– Благодарю вас, Виктор!
– Что ты, – ответил я. – Всегда к твоим услугам…
И, не оборачиваясь, поспешил к себе. Интуиция подсказывала, что сейчас пропажа должна обнаружиться, и я занял выжидательную позицию. Чутье не подвело меня – скоро в коридоре раздались торопливые, срывающиеся шаги. Мулан стремительно пробежала по коридору в свою комнату и хлопнула дверью. Выждав минут с пять, я вновь вышел в коридор: дверь в комнату Мулан была приоткрыта, чего никогда не было раньше. Осторожно я заглянул в щель – Мулан сидела возле стола, опустив голову на сложенные руки, и плечи ее содрогались от рыданий.
Я тихонько прошел вовнутрь и, подойдя к столу негромко сказал:
– О боже! Я сам только что увидел! Бедное животное!
И ласковым, успокаивающим движением погладил Мулан по голове, ощутив жесткость ее волос. В ответ она, подняв ко мне раскрасневшееся от слез лицо с распухшими глазами, вдруг что-то быстро и жалобно заговорила по-китайски и, обхватив меня руками, прижалась ко мне лицом. Я обнял ее в ответ, чувствуя, как рубашка моментально промокла от ее слез – она крепко сжимала меня, всхлипывая и вздрагивая всем телом, я шептал ей успокаивающие слова, время от времени целуя ее волосы…
Весь следующий день она не выходила из своей комнаты, но вечером, по обыкновению, вышла танцевать, только в этот раз лицо ее было напудрено куда более густо, дабы скрыть следы недавних переживаний. Во время танца она, поймав мой взгляд, улыбнулась мне в ответ усталой, но уже совершенно искренней и доверчивой улыбкой. После танца я стремглав ринулся за кулисы и успел поймать ее, до того как она вышла. Я проводил ее до дверей комнаты, где пожелал спокойной ночи.
– Спасибо вам, Виктор, – сказала она, смущенно потупясь. – Вы сегодня очень помогли мне. Не знаю, что бы я делала без вас… Спокойной ночи, сэр.
С этими словами она закрыла дверь своей комнаты. Ожидаемого поцелуя не последовало, и я, досадливо тряхнув головой, удалился к себе. Ничего, главное, дело тронулось. Теперь я знал, как нужно действовать, и оставалось применить лишь чуточку терпения…
Глубокие звуки органа торжественными волнами наполняли собой все помещение церкви, мягко отражаясь от высоких стен, сладким волнением проникая в самые отдаленные уголки души. От запаха ладана сознание возносилось высоко над всеми нашими существами – казалось, под самый купол, словно стремясь отринуть все обыденное, земное, оставшееся за этими стенами. Я перекрестился, и бросил осторожный взгляд на Мулан. Она с непокрытой головой стояла возле меня, и огоньки свечей отражались в ее глазах, а губы неслышно шевелились, будто она произносила молитву. На самом деле она просто нервничала, так как впервые пришла в христианскую церковь и терялась, не зная, как себя вести.
"Да упокоит Господь грешную душу Дженни Беккетс. Аминь!" – вздохнул я и перекрестился вновь.
В глубоком молчании мы вышли из церкви и двинулись по мощеной дорожке, ведущей к ограде. Было тепло, и солнце ласково пригревало, как в немногие дни этого уходящего холодного лета. Молчание нарушила Мулан, шедшая рядом со мной и державшая меня под руку (ради этого жеста мне пришлось наврать, что таков обязательный обычай в христианских храмах).
– У меня на родине говорили, что душа умершего человека может стать вечно голодным духом… – сказала она, кусая губы. – И все зависит от того, как ты провел свою жизнь…
– Души праведных попадают на небо, – ответил я, – в прекрасные сады Эдема. Сомневаюсь, правда, что Дженни попала в Эдем. Однако я помолился о ней, ее душа упокоилась с миром, и ее больше не посетит страдание. В отличие от того, кто забавы ради пристрелил тварь божью, – тому суждено вечно мучиться в адском пламени. Ибо Господь не терпит убийства невинных…
Мулан еле заметно улыбнулась, не смог сдержать улыбки и я (поскольку был готов заплатить даже сто фунтов, только бы воочию увидеть, как Галлахер низвергается в преисподнюю).
– Дженни смотрит на тебя сейчас и гордится тобой, – сказал. – Потому что единственными людьми, которые помянули ее, были мы… А ты не хотела идти…
– Спасибо, Виктор, – прошептала Мулан. – Не знаю, что бы я делала без вас…
Я аккуратно высвободил свою руку и обхватил ее тонкую, точеную талию. Китаянка сперва слабо подалась в сторону, но я притянул ее к себе, и она покорилась, плотно прижавшись ко мне.
– О, дьявол! – у меня аж перехватило дыхание. Навстречу нам через церковные ворота важно шествовал Рональд Блейк в сопровождении сэра Гуго. Они шли в церковь не в обычный для них день, и лишь по счастливому стечению обстоятельств я не столкнулся с ними нос к носу. Стиснув зубы, я ловко провел Мулан мимо и, резко повернув направо, ускорил темп шагов. К счастью, увлеченные разговором, они не заметили меня, а Элизабет, идущая на некотором расстоянии позади них с двумя пожилыми дамами, попросту не узнала. Чуть ли не бегом зашагал я вниз по мостовой – на счастье, Мулан вполне успевала за мной, и приостановился, лишь когда церковь скрылась за деревьями. Ноги у меня подкашивались, и по спине все еще бегали морозные мурашки, но я заставил себя с улыбкой обратиться к танцовщице.
– Ну мы и припустили, как будто за нами злые духи погнались, – сказал я со смехом.
– Правда… – на этот раз засмеялась и Мулан и уже сама обхватила меня за талию. Возле кладбищенских ворот я, несмотря на ее горячие возражения, купил целый букет белоснежных роз, который она возложила на свежую могилу Дженни – мы были единственными, кто пришел ее помянуть за все четыре дня, прошедшие с момента её смерти. И пока Мулан неподвижно стояла возле ее простого надгробия, я, отойдя в сторону, курил трубку, изредка бросая в ее сторону взгляды. Девчонка, без сомнения, была уже морально готова, и сейчас надо было действовать решительно, но очень осторожно, дабы не вспугнуть ее.
Домой мы около мили шли пешком – я развлекал ее всякими небылицами, якобы случившимися со мной, и в итоге последняя грань недоверия стерлась между нами.
У порога ее комнаты я вновь сделал попытку поцеловать ее в шею, но она проворно втянула голову и, отпрянув, погрозила мне пальцем:
– Виктор…
– Мулан… – с умоляющей обидой, но шутливым тоном произнес я, протягивая к ней руки.
– Это мой маленький каприз, – сказала она и, засмеявшись, закрыла дверь.
Я спустился вниз и подошел к стойке. Галлахер, облокотившись обеими руками на стойку, сжимал в зубах трубку и с удивлением смотрел на меня – он видел, как мы пришли.
– Да, – сказал он после секундного молчания. – Чувствую, что приятно разочаровался в тебе!
С этими словами он протянул мне целый графин рома:
– Пей, черт бы тебя подрал! Клянусь щупальцами самого Кракена, ты заслужил это! Я смотрю в оба!
– Не забудь свои глаза сегодня, – сказал я. – Кстати, мои будущие должники не забудут сегодня явиться?
– Будь спокоен, как риф, – ответил Галлахер. – Додсон заявится как раз к началу ее танца – сегодня его очередь пополнять мой карман. Он и увидит все что нужно.
На выступление я не пошел, а тайно наблюдал из-за стойки: за время танца Мулан явно искала меня и была очень взволнована моим отсутствием. Затаив дыхание, все смотрели на ее номер, и, когда она закончила, вся таверна взорвалась ревом неимоверного восторга и громом аплодисментов. Невозмутимая и холодная, она молча поклонилась и быстро покинула сцену… Весь следующий день я так же не попадался ей на глаза. Но уже на следующее утро стоял на лестнице, держа в руках большое зеленое и чрезвычайно ароматное яблоко, прихваченное со стойки. Ага, вот и она. Подобрав юбки, Мулан, глядя под ноги, поднималась по крутой лестнице.
– Виктор, – сказала она с удивлением. – Что вы тут делаете?
– Я раздобыл кое-что, – сказал я, воровато оглядываясь по сторонам. – Смотри! Это волшебное яблоко – и если его съесть, то оно исполнит твое самое сокровенное желание. Честное слово – сегодня я встретил на базаре одного чудного старика-араба, и тот продал мне его.
Мулан так и прыснула, замотала головой и даже немного склонилась вперед, опершись руками о колени.
– О, Виктор! – сказал она, продолжая смеяться. – Право, вы шутник… Ой, не могу…
– А ты попробуй его, – сказал я, протягивая плод. – И ты сама все увидишь.
– Какой сладкий, необычный вкус, – сказала она. – Право, это чудесное яблоко. Я еще никогда не пробовала такое. Даже на родине. И такое ароматное…
– Да ну?
Тут она попалась на мой прием – самый простой из всех, которые я только знал. Наклонил голову к ней, якобы самому понюхать плод, и внезапно впился в ее губы страстным и сильным поцелуем. Сначала она отшатнулась и сделала попытку оттолкнуть меня, но потом робко ответила, после – смелее, а потом сама с силой обхватила меня обеими руками. Надкушенное яблоко со стуком упало и покатилось по полу…
Развязка
Через минуту мы расцепили объятья. По-видимому, девчонке еще никогда не приходилось быть в подобных переделках. Тяжело дыша, она прислонилась к стене, видимо, все еще не осознав происходящего, но через пару секунд лицо ее стало красным, как обожженная глина, узкие глаза потемнели и метнули молнии.
– Мерзавец! – Она влепила мне хлесткую пощечину справа. – Негодяй! Как ты посмел сделать это?! Вот для чего ты затеял всю эту игру – в постель затащить меня хочешь?! Так не выйдет! Ты знаешь, кто я такая?! Ты знаешь, что тебя ждет после этого?!
Пощечина слева вновь ослепила меня – била она очень жестко, и я успел поразиться, сколько силы было в ее тонком торсе, который, казалось бы, ничего не весил…
– Знаю! – крикнул я на весь коридор. – И я сниму с вас ваше проклятье, ваше величество! И пусть это будет последним, что я сделаю в этой жизни! Я знаю все! Потому что я люблю тебя, и чистая любовь снимет всякое колдовство! Ты будешь моей – это было твое желание, и оно исполнилось!
Последние слова я выкрикнул чисто ради эффекта, и этот самый эффект внезапно превзошел все мои ожидания. Она внезапно побледнела, и я едва успел подхватить ее, чтобы она не упала на пол…
Я принес китаянку к ней в комнату и, уложив на кровать, начал было расстегивать ее платье, но она быстро пришла в себя и, отстранив мои руки, села, с каким-то благоговейным ужасом посмотрев на меня.
– Значит, ваше яблоко и в самом деле волшебное, – сказала она шепотом. – Простите меня, но я в самом деле полюбила вас – и очень испугалась за вас… Однако неужели вы согласны жениться на мне – нелепой азиатской девчонке, без денег, без связей и к тому же с таким зловещим приданым? Зачем вам это нужно, что вам это даст в жизни?
– То, что дают вам ваши танцы, – ответил я. – Это для вас не средство для заработка. Это ваша душа, это ваша жизнь. Что бы вы были без танцев, что я был бы без моего внезапного чувства? Волей судьбы мы оказались в схожей жизненной ситуации: меня злобные люди вышвырнули без пенса в кармане из отчего дома в Новом Свете, повесив на меня кучу долгов. И если бы не твое вмешательство, то меня бы убили тогда. Я проигрался в карты и не имел силы сказать вам этого! Я ирландец, и зовут меня на самом деле не Виктор Стоун, а Ричард О’Нилл – я сделал роковую ошибку, увлекшись азартными играми! Судьба сначала страшно наказала меня, но потом осчастливила, послав вас. И я так боялся, что, узнав об этом, вы оттолкнете меня! Но я ошибся! О, как я ошибся в вашем благородном сердце! Вас выгнали с собственной родины без всякой надежды на будущее. Этим наши судьбы схожи, и провидение не случайно свело нас. Мы поможем друг другу вырваться из этой ямы, куда нас выбросили как ненужный мусор, и мы объединимся для этого. Пускай ты дворянского происхождения, а я простой торговец, дела которого сейчас находятся в плачевном состоянии, это не имеет никакого значения…
– Да, – сказала она, поднимаясь с кровати и поправляя платье. – Я из благородной семьи, и настоящее мое имя Шень Мун, что означает "душа луны". Я не помню своих родителей. Они за что-то попали в немилость ее императорского величества, и она приказала казнить их, когда мне было меньше года. Меня в провинции Хейлунцзян воспитывал мой дедушка Мо – придворный астролог и математик, по своим годам удалившийся из Запретного Города в Пекине на пенсию. Но злая госпожа возненавидела меня, вероятно, помня моих родителей, и пожелала моей гибели. Тот самый человек, слуги которого пытались покалечить тебя, помог мне бежать из Китая, но только потому, что дедушка Мо хорошо заплатил ему за это. Я ненавижу этого жадного и бесчестного человека, но он больше не посмеет тронуть тебя…
Увидев, что я собираюсь задать ей вопрос, она вскрикнула:
– Все, довольно об этом! Я оставила свое прошлое вместе со своим именем и не желаю больше возвращаться к нему… Но я продолжаю писать своему дедушке, так как он единственный родной мне человек на этом свете, а я единственная оставшаяся в живых его родственница. Дедушка Мо очень скучает по мне, но по старости лет – ему уже больше ста – не может приехать ко мне. Я напишу ему письмо – он очень обрадуется за меня. Ведь только смерть или искренняя любовь может избавить меня от ненависти злой госпожи. Ты полюбил меня, а я тебя – и мне теперь не придется умирать… Прости меня, Ричард, за то что я ударила тебя! – Она схватила мою руку и прижала ее к сердцу. – Но поверь, я очень полюбила тебя и перепугалась, думая, что ты просто хотел подурачиться. Я помню всех тех четверых и не хотела для тебя их судьбы…
Слепая вера в собственную глупую сказку полностью овладела ее разумом, и даже появись перед ней сам Будда, утверждавший прямо противоположное, она и то не поверила бы ему. Целая гора свалилась у меня с плеч – нет, она не раскрыла меня. А если даже у нее и родились вначале какие-то подозрения, то, оглушенная своими чувствами, она попросту подавила их.
– Так значит, ты согласен взять меня, – с каким-то даже испугом спросила она.
– Подари мне свое сердце, – сказал я. – Я вложу это бесценное, хрустальное и хрупкое творение в свою грудь, туда, где бьется мое сердце, чтобы они слились воедино и ничто не смогло разбить его…
– Оно твое… И это было мое желание, ты правильно назвал его… – прошептала китаянка и, взяв мою руку, засунула ее в разрез своего платья, прижав к телу. Она была без корсета, и я почувствовал, как у меня екнуло сердце. Я хотел продвинуть кисть дальше, но она проворно вытащила ее назад, произнеся:
– Еще не время… Старая императрица наложила на меня проклятье, чтобы я никогда не смогла узнать счастья любви, но, ослепленная своей злобой, упустила одну мелочь, которую разглядел мудрый дедушка Мо. И хотя он не был в силах снять, но все же сумел переиначить ее проклятье, наперекор всем замыслам злобной старухи. Оно будет действовать до тех пор, пока кто-то по-настоящему не полюбит меня как свою единственную, а не просто захочет воспользоваться мной для своих плотских или душевных утех. Тогда злые чары падут и я навсегда избавлюсь от них, – продолжала шептать Мулан, обхватив меня руками и прижавшись лицом к моим волосам. – Ричард, ты мой избавитель. А я… Я сначала не поняла этого…
Со своим упорством она вполне могла притащить меня сначала к свадебному алтарю, а это никак не входило в мои планы. Посей я малейшую тень сомнения в ее душе – и моментально оказался бы за дверью. Тогда я и впрямь смог бы убедиться в силе ее "проклятья"…
Все оставшиеся дни я проводил в стенах "Летучей рыбы"– баловать китаянку у меня уже не было средств, да и болтаться с ней по городу было отнюдь не безопасно. Так что я днём пропадал из её поля зрения, якобы уезжая по каким-то делам но каждый вечер сразу после завершения её выступления, я стучался к ней в комнату, и она беспрекословно впускала меня. Мы подолгу сидели, болтая обо всяких пустяках. За этими разговорами я не терял времени даром, но она, отвечая на поцелуи, игриво отпихивала меня словно невзначай, с ловкостью бывалой куртизанки уворачиваясь от моей более чем решительности. Девчонка просто боялась и никак не могла решиться на этот шаг – все мое искусство обольщения разбилось о камни ее упрямого страха.
Возможно, что в тот вечер я проявил излишнюю инициативность, так как в итоге она заявила, что уже поздно и пора спать, после чего мне пришлось убраться восвояси. Скрипя от досады зубами, я возвратился к себе и с досадой рухнул на кровать. Воображаю только, как корчились Додсон и Галлахер по ту сторону стенки, наблюдая в потайное окошко за моими стараниями. Эти свиньи наверняка надорвали животы от хохота. Я спиной чувствовал их взгляды и истово мечтал запустить в них чем-нибудь…
У меня остался только один день. Завтра я буду либо богатым счастливчиком, либо…
С должниками здесь поступали быстро и жестко – предварительно они предадут огласке наше пари, после чего, когда растопчут меня морально, уже никто не станет мешать им растоптать меня физически…
За окнами шел дождь, ветер завывал в трубе, словно заранее напевая мне похоронную песню, я лежал, вцепившись в жесткую подушку, и с надеждой слушал, что вот-вот в коридоре раздадутся шаги китаянки и она чудесным образом постучится ко мне в дверь.
Вероятно, я забылся тревожным сном, но вскоре проснулся со страшной мыслью: "Мне не успеть до срока – девчонка откажет мне и завтра…"
Бежать – пронеслось у меня в голове. Срочно бежать отсюда прямо сейчас в ненастную ночь, не откладывая ни секунды. Утром я сяду на любой корабль и надолго, может быть, навсегда, покину Англию. Куда я отправлюсь – это уже было вторым вопросом, сейчас главным было бежать. Я неслышно встал, накинул плащ и, взяв лампу, вышел во мрак коридора. Все вокруг безмолвствовало, только непогода праздновала свой бал за стенами дома. Дверь Мулан была закрыта, и я аккуратно пошел по коридору…
– Не спишь… – раздался сзади тихий голос, я в ужасе обернулся и оледенел.
Передо мной с ласковой улыбкой стоял Галлахер, сжимая в руках обнаженный кортик.
– А, это ты, сэр Ричард, я уж думал, вор залез, – усмехнулся он. – Смотри, я гляжу в оба… Даже когда пьян.
– Ты о чем это, Роджер… – пробормотал я, попятившись назад, он не ответил, продолжая с той же улыбкой смотреть на меня, но глаза его так и уперлись в меня, словно черточки зрачков пантеры.
– О твоей безопасности все пекусь. Даже ночью, – ответил он. – Если завтра тебе не удастся справиться со своей задачей, то своих приятелей можешь не бояться. Я сам выкуплю тебя у них, поверь мне – я смогу с ними договориться. Поэтому сейчас за твоим покоем смотрят во все глаза. Спокойной ночи, сэр О’Нилл…
Я захлопнул дверь своей комнаты и сел на кровать. Не скажу, что я был вне себя от ужаса, но только что мне пришлось пережить пренеприятнейшую минуту. Сколько несчастных видело эту же картину, прежде чем холодный клинок разрезал им горло…
Я закурил трубку, но руки мои подрагивали. По всей вероятности, подозрительный Галлахер, пронаблюдав за моими отношениями с китаянкой, решил, что мое дело кончено, и теперь, четко следуя уговору, отрезал мне все попытки к возможному бегству. Глупец – почему я не решился на это раньше, когда у меня было еще на это время… Что же будет со мной, когда я попаду в его руки? Видимо, этот мерзавец и в самом деле потащит меня на невольничий рынок, зная, что за меня там сможет выручить хорошую цену. Похоже, что этот вариант устроит всю компанию гораздо больше, чем просто прикончить меня…