– Запомните его таким, каким видели в последний раз.
Девушка молча кивнула.
– Налить вам еще чаю?
– Нет, нет, спасибо! – Она встала. – Мне пора идти.
– Могу я что–нибудь для вас сделать? – спросил я, видя ее растерянность.
– Нет, ничего. – Она улыбнулась, вернее, чисто автоматически шевельнула губами. Она была не просто ошеломлена, она была глубоко ранена. – Я должна уйти… куда–нибудь… одна… До свидания. Спасибо.
Она протянула мне руку и вышла. Ее одинокие шаги прозвучали по настилу палубы, и я остался наедине со всеми звуками судна и пристани. В иллюминаторе виднелись серые, влажные стены Сен–Мало – старые городские стены, а над ними новые кровли домов, восстановленных после немецкой оккупации.
Девушка шла быстро, не обращая внимания ни на пассажиров, ни на французов, ни на мрачную красоту старинной крепости – маленькая, ладная, свято хранящая детские воспоминания об умершем отце.
Я закурил и утомленно опустился в кресло. Грузоподъемный кран, перекинутые мостки, пассажиры в плащах, докеры в синих робах – все это казалось таким привычным, а Минкис и "Мэри Дир" превратились в смутный сон.
В салон вошел капитан Фрейзер.
– Вы знаете, что произошло на самом деле? – В его голубых глазах читалось нескрываемое любопытство. – Матросы утверждают, что Патч приказал им покинуть судно! – Он подождал, но, не дождавшись ответа, добавил: – Они все так говорят!
Я вспомнил пророческие слова Патча: "Они ни за что не откажутся от своих слов… Им же надо как–то оправдаться". Кто прав – Патч или команда?
Я вспомнил момент, когда мы сели на мель и он отпустил штурвал.
– Может быть, у вас есть какие–нибудь догадки? Только сейчас я сполна осознал, какие муки испытывает Патч. Поднявшись с кресла, я сказал:
– Нет у меня никаких догадок! Я совершенно уверен, что Патч никогда не отдавал подобного приказа.
Мое утверждение было скорее интуитивным, чем основанным на доводах рассудка, но я хотел хоть как–то защитить Патча, чувствуя, что Фрейзер настроен к нему враждебно.
Потом я сказал ему, что собираюсь сойти на берег и поселиться в отеле, но он настоял на том, чтобы я воспользовался гостеприимством парохода, позвал стюарда и приказал проводить меня в каюту.
Еще раз я увидел Патча перед отлетом на Гернси. Это было в Пемполе, в двадцати–тридцати милях от Сен–Мало, в небольшой конторе возле бухты, заполненной рыболовецкими судами.
Они стояли в два–три ряда вдоль пирса, этакие бочкообразные деревянные посудины, черные, как асфальт, прижатые друг к другу, как сардинки в банке. Вода в бухте рябила от небольших, глухо шумящих волн. Похоже, надвигался шторм.
Когда полицейская машина привезла меня из Сен–Мало, я увидел в засиженном мухами окне конторы белое, будто у призрака, лицо Патча. Он, как узник из тюремной камеры, глядел из окна на море.
– Сюда, пожалуйста, monsieur.
В приемной конторы на скамейках, стоящих вдоль стен, я увидел дюжину людей, безмолвных и апатичных. Одинокие щепки, выброшенные прибоем. Инстинктивно я понял, что это и есть остатки экипажа "Мэри Дир". Все они были в одежде явно с чужого плеча и жались друг к другу, как стадо испуганных овец.
Некоторые из них были англичанами, других можно было отнести к любой расе. Особняком от этой разношерстной толпы в стороне одиноко стоял человек. Это был могучий мужчина с огромной головой и бычьей шеей, ширококостный и жирный. Он стоял широко расставив ноги, засунув огромные мясистые руки в карманы брюк, стянутых широким кожаным ремнем, местами побелевшим от соли, с большой квадратной пряжкой, позеленевшей от воды. Этот ремень, как обод, стягивал живот, выпирающий из брюк. На нем была тесная синяя рубашка, а брюки еле доходили до щиколоток. У него были узкие бедра и тонкие ноги, которые, казалось, сгибались под тяжестью его тела.
Он сделал шаг вперед, словно желая преградить мне дорогу. Крошечные глазки, жесткие, как кремень, не мигая уставились на меня. Я. было приостановился, подумав, что он желает заговорить со мной, но ничего подобного не произошло. Жандарм открыл дверь, и я вошел в контору.
При моем появлении Патч отвернулся. Выражения его лица я не успел заметить.
Вдоль стен под выцветшими картами гавани стояли канцелярские шкафы, в углу – большой старомодный сейф, а за неопрятным столом сидел маленький человечек с блестящими глазами и редкими волосиками, смахивающий на хорька.
– Monsieur Sands? – Он протянул тонкую, бледную руку, но даже не приподнялся для приветствия. Тут же я увидел костыли, приставленные к подлокотнику его кресла. – Простите, что мы вынудили вас проделать такой путь, но это необходимо. – Жестом он пригласил меня сесть. – Alors1, monsieur. – Он уставился на лежащий перед ним стандартный лист бумаги, исписанный четким, каллиграфическим почерком. – Вы попали на борт "Мэри Дир" с вашей яхты? Да?
Oui2, monsieur, – кивнул я.
1 Итак (фр.).
2 Да (фр.).
–
– Название вашей яхты?
– "Морская ведьма".
Он тщательно водил пером по бумаге, нахмурившись и закусив от усердия губу:
– Ваше полное имя, monsieur?
– Джон Генри Сэндз, – произнес я по буквам.
– Ваш адрес?
Я сообщил ему свой адрес и адрес своего банка.
– Eh bien1.. (Хорошо (фр.).)
– Через сколько времени после того, как экипаж покинул судно, вы попали на "Мэри Дир"?
– Часов через десять–одиннадцать.
– A monsieur le Capitaine? – Он бросил взгляд на Патча. – Он еще был на борту, да?
Я кивнул.
Чиновник подался вперед:
– Alors, monsieur. Мне надо Вас спросить, как, по–вашему, приказывал ли monsieur le Capitaine экипажу покинуть судно или нет?
Я взглянул на безмолвного Патча, чей силуэт выделялся тенью на фоне окна.
– Я не могу сказать ничего определенного, monsieur. Меня ведь там не было!
– Конечно, я понимаю! Но мне интересно знать ваше мнение, monsieur. Вы же должны знать, что произошло на самом деле. Наверняка капитан Патч говорил вам об этом. Вы вместе пережили на судне самые страшные часы. Вы оба ожидали смерти. Неужели он не рассказал вам, что произошло на судне?
– Нет. Нам было не до разговоров! У нас просто не было времени. – И я стал объяснять ему, как мы трудились в поте лица, стараясь спасти себя и судно.
Пока я рассказывал, он нетерпеливо мотал головой, словно пытаясь отогнать надоедливую муху. Как только я замолчал, он произнес:
– И все же, monsieur, я хотел бы услышать ваше мнение!
К этому моменту я уже решился:
– Хорошо! Я совершенно убежден, что капитан Патч не приказывал экипажу покинуть судно.
И я снова стал объяснять, что в это совершенно невозможно поверить, только ненормальный мог отпустить команду, но при этом остаться на судне и начать в одиночку тушить пожар в четвертом трюме.
Во все время моей речи стальная ручка царапала бумагу, а когда я кончил, чиновник внимательно прочел записанное, протянул мне лист и спросил:
– Вы читаете по–французски, monsieur? Тогда прочтите и подпишите ваши официальные показания. – Он протянул мне ручку.
Прочтя и подписав бумагу, я спросил:
– Вы понимаете, что меня тогда не было на судне? Я не знаю, что там произошло.
– Разумеется! – Он обратился к Патчу: – Вы хотите что–нибудь добавить к этому заявлению?
Патч Покачал головой.
– Вы понимаете, monsieur le Capitaine, что выдвинули против экипажа очень серьезное обвинение? Monsieur Хиггинс поклялся, что вы отдали такой приказ, а рулевой Юлз подтвердил это.
Патч продолжал молчать.
– Вероятно, будет лучше, если мы пригласим сюда monsieur Хиггинса и monsieur Юлза, чтобы…
– Нет! – неожиданно громко воскликнул Патч.
– Но, monsieur, – мягко увещевал чиновник. – Я должен понять, что…
– О Боже! Нет, говорю вам! – Патч резко сорвался с места, подскочил к столу и склонился над ним: – Я не позволю ставить под сомнение мои показания, да еще перед этими двумя…
– Но должна же быть какая–то причина…
– Нет, говорю вам! – Патч стукнул кулаком по столу. – У вас есть мои показания, и этого, кажется, достаточно! Пусть расследование проводится должным образом. А до тех пор ни вы, ни кто другой, не смеет устраивать мне перекрестные допросы!
– Но, monsieur le Capitaine, вы понимаете, в чем вы обвиняете команду?
– Конечно, понимаю!
– Тогда я прошу вас…
– Нет! Слышите? Нет! – Он снова стукнул кулаком по столу и повернулся ко мне: – Ради Бога, пойдемте куда–нибудь выпить! Я просидел в этой жалкой конторе… – Он схватил меня за руку: – Идемте! Мне срочно нужно выпить!
Я взглянул на чиновника, но тот лишь пожал плечами и сокрушенно вздохнул. Патч распахнул дверь и широким шагом прошел по приемной мимо сидевших там людей, словно их вообще не существовало. Я последовал за ним, но путь мне преградил тот верзила.
– Ну так чего ты там наплел? – спросил он гортанным, хриплым голосом, идущим из самого нутра. – Ты небось сказал, что он не приказывал нам садиться в шлюпки? Так? – Я попытался его оттолкнуть, но он крепко–накрепко стиснул меня своей грязной лапой: – Ну уж нет, говори! Ты так и сказал?
– Да, – признался я.
Он отпустил меня, прорычав:
– Боже всевышний! Да что ты, черт тебя подери, знаешь об этом? Ты что, был там, когда мы сели в шлюпки?
Рассвирепев, оскалив зубы в злобной ухмылке, верзила придвинул ко мне грязное, небритое лицо. Для потерпевшего кораблекрушение он выглядел слишком уверенным. Самодовольство так и сочилось из него, точно сало из бочки, а маленькие, заплывшие жиром глазки блестели, как пара устриц.
– Ты, похоже, все видел сам! – смачно загоготал он.
– Конечно, меня там не было, но я не…
– Ну так вот, а мы там были! - Он повысил голос и сверкнул глазками в открытую за моей спиной дверь – Мы все там были и знаем, какие приказы он отдавал!
Это говорилось явно для чиновника, сидевшего в конторе. И это был правильный приказ, когда на борту находится взрывчатка, а в трюме пожар! Вот что мы чувствовали тогда, и я, и Райе, и старый шеф… все.
– Если это был правильный приказ, – возразил я, – то какая необходимость заставила капитана Патча в одиночку гасить пожар?
– А ты спроси его самого! – рыкнул верзила и вызывающе посмотрел на Патча.
Патч медленно отошел от двери.
– Что вы хотите этим сказать, Хиггинс? – спокойно спросил он немного дрожащим голосом, судорожно сцепив пальцы.
– А то, что лиха беда начало! – торжествующе ответил Хиггинс.
Я решил, что сейчас Патч ударит его. Верно, и Хиггинс ожидал того же, потому что отступил назад, прикидывая дистанцию. Но Патч только сказал:
– Вы – убийца и заслуживаете виселицы. Вы убили Раиса и всех остальных так же верно, как если бы наставили на них револьвер и хладнокровно их расстреляли!
Он произнес эти слова сквозь зубы, резко повернулся и направился к двери.
Уязвленный Хиггинс крикнул ему в спину:
– На следствии ты этим не отделаешься, с твоим–то послужным списком!
Патч с побелевшим лицом оглядел жалкое сборище, переводя взгляд с одного на другого.
– Мистер Барроуз, – обратился он к худому, высокому человеку с угрюмым растерянным лицом. – Вы же прекрасно знаете, что я никогда никому не приказывал покидать судно!
Барроуз, нервно переминаясь с ноги на ногу и не глядя на Патча, промолвил:
– Я знаю только то, что происходило внизу, в вентиляционной камере.
Они все нервничали, смущались, старались глядеть в пол.
– А вы, Юлз? – Патч перевел взгляд на низкорослого человечка с осунувшимся потным лицом и беспокойно бегающими глазами. – Вы стояли за штурвалом. Вы слышали, какие приказы я отдавал с капитанского мостика? Что я приказывал?
Юлз, заколебавшись, взглянул на Хиггинса.
– Вы приказали спустить шлюпки, а команде приготовиться покинуть судно, – прошептал он.
– Ах ты проклятый лгун! – Патч было двинулся к нему, но Хиггинс выступил вперед.
– Не понимаю, почему вы так! – В пронзительном голосе Юлза внезапно послышалась злоба.
Некоторое время Патч внимательно рассматривал его, затем повернулся и быстро вышел. Я последовал за ним. Он ждал меня на набережной. Его трясло, и выглядел он скверно.
– Вы бы поспали хоть немного! – сочувственно произнес я.
– Я хочу выпить!
Мы молча прошли в сквер и сели в небольшом бистро, где подавали фирменные блинчики.
– У вас есть деньги? – спросил он.
Когда я ответил, что Фрейзер одолжил мне несколько франков, он кивнул и сказал:
– Я моряк, потерпевший бедствие, и нахожусь под опекой консула. Так что особенно напиваться мне не следует.
В его голосе сквозила горечь.
Когда мы заказали коньяк, он вдруг сказал:
– Последнего прибило к берегу только сегодня, в два часа ночи.
У него было такое же изможденное лицо, как тогда, на "Мэри Дир", а синевато–багровый синяк на челюсти еще резче обозначился на бледном, чисто выбритом лице.
Я протянул ему сигарету, он взял ее, сунул в рот дрожащей рукой и закурил.
– Они попали в самый пик прилива при входе в Ли–зардрье. – Принесли выпивку, и он, откинувшись на спинку стула, заказал еще две порции. – Ну почему это оказалась шлюпка Раиса? – ударил он ладонью по столу. – Будь это Хиггинс… – Он вздохнул и замолчал.
Я молчал тоже, чувствуя, что ему необходима тишина. Он пил коньяк и время от времени поглядывал на меня, словно принимал какое–то решение. На маленькой площади перед нами бурлила жизнь, гудели машины, быстро и возбужденно болтали французы, спеша по тротуару по своим делам. Было замечательно сидеть здесь, пить коньяк и сознавать, что ты жив. Но из головы у меня не выходила "Мэри Дир", и, глядя на Патча, согнувшегося над бокалом, я продолжал раздумывать. Что же в самом деле произошло на этом судне до того, как я попал на него? Эта кучка оставшихся в живых, которую я видел в приемной конторы…
– Что имел в виду Хиггинс, говоря о вашем послужном списке? Он имел в виду… Он намекал на "Бель–Иль"?
Подняв глаза, он кивнул.
– Что же случилось с "Бель–Иль"?
– Она наскочила на мель, разбита вся корма. Поползли слухи. Вот и все. Тут были замешаны большие деньги. Но это не важно.
Однако я думал иначе. Почему он говорил, что такое не может дважды случиться с одним человеком?
– Какая же связь между "Бель–Иль" и "Мэри Дир"? – полюбопытствовал я.
Он быстро посмотрел на меня:
– На что вы намекаете?
Мне было нелегко высказать свои мысли, особенно когда он так подозрительно глядел на меня.
– Все это довольно странно… Экипаж говорит, что вы приказали покинуть судно, а вы утверждаете обратное… А еще смерть Таггарта… И Деллимара.
– Деллимара? – Меня поразила горячность, с которой он произнес это имя. – При чем здесь Деллимар?
– Ни при чем, но…
– Продолжайте же! Что вы там еще себе вообразили? Я задал вопрос, который давно волновал меня:
– Этот пожар?..
– Вы думаете, я сам поджег судно? Вопрос застал меня врасплох.
– Боже мой, конечно же нет!
– Так на что же вы намекаете? – гневно спросил он. Я колебался, стоит ли сейчас заводить этот разговор:
слишком уж он устал и взвинчен.
– Просто я не могу понять, почему вы, потушив пожар, не запустили машину. Я думал, что вы поддерживали огонь в котле, но это не так… – Я замолчал, заметив странное выражение его лица. – Что вы делали внизу, когда я появился на судне?
– Черт вас подери! – сверкнул он глазами. – Вам–то какое дело?
– Конечно, никакого, только…
– . Только – что? Чего вы добиваетесь?
– Меня поразила угольная пыль. Вы были покрыты ею, и мне стало любопытно… – Я увидел, как сосалась его рука, и поспешил добавить: – Согласитесь, мое любопытство вполне естественно!
Он немного расслабился:
– Конечно, конечно, я понимаю… – Посмотрев на пустой бокал, он произнес: – Простите, я немного устал. Вот и все!
– Хотите еще выпить?
Он кивнул и снова погрузился в молчание, пока не принесли коньяк.
– Буду предельно честен с вами, Сэндз. Я основательно влип. – Он покачивал бокал, в котором плескалась жидкость.
– Из–за Хиггинса?
– Отчасти. Хиггинс – лжец и мерзавец, но я ничего не могу доказать. Он мутил воду с самого начала, но и тут только мои догадки. – Патч мельком взглянул на меня. – Я должен вернуться на судно.
– На "Мэри Дир"? – Мне показалось странным, что он еще не снял с себя ответственности за корабль. – Зачем! Компания все уладит…
– Компания! – он презрительно засмеялся. – Знали бы они, что "Мэри Дир" лежит на Минкис… – Неожиданно он сменил тему и стал расспрашивать меня о моих планах на будущее: – Вы как будто говорили, что хотите стать спасателем и переоборудовать вашу яхту под спасательное судно? – Странно, что он помнил это, ведь тогда он, казалось, совсем одурел от рома и усталости. – У вас есть нужное оборудование – насосы, водолазные костюмы?
– Мы аквалангисты.
Патч нервно барабанил пальцами по мраморной столешнице:
– Эта ваша яхта… сколько времени понадобится, чтобы ее переоборудовать и зарегистрировать?
– Где–то с месяц. – Вдруг я все понял: – Уж не хотите ли вы, чтобы мы взялись за спасение "Мэри Дир"? Он придвинулся ко мне:
– Я хочу вернуться туда.
– Но, Боже правый, зачем? Компания сама займется судном…
– К черту компанию! – огрызнулся Патч. – Они еще не знают, где корабль. – Он быстро наклонился ко мне: – Говорю вам, мне нужно добраться туда!
– Но зачем? Он отвел глаза:
– Яне могу вам этого сказать. Слушайте, Сэндз! Я не спасатель, но я моряк, я знаю, что судно можно снова спустить на воду.
– Ерунда! Еще один шторм, и "Мэри Дир" затонет, разбившись о скалы.
– Не думаю. В ее трюмах полно воды, но она не затонет. Не похоже, чтобы она затонула. Во время отлива вы смогли бы насосами откачать воду из трюмов и наглухо задраить все люки. Это же мое деловое предложение вам! О том, что судно там, знаем только мы с вами!
– О, ради Бога! – Бесстыдство этого предложения потрясло меня. Он, казалось, не понимал, что существуют законы о спасении, не знал, что, если ему даже удастся спустить "Мэри Дир" на воду, об этом обязательно нужно уведомить компанию, страховое агентство и грузоотправителей.
– Обдумайте это, – быстро сказал он. – Могут пройти недели, прежде чем ее найдет какой–нибудь рыбак. – Он схватил мою руку: – Мне нужна ваша помощь, Сэндз! Я должен пробраться в этот проклятый трюм и увидеть все своими глазами!
– Что увидеть?
– Этот трюм затопило н потому, что судно утратило мореходные качества. Пс крайней мере, я так думаю. Но мне нужны доказательства. – Я промолчал; тогда он наклонился через стол и сурово, требовательно заглянул мне в глаза: – Если вы не согласитесь, мне никто не поможет! Черт побери, приятель! Я спас вам жизнь! Вы
болтались на конце каната… Помните? Я тогда вам помог! Теперь я прошу вас помочь мне!
Я затравленно взглянул на площадь, чувствуя, что попал в затруднительное положение, и все еще не понимая, чем так обеспокоен Патч. И тут полицейская машина, на которой меня доставили в Пемполь, подъехала к обочине. Из машины вылез жандарм и направился в бистро.
– Monsieur, если вы хотите успеть на ваш самолет… – Он кивнул в сторону машины.