- И если бы капитан был неискренним в своем желании взять тебя с собой, Солнце обратило б тебя в прах, - команда расступилась, пропуская Анну-Лусию, добравшуюся до корабля, пока все наблюдали за Гунтером. - Мы рискнули. Жизнь, какой бы она ни была, лучше пыли небытия.
Ярош склонил голову перед ней, словно в знак навсегда ушедшего прошлого.
- Приветствую тебя на "Диаманте", Анна-Лусия.
Корабль с черными парусами исчезал между морем и небом, оставляя позади остров и пиратский город, тонущий в призрачных радостях забытья.
Море очаровало Софию. Она стояла, глядя, как волны разбиваются о борта, а потом снова соединяются, проходя мимо корабля. Смотрела так, словно сама была волной, неожиданно вспомнившей, как стать собой. За женщиной наблюдал Странник, но не подходил. Ласточка и Юрий рисовали своими огнями узоры. Дым пока не решался к ним присоединиться. Пламя на его ладони горело, иногда изменяя цвета.
- Что ты делаешь, сестра? - к детям подошла Иза.
- Учусь, - счастливо улыбнулась Ласточка. - Видишь, они разговаривают. Если красные, то сердятся, а когда больше синего или золотого…
Иза отшатнулась.
- Прекрати, Ласточка, это грех! Ты с адом заигрываешь!
Огонек Ласточки немого поблек, девочка не понимала, как может быть грехом то, что освещает душу, даруя радость.
- Ты что, сестра? Подержи, может, и в тебе есть огонь, - девочка искренне посмотрела на старшую сестру, готовая и своим огнем поделиться, но Иза отступила еще на шаг, охваченная ужасом.
- Ты будешь гореть в аду, сестра!
Иза быстрыми шагами отошла от них. В глазах Ласточки задрожали слезы, огонек соскользнул с пальцев и погас.
- Что я сделала плохого?..
Юрий ничего не сказал, просто обнял подругу, чувствуя: это самое лучшее, чем он может помочь ее печали. А Иза подошла к Бенедикту, наблюдавшему за ссорой.
- Выслушайте мою исповедь, отче, ибо грешна я, - склонила голову Иза.
Но Бенедикт не смотрел на женщину, его взгляд оставался прикованным к странным детям, в чьих сердцах жили чары. Священник еще не решил, как относиться к ним.
- Говори, дитя, в чем грехи твои.
Иза поцеловала ему руку в знак признательности.
- Каков франт, - увлеченно выкрикнул Меченый будто и не о Жан-Поле. - На что спорим, что он трус? - он повернулся к Козырю и Сержу, и втроем они захохотали.
Оскорбленный Жан-Поль подошел к ним, смерив бывшую команду Ричарда презрительным взглядом.
- Разве холопам слово давали?
- Ах ты, плюгавая падаль! - взвился Меченый, готовый выхватить оружие.
- Ребята, может, полюбовно решим вопрос? - попробовал помирить их Серж.
- Полюбовно, - зловеще улыбнулся Меченый, взглядом обещая, что франту не дожить до утра.
- Только если этот щеголь нас обыграет, - Козырь достал колоду карт.
Но предложение сыграть не обидело аристократа.
- Так бы сразу, - с радостью улыбнулся Жан-Поль. - Кто сдает?
Стоящий на мостике Ярош знаком подозвал к себе Гунтера. Парень поднялся к нему, будто взлетел, радость освобождения действительно окрыляла его.
- Расскажи о тех, кого мы забрали с Тортуги, - приказал капитан.
Гунтер оглядывал людей на палубе.
- Анна-Лусия первой попала на остров. Она была ранена, ее привезла пиратская шхуна, но, передав в руки лекаря, сразу покинула порт. Говорили, что ее отравили. Анна-Лусия много раз пыталась уехать, но капитаны кораблей, заходящих в гавань, отказывались ее брать, - взгляд Гунтера остановился на Софии, до сих пор смотревшей на море, несмело говорившей с ним. - София приплыла на лодке, и тоже скоро пожалела, что стремилась оказаться на этом острове.
Я видел, как они с Анной-Лусией напивались, вспоминая былое, но потом поссорились и перестали здороваться. Их обеих боялись, но любили, словно живое прошлое, которое никогда не вернуть, - юный чародей глянул на Жан-Поля, только что выигравшего у товарищей Ричарда, он, не раздумывая, предложил новую партию. - Жан-Поль попал сюда как заложник.
Сначала ему было не сладко, но, в конце концов, когда стало понятно, что пираты за ним не вернутся, он приспособился к здешним обычаям, но остался высокомерным, как павлин. Его не любили, хотя и не трогали, ведь он хорошо дерется и не знает милосердия.
- А по нему не скажешь, - Ярош тоже смотрел, как Жан-Полю снова улыбается удача, но капитан знал, что в последний раз, теперь, как всегда, начнут выигрывать Меченый с Козырем.
- Мальчик и священник с одного корабля. Каким ветром их занесло на Тортугу, я не знаю. Судно было пассажирским, но их не трогали, капитану даже удались уговорить кое-кого помочь отремонтировать корабль: судно побило штормом. Но на третий день, когда настало утро, случилось ужасное.
Чем выше поднималось солнце, чем больше света падало на корабль, тем быстрее ускорялось для него время. Мы видели, как время ест обшивку, оголяя каркас, как истончается ткань парусов, рассыпаясь прахом, а сам корабль уходит под воду. Секунды превратились в годы, но никто не мог ничего поделать. Капитан прыгнул в воду, и водоворот времени закрутил его тоже. Через несколько минут мужчина превратился в сгорбленного болезнями старца. Тот корабль стал последним, зашедшим в гавань.
Не все пассажиры смирились с заточением на пиратском острове. Кто-то сберег себя, как Бенедикт, многие спились. Тетка Димона, что везла мальчика к родителям, умерла от старости, ребенка приняли в одном из домов, занятом оставшимися без корабля. Большинство попробовало покинуть остров, они выходили в открытое море на лодках, но, как только появлялось солнце, обращались в прах, а море возвращало лодки к берегу. Так мы и узнали о ловушке. Но, узнав, решили о ней забыть, наслаждаясь призрачной жизнью.
Гунтер замолчал, Ярош понимал юного чародея. Пират и сам когда-то жил призрачной жизнью, хотя не из-за ловушки, а по собственной воле.
Море ласково поблескивало в утреннем солнечном свете, обещая хорошую погоду.
Сказитель знал столько историй, смешных, веселых, интересных, что Сашка уже не представлял, как они могли путешествовать без него. А рассказы не заканчивались, лечили душу от серости городов и жестокости Империи, и все чаще в маленьких городках и селениях, через которые они проходили, дети бежали за путниками, прося рассказать еще одну сказку.
Так друзья платили за еду и крышу над головой: сказками, собирая возле себя все больше народа. Вейн и Эмиль хмурились, предупреждая, что об этом могут прознать стражники Империи, но пока беда обходила их стороной. А когда на руку Жака села птица с синим, как летнее небо, оперением, беспокойство совсем оставило друзей.
День клонился к вечеру, в доме, где их великодушно приняли, зажигали огни. Поужинав, друзья расположились полукругом вместе с немолодыми хозяевами и их тремя маленькими детьми. Луиза шепотом предположила, что, наверное, старшие дети ушли из селения или умерли, но спрашивать об этом было неуместно.
Настало время для рассказа, сказитель задумался, выбирая, о чем сегодня услышит вечер. Только ничего не шло ему на ум.
- А вы играть умеете? - осторожно спросила хозяйка.
- Конечно, умею. А у тебя есть, на чем? - глаза сказителя то ли улыбались, то ли в них отражался свет взгляда немолодой, еще красивой женщины.
- Я сейчас принесу, - хозяйка ушла вглубь дома, и быстро вернулась с музыкальным инструментом, похожим на кобзу.
Старое дерево уже подчинилось власти времени, краска слезла, но, когда сказитель коснулся струн, инструмент зазвучал на удивление чисто.
- Что вам сыграть? - спросил сказитель, перебирая струны, пробуя звук инструмента на прикосновение.
- Что-нибудь старинное, чего уже не поют, - попросила женщина.
- Старинное…
Сказитель закрыл глаза, будто и сам тяжело вспоминал забытое. Тихие звуки становились мелодией, очаровывающей, ведущей в прошлое, превратившееся в сказки. Огромные волны накатывались на берег, забирая с собой деревья и дома, ночь накрывала мир крыльями, и лунный всадник летел с гребня волны на гребень. И тогда поднималось солнце, золотое и тусклое, затопляя мир не светом, а серостью. Сходились в бою два войска, и белокурый юноша держал в руке гаснущее звездное ожерелье. На скалах стояла принцесса Кора, ждала любимого Яну, отплывшего за море, и чайка плакала, кружа над ней, как печаль. А Януш, брат-близнец Яну, судил пленных врагов. За его троном, пряча лицо, стоял советник в черном убранстве.
Древняя сказка, что и не сказка совсем, а забытая правда, когда Дух Империи еще не смотрел на мир глазами своих солдат и стражей, выпивая их души. Что осталось от тех волшебных историй? Изображение принцессы Коры стало визиткой сети салонов красоты, а "Яну и Янушем" назвалась группа певцов, за которых музыку писали машины, создавая не человеческие электронные голоса, ведь в действительности ребята не умели ни играть, ни петь. Какими далекими казались эти воспоминания о прошлой жизни в столице, какими тусклыми и ненастоящими…
По сельской улице шел мужчина, обычный, без цели и мечты, просто шел, куда глаза глядят. Боялся, что кто-то остановит, спросив, куда держит путь, а он не сможет ответить, потому что ему безразлично, куда идти. Когда-то он мечтал увидеть мир, пройти его от края до края. Но зачем путешествовать, если не с кем разделить тяготы пути или радость увиденного в дороге либо открытого в себе?..
Из окон дома лился теплый золотистый свет. Заглянуть?..
В углу на составленных полукругом лавках сидели люди, одетые не так, как местные одеваются, а вокруг, на полу - дети и взрослые, привороженные голосом старшего, что наигрывает, перебирая струны. Но слова не долетали до сознания путника, будто не могли пробиться сквозь стену непонимания, возведенную, чтобы защититься от мира и одиночества.
Сказка кончилась, певец отложил инструмент, но слушатели не хлопали в ладоши - слишком глубоко затронула песня их сердца. Сказитель склонил голову, благодаря за внимание. Величие, древнее и свободолюбивое, проснулось в этом жесте, как ритуал из прошлого, до сих пор не утративший могущества.
Мужчина хотел постучать, но пальцы не коснулись стекла. Что он им скажет? Как объяснит, что, посмотрев на них, нашел цель своей жизни? Что мечтает так петь, чтобы и его слушали, затаив дыхание?
Все, что было до этого вечера, стало несущественным, забылось, как наваждение, как причудливый сон. Мужчина посмотрел на темное небо, с которого сорвалась звезда: если смелый - загадай желание.
И мужчина шепотом признался звезде, о чем мечтает, и звезда откликнулась, указав путь. Путь к Морю, что расскажет ему древние, почти утраченные сказки, которые он будет пересказывать людям.
Одинокая фигура исчезала под крылом ночи без страха перед дальней дорогой. Ночь теперь будет защищать его от опасностей и разочарования, мужчина просто знал об этом.
Вейн поднялся, подошел к окну.
- Мне показалось, или там кто-то был? - неуверенно спросил он у друзей.
- Я не видела, - ответила Олекса.
- Я тоже, - подтвердила Луиза.
- А я вроде заметил какую-то тень, - Сашка тоже заглянул за стекло.
- В такие ночи многое почудиться может, - тихо молвил сказитель. - В такие ночи певцы и чародеи рождаются, - и уже обычным голосом добавил: - Вы бы шли спать, Жак уже носом клюет, а у нас завтра долгая дорога.
Харун говорил с Морем, и темная глубина откликалась плеском на его неслышную людям речь. Звездное небо темное, его край укрыт тяжелыми тучами, купающимися в черной, маслянистой воде, подсвеченной вспышками молний на горизонте.
Ярош остановился возле мачты, засмотревшись на давнего. Пиратскому капитану казалось, что Харун и Море нынче стали едины, и благодаря этому приобрели еще большую силу, древнюю, безжалостную и величественную одновременно.
Сокол коснулся мачты, в глубине дерева чувствовался трепет - корабль тоже ждал прихода бури. "Диамата" не страшилась штормов, и каждый из них наполнял ее жаждой жизни. Это было непостижимо, но так прекрасно, словно чудеса еще окончательно не ушли из обесцвеченного мира, и впереди ждут не отчаяние и серость Империи, а опасные путешествия и приключения в далеких морях и землях.
Пиратский капитан подошел к Харуну, остановился возле фальшборта, тоже наблюдая за безмолвными ветвистыми молниями. Раз за разом их отблески высвечивали лица тех, кто осмелился смотреть на них, стремились отразиться в глубине глаз.
- Не спится, пиратский капитан? - Харун оглянулся на Яроша. - О чем думаешь, Сокол?
Ярош усмехнулся.
- Есть о чем подумать. Например, знал ли давний народ, как именно заколдовали Тортугу? Иначе, почему вы остались на корабле?
- Марен знала, какие чары насланы на пиратский остров, и рассказала нам. Поэтому мы и остались на борту. Мир окликается на мысли давнего народа, а сама наша жизнь полна чар. Эти отзвуки слишком сильные, чтобы лишний раз рисковать и собой, и всеми на этом корабле. Или ты считаешь иначе, пиратский капитан?
Харун посмотрел на Яроша, и в тот миг его темные глаза были насмешливыми, глубокими и неумолимыми, они были воплощением самого Моря, чья власть простирается на все времена и берега. Укрытое мраком пространство освещает лишь зарево сильных воль смельчаков, имеющих мужество бросить вызов этой безграничности. Ярош старался не обращаться к темному Морю, зная его коварство, а давний не страшился этой власти, будто сам был ее частью. И это в очередной раз подчеркивало, насколько в действительности разные пиратские капитаны и давний народ.
- Нет, Харун, лишний риск никому не делает чести, - Сокол отвел взгляд и снова посмотрел, как молнии освещают мрак неба и воды своим холодным разноцветным светом. - Марен сказала, что не знает, на кого откликается карта сокровищ Призрачных островов. А если ты спросишь об этом у Моря, разве оно тебе не ответит?
- А настолько ли важно тебе об этом знать, Сокол?
Оба повернулись, услышав насмешливый вопрос, и увидели Марен. Приближение бури изменило и ее, на черную одежду лег едва заметный узор тонкой серебряной вышивки, а рубашка покрылась черным волшебным шитьем.
Ярош поневоле восхитился, насколько давние только благодаря своему чародейству умеют изменяться сами и менять свою одежду, когда пожелают.
- Бури такие своенравные, что расшатывают само естество мира, потому и мы становимся другими, - усмехнулась Марен, почувствовав его мысль. - Другими на некоторое время… Но, возвращаясь к твоим вопросам, Ярош, разве ты не пошел бы к Тортуге, если бы знал, как именно ее заколдовали?
Ярош молчал: он действительно не был уверен, что решился бы подойти к пиратскому острову, зная всю правду о его проклятии. Хотя нет, он бы все равно рискнул…
- Да, но с другими мыслями, сердцем, полным беспокойства о своей команде, и лишней осторожностью. И тогда вряд ли ты нашел бы кого-то на этом острове и забрал с собой.
Ярош не выдержал взгляд проницательных глаз давней и отвернулся.
- Не читай в моем сердце и мыслях, Марен.
- А ты не позволяй этого, Ярош, - рассмеялся Харун. - Мы давний народ, но мы тоже живые, а не бездушные стихии, и поэтому не всевластны. Ты спрашивал, ответит ли мне Море на такой вопрос. Да, ответит, - он с улыбкой глянул на Марен. - Так, может быть, скажем ему, Марен? Или пусть догадывается сам?
Марен ответила ему улыбкой, они поговорили мысленно, и Ярош почувствовал это. Давние играли, как часто они играют с людьми. Сокол положил руки на фальшборт, ощущая тепло дерева, будто сам корабль решил поддержать своего капитана.
- Карта находит пиратских капитанов, - подумав, ответил Ярош. - Как Феникс в Элигере, как Анну-Лусию и Софию на Тортуге.
- Это так, Ярош, - тихо подтвердила Марен. - Карта собирает тех, кто были пиратскими капитанами в прошлом, есть сейчас и могут стать ими в будущем. А еще карта откликается на присутствие тех, кто властен не только говорить с ветром и морем, но и осмелится приказывать им. И неважно, кем они были раньше. Именно поэтому на борту твоего корабля так много учеников Имперской Звездной школы или тех, кто прятался от закона Империи вблизи моря.
- Но тогда… - Ярош не сразу нашел нужные слова. - Тогда Хедин, Айлан, Олег и Ричард… Все они должны были быть на этом корабле?
- Правильно, Ярош, - кивнул Харун. - Так же, как Итана, Зорин, Тайра, Киш, Дельфин и Берн. Так же, как Юран, Герда, Эсмин и другие, только мы не знаем наверняка, кто именно из них. У каждого из этих людей есть прошлое, в котором много тайн, радости и боли, но не меньше власти и свободы… Но и в Элигере, и на борту "Астагора" ты полностью по своей воле выбирал, кого освободить из плена и увести с собой. Как и здесь, на Тортуге. Хотя те, кто сам нашел путь к тебе, тоже не простые люди.
- Потому что каждый, оказавшийся на корабле с черными парусами, - особенный, - Марен тоже коснулась дерева, пульсирующего жизнью. - И судьбу каждого из них, как и судьбы пиратских капитанов, освещают яркие звезды. Но каким будет этот свет, и не откажутся ли они от своей судьбы, не знают ни Море, ни давний народ. Звезды давних, чародеев, властителей или обычных людей могут быть одинаково яркими и одинаково тусклыми. Тебя тоже ждет такой выбор, Ярош Сокол, - какой будет твоя звезда… Очень скоро…
Шторм относило ветром, освобождая путь пиратскому кораблю, но одинокие молнии все еще пытались достать до морского дна и осветить собой черные глубины. Темное море стелилось безграничным полотном, на волнах появлялись едва заметные гребешки пены. Бури так легко от своих замыслов не отказываются и не уступают дорогу пусть и кораблю с черными парусами.
Никогда не обещай любить до самой смерти. Никогда не обещай, что не предашь, выстояв перед лицом врага. Никогда не обещай. Ничего не обещай. Обещание обманет и предаст, заставив нарушить клятву.
На ресницах Али качался сон, как продолжение пыток. В этом сновидении она была маленькой девочкой, трубившей в рог в знак скорби по друзьям. Ибо друзья ее похоронены в одной могиле. Но жизнь никого из них не отпускает. Задолжали они жизни своими неосмотрительными клятвами и смелостью.
Сон качался на пышных ресницах, не даруя покой.
Никогда не обещай…
Пылает в огне письмо, лишь подпись пославшего его еще цела. Непонятная подпись, за которой вся жизнь, будто сам огонь расписался. Но тому письму было не суждено сгореть, оно стало пламенем, унесшим не одну жизнь…
Узница Имперского подземелья блуждала миром погибших, разыскивая друзей, и не находила. Пустой смех вел ее дальше крутой тропой к одинокой горе собственной гордыни, где уже ждал палач.
Но стоит взобраться на эту гору, как палач превращается в птицу и летит за горизонт, теряя черные перья, словно улетают паруса с мачт, гнущихся под ветром.
И снова идти. К новой горе, где ждет палач…
Советник Императора смотрел, как тревожно спит прикованная к стене женщина, и тихо улыбался, довольный: на суде она предстанет обессиленной настолько, что ясный непокорный взгляд будет волочиться по разрисованному кровавым золотом полу.
Никогда не обещай, что не предашь…