-то два авантюриста, собиравшихся искать клад, якобы зарытый пиратами на каком-то необитаемом острове. Название его они тщательно скрывали. Личность их мы пытаемся выяснить, так же как и точный маршрут "Лолиты". К сожалению, мы пока не знаем и его. Хотя существуют строжайшие требования о том, что перед выходом в море каждый шкипер обязан вывесить расписание рейса на почтамте Папеэте, по-моему, ещё не было примера, чтобы кто-нибудь его исполнил. В крайнем случае вывешивают заведомо лживое расписание, только усложняя нашу работу.
- Почему они так делают? - удивился Волошин:
- Ну, во-первых, один удачный рейс позволяет заработать лишь на копре до двухсот пятидесяти тысяч местных франков. А если тебя опередят, сплаваешь впустую. Понятно поэтому, что каждый шкипер боится, как бы о его маршруте не пронюхали конкуренты и не опередили бы его. А кроме того, помимо вполне легальных товаров, какие они доставляют островитянам, каждая шхуна непременно везет и какую-нибудь контрабанду - вроде спирта, как "Лолита". Литр паршивенького рома стоит в Папеэте сто семьдесят пять местных франков. А перепродают его за шестьсот, а то и тысячу франков, в зависимости от дальности острова. И местные жители смиряются. Они только ворчат, что ловкие шкиперы вдобавок ещё разбавляют ром чаем… Согласитесь, всё это не соблазняет шкиперов извещать власти и своих конкурентов о предполагаемом маршруте плавания. Так что выяснить, куда направляется судно, пожалуй, не легче, чем выведать самые секретные планы Пентагона.
Ободренный нашими улыбками, француз продолжал:
- А как они плавают? Без всяких карт, секстантов и хронометров, предпочитая пользоваться лишь собственным опытом и заветами предков. Примерно так. Капитан говорит рулевому: "Видишь облачко на горизонте? Держи на него". И ложится спать до следующего утра, когда, выйдя заспанным на палубу, отдает новую команду: "Птицы летят в ту сторону? Значит, там земля. Следуй за ними!" А когда на горизонте в самом деле показывается какая-то земля, капитан начинает размышлять: "Что же это может быть? Ага, вон протока, а за ней две скалы. Не иначе как это Таханеа". Или: "На берегу не видно ни единой пальмы. А берег, кажется, южный. Значит, это Тоау". Если же капитан не может понять, куда заплыл, то просто вылезает на берег и спрашивает у жителей острова…
Глотнув еще коньяку, инспектор сказал:
- Известно, что "Лолита" вышла из Папеэте 15 мая. Она побывала на главном из островов Дюк-оф-Глостер, где высадила большую часть пассажиров и взяла немного копры, потом на атоллах Хикуфу и Хао. Дальше путь её теряется. Последнее место, где её видели двадцать второго июня, - это остров Моране, или Кадмус, как он обозначен на некоторых картах. Куда она направилась дальше, мы не знаем. Возможно, к архипелагу Мангарева, поскольку спирт ещё не был распродан весь. Но с таким же успехом они могли и отправиться продавать его на Маркизские острова. Как видите, мне приходится решать задачку, состоящую, собственно, из одних неизвестных, - перевел секонд его слова.
- М-да, - посочувствовал Волошин и спросил, незаметно от гостя подмигнув мне: - Скажите, капитан Френэ не был мистиком? Не отличался он особой набожностью и суеверностью?
- Мистиком? - удивился инспектор, когда Володя перевел ему вопрос. - Насколько мне известно, вряд ли. А суеверны, по-моему, все таитяне, хотя и отнюдь не набожны.
- А кок на "Лолите" случайно не был сумасшедшим? - не выдержал я. - Не страдал эпилепсией?
Володя, с трудом сдерживая смех, перевел мой вопрос инспектору.
- По-моему, нет, - ответил тот. - Но почему вас это интересует, господа?
- Скажите ему, Володя, что потом он всё поймет, - засмеялся Волошин. - Скажите, мы готовим ему сюрприз.
- О! - восхитился француз. - Ну, не стану вас задерживать, а то вашему судну и так пришлось изменить курс, таща нам навстречу эту злосчастную "Лолиту", - добавил он, с явным сожалением посмотрев на опустевшую коньячную бутылку и вставая. - Мне бы хотелось лично поблагодарить капитана и обратиться к нему с одной маленькой просьбой. Это возможно?
- Пожалуйста, - сказал Володя. - Я сейчас ему доложу.
- Прошу вас, - коротко поклонился француз. И если можно, принесите, пожалуйста, карту.
Секонд ушел, а мы снова сели в удобные кресла и закурили. Без переводчика нам оставалось лишь обмениваться приветливыми взглядами и улыбаться.
В салон вошел капитан в сопровождении секонда несущего под мышкой толстый сверток штурманских карт. Француз поспешно вскочил и, учтиво склонив голову, поблагодарил капитана за то, что он так любезно согласился отбуксировать "Лолиту" навстречу спасательному катеру. Володя переводил его слова, расстилая карты на столе.
Помолчав, инспектор произнес скорее утвердительно, чем вопросительно:
- Я не сомневаюсь: в вахтенном журнале сделаны все соответствующие записи с того момента, как вы заметили брошенное судно, с точным указанием времени?
- Разумеется, - кивнул капитан.
- Могу я сделать выписки из журнала?
- Пожалуйста.
- А кто в это время нес вахту? - перевел Володя очередной вопрос инспектора и тут же ответил ему: - Я.
Француз что-то обрадованно начал ему говорить, поглаживая по плечу.
Володя кивнул и пояснил капитану:
- Он просит потом разрешения побеседовать со мной отдельно, задать несколько вопросов о деталях встречи с "Лолитой".
- Валяйте.
- Он просит разрешения задать вам несколько вопросов, Аркадий Платонович, - сказал секонд.
- Пожалуйста, переводите.
- Вы обнаружили "Лолиту" шестого июля примерно здесь? - Инспектор ткнул карандашом в голубые просторы на карте.
- Да. Координаты записаны в судовом журнале.
- Это через две недели после того, как она покинула остров Моран, - перевел секонд слова инспектора, задумчиво изучавшего карту. - По прямой от него до места рандеву с вами, примерно, миль двести сорок - двести пятьдесят?
Капитан кивнул.
- Как вы считаете, господа, - повернулся с легким поклоном француз к капитану и секонду, - учитывая, что всё это время стояла почти штилевая погода, могла ли "Лолита" за эти две недели заходить еще куда-нибудь?
- Вряд ли, - ответил капитан, и секонд, переводя его слова, тоже покачал головой.
- Но вы предложите ему, если хочет, ещё посоветоваться со специалистами по метеорологии и океанографии, - добавил капитан. - Скажите, насколько мне известно, профессора Лунин и Суворов заинтересовались маршрутом "Лолиты" и делали кое-какие расчеты.
Секонд перевел слова Аркадия Платоновича французу. Тот обрадованно закивал и начал благодарить.
- Так что побеседуйте с ним, а потом проводите его к ученым. И скажите, что перед отплытием мы его с капитаном буксира приглашаем отобедать, - сказал, вставая и надевая фуражку, капитан. - Приведите его в кают-компанию.
- Есть, Аркадий Платонович! - вытянулся секонд.
Капитан ушел. Француз с Володей уединились в уголке салона. Я, чтобы им не мешать, вышел на палубу. Беседовали они довольно долго, затем секонд проводил гостя к ученым.
Потом я узнал, что Лунин и Суворов подтвердили мнение капитана о том, что "Лолита" вряд ли могла успеть зайти ещё куда-нибудь после острова Моран до того, как её по неведомой причине покинула команда, иначе бы мы с нею разминулись в океане.
- А тебя о чём он допрашивал? - спросил я у Володи.
- Да всё об этом втором суденышке, что виднелось на горизонте, когда я впервые заметил "Лолиту". Чего оно его так заинтересовало? Далеко ли оно было от "Лолиты", в какую сторону направлялось, быстро ли ушло? Пустяки всякие. Пошли обедать, а то кэп всыплет за опоздание.
Мы отыскали на палубе француза и поспешили в кают-компанию, где всё уже давно томились в ожидании. Володя представил гостя.
Негр - капитан буксира торжественно восседал рядом с Аркадием Платоновичем, явно весьма польщенный таким уважением и честью.
Гастон Рузе раскланялся, сел рядом с секондом и только потянулся за селедкой, поданной на закуску, как вдруг попугай, словно обрадовавшись его появлению, громче обычного выкрикнул загадочную фразу.
Инспектор удивленно посмотрел на попугая, потом постепенно веселеющим взглядом на нас - и расхохотался.
- Вы поняли, что он говорит? - спросил Волоши.
- Конечно!
- Наконец-то! - облегченно пробасил Макаров. - А то мы все извелись в догадках, что же без конца повторяет проклятая птица. На каком языке она говорит!
- На полинезийском, - ответил инспектор, с трудом сдерживая смех. - На таитянском диалекте.
- А что именно? - с подозрением спросил Влошин.
Инспектор не выдержал и расхохотался вновь.
- О, прошу извинить, - наконец выговорил он. Эта милая птичка, как бы сказать, видимо, большую часть жизни провела в каком-то заведении известного сорта… Назовем его, скажем, пансионом для неблагородных девиц. И, видимо, там она часто слышала и затвердила одно весьма недвусмысленное предложение. Я никак не решаюсь повторить его при дамах.
Когда Володя перевел слова француза, посуда на столах зазвенела от общего дружного хохота, как во время хорошего шторма.
После обильного обеда гость начал торжественно прощаться со всеми и опять раскланиваться и благодарить. Особо он поблагодарил мосье Волошина за столь полное описание всех странностей и загадок, обнаруженных нами на шхуне, и за меры, принятые им, как сказал мосье Кушнеренко, для сохранения всего именно в том положении, в каком оно было найдено, но глаза инспектора при этом откровенно смеялись.
И тут Сергей Сергеевич торжественно протянул ему аккуратно перевязанный пакет.
Француз просиял, вероятно, подумав, что ему презентуют на память, по крайней мере, бутылку так понравившегося коньяка. И тут же сник, услышав слови Волошина, переведенные ему секондом:
- Мы сохранили в холодильнике пробы пищи, оставшейся на тарелках на шхуне. Анализ показал в них присутствие мышьяка.
- О! Благодарю вас, мосье! - перевел секонд ответ инспектора. Но при этом Гастон смотрел на пакет с таким отвращением, что не оставалось никаких сомнений: расставшись с нами, он немедленно вышвырнет его за борт.
А Волошин уже подавал ему довольно пухлую папку, говоря секонду:
- Володя, расскажите ему коротенько о конкурсе, который мы провели, и объясните, что здесь переведенные вами специально на французский язык краткие конспекты историй, сочиненных нашими фантазерами. Может, они ему пригодятся.
Секонд стал объяснять Гастону Рузе, что в папке. У того на лице появлялось выражение возраставшего удивления и тревоги. Посмотрев на папку с явным испугом, он начал что-то тревожно спрашивать у Володи.
- Что его пугает? - спросил Волошин.
- Он говорит: "Надеюсь, никаких историй о космических пришельцах и летающих тарелках, ставших так модными в болтовне об этих треугольниках?" Он не любит научной фантастики.
- Ну, во-первых, это уже фантастика не научная, - засмеялся Волошин. - Но вы успокойте его: все гипотезы, скажите, вполне достоверны.
Гастон Рузе выслушал ответ Володи, с явным сомнением покачал головой, подчеркнуто тяжко вздохнул, но все же сунул папку под мышку.
- Скажите ему также, Володя, что мы будем весьма признательны, если он найдет время хотя бы коротенько сообщить о результатах своего расследования, - добавил Волошин, наслаждаясь растерянностью полицейского. - Там указан мой ленинградский адрес.
Наконец веселый француз со всеми распрощался и направился к трапу вслед за негром-капитаном.
Придерживаясь за поручни, Гастон, смеясь, что-то сказал на прощание. Секонд перевел, тоже засмеявшись:
- Ну что же, как обычно говорят местные жители, когда их за какое-нибудь преступление уводят из зала суда в тюрьму: "Парахи оэ". Это можно перевести так: "Я ухожу, а вы остаетесь…" Счастливого плавания и поменьше загадочных встреч в океане!
Шлюпка отчалила и направилась к спасательному катеру. Мы махали веселому сыщику.
Удастся ли ему разгадать тайну "Лолиты"?
"Богатырь" дал басистый прощальный гудок, и мы двинулись вперед, рассекая форштевнем волны. Свежий ветерок развевал у нас на мачте бело-голубой вымпел с изображением двух перекрещенных якорьков, над которыми было написано: "Академия наук СССР".
А спасательный катер, прощально взревев сиреной, поплыл в другую сторону - туда, где прятался за горизонтом сказочный остров Таити, который мы так и не увидим.
И на буксире за катером, покачиваясь на волнах, уходила от нас "Лолита", так и не открывшая тайны.
Мы провожали её взглядами, пока она не исчезла сверкающей дали - там, где океан незаметно сливается с небом.
- Ну вот и конец детективщике, - с явным сожалением в голосе произнес Волошин. - Океанографы Лунин довольны, тщательно анализируют весь путь "Лолиты". Ее скитания в океане показывают, что система течений тут оказалась гораздо интереснее и сложнее, чем считали прежде. Так что, вполне возможно, "Лолита" наградит океанографов какими-нибудь новыми любопытными открытиями. А вот свою тайну она уносит с собой, её мы так и не узнали… Обидно. Остается только фантазировать и гадать…
На следующий день за обедом Волошин торжественно объявил, что вечером после ужина там же, на палубе, под вертолетной площадкой, будут заслушаны замечания и возражения по рассказанным историям, а затем состоится присуждение премии путем тайного голосования, так что он просит всех приготовиться.
Обед прошел в непривычной тишине. Я несколько раз ловил себя на мысли, что в кают-компании чего-то не хватает.
И вдруг понял: загадочного выкрика попугая! Он как бы то и дело напоминал нам о тайне "Лолиты". А теперь уплыл вместе с нею. Жаль, попугая нам явно не хватало.
После обеда все, конечно, размышляли, какой же из выслушанных нами историй отдать предпочтение за оригинальность выдумки. Решить это было не так-то просто.
Что касается оригинальности выдумки, я, пожалуй пальму первенства всё-таки отдал бы рассказу Бой-Жилинского, несмотря на его зловещую мрачность. Но уж больно драматичными были переживания кока, отравившего в припадке помрачения сознания всех товарищей, побросавшего их тела за борт и ничего не помнящего об этом, растерянно бродящего по пустой шхуне, удивляясь, куда же все могли подеваться, если шлюпка на месте. Не улетели же они в самом деле на небо и не побросались за борт в припадке массового сумасшествия?
Да, это было придумано неплохо. Но и рассказ профессора Карсона не уступит в оригинальности. И кроме того, ведь он в самом деле единственный, в котором так ловко мотивированы и объяснены решительно все загадки.
Интересно, какой истории отдадут предпочтение другие?
А какая из них ближе к истине? Это решить было, пожалуй, потруднее. Никто из нас ведь не знал пока, как и раньше, что же на самом деле произошло на "Лолите". Неужели Волошин прав, и мы в самом деле никогда не узнаем этого? Обидно.
Вечером все торопливо поужинали и поспешили на палубу. Волошин занял место за столиком, посреди которого гордо задирал нос сверкавший, словно и впрямь из чистого золота, бюст барона Мюнхгаузена. Кому он достанется?
- Ну что же, сначала выслушаем замечания по каждому рассказу, - предложил Волошин. - Итак, первая история, рассказанная профессором Луниным: о шаровой молнии, принятой суеверными моряками за дьявола. У кого есть по ней замечания и возражения, прошу.
- У меня, разумеется, - поспешно поднялся Макаров, раскрывая блокнот.
- Ну, разумеется, у тебя! Кто же ещё на "Богатыре" страдает в такой степени манией критиканства, - покачал головой Волошин.
Большие друзья, сейчас они предвкушали удовольствие поддеть друг друга, а мы - весёлое представление.
- Мои замечания, - продолжал между тем невозмутимо Иван Андреевич, - общие и примерно одинаковые сразу по двум историям - и по той, что сочинил Андриян Петрович, и, к сожалению, по твоей, Сергей Сергеевич. Так что разрешите выстрелить сразу, так сказать, по двум зайцам или, вернее, уткам.
- Одинаковые возражения против столь разных историй? - переспросил, поднимая брови, Волошин. - Любопытно. Ну что же, пожалуйста. Только не забыта ли вами, уважаемый Иван Андреевич, пословица о тех, кто пытается гнаться сразу за двумя зайцами?
- Нет, не беспокойся, у меня хорошая память.
- Прежде всего я хотел бы задать один вопрос. Андриян Петрович, рассказанная вами история произошла ночью? - повернулся Макаров к профессору Лунину - и зарницы, и сияющие в темноте огни святого Эльма, вся эта чертовщина.
- Да, разумеется, ночью.
- Отлично, - кивнул Макаров и повернулся к Волошину: - И мираж, так напугавший их, что они покинули свою проклятую шхуну, тоже они увидели ночью?
- Ну, допустим.
- Ты, пожалуйста, не увиливай и не пытайся вывернуться задним числом. Огоньки на мачте и в каюте… Ночью?
- Ну ночью.
- Вот вы оба и попались, - торжествующе произнес Иван Андреевич и добавил зловеще: - Только начну я оперировать, пожалуй, с тебя, Сергей Сергеевич.
- Пожалуйста, - пожал плечами Волошин. - Валяй выкладывай свои жалкие замечания. Можешь не сомневаться, я отмету их, как пушинку.
- Попробуй. Для начала я, извини за фигуральное выражение, суну тебе под нос две тарелки, согласно подписанному тобою акту обнаруженные в кубрике на столе. Объясни мне, пожалуйста, кто обедает по ночам?
Все расхохотались.
Когда смех притих, Волошин попытался что-то сказать, но Макаров перебил его новыми ехидными вопросами:
- И кто, кроме явных шизофреников, бреется по ночам? Пишет письма в каюте, где, как помечено в подписанном тобою же акте, нет даже лампы? Не говорю уже о том, что в твоей истории, как, кстати, и у Андрияна Петровича, совершенно не нашли объяснения и другие загадочные вещи, отмеченные тобою же в акте. Зачем на палубе валялся топор - я цитирую акт: "со ржавыми пятнами на лезвии, похожими на кровяные"?
- Кок рубил им головы курицам, - поспешно сказал Волошин под общий хохот.
- Допустим, - усмехнулся Макаров. - Но откуда взялся мышьяк в пище, оставшейся на тарелках? Куда подевался молитвенник, с которым не расставался твой набожный капитан? Разве вы обнаружили его в каюте? Почему об этом не упомянуто в акте?
- Капитан выскочил на палубу с молитвенником в руках, - перебил его Волошин. - Разве я забыл упомянуть об этом? И взял его, конечно, с собой в шлюпку.
- А талисман забыл? - насмешливо спросил Макаров.
- И про приоткрытую крышку люка вы забыли, Сергей Сергеевич, - вставил Володя Кушнеренко, давно выжидавший момент.
- Побит, побит, Сергей Сергеевич! - закричали со всех сторон.
- Сдавайтесь!
- Сдаюсь, Жан, с тобой невозможно бороться, - засмеялся Волошин. - Как поется в старой одесской блатной песне: "Недолго мучилась старушка в бандита опытных руках".