Погода стояла хмурая, и на душе у Микальсена было мрачно. С тяжелым сердцем шел он на промысел в русские воды. И чем ближе суда подходили к камчатским берегам, тем чаще хмурился старый моряк. Не было той праздничной приподнятости, которую он испытывал всегда при выходе на промысел. "Там была честная охота, - думал Микальсен, осматривая в бинокль берега. -А тут... дай бог унести ноги отсюда!"
Он задержал взгляд на трех темных скалах, что, как стражи, поднимались из воды направо от входа. Налево же, чуть дальше - пологий островок в больших серо-зеленоватых пятнах мха и лишайника. Они придавали островку веселый вид среди серой, на вид тяжелой, как свинец, воды. "Как он называется? - Микальсен напрягал память. Он же детально по картам и лоциям изучил камчатские берега! - Да, кажется, он вспомнил название островка: "Бабушка". Странные слова у этих русских. Впереводе это значит: старуха, имеющая внуков. Ну, уж к такому островку это имя не подходит!"
Проход становился уже. "Вега" подходила к порту. Капитан-директор насторожился. Лоция указывает здесь отмель. Микальсен вышел на открытое крыло мостика, посмотрел на идущих следом китобойцев. Они тоже уменьшили ход. Микальсен поймал в окуляры мостик "Веги-1", увидел на нем гарпунера Юрта Бромсета и с раздражением отвернулся. Он чувствовал большую антипатию к этому белобрысому немцу., выдававшему себя за норвежца.
Справа впереди открылся Петропавловск, и его вид разочаровал Микальсена. "Точно деревушка, а домики как ящики из-под апельсинов". Но тут же он понял, что дома кажутся микроскопическими на фоне вздымающихся к небу сопок. В этот момент в разрывах туч скользнул луч солнца, позолотив снеговые вершины вулканов. Это было такое захватывающее зрелище, что Микальсен прошептал:
- Божественно! - и усмешка скользнула по его толстым губам: они же в стране большевиков-безбожников.
Он снова взглянул на вулкан, но солнечный луч исчез, и все стало серым, скучным. Бегло осмотрев порт, Микальсен выбрал место для стоянки на рейде. Занятый постановкой флотилии, он мельком заметил, что от стенки отчалил и направился к базе портовый катерок. Капитан-директор вновь почувствовал себя беспокойно, "Может быть, большевикам уже хорошо известно, зачем сюда пришла флотилия?"
...Журба и Ли Ти-сян с трудом пробились сквозь плотную толпу к воде в тот момент, когда от причала отходил катер с представителями городских и портовых властей.
- Капитана... Моя капитана! - неожиданно закричал Ли Ти-сян, схватив за рукав Журбу и показывая на высокого человека в черном пальто с поясом и в капитанской фуражке. Тот стоял около рубки катера, придерживаясь за леер.
Ли Ти-сян возбужденно повторял:
- Моя капитана... Северова... - и вдруг закричал - Капитана Северова!
Но Иван Алексеевич не слышал голоса Ли Ти-сяна Со смешанным чувством любопытства и неприязни смотрел он на китобойную базу "Вега". Обычное океанское грузовое судно, водоизмещением в шесть-семь тысяч тонн, оно выделялось лишь увеличенной системой стрел и такелажа. "Могут одновременно обрабатывать много грузов" - безошибочно определил Северов. В душе шевельнулась обида. Опять иностранцы будут бить китов в наших водах, опять грабить, хозяйничать, как при Невельском, Лигове, его отце... Впрочем, не совсем так. Он не прав. Норвежцы теперь должны вести промысел, не нарушая установленных правил "Тогда наши запасы китов не пострадают, а доходы от концессии позволят построить свою китобойную флотилию... У нас будут свои китобойцы! Будут!" В этом его заверил секретарь Приморского губкома партии.
Северов перевел взгляд на китобойные суда-охотники с гарпунными пушками на полубаках. Металлические, метров в тридцать длиной, двухмачтовые китобойцы были с низкими бортами. "Быстроходны, с хорошей остойчивостью, - оценил Иван Алексеевич. - Смогут вести охоту в больших масштабах".
Катер, подходя к базе, застопорил ход. Матрос на нижней площадке поймал брошенный трос и подтянул катер к парадному трапу. Следом за начальником порта, служащими таможни и пограничниками Северов поднялся на верхнюю палубу "Веги".
Низенький, грузный Микальсен, старавшийся держаться- с достоинством и подчеркнутой независимостью, был огорчен, что, обмениваясь с русскими рукопожатиями, вынужден смотреть на них снизу вверх. От волнения у него на лбу выступил пот. Он всматривался в лица большевиков, старался по выражению глаз узнать, что им известно о подлинных целях его экспедиции, но русские оказались вежливыми, очень сдержанными на слова людьми.
Северов знакомился с Микальсеном последним. У капитан-директора, когда он услышал, что это и есть советский уполномоченный, который будет следить на флотилии за соблюдением условий концессии, чуть не вырвалось: "Вы и есть комиссар?", но он сдержался.
- Очень приятно. Прошу располагаться на моем судне!
Микальсен был ошарашен. Он ожидал увидеть перед собой нечто похожее на тех звероподобных комиссаров-большевиков, которых рисуют в газетах и журналах. А перед ним нормальный человек и, судя по всему, бывалый моряк. Лицо с чуть восточными черточками, нос с горбинкой, темные строгие глаза выдавали человека с незаурядной натурой. К тому же уполномоченный держался свободно и просто, великолепно изъяснялся на английском языке, и все, что он говорил, отличалось лаконичностью и точностью. Микальсен при первых же словах уполномоченного почувствовал его превосходство над собой.
На Северова капитан-директор произвел обратное впечатление. "Моряк, но почему-то держится натянуто и даже волнуется. Кажется, хитрая бестия, - вынес первое заключение Северов. - Впрочем, поживем, увидим..."
Все формальности, неизбежные при входе в иностранный порт, были проведены так быстро и благожелательно, с явным дружелюбием, что это поставило Микальсена в тупик. Он не знал, как это расценивать.
По традиции капитан-директор пригласил всех в кают-компанию на рюмку коньяку. Русские приняли предложение. Начальник порта, как старший, поздравил Микальсена с благополучным прибытием и пожелал флотилии удачной охоты. Норвежец недоверчиво поглядывал на гостей. Все были дружелюбны.
Может быть, господа желают осмотреть судно? - спросил Микальсен.
Вы же не уходите сегодня? - вопросом на вопрос ответил начальник порта.
Два дня даю командам на отдых, - Микальсен вертел в руках рюмку. - А затем - на охоту!
Значит, мы еще успеем познакомиться с вашим судном.
А у меня будет достаточно времени сделать это и позже, - добавил Северов.
О, конечно, господин Северов, - нагнул голову Микальсен.
Когда русские покидали "Бегу", Северов сказал капитан-директору:
Буду завтра в полдень!
Жду вас! - Микальсен следил, как русские спускались по трапу.
Первая встреча с ними прошла слишком гладко, и это тревожило норвежца. Об этом он и сказал Бромсету, когда тот поднялся на базу.
Они сидели в каюте Микальсена и обсуждали "визит большевиков". Гарпунер, выслушав капитан- директора, насмешливо улыбнулся в русую бороду.
Вы, кажется, волнуетесь? Почему? Любезность русских - хороший знак, попомните меня. Ну, а с этим комиссаром Северовым, я думаю, мы поладим... Какую вы отведете ему каюту?
Первого помощника!
Слишком близко к вашей. - Бромсет погладил усы, прищурил светло-серые, с легкой синевой глаза. - Поселите господина комиссара в каюте штурмана.
Но она не совсем удобна, и к тому же на два человека...
Вы же утверждали, что русские - люди вежливые, и поэтому наш комиссар, - тут Бромсет ядовито хмыкнул в бороду, - не будет возражать.
Хорошо, господин Бромсет, - покорно согласился Микальсен. "Тряпка, - в который уже раз подумал о нем гарпунер. - Ему бы не капитан-директором быть, а лакеем в таверне". Юрту Бромсету немногим больше тридцати лет, хотя борода и усы делают его старше. А насколько он сильнее этого Микальсена, какие дела ему поручают! И здесь, на флотилии, он полный хозяин.
Я ухожу на берег. Будьте на судне. Вечером вы мне понадобитесь.
Хорошо.
На берег Бромсет отправился в том же платье, что было на нем во время плавания. Вязаная куртка, высокие сапоги с большими отворотами, вязаная шапочка делали его незаметным в толпе китобоев, отправившихся в город повеселиться, пропить последние деньги. Скупиться не к чему - впереди ожидаются большие заработки.
Бромсет неторопливо бродил по Петропавловску. Заглянул в шумный "Вулкан", побывал еще в трех портовых кабачках, где китобои пьянствовали и угощали случайных знакомых - безработных моряков. Затем он снова поднялся в город и в сумерках подошел к большому, в половину человеческого роста, камню, на котором белела металлическая пластинка с барельефом парусного судна. Надпись о том, что это памятник в честь французского мореплавателя Лаперуза, уже нельзя было прочитать.
Бромсет медленно, как человек, выжидающий 'Время, набил трубку, раскурил ее и облокотился о памятник. Он 6ыл терпелив. Сумерки сменились ночной темнотой. Суда в гавани смотрели па берег освещенными иллюминаторами. Начинался дождь. Бромсет поднял воротник, выбил о памятник трубку. По камню скатились рубиновые, еще не сгоревшие крошки табаку.
Юрт стал негромко насвистывать. Прошло еще минут тридцать, когда из темноты выдвинулась человеческая фигура. Незнакомец сказал по-немецки:
В этом городе мало огней.
К знакомому порогу и в темноте найдете дорогу, - в тон ему произнес Бромсет.
Как лучше пройти к порту? - в голосе неизвестного была настороженность.
Могу вас проводить, - оторвался от камня гарпунер. - Я иду туда же.
На свое судно? - поинтересовался ночной собеседник. - Сегодня холодно...
Могу пригласить вас на рюмку коньяку, - любезно сказал Бромсет и тут же сердито заметил: - Долго же вас пришлось ждать, господин Комбаров.
Осторожность - лучшее качество из всех, - отпарировал тот. - Нетерпение - худшее из худших.
Тихо переговариваясь, они пошли в порт, куда сходились пьяные китобои. На одном из вельботов Комбаров и Бромсет добрались до "Веги". На спутника Юрта никто не обращал внимания. Большинство команды базы, в отличие от китобойных судов, было набрано на последних стоянках в Китае и Японии, и люди не успели еще перезнакомиться.
На корабль пришлось подниматься по штормтрапу. Комбаров сделал это с легкостью опытного моряка, Бромсет последовал за ним. На мокрой, слабо освещенной палубе их никто не встретил, и Юрт провел спутника к капитан-директору.
Микальсен сидел у себя в каюте. Казалось, он не поднимался из-за стола с тех пор, как его оставил Бромсет. Когда гарпунер и его спутник, жмурясь от яркого света, вошли в каюту, капитан-директор торопливо вышел им навстречу. Бромсет познакомил его с Комбаровым.
- Господин Комберг, или по-русски Комбаров.
Микальсек увидел перед собой человека среднего роста, сухощавого, с глубоко сидящими глазами, высоким лбом и неестественно маленьким тонким носом, точно он был пересажен Комбергу с другого лица. Кожа имела красноватый оттенок, а узкий подбородок с глубокой ямкой порос остренькой, клинышком, рыжеватой бородкой. Комберг стоял, чуть вздернув плечи и прижав руки к телу. Когда он здоровался с капитан-директором, то прищелкнул каблуками и рывком нагнул голову, прижав на мгновенье подбородок к груди, отчего на лоб упала прядь светлых волос.
"Офицер", - догадался Микальсен, и его сердце сжалась.
Бромсет, наблюдавший за капитан-директором, пояснил:
- Господии Комберг останется на нашей флотилии.
Зачислите его матросом.
Слушаюсь, - машинально ответил Микальсен.
Вам надо сменить платье, - повернулся к Комбергу гарпунер. - Сейчас у вас слишком комиссарский вид.
Оба рассмеялись. Комберг снял кожаную куртку и поношенную солдатскую фуражку, оставшись в черной сатиновой косоворотке и суконных брюках, заправленных в сапоги. Он потер руки.
Что-то промерз.
Может, рому или коньяку? - предупредительно спросил Микальсен.
Пожалуй, второе.
Пока капитан-директор угощал ночного посетителя, Бромсет, отказавшись от вина, развернул на столе карту Тихого океана и, не оборачиваясь, проговорил:
- Прошу, господин Комберг.
Тот с рюмкой коньяку подошел к столу. Поймав недовольный взгляд Бромсета, он усмехнулся и с вызовом выпил. "Эта свинья, кажется, пьяница", - подумал Бромсет и повторил:
Прошу. Начните с Командорских островов. Когда вы там были последний раз?
Вернулся месяц назад. Как работник кооперации, проверял постановку снабжения. Население малочисленно. Есть песцы. На островах, особенно острове Беринга, большое лежбище котиков...
Охрана? - задал вопрос Бромсет.
Сейчас нет, но скоро установят. Конец июля - лучшее время для охоты: мех самого высокого качества... Вот схема лежбищ зверей.
Комберг вынул из кармана свернутую вчетверо вырезку из какой-то карты. Бромсет взял ее и, развернув, увидел Командоры с нанесенными на них пометками.
-Подходы к берегу?
- Плохие. Только на мелкосидящих судах, лучше на
Вельбота.
-Так! Подробности обсудим позднее. - Бромсет свернул вырезку из карты и спрятал ее в нагрудный карман.
- Покажите устья рек, которые необходимо закрыть. Прямо на карте…
- Прежде всего необходимо идти в Кроноцкий залив. Вот сюда.
Микальсен и Бромсет нагнулись над картой.
На рассвете Бромсет возвратился на "Вегу-1". Комберга устроили в одном из кубриков базы. Сам капитан-директор еще долго не ложился. Ночное совещание вовсе лишило его сна.
Микальсен размышлял об услышанном. "Это же будут сплошные преступления. Но что я могу поделать? Разве можно не выполнить приказ, если желаешь сохранить свою голову на плечах?"
Еще в Бергене капитан понял, что концессия, полученная у русских, только ширма для грязных дел. "А он, Микальсен, - честный моряк и ни на какие жульничества никогда не пускался. Лучше уж было тогда отказаться от этого плавания! Нет, испугался, что будет уволен, останется без работы. А не подумал, каково придется вот сейчас. Быть на побегушках у этого авантюриста Бромсета... Что бы сказали друзья китобои, если бы узнали обо всем этом?.."
Микалъсен закрыл лицо руками и долго сидел неподвижно. Когда склянки пробили утреннюю вахту, он поднялся с кресла и направился к койке. Нужно было хоть немного отдохнуть. В полдень на базу прибудет Северов, а это г- новые переживания.
3
Волнение, вызванное в Петропавловске приходом флотилии "Вега", постепенно утихало. Насмотревшись на базу и китобойные суда, люди стали расходиться из порта. На берегу оставались лишь те, кто надеялся получить работу. Они обсуждали события, гадали, что это принесет городу и, конечно, прежде всего им.
Среди этих людей были Журба и Ли Ти-сян. Китаец все еще не мог успокоиться после того, как узнал Северова.
- Капитана шибко хороший человек, - возбужденно повторял Ли Ти-сян. Лицо его как-то помолодело, глаза приобрели юношескую живость.
Журбу несколько забавляла детская убежденность Ли Ти-сяна. В китайце он неожиданно приобрел друга, хотя, собственно говоря, ничем не заслужил этого. В то же время где-то в глубине души у Журбы появлялась маленькая надежда: а что если действительно на флотилию будут брать людей? Но тут же моряк сердито хмурил брови. "Опять под чужой флаг, опять драить палубу иностранного судна. Нет! Он сыт этим по горло".
Погода все хмурилась. К вечеру нужно было ожидать дождя. Ли Ти-сян не сводил глаз с "Веги", а когда увидел, как по трапу в катер спускается Северов, пришел в такое возбуждение, что Журба сказал ему:
- Тише, Лешка.
Китаец нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он стоял на самом краю пристани, нагнувшись вперед, словно собирался прыгнуть на подходивший катер. Журба, опасаясь, что его друг может сорваться в воду, придерживал его за куртку.
Катер причалил к стенке. Увлекая за собой Журбу, Ли Ти-сян подбежал к Северову:
- Сдластвуй, капитана, моя кока Ли Ти-сян... мало-мало болей... твоя говори потом моя назад парохода ходи...
Все это он выпалил одним духом. Северов взглянул в светившиеся надеждой глаза китайца. Лицо Ли Ти-сяна расплылось в улыбке.
- А-а, Ли Ти-сян, - обрадованно воскликнул Северов: - И ты здесь! Рад, очень рад видеть тебя! - он пожал руку коку, - Теперь что делаешь? Журба! И ты здесь! - Северов едва верил своим глазам.
- Я, я! - Журба был взволнован не менее капитана. Они обнялись. Растроганный воспоминаниями, Северов сказал:
Вечером приходите на "Кишинев". Поговорим.
Сыпасиба, капитана, - широко улыбался Ли Ти- сян. - Сыпасиба!
Северов спешил в губком партии. Там уже его ждали. Секретарь губкома, еще не старый, но совершенно седой человек, стоял у окна и смотрел на гавань. Прежде чем успел заговорить Северов, он жестом указал гостю на стул:
- Стоят норвежцы. Мощная флотилия. Если уж пригнали ее с другого конца света, значит, ожидают большой выгоды.
- Только так, - подтвердил Северов.
Тесный кабинет был обставлен очень просто, почти бедно: письменный стол, два венских стула, книжный шкаф, огромная старая -карта Камчатки во всю стену.
Узнав, что Северов на следующий день перебирается на "Бегу", секретарь губкома предупредил его:
- Со стороны иностранцев возможны нарушения условий концессии: там, где речь идет о барыше, господа капиталисты звереют. Они превращаются в преступников. Будьте все время начеку, не позволяйте, чтобы они выбивали малолеток. В недалеком будущем мы сами начнем здесь свой большой советский промысел. - В голосе секретаря губкома звучала такая уверенность, что Иван Алексеевич на мгновение как бы увидел будущую советскую китобойную флотилию.
"Сколько русских людей об этом мечтало, сколько сил затрачено", - вспомнил Северов, и по его лицу промелькнула тень грусти.
Секретарь понимающе взглянул на него и, помолчав, продолжал:
Вы, Иван Алексеевич - уполномоченный нашего правительства- Ваши права определены условиями концессии, но ведь прежде всего вы - коммунист... Опасаюсь, что господа концессионеры интересуются еще кое-чем, кроме китов.
Прошлое подтверждает ваши слова, - сказал Северов.
Да. Наш край очень богат, и соблазнов для любителей легкой наживы здесь много, - секретарь губкома посмотрел на карту. - Территория Камчатки и Чукотки обширная, а охраняется еще слабо. Следите за концессионерами, не стесняйтесь одернуть, если начнут забывать о том, что мы, а не они здесь хозяева.
По условиям концессии на флотилии может быть пять советских людей, - заметил Северов, - и я об этом говорил с капитаном-директором. Он готов их принять, но предупредил, что не сможет допустить непосредственно к добыче и разделке китовых туш, так как это составляет профессиональную тайну.
Старая песня, - усмехнулся секретарь. - Но тут мы ничего не сможем поделать. Впрочем, это не так важно. Будет у нас своя китобойная флотилия - будут и свои мастера-китобои, которые не уступят иностранным. И даже обгонят их! Так кого же вы возьмете с собой?
Есть тут несколько человек, которых я знаю, - ответил Северов. Он имел в виду Джо, сына Мэйла, дожидавшегося его на "Кишиневе", Ли Ти-сяна и Журбу.
Регулярно информируйте нас по радио, - сказал на прощанье секретарь губкома и, дружески улыбнувшись, крепко пожал руку. - Счастливого плавания!