- Конечно. - Морозов встал из-за стола и начал расхаживать по кабинету, сутулясь и склонив голову, словно боялся задеть нависший потолок. - История кораблекрушений богата удивительными и необычными случаями. Суда, бывало, пропадали бесследно, поглощенные океаном. И вдруг через много лет открывалось, кто повинен в их трагической гибели. В 1942 году у берегов Австралии пропал без вести небольшой спортивный катер. Спустя семь месяцев нашли бутылку с запиской его капитана. Он сообщал, что отказал двигатель и катер выносит течением в открытое море. К записке он приложил завещание, которое признали вполне законным. А вот ещё любопытный случай. В 1784 году, если мне не изменяет память, попало в шторм и затонуло японское пиратское судно. Один из пиратов перед гибелью записал на деревянных дощечках всю историю их преступлений, положил дощечки в бутылку и бросил в море - совсем как в романе Гюго. И что же вы думаете? Прошло полтора века - исповедь эта всё-таки попала к людям! - воскликнул Морозов.
Забывшись, он слишком резко взмахнул рукой и задел потолок. Но это его не охладило.
- А бесценное послание, доверенное "почте Нептуна" великим Колумбом? Оно дошло к людям лишь через триста пятьдесят восемь лет, дошло в целости и сохранности! Океан справедлив. Он увлекает корабли в свой глубины, и человек, допустивший ошибку, струсивший или совершивший подлость, думает, будто о его вине уже никто никогда не узнает. Но вот море выносит бутылку на пустынный берег - и справедливость торжествует!
Арсеньев невежливо хмыкнул и сказал:
- Но капитан Голубничий утверждает, что даже не подозревал о существовании этого течения.
- Всё отговорки, - брезгливо поморщился Морозов, усаживаясь за стол. - Попытка свалить вину с больной головы на здоровую. А вы поддерживаете его. Напрасно. Ведь в своих суждениях вы, юристы, придерживаетесь как будто иной линии? "Незнание закона не освобождает от ответственности" - кажется, так?
- Так.
- Вот видите. Хороши бы мы с вами были, если бы попробовали, скажем, выскочить из этого окна, ссылаясь на то, будто никогда не слышали о существовании закона всемирного тяготения. Боюсь, нам уже не пришлось бы в таком случае доказывать свою невиновность. - Он неожиданно хохотнул и тут же наставительно продолжил: - Каждый капитан обязан всё знать о море. Решительно всё! А практики, к сожалению, плохо знают науку, не уважают её, пренебрежительно относятся к нашим рекомендациям. Вот вам совсем свежий пример. На днях к нам в институт школьник прислал письмо. Масса ошибок, нелепые взгляды. Кстати, это тот самый юнец, который, как он утверждает, нашел на берегу острова Долгого бутылку с запиской…
- Виктор Малышев? - насторожился адвокат.
- Не помню, кажется, да.
- И что же он пишет?
- Чепуху всякую. У них, видите ли, есть там какой-то кружок, руководит им некий рыбак, видимо, весьма смутно разбирающийся в сложнейшей картине морских течений. Это бы ещё полбеды, но он забивает своими вздорными, ошибочными представлениями горячие головы подростков, сбивает их с толку. А школьникам надо давать лишь подлинно научные, строго проверенные сведения… Безобразие! Непедагогично! Я, конечно, написал в школу о том, что недопустимо доверять руководство научными кружками случайным людям…
- А что же именно говорится в письме Малышева?
- Зашел у них разговор о морских течениях, и этот, с позволения сказать, руководитель начал плести перед детьми всякие нелепости. По его мнению, видите ли, бутылку не могло принести к острову Долгому из того района акватории, где затонул траулер "Смелый". У этого рыбака свои теории, а очевидным фактам он, видите ли, не верит. Даже у подростков такая ересь вызвала резонное недоумение, и хорошо, что они обратились за разъяснением именно к нам в институт. Так что, слава богу, я смог исправить плоды его "просвещения".
- А письмо Виктора сохранилось?
- Конечно. У нашей Анны Андреевны вся переписка в идеальном порядке.
Морозов нажал кнопку где-то под столешницей, и в дверях тотчас же появилась чопорная старушка.
- Анна Андреевна, будьте добры, принесите то письмо, помните, от школьников. Оно пришло дня два тому назад или три.
- Сейчас, Иннокентий Ильич, - поклонилась старушка и скрылась. И тут же вернулась с папкой, уже раскрытой на нужной странице. Канцелярия у неё в самом деле была образцовой.
- Пожалуйста! - Морозов передал папку адвокату.
Секретарша немедленно исчезла.
На подшитом листке из ученической тетради было написано старательным почерком:
Глубокоуважаемые товарищи Академики!
Извините за беспокойство и за то, как отрываем вас от научной работы. Вышел у нас спор, который не можем разрешить. Почему и обращаемся к Вам за помощью. Вы конечно знаете, как в апреле прошлого года я нашел на берегу нашего острова Долгого бутылку с запиской, оповестившей весь мир как геройски погиб наш СРТ "Смелый". Но руководитель нашего кружка "Юных капитанов" Казаков Андрей Андреич говорит, что не могло течение принести сюда бутылку. Многие ребята с ним согласны и теперь смеются с меня. Как же так, раз бутылку я вправду нашел? Вы всё знаете, Глубокоуважаемые Ученые, хотя и Андрей Андреич тоже знает море, работает в рыбразведке. Так что помогите пожалуйста нам разобраться кто прав.
По поручению членов кружка "Юных капитанов"
Малышев Виктор,
остров Долгий, средняя школа, 7-й "Б".
- Видали, сколько ошибок насажали? Юные капитаны… Но любознательность весьма похвальная. Я им сам ответил. И этого знатока из рыбной разведки соответствующим образом осадил. Ведь бутылку-то в самом деле принесло течением! Это же факт, с ним не поспоришь. Не опровергнешь его по нехитрому принципу: "Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда…" Помните, у Чехова?
- Вы любите Чехова?
- Великий писатель!
"К тебе, пожалуй, подошли бы другие чеховские слова: "добродушен от равнодушия…" - подумал Арсеньев, но вслух этого, конечно, не сказал, а спросил:
- Вы не сообщали следователю об этом письме?
- Нет. А разве оно представляет какой-нибудь интерес?
- Могу я получить его копию?
- Пожалуйста. Анна Андреевна вам это моментально сделает.
- Спасибо. И пусть уж, если не трудно, заверит копию по всей форме, как полагается. А подлинник я вас прошу сохранить. Возможно, его все-таки затребует следователь.
Морозов пожал плечами и склонил голову:
- Оно так, по-вашему, важно? Не беспокойтесь, у нас в канцелярии порядок идеальный. Никогда ничего не пропадает.
4
Берег уходил вдаль, превратился в тонкую темную полоску и, наконец, совсем растаял, исчез, словно утонул в море. Теперь вокруг была только серая вода до самого горизонта. Там она незаметно переходила в такое же серое, затянутое облаками небо, сливалась с ним.
Николай Павлович впервые плыл на таком суденышке, и ему было всё интересно. Старался всё осмотреть и запомнить, ведь это был точно такой же средний рыболовецкий траулер, как и погибший "Смелый".
Адвокат бродил по палубе и долго стоял на носу, где пристроилась на своем излюбленном месте рыжая собачонка Рында.
- Рында нам рыбу высматривает, - шутили моряки.
Собачонка с деловитым видом просиживала тут часами, зачарованно вглядываясь в морскую даль. Но стоило только кому-нибудь крикнуть:
"Рында, трап украдут!" - как она вскакивала и, заливаясь неистовым лаем, кидалась на защиту судового имущества.
День был тихим, безветренным, море по-осеннему спокойным, как потускневшее от старости зеркало. Вода шелестела и пенилась, вспоротая форштевнем. Но, постояв тут в тихую погоду, Арсеньев теперь мог представить, как будут хлестать через низенький борт даже небольшие штормовые волны. А при десяти баллах… Конечно, Голубничий прав. Немыслимо посылать во время шторма впередсмотрящего - верная гибель.
Арсеньев облазил все коридоры и трапы, с непривычки то и дело больно спотыкаясь о непомерно высокие стальные порожки - комингсы. Заглянул в пышущее жаром и наполненное вечным гулким грохотом машинное отделение. Посидел в тесной рубке радиста. По своей сухопутной неопытности, не спросив разрешения, поднялся в ходовую рубку и сразу же убедился, что отсюда далеко всё прекрасно видно. Никакой впередсмотрящий не нужен.
В рубке царила торжественная тишина. Только изредка что-то пощелкивало, когда матрос, стоявший на руле и не сводивший глаз с компаса, начинал легонько поворачивать штурвал.
Арсеньев заглянул в штурманскую, где на стене мерно тикали громадные медные часы, а пониже мерцало окошечко в сером стальном ящичке эхолота.
- Значит, вы будете защищать Голубничего? - спросил капитан. Решил, видно, что надо же, наверное, о чём-то поговорить с гостем.
- Да.
Помолчали, потом Арсеньев спросил:
- А как вы считаете, виновен Голубничий? Что люди говорят? Ведь всем известна его история?
- Кто же не знает. А говорят разное, - неопределенно ответил капитан, не глядя на адвоката.
- Ну а ваше мнение?
- Сергей Андреевич капитан опытный.
"Вот какой упрямый мужик, хоть клещами из него слова вытягивай", - подумал Арсеньев, но не отступился.
- Значит, вы думаете, он не виноват в гибели траулера?
- Кто его знает. Я ведь там не был. А в море всякое бывает. - Он опять замолчал. Арсеньев хотел уже задать следующий вопрос, но капитан неожиданно разговорился:
- Вот мы, к примеру, стоим тут с вами на мостике. Тишина кругом, полный штиль. А дремать всё равно нельзя. Налетит шквал или, к примеру, снежный заряд. Такое начнется… - Он укоризненно покрутил головой, словно стыдя природу за такие подвохи.
Наступившая пауза опять грозила затянуться, и адвокат спросил:
- А как, по-вашему, почему же тогда Лазарев бросил письмо в бутылке, если Голубничий не виноват?
- По злобе! - неожиданно выпалил рулевой.
Капитан недовольно повел взглядом в его сторону.
- Сомнительно. Так только в книжках бывает, - пробурчал он сквозь зубы и взялся за бинокль, явно давая понять, что больше заниматься всякими праздными разговорами с посторонними людьми на мостике не намерен.
К вечеру откуда-то с запада пошла волна, хотя было так же безветренно.
В каютах и коридорах всё беспрестанно поскрипывало, и это даже успокаивало, словно пение сверчка за печкой. Потом стало покачивать, и Арсеньев с некоторой тревогой прислушивался к тому, что творилось у него в желудке.
Быстро упала темнота. Но огней на палубе не зажигали, и в ходовой рубке было темно, смутно угадывался неподвижный силуэт рулевого. На палубе стало совсем неуютно.
- Штормит? - спросил Арсеньев у проходившего мимо матроса. - Сколько баллов - четыре-пять будет?
- Что вы! - засмеялся тот. - Балла два, не больше. Разве это шторм? Вот через месяц разгуляется погодка.
Арсеньев спустился в каюту и лег на узкую койку, которую высокие края делали похожей на ящик.
Качка была бортовой. Арсеньева плавно носило из стороны в сторону, словно в колыбели. Но, видно, уже слишком давно вышел он из младенческого возраста, потому что чувствовал себя не очень приятно.
И заснуть долго не удавалось. Море грозно дышало под самым ухом, властно и тяжело стучалось в борт. От мысли, что их разделяет с морем всего лишь тонкий лист стали, было как-то неуютно…
Когда рано утром подошли к острову Долгому, море уже разгулялось не на шутку. Посвистывал ветер, обдавая лицо брызгами. Палуба ускользала из-под ног. А моментами начинало казаться, будто и остров тоже раскачивается на волнах вместе с белыми домиками рыбачьего поселка и полосатой маячной башней.
Подходить к причалу из-за волны капитан не стал. Арсеньеву пришлось по веревочному штормтрапу спускаться в шлюпку, а она так и плясала на волнах. Николай Павлович никак не решался разжать руки и прыгнуть, боясь промахнуться и угодить в воду. Но тут его подхватили матросы, всё обошлось благополучно.
До берега шлюпка не дошла, остановилась у границы прибоя. Дальше Арсеньева, к восторгу собравшихся на берегу ребятишек, понес на закорках здоровенный матрос.
В воду Николай Павлович не упал, хотя ноги всё-таки промочил, их несколько раз лизнула волна. Чувствуя себя весьма неудобно, он поблагодарил матроса, и тот зашагал по пояс в воде навстречу набегающим волнам обратно к шлюпке. Она забрала его и тут же ушла к траулеру.
Адвокат остался на берегу в окружении глазевших на него ребятишек. Он помахал траулеру рукой и обвел взглядом любопытные лица ребят.
- Ну, кто из вас Виктор Малышев, признавайтесь? - спросил Арсеньев просто так, наугад.
И удивился, когда вперед выступил белобрысый веснушчатый паренек в старой капитанской фуражке и резиновых сапогах и сказал насупившись:
- Я Малышев. А чего надо?
- Это ты нашел бутылку с запиской?
- Я. А вы академик?
- Нет, я из суда.
- Сыщик! - восхищенно прошелестело вокруг.
- Ты мне покажешь, где нашел бутылку? - усмехнувшись, спросил адвокат.
- Конечно. Пойдемте.
- Прямо сейчас?
- А чего? Это недалечко.
- Ну, пошли.
Виктор и Арсеньев зашагали по берегу. А за ними, перешептываясь, двинулась вся ватага.
Шагать было трудно. Ноги вязли в мягком сером песке, таком легком и сыпучем, что он все время струился под напором ветра, словно живой.
Среди песчаных холмов далеко друг от друга величаво стояли одинокие стройные сосны. Ветер шумел в их вершинах и с глухим стуком ронял на песок смолистые шишки.
- Вот здесь я ее нашел, - остановился паренек на пустынном берегу и несколько раз притопнул ногой. - Иду утром в школу, а она лежит…
Все мальчишки зачарованно уставились на песок, словно надеясь на чудо: а вдруг новая бутылка с запиской появится здесь?
- А больше поблизости никого не было? - спросил Арсеньев.
- Не.
- Ну и что же ты сделал?
- Схватил её! Я сразу догадался, что она не простая.
- Почему?
Витя пожал плечами и смешно скривился:
- Догадался, и всё.
- И открыл?
- Начал открывать, только она не поддавалась. А нож дома забыл. Я побежал домой, и там открыл. А в ней записка. Знаете, как трудно было достать! Горлышко узкое…
- Ты же в школу шел. Как же так - побежал домой? А на занятия? Мог бы её и потом открыть.
Ребята посмотрели на Арсеньева, и ему стало неловко за свои наивные слова.
- Да, положим, конечно, дело было срочное, - поправился он. - Ну а потом, когда прочитал записку?
- Я прочитал и сразу бате показал. А он сказал: "Это дело серьезное", - и отнес её в милицию. Потом уже её к вам переправили, в город. А что, бутылка эта цела?
- Цела, цела, не беспокойся. Стоит в сейфе у следователя, - успокоил его Арсеньев и невольно улыбнулся, вспомнив, с каким любопытством сам рассматривал таинственную бутылку в кабинете у Алексеева.
- А вам она ещё нужна?
- Пока нужна, - ответил Арсеньев, осматриваясь.
Непонятно, что он рассчитывал увидеть. Совершенно пустынный берег. И море пустынное, рябое от пенистых гребешков.
- Вы тоже сомневаетесь, что её могло сюда течением принести? - настороженно спросил Витя.
- Да нет. Ведь ты же её в самом деле нашел. Откуда же она ещё могла тут взяться?
Витя победно посмотрел на товарищей.
- А как бы мне руководителя вашего кружка повидать? - спросил Арсеньев.
- Андрей Андреича? Я вас сведу. Он вчера как раз с моря пришел, сейчас, наверное, в конторе.
Управление рыбной разведки занимало двухэтажный домик возле маяка. В большой комнате, где на стенах висели какие-то графики, карты, диаграммы и сиротливо стояли два простых конторских стола, за которыми, видно, никто давно не сидел, адвоката встретил высокий плечистый человек лет сорока. Светлые волосы, выгоревшие брови, загорелое, обветренное лицо, мужественное, как на плакате. Даже потертый ватник сидел на нем щеголевато.
- Казаков, - представился он, крепко пожимая адвокату руку. - Присаживайтесь. - И ногой ловко придвинул табуретку, а сам непринужденно уселся на край стола.
Арсеньев рассказал, зачем приехал. Казаков слушал внимательно, с интересом разглядывая его серыми весёлыми глазами. И когда Арсеньев спросил, считает ли он, что течение не могло сюда принести бутылку с места гибели траулера, Казаков ответил:
- Абсолютно в этом уверен.
- Но из Морского института дали заключение, что, несомненно, течение не только могло, но и совершенно неизбежно должно было принести бутылку с запиской от места гибели траулера именно к острову Долгому. Я сам беседовал с заместителем директора института Морозовым…
- Знаем, знаем такого, - насмешливо подхватил Казаков. - Но что касается этого течения, то взгляды Морозова уже устарели. Они были правильны до декабря прошлого года.
- Не понимаю.
- Давайте глянем на карту, тогда вам станет понятнее, - предложил Казаков, поднимаясь и подходя к одной из карт, висевших на стене.
Арсеньев последовал за ним.
- Раньше течение действительно шло вот так, прямо к острову Долгому. Но в декабре прошлого года был крепкий шторм - тогда погиб "Смелый"… Лютый выдался шторм. Кроме "Смелого", еще два рыбачка погибли - польский логгер и наш сейнерок. Меня самого на разведывательном траулере крепко прихватило, хорошо - успели укрыться за припаем… Так вот, тогда размыло песчаную перемычку между островами Махинского архипелага. Вот они. Раньше перемычка преграждала здесь путь течению и отклоняла его сюда, к острову Долгому. Но когда её размыло, течение изменилось. Теперь оно идет вот куда, гораздо восточнее, видите? И никоим образом не может принести бутылку с запиской к нам на порог. Ясно?
- Кажется, - задумчиво пробормотал Арсеньев, рассматривая голубые пунктиры на карте.
Дело капитана Голубничего становилось ещё более загадочным.
- А почтенный профессор Морозов этого ещё не ведает, - сказал Казаков, опять усаживаясь на край стола. - И, насколько я его знаю, новости эти дойдут до него ещё не скоро.
- Вы не любите Морозова?
Казаков повел бровями.
- Он не девушка, чтобы его любить. Между прочим, когда-то я сам у него учился.
- А теперь?
- А теперь учиться мне у него нечему. Море, оно живое, непрерывно меняется. Недаром у капитана Немо был девиз: "Подвижный в подвижном". А Морозов уже неподвижный, в море давно не ходит. Любит поминать все свои титулы, но забывает добавлять, что инженер-капитан он первого ранга в отставке… Живет он прежними заслугами, новости узнает с большим опозданием. Последнее время пишет только популярные брошюрки "Тайны океана" или там "Наш брат - дельфин".
Казаков помолчал, посмотрел в окно, где плясали у причала на волнах два суденышка, чертя мачтами небо, и добавил:
- А нам топтаться на месте нельзя. Нам надо рыбу искать. А рыба идет туда, где для неё подходящее течение корм приносит.
- Много у вас в кружке юных капитанов? - спросил, любуясь им, Арсеньев.
- Человек сорок. Пожалуй, все здешнее мальчишечье население.
- А как отнеслись в школе к письму Морозова?