Когда капитан откланялся и вышел, Дайльтон пододвинул к себе письмо Бромсета, привезенное Барроу. Читая его, он хмурил брови над выпуклыми глазами. Наконец его желтоватое лицо пошло пятнами:
Черт побери этих большевиков! Комиссар во все сует свой нос. Он бывает и на охоте, и проверяет работу по разделке туш и по вытопке жира. У комиссара есть глаза, и он все видит. Он научится китобойному промыслу, и тогда большевики сами начнут добычу...
Нетрудно сделать, чтобы эти глаза вовремя закрылись, - лениво и чуть сонно произнес Гжеймс.
Надо это устроить осенью, когда флотилия будет покидать русские воды, - подтвердил Дайльтон и снова вернулся к письму Бромсета. - Этот Грауль - парень с головой, умеющий делать доллары... Так дайте ему радиограмму по поводу глаз комиссара.
В тот день, когда президент китобойной компании "Дайльтон и К " беседовал с Барроу и своим советником Гжеймсом, Иван Алексеевич Северов находился у секретаря Камчатского губкома партии.
Штормовая погода задержала "Вегу -4", и в Петропавловск судно пришло почти с недельным опозданием, Журбу, который был совсем плох, немедленно положили в портовую больницу. Около него остался дежурить Ли Ти-сян, а Северов поспешил в губком.
Секретарь губкома внимательно выслушал его.
- Вы вовремя приехали, товарищ Северов, - заговорил он после некоторого молчания и повторил: - Очень вовремя! Нападение матроса на врача Захматову. ранение Журбы, хотя и несчастный и тягостный случай, но мне он кажется не таким знаменательным, как скажем то, что Холена Васильевна увидела на базе Комбарова.
Возможно, что Елена Васильевна обозналась, - заметил Скверов. - Больше она его не встречала на базе.
Согласуй, - кивнул секретарь губкома. - Там его можно было больше и не встретить. Но Комбаров, вернее его труп, обнаружен на Командорских островах.
Северов с таким удивлением посмотрел на секретаря губкома, что тот невольно улыбнулся.
- Да, да! В этом нет ошибки. Труп Комбарова нашли на котиковом лежбище, которое подверглось нападению браконьеров. - Лицо секретаря потемнело. - Вот послушайте...
"Неизвестные браконьеры разогнали лежбище, забросали его сотнями освежеванных туш котиков, и все облили керосином..."
"Кто же это сделал, какие люди?" - Северову все это казалось каким-то кошмарным сном.
- И там же нашли убитого Комбарова, - повторил секретарь губкома. - А исчез он из города после ухода флотилии "Вега" на промысел. Кто его туда привез? Думаю, что товарищ Захматова не обозналась. Впрочем, все надо проверить. Вот почему ваш приезд явился своевременным. Если Комбаров - в прошлом, как сейчас установлено, служащий немецкой торговой фирмы - был на флотилии "Вега", значит, китобои доставили его на лежбище и вместе с ним устроили побоище животных, а затем разделались с ним, возможно, как с ненужным свидетелем.
Секретарь губкома испытующе смотрел на Северова, Иван Алексеевич терялся в догадках. Неужели он просмотрел преступление? Вся жизнь и работа китобоев проходила на его глазах. Он каждый день видел почти всех... Неожиданно, точно прожектор в темноте, у него вспыхнула догадка. А китобойное судно "Вега-1"? Пять дней оно не приходило к базе, и Северов так и не дождался его. Где бродили китобои? Неужели им все эти дни не встречались киты, в то время как остальные суда прибуксировали туши?
Северов был очень взволнован, - может быть, его сумели обмануть? Нет, нет! Там же Джо, и китобои не посмеют при нем браконьерствовать.
Секретарь губкома ждал, что скажет Северов, но Иван Алексеевич так глубоко ушел в думы, что секретарь осторожно спросил:
_- Вы чем-то взволнованы, Иван Алексеевич?
- Что? Да, да, - вернулся к разговору Северов и, смущенно улыбнувшись, потер переносицу. - Извините, задумался. Есть у меня какие-то еще не оформившиеся смутные подозрения. Впрочем, это ерунда. Не стоит о них и говорить.
- А все же? - осторожно, но настойчиво спросил секретарь и как бы в шутку добавил: - Знаете, есть поговорка: один ум хорош, а два лучше.
- Да, да! - Северов, прищурившись, взглянул в окно, как будто пытаясь рассмотреть какую-то далекую цель. Потом он резко повернулся к секретарю губкома. - Мне кажется весьма подозрительным, что "Вега-первая" долго находилась неизвестно где и я не мог ее дождаться. Если это совершили Ханнаен и Бромсет со своей командой, то... - Северов сжал руки в кулаки, - они заслуживают самого строгого наказания! - Но тут же капитан обмяк. - Там же Джо, а я ему верю, как самому себе!
То, что вы сообщили, очень важно. - Секретарь пожевал давно потухшую папироску, усмехнулся своей рассеянности и положил окурок в пепельницу. - Подведем некоторые итоги. Первое и самое важное то, что мы выяснили, - Комбаров наш враг. Но при нем не обнаружено никаких документов. Ясно, что Комбаров участвовал в диверсии по уничтожению лежбища котиков, которая могла бы принести нашему государству ущерб в сотни тысяч рублей золотом.
Вы говорите "могла бы принести", как это понять? - спросил Северов.
- Жители острова через несколько часов обнаружили следы нападения браконьеров на лежбище, немедленно очистили берег от туш и попытались уничтожить запах керосина. Морская вода хорошо его смывает. К тому же почти недельный шторм с его гигантскими накатами на берег помог нам прополоскать лежбище. - Секретарь губкома перелистал бумаги на столе и, взяв один из листков, потряс им. - Вот последнее радиосообщение с островов: "У берега держатся котики. На лежбище пока выходит около сотни голов". Это уже хорошо. Пройдет немного времени, и я надеюсь, что все стадо вернется.
Как бы не повторилось нападение, - с беспокойством сказал Северов.
Жители островов установили круглосуточную охрану, и, если браконьеры вновь сунутся, они получат хороший отпор. - секретарь встал из-за стола и прошелся по кабинету, заложив большие пальцы рук за поясной ремень, перехватывавший гимнастерку. - Охранять, очень зорко нам надо охранять свои богатства. А ведь сейчас у нас здесь нет ни достаточной пограничной охраны побережья, ни охранных судов для патрулирования в своих водах. - Секретарь остановился у окна, посмотрел на бухту и, разыскав взглядом миноносец, невольно вздохнул: - На все побережье, на все наши воды и острова от Врангеля до Владивостока - -один этот миноносец "Боровский", старенькое, потрепанное судно давно отслужившее свой срок. Вот у него опять машина скисла. Теперь не раньше чем недельки через две выйдет в море. Враги и пользуются нашей временной слабостью, гадюками ползут к нам, укусят исподтишка - и назад. - Он стукнул кулаком по косяку окна. - Но скоро мы будем обрубать голову каждой такой гадюке!
Настроение секретаря губкома передалось Северову. В нем с большей силой вспыхнула та же ненависть к браконьерам. "А отец мой и его друзья. - подумалось ему,- так же вот охраняли русскую землю и ее богатства от иноземцев, так же переживали неудачи... и я, Северов, коммунист и продолжатель их дела, никому не позволю творить такие же преступления, как это делали стардсоны, уэсли, ясинские, терновы..." Капитан поднялся со стула:
На рассвете я выхожу в море.
Идите, Иван Алексеевич, - просто произнес секретарь. - Смотрите в оба. Вы там - глаз народа и партии. Должен вам сказать, что меня несколько тревожит трест "Дальрыба", вернее, его руководители. На "Дальрыбу" Наркомзем РСФСР и Главконцеском возложили контроль за деятельностью норвежской флотилии, но трест ограничивается лишь запросами у нас - все ли идет благополучно. Какой-то Дукин даже поинтересовался, не нуждаются ли в чем иностранные китобои. Просил оказывать им помощь, - секретарь развел руками и покрутил головой. - Удивительная вежливость и забота.
На флотилию не мешало бы прислать двух-трех специалистов по рыбному делу, - проговорил Северов.- Одного контроля на базе флотилии маловато. Кто знает, где бывают китобойные суда, когда уходят на охоту.
Буду настаивать на присылке таких. - Секретарь губкома вернулся к столу, взял конверт и протянул Северову. - Прошу передать Елене Васильевне. И на словах - привет. Хороший она товарищ, да вот личная жизнь у нее неладно сложилась. Ну, ничего. Человек она молодой, счастье свое еще найдет.
Из губкома Северов зашел в больницу к Журбе. У дверей на корточках сидел Ли Ти-сян. Увидев Северова, китаец поднялся:
- Капитана, твоя ходи Жулба не надо. Его чик-чик делай доктора... Жулба сейчас мало-мало спи есть...
- Операцию делали? - озабоченно спросил Северов.
- Моя сама не видела, - огорченно покачал головой Ли Ти-сян. - Доктора меня не пускай, говорили потома ходи...
Сейчас я узнаю. - Северов вошел в приемную, и по его просьбе вызвали хирурга, который оперировал Журбу. Высокий, необычайно худой, с остренькой седой бородкой, в пенсне с золотой оправой и цепочкой, заложенной за ухо, он вежливо осведомился:
Чем могу-с служить?
Северов назвал себя и спросил о Журбе. Врач поправил пенсне и, смотря сверху на капитана, сказал:
- Операция прошла удачно-с. Ваш матрос будет жить, но поваляться в постели ему доведется долгонько. Так вот-с.
Иван Алексеевич сердечно поблагодарил врача. Тот сбросил пенсне, которое упало на грудь, и уже менее официально спросил, щуря близорукие глаза:
- Как себя чувствует Елена Васильевна? Северов ответил.
Передайте от коллег-с наше глубочайшее ей почтение. Мы ждем и скучаем, - врач вновь нашарил пенсне, водрузил его на нос и опять перешел на официальный тон. - Я надеюсь, что другой ваш матрос - китаец - отбудет вместе с вами. Он нам очень мешает.
Пожалуй, это невозможно. - Северов старался говорить так, чтобы отказ не обидел врача. - Ли Ти-сян большой друг Журбы.
Простите, кого? - спросил врач.
Матроса, которого вы оперировали, - пояснил Северов.
- Ах ;простите, - врач прижал к груди руку. -
Простите, но у уважаемого Ли... Ли...
Ли Ти-сяна, - подсказал Северов.
Да-да, Ли Ти-сяна нет медицинского образования. Так сказать...
Но он прекрасный повар, - пошел на выручку Ли Ти-сяну капитан. - Я его знаю много лет и должен сказать, что готовит он великолепно.
Повар, и хороший? Ваша рекомендация для нас полная гарантия. Нам повар очень нужен.
Так была решена судьба Ли Ти-сяна. Счастливый, что остается с Журбой, да еще может для него готовить особые блюда, Ли Ти-сян долго и горячо благодарил Северова:
- Моя твоя шибко-шибко говори сыпасиба, - Ли Ти-сян, сложив руки на животе, кланялся. Лицо его лоснилось от удовольствия. - Моя чифан буду делай Жулба. Его скоро-скоро опять ходи море...
Китаец проводил капитана до ворот больницы.
До свидания, капитана... Моя дальше ходи нельзя, Жулба одного оставляй нельзя...
Хороший ты человек, Ли Ти-сян. - Северов с чувством пожал маленькую руку китайца. - Поправится Журба - снова приходите ко мне.
Сыпасиба, капитана. Наша ходи, - закивал Ли Ти-сян и попросил: - Твоя говори мадама Ли Ти-сяна его привета давай.
Передам, передам. - Северов зашагал в центр города, на почту, чтобы отправить письма жене и брату.
Петропавловск как будто ни в чем не изменился. Так же на улицах бродило много иностранных моряков, так же грязна была главная улица. Но новая жизнь проступала во многих чертах.
Мимо Северова прошел отряд юношей и девушек, одетых в гимнастерки защитного цвета, с портупеями через плечо. Комсомольцы пели:
Наш паровоз летит вперед,
В коммуне остановка...
На стене пакгауза из гофрированного железа было написано: "Лозунг В. И. Ленина - "Ликвидировать неграмотность к 1927 году, то есть к 10-летнеи годовщине- должен быть осуществлен! Вперед же к знанию, отсталых быть не должно!"
У почты висело большое объявление, написанное от руки- "Неутомимый путешественник-этнограф В. К. Арсеньев сделает доклад о своих путешествиях по северу Приморской области и нашему Камчатскому полуострову в здании Петропавловской школы II ступени".
"Обязательно пойду, - решил Северов, вспомнив, как ему всегда нравились статьи и очерки Арсеньева, которого он, к сожалению, ни разу не видел. У Ивана Алексеевича была мысль познакомить Арсеньева с записками и документами своего отца и Лигова. - Возможно, они заслуживают того, чтобы их опубликовать".
Но Ивану Алексеевичу не суждено было встретиться с Арсеньевым. Когда он вечером в каюте на "Веге-4" собирался на лекцию и по привычке второй раз за день брился, из губкома партии пришел посыльный. Северова просили прийти.
Иван Алексеевич, забыв о лекции, шагал в гору к зданию губкома и старался догадаться, зачем он потребовался. Рассыльный, молодой парень, на его вопрос только пожал плечами:
- Не знаю!
Секретарь встретил Северова в кабинете, стоя у стола. Выглядел он усталым. "Как будто даже постарел за эти немногие часы, - подумал Иван Алексеевич. - Работает много. Да и забот сколько! Лицо серое, под глазами синева, мешки. Курит много. Вон окурки какой горой высятся. Даже в пепельнице не помещаются".
Северов не успел сказать "добрый вечер", как секретарь заговорил:
Иван Алексеевич, вам в жизни со многими трудностями приходилось встречаться. Я уверен, что и новые вы так же мужественно встретите...
Что-нибудь случилось? - Северов одновременно подумал о жене, брате, Журбе, о флотилии. - Говорите
- Ваш друг, Джо Мэйл... - секретарь помедлил и протянул капитану листок радиограммы. - Читайте радиограмму Шахматовой.
- Что с Джо? - почти крикнул Северов, чувствуя, как у него холодеет в груди. - Что с Джо?
Он схватил листок бумаги, и у него перед глазами запрыгали буквы, слова. Иван Алексеевич читал: "Вега-первая" вернулась с трупом матроса Скрупа Капитан Ханнаен и гарпунер Бромсет утверждают что его убил механик Джо Мэйл и бежал с судна на берег во время стоянки Свидетелей нет".
Северов пошатнулся, как от удара: "Джо убил Скрупа? Нет, этого не может быть. Это клевета. Я хорошо знаю Джо".
Секретарь губкома выслушал Северова, который с трудом сдерживал себя.
- Я понимаю ваше состояние, ваши чувства. Прошу немедленно идти на флотилию и все спокойно и точно выяснить. На флотилии, действительно, творятся удивительные дела. Сумасшедший Скруп ранит нашего матроса, а наш матрос якобы убивает Скрупа. Значит, теперь мы не можем Скрупа привлечь к ответственности и проверить, действительно ли он был сумасшедший? Странно, очень странно. С базы, Иван Алексеевич, радируйте мне следующим образом...
3
- Пожалуй, шторм будет, как думаете, Ханнаен? - говорил Бромсет, оглядывая потемневший океан. Гарпунер поднял лицо к небу. - А облака-то тоже штормовые, рваные.
Облака, клубясь, быстро неслись к обрывистому берегу с высокими конусами сопок. В ослепительно белые просветы лился желтый свет солнца.
- Шторм начался, но малый, - спокойно ответил Ханнаен. Он часто отбрасывал с лица длинные волосы, которые разметывал посвежевший ветер. Ветер теребил и бороду Бромсета, рвал гребни длинных волн и нес над океаном водяную пыль, обдавая ею мостик, моряков.
"Вега-1", ведя под бортами четыре туши малолетних китов, держала курс к берегу. Плавно переваливаясь с борта на борт, судно скользило с волны на волну, не зарываясь носом, не черпая воду.
Ханнаен на секунду скрылся в рубке и вышел оттуда со шнурком на голове, который схватывал волосы. Теперь они не мешали ему. В облике капитана было что-то древ-нее и дикое. Бромсет посмотрел на Ханнаена. Улыбка
шевельнула усы и бороду:
- Вы, Ханнаен, сейчас похожи на викинга. Ханнаену понравилось сравнение, но он все же заметил:
- Викинги приводили добычу в фиорды для родных, а мы таскаем китов в пустынные, забытые богом и людьми бухты.
Бромсет весело захохотал:
- В этих бухтах жизни больше, чем было в фиордах викингов!
Ханнаен не ответил. Он осторожно направил судно в бухту Моржовую. Моряки с любопытством ее осматривали. Здесь они были впервые. Высокие, пожалуй в километр, отвесные скалистые берега поросли темно-зеленым кедрачом.
Бухта далеко вдавалась в сушу. Все дышало суровостью, спокойствием Величественность природы подавляла моряков. Ханнаен дал в машину приказ уменьшить ход.
- Там, - Ханнаен протянул руку, - бухта образует два залива - Северный и Южный. В какой пойдем?
Бромсет не торопился отвечать. "Надо взглянуть на заливы. Какой лучше заткнуть "пробкой" и сколько для этого потребуется туш?" Перед моряками открылись сразу оба залива. Южный - тихий, спокойный, до него не доходят штормовые волны: вход в залив круто повернут от бухты. Бромсет пристально разглядывал в бинокль заливчик и в его глубине заметил речку. Как раз в это время на речку упал луч солнца из просвета туч, и она засверкала, заискрилась. Было видно, что речка сбегала с гор.
"Очень удобная для нереста рыбы", - определил Бромсет. и перед ним возникла картина: крупные лососи, один к одному, плотным серебристым строем идут в устье реки, но им преграждают путь мутные вонючие воды. Гниют китовые туши в устье реки, птицы усеяли горы расползающегося мяса, воздух тяжелый. Рыбины задыхаются в отравленной воде, жабры тщетно пытаются высосать из нее кислород, но его нет. И вот одна, за ней другая, третья... тысячная, миллионная... десятки миллионов рыбин всплывают вверх брюшками, а миллионы миллионов поворачивают назад, мечутся, подгоняемые самым сильным и таинственным законом жизни - инстинктом размножения, и, наконец, покидают бухту, уходят в поисках других бухт, рек... А эта река будет по-прежнему бежать в залив, серебристо-прозрачная, но пустынная. В ней не будет скатывающихся мальков, в нее больше никогда не поднимется рыба для нереста. Хрустальная вода будет лишь омывать кости, гору костей, которые останутся от "мягкой пробки", а затем их занесет ил, и все исчезнет...
- Юрт, Юрт, черт вас побери! - Ханнаен дернул гарпунера за рукав. - Оглохли вы, что ли? Застыли, как мороженая треска!
Гарпунер повернулся к Ханнаену, но взгляд его был еще задумчивый, отсутствующий. На какое-то мгновение ему стало не по себе от только что возникшей в воображении картины, и он жадно и быстро осмотрел бухту, услышал гул океана, облегченно повернулся и потом спросил капитана:
Что, Ханнаен?
Здесь будем ставить "пробку"?
Да! - рассердившись на себя, бросил Бромсет и с издевкой подумал: "Я, кажется, становлюсь сентиментальным". И еще резче приказал: - Тут речушка небольшая. На "пробку" двух туш хватит.
Оставив на плаву пару туш, Ханнаен с другой парой отправился в устье реки. Рискуя посадить судно на мель, он близко подвел к реке огромные туши и здесь умело завел их на отмель.
Туши возвышались из воды. Ханнаен удовлетворенно сказал:
На мертвый якорь поставлены. Через денек "пробка" начнет действовать.
А если ее смоет приливом? - Бромсет критически осматривал "пробку".
Едва ли, - Ханнаен указал на берег. - Видите, где плавник лежит. Значит, вода выше не поднимется.
Да, - согласился Бромсет. - Идемте в Северный залив...
Через полтора часа, поставив вторую "пробку", китобойное судно выходило из бухты Моржовой навстречу штормующему океану, который сейчас накатывал темно-синими с седыми гребнями волнами, гудел, точно в ярости пытался задержать китобоев, совершивших гнусное преступление против природы. Судно вышло в океан.