Он непонимающе уставился на меня. Наверное, я и сам был не лучше.
– В чем дело? – спросил он.
Я указал на бакен Минкис, примерно в четырех румбах от носа по правому борту.
– Мы заходим слишком далеко в глубь рифов! – сказал я. – В любой момент нас может выбросить на скалы Брессан–дю–Сюд!
Он прошел в рубку, а я остался ждать, когда он пошлет меня вниз запустить машину. Прошло довольно много времени, но Патч не появлялся; решив, что капитан заснул, я позвал его. Но он сразу же ответил, что, мол, наблюдает за бакеном в окно и обдумывает дальнейшие действия.
Отлив уже начался. Наше положение относительно бакена изменилось. Теперь он был почти на траверзе. Патч вышел из рубки.
– Все в порядке, – спокойно сказал он, – глубина еще достаточная.
Ветер подхватил корму, и судно начало медленно поворачиваться. Менее чем в двух кабельтовых от нас над подводной скалой крутился водоворот. Тяжелые волны наплывали одна на другую, поднимая высокие стены брызг. Одна огромная волна ударилась о борт и обрушилась на переднюю палубу. На мостик полились тонны воды; судно встряхнуло, как скорлупку.
– Разве мы не будем запускать машину? – поинтересовался я.
Патч стоял спиной ко мне и пристально вглядывался в правый борт.
– О Господи! – заорал я. – Нас же несет прямо на Минкис!
– Пока все в порядке, – ровно сказал он, словно успокаивая меня.
Но я не верил ему. Как может быть все в порядке? Впереди рифы и мили подводных скал. Стоит нам наскочить на них…
– Надо что–то делать! – в отчаянии простонал я. Он не ответил, а продолжал рассматривать в бинокль
море за кормой.
Я не знал, что предпринять. Внешне он казался спокойным и вроде бы контролировал ситуацию, но я–то видел, что его физические да и моральные силы полностью исчерпаны.
– Нам надо обойти Минкис, – пытался я внушить ему. – Когда мы обойдем Минкис, все будет в порядке! – Я бросил штурвал и направился к сходному трапу. – Пойду запущу машину!
Но, когда я поравнялся с Патчем, он схватил меня за Руку:
– Вы что, ничего не понимаете? Мы идем ко дну! – Его лицо было таким же каменным, как и пристальный
взгляд темных глаз. – Я не стал говорить вам, но вода поступает через переборку. Я это заметил перед тем, как сменить вас.
Он отпустил мою руку и снова поднес к глазам бинокль, пытаясь что–то отыскать в сером небе, по которому неслись гонимые ветром облака.
– И как долго… – Я замолчал, боясь произнести это вслух. – Как долго мы сможем продержаться на плаву?
– Не знаю. Может, несколько минут, а может, час–два… – Он опустил бинокль и удовлетворенно кивнул: – Шанс, конечно, невелик, но… – Он обернулся ко мне и пристально вгляделся, точно пытаясь определить, надежный ли я человек. – Мне нужно, чтобы давление пара обеспечило работу машины в течение десяти–пятнадцати минут. Вы готовы идти вниз и поддерживать огонь? – Он добавил, помолчав: – Должен предупредить: если прорвет переборку, у вас внизу совсем не будет шансов!
Я заколебался:
– Как долго мне надо работать там?
– Я думаю, часа полтора. – Он бросил мимолетный взгляд на правый борт, чуть заметно кивнул и схватил меня за руку: – Давайте, действуйте! В первый час я буду помогать вам!
– А как же судно? Если оно налетит на риф…
– Не налетит. Мы идем точно в миле от бакенов. Тут, внизу, опасность, казалось, отдалилась. Тепло
и свет топки, сияние огня утешали. Теперь, когда я не видел, как волны бьются о рифы, мной овладело ложное чувство безопасности. Только шум волн за тонкой обшивкой да блестящие ручейки, стекающие от заклепок, напоминали о беде. Да еще, пожалуй, накренившаяся на нос палуба и грязная вода, черная от угля и блестящая от масла, плещущаяся под ногами. Мы бросали уголь как сумасшедшие, плечом к плечу, совершенно позабыв про усталость. Прошла, казалось, целая вечность, но переборка пока держалась. Наконец Патч, посмотрев на часы, отбросил лопату:
– Я иду на мостик. Продолжайте поддерживать огонь, пока я не дам сигнал "полный вперед". Тогда включайте машину и идите прямо на мостик. Договорились?
Я молча кивнул. Патч натянул фуфайку, шатаясь, прошел через машинный зал и исчез. Теперь, когда я остался один, плеск волн, бьющих в обшивку, казалось, усилился. Посмотрев на часы, я отметил – двадцать минут восьмого.
И снова я начал бросать уголь, ни на миг не забывая о нависающих надо мной листах корпуса и накренившейся палубе. В любой момент этот освещенный, теплый мир мог уйти под воду! Вода уже залила днище и крутилась возле моих ног.
Половина восьмого! Без четверти врсемь! Когда же он прикажет запустить машину?
В какой–то момент я остановился, вынужденный опереться на лопату, в полной уверенности, что палуба под моими ногами как–то странно накренилась. С ужасом смотрел я на протекающую переборку и думал: "Что же он делает там, на мостике? Что за незначительный шанс, о котором он обмолвился?"
Я совершенно выбился из сил, нервы были напряжены от страха и долгого ожидания – и вдруг я потерял веру в капитана. Что я о нем знаю? Мои первые впечатления об этом человеке – задавленном, выведенном из себя обстоятельствами – усилились от грозящей опасности.
Вдруг сквозь шум котельного отделения до меня донесся слабый звук из переговорной трубы. Было уже почти восемь. Я отбросил лопату, задраил дверцу топки и, схватив фуфайку, пошел в машинное отделение. Телеграф показывал "полный вперед".
Я открыл пар полностью, а когда бежал по трапу, заметил, что машина ровно набирает обороты.
Когда я, запыхавшись, взбежал на мостик, Патч стоял за штурвалом.
– Мы обошли Минкис? – спросил я задыхаясь.
Он не ответил. Его руки крепко сжимали штурвал, все тело напряглось, а взгляд был устремлен вперед. Корабль кренился в такт долгой, мучительной качке, и я, шатаясь, подошел по наклонившемуся мостику к окну с правого борта. Окрашенный белым и красным бакен проскользнул мимо нас. Нос "Мэри Дир" был полностью погружен в воду.
– Ну вот, сейчас, – чуть слышно произнес он, глядя на меня глубоко запавшими глазами. Переступив с ноги на ногу, он вдруг резко повернул штурвал. Я просто не мог в это поверить! Он переложил руль налево, повернув судно к обнаженным скалам Минкис!
– Вы что, с ума сошли? – закричал я. – Поворачивайте направо! Ради Бога, направо!
Я бросился к штурвалу, схватился за спицы и попытался вернуть его в прежнее положение.
Патч что–то крикнул мне, но слова его потерялись в грохоте огромных волн, разбивающихся о мостик. В любом случае я бы его не расслышал. Сен–Мало находится всего в двадцати милях, а под моими ногами машина выстукивает обнадеживающую дробь! Надо повернуть направо, от Минкис к Сен–Мало!
– Ради Христа! – кричал я ему.
Он схватил меня за волосы и резко откинул назад мою голову. Он орал мне, чтобы я отпустил штурвал, а я, сощурив от боли глаза, тупо смотрел в его твердое, суровое лицо, сверкающее от пота, с оскаленными зубами и сведенными судорогой челюстями.
– Дурак, это наш единственный шанс!
Он со злобой отбросил меня от штурвала, я упал и так ударился о выступ окна, что у меня перехватило дыхание.
В этот момент сквозь брызги волны, разбившейся о левый борт, я увидел прямо перед собой оголенные скалы, торчавшие из воды, как оскаленные зубы. Меня вдруг затошнило.
– Теперь вы встанете за штурвал! – Его слова прозвучали откуда–то издалека. Я уставился на него, пораженный откуда–то взявшимся холодным начальственным тоном и все еще ничего не понимая. – Быстрее, вы! Берите штурвал! – Он стоял на мостике, отдавал приказ и ожидал повиновения. Его тон не допускал возражений. Он протянул мне руку и помог подняться. – Держите курс десять градусов норд–ост.
Из ходовой рубки он взял ручной компас и прошел на левое крыло мостика. Время от времени поднимая компас к глазам, он застыл неподвижно, пытаясь определить азимут. Я же, стоя за штурвалом и держа заданный курс, пытался понять, что же мы делаем, идя вот так, прямо на рифы. Меня все еще подташнивало, я боялся сбиться с курса, понимая, что любое отклонение от него означает неминуемую гибель.
А сквозь стекла окна, в пелене белой пены постепенно проступали очертания гряды скал, постепенно приближающихся к нам.
– Теперь держите курс прямо на норд, – по–прежнему спокойно приказал Патч.
Впереди нас волны вздымались и падали каскадами на выступающие рифы. Одна из острых скал была совсем близко, и, когда судно приблизилось к ней, капитан появился за моей спиной.
– Теперь за штурвал встану я, – мягко сказал он, и я, не возразив ничего, не задав ни единого вопроса, освободил место. В его поведении сейчас было что–то странное, словно он ушел в себя, стеной отгородившись от внешнего мира.
И вот настал этот миг! Толчок, еще толчок, и судно принялось мало–помалу останавливаться. Я слегка подался вперед и оказался возле окна. Судно остановилось, шваркнув килем по дну со скрежетом, перекрывшим рокот шторма. Еще несколько мгновений оно, увлекаемое водоворотами, бушующими между скал, вертелось туда и сюда, но вот снова ударилось обо что–то и окончательно замерло.
Машина продолжала работать, словно сердце корабля отказывалось смириться со смертью.
Это был странный момент. Патч с каменным лицом все еще стоял за штурвалом, сжимая его побелевшими от усилия руками.
В рубке все оставалось по–прежнему, а в окно было видно, как волны перекатываются через затопленный нос. Палуба у меня под ногами еще содрогалась от вибрации машины.
Ничего не изменилось, только теперь мы стояли неподвижно.
Дрожа, я стер со лба холодный пот. Мы сели на отмель Минкис. Внутри у меня возникло чувство приближающегося конца. Я обернулся и поглядел на Патча. Тот казался ошеломленным. Лицо его, оттертое от угольной пыли, было белым как мел, а глаза пристально вглядывались в бушующее море.
– Я сделал все, что мог, – чуть дыша, произнес он. – Боже правый, я сделал все, что мог! – В его "голосе слышалось неподдельное страдание. Наконец его руки вяло упали со штурвала, словно он сдавал командование. Развернувшись, медленной, шаркающей походкой лунатика он пошел в рубку.
Набравшись храбрости, я последовал за ним. Он сидел склонившись над картой, не поднимая глаз. Волна ударила о борт, разбилась и залила иллюминатор, заслонив на мгновение дневной свет. Когда вода спала, он притянул к себе вахтенный журнал и начал писать. Дописав, закрыл журнал и выпрямился, словно поставив точку на этом этапе своей жизни. Оглядевшись, он заметил меня:
– Простите! Мне следовало объяснить вам свои действия! – Сейчас он был похож на человека, пробудившегося ото сна и ставшего снова разумным. – Вся хитрость заключалась в том, чтобы посадить судно на мель, пользуясь приливом.
– Но нам же нужно было направиться к Сен–Мало, – тупо возразил я, все еще ничего не понимая.
– Через два часа, если бы мы еще держались на плаву, изменившееся течение выкинуло бы нас на скалы к северу отсюда. – Он подвинул мне карту: – Посмотрите сами! Единственный шанс уцелеть был сесть на мель именно здесь! – И он указал карандашом местоположение корабля. Мы находились примерно в миле к югу от основного скопления рифов, в районе, где глубина достигала 244 сажен. – Эта скала по левому борту – Клыкастый Грюн. Ее высота 36 футов. А справа вы найдете едва различимый островок Метресс–Иль. – На мгновение кончик его карандаша задержался на точке западнее основных рифов. – При отливе он, наверное, обнаружится здесь! – Он отбросил карандаш, потянулся и потер глаза. – Да, здесь! – Он, казалось, смирился с неминуемой гибелью. – Пойду посплю!
Не сказав более ни слова, он вышел из рубки и спустился на нижнюю палубу. Я не пытался остановить его, чтобы расспросить поподробнее, слишком уж я устал. В голове у меня стучало, и при одном упоминании о сне мне нестерпимо захотелось закрыть глаза и погрузиться в забытье.
Я задержался и посмотрел на серый пейзаж с торчащими скалами и бушующим морем. Странно было стоять на неподвижном судне, чувствовать под ногами работающую машину и знать, что находишься на самой опасной отмели Ла–Манша. В рубке все было мирно, и, только выглянув в окно и увидев выступающие из воды скалы да затопленный нос судна под белой пеной, я понял, что нас ждет. Часов шесть или немного больше мы будем в относительной безопасности, а потом отлив снова отдаст нас морю. Я повернулся и,'двигаясь, как во сне, пошел вниз. Все происходящее казалось мне туманным и немного отдаленным. Пошатываясь, я добрался до каюты и здесь почувствовал, что машина остановилась. Что произошло? Кончился уголь или Патч сам остановил ее? Впрочем, теперь это было не важно: больше нам не понадобятся ни машина, ни помпы! Спать, только спать!
Может показаться невероятным, что в подобных обстоятельствах можно думать о сне, не будучи сумасшедшим. Однако, оставшись целым и невредимым, я уверовал в искусство Патча–навигатора и решил, что он найдет какой–нибудь выход из положения, когда начнется отлив.
В любом случае, сам я не мог ничего предпринять: у нас не было лодки, значит, и надежды, а шторм достиг апогея.
Проснувшись в полной темноте, я услышал плеск воды за дверью каюты. Возможно, она проникла в коридор через разбитый иллюминатор или откуда–то еще. Волны все еще били в корпус судна, и время от времени раздавался скрежет, когда "Мэри Дир" днищем касалась гальки.
Я прошел в каюту Патча. Тот лежал на койке полностью одетый и даже не пошевелился, когда я посветил фонарем прямо ему в лицо. Он спал уже более двенадцати часов.
Я дважды спустился в камбуз, принес еду, питье и примус. Когда я шел во второй раз, то заметил на закрытой двери капитанской каюты белый листок. Прямо к красному дереву двери кнопкой была приколота визитная карточка. Я прочел: "Дж.С.Б. Деллимар", и ниже – "Торговая и пароходная компания Деллимара", Сент–Мэри Экс. Лондон, Сити". Я толкнул дверь, но она была заперта.
Когда я проснулся снова, повсюду сияло солнце. Ветер стих, и море больше не бесновалось. Патч все еще спал, но на этот раз он снял сапоги и уютно закутался в одеяло. Сходной трап, ведущий на нижнюю палубу, почти полностью скрылся под водой, в которой плавало какое–то барахло. Сверху, с мостика, открывалась совершенно удручающая картина. Наступил отлив, и скалы, окружающие корабль, торчали, как обломки гнилых зубов, серые, с зазубренными основаниями, поросшими водорослями. Ветер был не более пяти–шести баллов, и, хотя я видел, как волны разбиваются белыми брызгами о дальние скалы, вода вокруг судна была относительно спокойной.
Я долго стоял, глядя на тонкие, серые облака, плывущие По небу, на хаос скал, окружающих нас, на волны, разбивающиеся вдали. От самого факта, что я еще жив, что еще могу видеть сверкающее солнце и чувствовать дуновение ветра, меня переполняла радость. Ее не омрачил вид пустых шлюпбалок, вздымавших свои чугунные руки, и разбитой вдребезги единственной шлюпки, болтающейся на разлохмаченном канате;
Патч подошел сзади. Он не смотрел ни на море, ни на скалы, ни на небо. Его взгляд был устремлен на нос корабля, поднявшийся над водой, и на чернеющее отверстие затопленного люка. Потом он направился на левый борт и осмотрел его.
Лицо капитана было мрачным, бледным, а под скулами ходили желваки. Руки крепко сжимали перила, обшитые красным деревом. Я чувствовал, что обязан сказать ему, как он должен гордиться своим невероятным мастерством, которое позволило посадить судно на эту отмель, – а в остальном нам просто не повезло. Но, увидев его застывшее лицо, осекся. В конце концов я спустился в каюту, оставив его одного на мостике.
Он пробыл там довольно долго, а спустившись, сказал мне:
– Надо чем–нибудь подкрепиться. Через час–другой мы можем трогаться.
Я не стал спрашивать, как он собирается это делать, когда шлюпка разбита в щепы. Было совершенно ясно, что он не расположен к разговорам. Патч сел на койку, согнулся и стал задумчиво разбирать свои вещи.
Я разжег примус, поставил чайник, а он все блуждал по каюте, выдвигая ящики и набивая бумагами желтый клеенчатый мешок. Посмотрев на фотографию, он заколебался, но потом сунул и ее. Чай вскипел, я открыл банку каких–то консервов, и мы приступили к завтраку, во время которого я раздумывал, из чего же нам соорудить лодку.
– Что толку ждать, пока нас подберут, – сказал я с набитым ртом. – "Мэри Дир" здесь никто не найдет!
Он удивленно уставился на меня, словно только что обнаружил мое присутствие на этом мертвом судне.
– Конечно нет. Пройдет немало времени, прежде чем ее найдут, – произнес он и снова погрузился в свои мысли.
– Нам надо построить лодку.
– Лодку? – удивился он. – Да у нас же есть лодка! - Где?
– В соседней каюте. Надувная резиновая лодка.
– Резиновая лодка в каюте Деллимара?
– Ну да! Странно, а? Он держал ее у себя, так, на всякий случай. – Патч тихонько рассмеялся.
– Вы находите это забавным? – рассердился я.
Он ничего не ответил, поднял с пола какие–то ключи, вышел, и я услыхал, как он отпирает дверь соседней каюты. До меня донесся скрип передвигаемого багажа, и я поспешил ему на помощь. Через открытую дверь каюты передо мной предстала картина полного разгрома: яШики вывалены на пол, шкафы открыты и их замки вырваны, на полу валяются тряпки и бумаги. Хаос не коснулся только постели, застланной аккуратно, без единой складочки. Лишь на подушке виднелось сальное пятно.
Должно быть, Патч обыскивал каюту.
– Что вы здесь искали? – спросил я.
Он молча поднял голову, посмотрел на меня и открыл огромный дорожный сундук, на котором красовались ярлыки отелей Токио, Иокогамы, Сингапура, Рангуна.
– Держите! – протянул он мне огромный брезентовый мешок.
Мы вытащили его в коридор, а оттуда на верхнюю палубу. Патч вернулся, запер дверь в каюту Деллимара и принес с собой нож. Вспоров брезент, мы вытащили желтую резиновую лодку и надули ее. Она была около двенадцати футов в длину и пяти в ширину. К ней были приложены весла, руль, телескопическая мачта, подзорная труба, нейлоновые шкоты и такой же парус и даже рыболовные снасти.
– Он был трусом? – полюбопытствовал я. – Согласитесь, довольно странно владельцу судна иметь в своем багаже надувную лодку, словно бы он готовился к кораблекрушению.
Однако Патч лишь сказал: .
– Пора двигаться!
Я уставился на него в полном недоумении: покинуть относительно безопасное судно и променять его на хрупкую резиновую лодчонку!
– Ведь сейчас еще прилив! Не лучше ли подождать отлива?
– Но нам нужен ветер, – заявил Патч, пытаясь определить его направление. – Он уже изменился на румб–два. Если повезет, то задует норд–вест. – Патч взглянул на часы и скомандовал: – Идем! У нас в запасе еще четыре часа прилива.
Я пытался убедить его подождать следующего прилива и воспользоваться всеми шестью часами,, но он не хотел и слушать.
– К тому времени почти стемнеет. А если ветер изменится? На таком судне лавировать по ветру невозможно! Давление снова может понизиться. Вы же не хотите опять попасть в шторм. Я даже не представляю, что может произойти при отливе. Может снести всю палубу вместе с капитанским мостиком.