Утром я тихонько постучался в комнату Мулан, и она, через несколько минут открыв, впустила меня. Она была уже одета в свое традиционное желтое платье.
– Доброе утро. – Я мгновенно чмокнул ее в губы. – Как спалось?
Она обхватила меня руками и плотно приникла. Волна неимоверного облегчения прошлась по всему моему телу…
– Вчера я написала письмо дедушке, – сказала она счастливо. – Наконец-то исполнилась его мечта…
Я погладил ее по спине и, опустив руки ниже, стиснул ее ягодицы. Пальцы ее в ответ с силой вцепились в мою спину, и надежда всколыхнулась во мне с новой силой.
Но она отстранила меня и произнесла:
– Ричард, мне нужно привести себя в порядок, так что…
И ласково, но самым настойчивым образом выпроводила меня из комнаты. Мрачнее тучи вышел я от нее – и словно невзначай подошел к лестнице и посмотрел вниз. Там возле черного входа на громадном деревянном чурбане, который повара использовали для рубки мяса, сидел, развалившись, один из черных невольников. Он сжимал в зубах короткую трубку и, смеясь, точил лясы, по всей вероятности, с кем-то из поварих. Понятное дело, что сидел он тут не просто так, и вздумай я даже вылезти в окно, обязательно попал бы в его поле зрения. Я и не сомневался, что второй торчит на своем обычном месте – возле парадного входа.
Я спустился вниз и поймал насмешливый взгляд Галлахера из-за стойки, которым тот провожал меня. Я, не смущаясь, дошел до парадных дверей, и тут же словно из ниоткуда передо мной возник второй невольник.
– Нельзя, сэр, – с сильным акцентом сказал он извиняющимся тоном, но вместе с тем в нем отчетливо звучало железо. – Вам нельзя туда.
– Отпусти, – сказал я с угрозой. – Как смеешь ты командовать здесь…
– Приказ хозяина, сэр, – ответил тот. – К нему все вопросы.
– Роджер, – сказал я нарочито обиженным тоном, подходя к стойке. Ты это брось. Мы так не договаривались.
Галлахер в ответ равнодушно склонил голову набок:
– Сэр О’Нилл. Сегодня в десять вечера конец вашего срока. И если, не приведи господь, с вами что-то случится на улице, то ребята оторвут мне голову (это звучало так же, как если бы они всей компанией решили голыми руками задушить медведя). Так что вам лучше будет до завтра посидеть здесь. Уверяю вас, что в этих стенах с вами ничего не приключится.
– А если мне что понадобится в городе? – спросил я.
– Мои слуги с удовольствием выполнят любое ваше поручение, – заверил меня Галлахер и вновь занялся протиранием чистых пивных кружек.
– Тогда виски мне, – попросил я. – Целую бутылку.
– Многовато будет для вашей персоны, – сказал Галлахер двусмысленно. – Но стаканчик – с удовольствием. Желание гостя для меня закон…
Даже напиться не даст, вот мерзавец. Похоже, что он мысленно уже сделал меня своей собственностью. Я негнущейся рукой взял стакан и сел за один из столиков, с завистью наблюдая за веселой компанией, расположившейся за соседним столиком. Раскрасневшиеся от выпивки, они громко беседовали, по всей видимости, обсуждая какие-то свои похождения, время от времени разражаясь взрывами хохота. Счастливчики – они могли в любую секунду выйти отсюда. Залпом я опустошил стакан и решительно двинулся наверх.
Сидевший у черного входа невольник проводил меня насмешливым и презрительным взглядом. По-видимому, он с наслаждением ожидал вечера, наблюдая за попавшей в капкан жертвой, которая уже слышала за спиной шаги приближающегося охотника. Я вновь постучался в дверь Мулан, но она не ответила мне. Известие, что она буквально несколько минут назад покинула "Летучую рыбу" в неизвестном направлении, не на шутку перепугало меня – китаянка могла вернуться и к следующему утру, события с Дженни показали, что это вполне возможно. Как тигр в клетке, я метался по всем углам своей комнаты, нигде не находя покоя, и выкурил несчетное количество трубок, дым от которых висел в моей комнате плотной пеленой. Время давно перевалило за два часа дня, и не за горами уже был вечер, а значит, скоро сюда пребудет вся гнусная пятерка. Я вздрагивал от каждого звука на лестнице или в коридоре, бесконечно подходил к окну и через каждые десять минут безрезультатно стучал в дверь Мулан. Не выдержав, я наконец спустился вниз, в зал. Галлахер, как обычно, стоял за стойкой и беседовал с каким-то одноглазым громилой, заросшим огромной черной бородой.
– Роджер, – сказал я. – Куда она уехала? Ты не знаешь?
– Я что, следить за ней нанимался, – ответил тот, даже не повернувшись ко мне.
Одноглазый с нескрываемой враждебностью уставился на меня – посторонний, вмешавшийся в их разговор, явно вызвал у него раздражение.
– Роджер, – повторил я. – Ты же помнишь нашу договоренность относительно твоей доли…
– То, что касается облегчения твоей задачи в этих стенах, это да, – ответил Галлахер. – А остальное – твои трудности, дорогуша…
После этого он, совершенно потеряв интерес к моей персоне, вновь продолжил свой разговор с кривым. В этот момент в двери впорхнула Мулан, и лицо ее сияло от счастья. Я кинулся к ней и, схватив ее за талию, закружил в воздухе, отметив, насколько легким и невесомым было ее тонкое тело. Только сейчас я заметил, что вместо прежнего нелепого повседневного одеяния она было облачена в простенькое, но довольно элегантное европейское платье и изящные туфельки.
– Я отправила письмо дедушке Мо, – сказала китаянка. – Воображаю, как он будет счастлив! Он так мечтал об этом! Он помолодеет лет на восемьдесят!
Раскрасневшаяся от восторга Мулан впервые весело рассмеялась во весь голос, как девочка прыгая на месте и хлопая в ладоши. Галлахер и одноглазый мгновенно прекратили разговор, уставившись на это зрелище – в первый раз все видели Мулан в таком расположении духа.
Эта старый лис моментально понял, куда дует ветер, и незамедлительно взялся играть опять на моей стороне, безусловно сулившей ему гораздо больший доход. С тошнотворной улыбкой он вывалился из-за стойки и заколыхался к нам. Одноглазый тоже мгновенно расцвел в щербатой улыбке, будто нашел соверен.
– Прошу вас, – сказал Роджер, чуть ли не с поклоном указывая нам обеими руками на стол. – Садитесь, дорогие мои, вижу, вы проголодались зверски. Поздравляю, девочка моя! Виктор Стоун – прекрасный молодой человек и, между прочим, из дворянского рода. Как, он еще не говорил об этом?! Да, скромность его очень велика, – увы, застенчивость его главный недостаток. Что до тебя… Ах, мне бы скинуть пару десятков лет, и тогда бы, уж поверь, детка, я не ходил бы мимо просто так…
Мулан совсем было засмущалась, но Галлахер быстро успокоил ее, пропев столько вранья, что вогнал в краску бы самого Люцифера.
– Счет пришлю попозже, солнышко! – мимолетом прошептал он мне и исчез на кухне.
"Скотина", – подумал я и переключился на Мулан, внимательно слушая ее трескотню. Через две минуты стол был полон всяческой вегетарианской снеди (кому, как не Галлахеру, были хорошо известны кулинарные предпочтения своей танцовщицы). Во всяком случае я встал из-за стола практически голодным, несмотря на то что слопал не меньше пуда всякой овощной дряни, и, приобняв Мулан за талию, двинулся наверх. Полуобернувшись, я увидел, как Галлахер, стоя внизу, послал мне воздушный поцелуй, отчего я почувствовал, как все из меня полезло обратно. Я пожелал ему, чтобы он, споткнувшись, хорошенько пересчитал ступени на лестнице, когда стремглав кинется за нами вслед.
Мы с Мулан оказались вдвоем в ее комнате и сели на кровать. Поведение ее резко изменилось, и последняя перегородка между нами рухнула – несколько минут она сидела, держа мои руки, и с сияющими от счастья глазами смотрела на меня, не отрывая глаз. Потом вдруг резко встала и произнесла: – Ричард. Сейчас ты увидишь один танец, который я никогда еще не танцевала, потому что этот предназначен только для моего мужчины!
Плавно она поднялась с места и, скинув свои маленькие туфли, встала на носки, после чего быстро заскользила к середине комнаты. Платье бесшумно упало к ее ногам, открыв ее тонкую, словно точеную фигурку. Она начала плавные движения без всякой музыки, но та была и не нужна ей. Затаив дыхание, завороженный неведомым танцем, я, забыв обо всем на свете, смотрел за ней. Еще несколько плавных движений – и она освободилась от нижнего белья, и уже ничто больше не скрывало ее тонкой фигурки с маленькими, но очень изящными формами. Совершенно обнаженная, она продолжала плавно изгибаться в разных замысловатых фигурах, сжигая меня страстью, испепеляя желанием.
С тех пор я много раз думал, как неопытная девочка, никогда раньше не знавшая мужчины, могла заставить меня, знатока многих женских искушений, так всецело подчиниться ей. Тогда я почувствовал, что уже не принадлежу сам себе, и она обрела безграничную власть надо мной. Теперь уже она была моей хозяйкой, она повелевала мне, а я, словно околдованный, не в силах был противиться ей: прикажи она сейчас мне перерезать самому себе горло – и я, не задумываясь, сделал бы это. Поняв, что без ее приказа я не могу даже пошевелиться, я почувствовал настоящий ужас, глядя, как она двинулась ко мне. И не я, а она овладела мною…
Мы лежали рядом на кровати, и сердце мое металось как сумасшедшее. Потихоньку чары, сковавшие меня, рассеивались подобно туману, и вскоре я окончательно пришел в себя. Возле меня лежала опять та же маленькая китайская танцовщица, только уже без одежды, и, обнимая меня, она счастливо прижалась лицом ко мне.
– Это было почти не больно, – прошептала она мне, зарываясь лицом в мои волосы.
– Теперь ты женщина, – ответил я ей, и она, улыбнувшись, поцеловала меня в шею.
В тот же момент краем глаза я увидел, как закрылось потайное окошко, и с каким-то наслаждением вновь обхватил Мулан. Пари было выиграно – я почувствовал, как неимоверная усталость навалилась на меня, и сладко задремал не разжимая объятий…
От страшного грохота, раздавшегося в коридоре, я вздрогнул и приподнялся. Чутко спавшая Мулан также проснулась и испуганно посмотрела на дверь своей комнаты.
– Сэр Стоун! – донесся до меня рык Галлахера, барабанившего кулаком ко мне в дверь. – Вам письмо из Бристоля! Посыльный ожидает внизу! Виктор… Тьфу, дьявол…
Он стукнул еще пару раз и, естественно, не дождавшись ответа, глухо бормоча ругательства, потопал к лестнице. Я усмехнулся – это был условный сигнал, означавший, что внизу меня уже ожидал заслуженный лавровый венок.
– Бристоль, – сказал я Мулан. – Если это то, что я думаю, то значит, все просто отлично…
На ходу сочиняя историю, поведал я ей про давний пожар в Бристоле, уничтоживший склад с моим застрахованным имуществом. Которое, правда, было вовремя застраховано, но из-за тамошней бюрократии ответ о решении по страховому возмещению убытков задерживался на неопределенное время.
– Неужели они наконец-то разродились?! – завершил я свой рассказ. – Если они приняли решение в мою пользу, то нас с тобой ожидают прекрасные времена!
Китаянка улыбнулась и, приподнявшись, обняла меня за шею, прильнув лицом к моим волосам.
Я поцеловал ее и, уложив обратно, тихонько произнес:
– Жди меня, я ненадолго…
Мулан уткнулась лицом в подушку, а я встал и, быстро одевшись, неслышно выскользнул за дверь…
Как во сне я спустился вниз, не чувствуя от своей победы никакой радости – наоборот, какое-то неимоверное отвращение ко всему этому целиком наполнило меня.
Галлахер и вся честная компания молча сидели внизу. При виде меня Роджер, не говоря ни слова, показал мне на скамейку рядом с ним – по-видимому, танец Мулан, который они наблюдали из окошка, до сих пор действовал на них. Я вытащил бумагу и положил перед ними.
– Придется ехать в банк, – сказал Стентон. – Я такие деньги с собой не таскаю…
ОКТАВИУС. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В трущобах
Распахнув дверцу, я вылез из экипажа и, подойдя к чугунной калитке Блейкли-холла, постучал по ней серебряной рукояткой своей трости.
– Представьтесь, пожалуйста, сэр, – с четкой вежливостью спросил привратник с той стороны.
– Сэр Ричард О’Нилл, – ответил я, стукнув тростью о гранитные плиты тротуара.
– Извините, но сэр Рональд Блейк сегодня никого не принимает. – Привратник внимательно посмотрел на меня из-под своего пенсне.
– Сэр Рональд Блейк ждет меня в этот день и в этот час. Так что доложите поскорее о моем прибытии, милейший, – ответил я. – А то я не люблю опаздывать сам и держать в ожидании других – это дурной тон!
– Одну минуту, сэр, – склонил голову привратник и исчез.
Минут через пять он снова появился у ворот и, открыв калитку, с поклоном пропустил меня внутрь.
– Извините, сэр, – сказал он. – Но таковы порядки, по-другому нельзя, сэр. Прошу вас, сэр Рональд Блейк ожидает вас.
Я зашагал прямо, будто проглотив спицу, с плотно сжатыми губами, дабы сдержать победоносную улыбку. Я хорошо помнил прошлый прием в этом месте, и теперь вновь явился сюда на матч-реванш. Меня встретил давнишний Даниэль в неизменном красном кафтане и парике. Театральным движением я снял белые перчатки, шляпу и плащ и вручил ему – тот с поклоном принял мои вещи. Я подошел к огромному зеркалу и с удовлетворением осмотрел себя с головы до ног: новый, с иголочки, синий приталенный жюстокор, серый жилет, черный шелковый галстук.
Со вздохом я поправил воротник, томно посмотрев на лестницу, – несомненно, в сей ранний час Элизабет еще мирно спала. Ну ничего – сегодня ей был приготовлен хороший сюрприз. Само ожидание сладостного момента встречи пьяняще ласкало меня, так что я не спешил торопить его, с расстановкой наслаждаясь триумфом.
– Сэр Ричард О’Нилл! – важно произнес Даниэль, распахивая передо мной тяжелые створки дверей хозяйского кабинета.
– А, сэр Ричард! – Рональд Блейк приподнялся с кресла, держа в руках фарфоровую трубку с длинным чубуком. – День в день, час в час! Похвально, молодой человек! Вы умеете соблюдать старые традиции! Садитесь!
С этими словами он с некоторой усмешкой молниеносно оглядел мой внешний вид и показал на кресло возле камина. Я, продолжая держать прямую осанку, важно опустился в его мягкие объятья. Даниэль бесшумно поставил перед нами поднос с чашками кофе.
– Благодарю, – церемонно сказал я и, взяв чашку, с удовольствием пригубил ароматный напиток. – Итак, сэр Рональд, вот мы и встретились снова.
– Я слушаю вас, – Рональд затянулся и выпустил клуб душистого дыма.
– Предлагаю для начала сыграть. – Я хитро уставился ему прямо в глаза. В ответ он прищурился и едва заметно усмехнулся:
– Вист, покер, преферанс? Что пожелаете!
– Предлагаю партию в шахматы, – ответил я. – Вы играете в шахматы?
– Не профессионал, но люблю эту игру, – сказал Рональд. – Значит, партию желаете?
– Партию, – ответил я, – так точно!
Тотчас же перед нами возникла прекрасная доска, обрамленная красным деревом, с выточенными из кости изящными фигурами.
– Черные, белые? – спросил Рональд.
– Черные, – ответил я. – Мой цвет.
– Как ваш отец? – спросил Рональд, делая первый ход.
– Я был некоторое время за пределами Ливерпуля, – ответил я, делая свой. – Поэтому мы уже две недели как не встречались. Сразу по приезде – к вам. Но, судя по всему, его положение существенно поправилось за последнее время.
– Приятно слышать, – ответил Рональд, – что у старого знакомого все налаживается.
Некоторое время мы играли молча.
– А как здоровье несравненной мисс Элизабет Блейк? – поинтересовался я в свою очередь.
– Очень соскучилась, – ответил ее отец. – И рада будет видеть вас. Так что все в ваших руках…
С этими словами он сделал ход епископом. Замысел его угадать было нетрудно: он явно намеревался убрать самые сильные фигуры противника – королеву и обе ладьи.
– Так! – я передвинул коня, и он моментально стал добычей ладьи Рональда.
Рональд засмеялся, показав мелкие, но ровные зубы.
Я сделал новый ход и потерял королеву.
Рональд передвинул епископа на клетку вперед. Нет, в шахматах он явно был слабее меня – и со всего размаха угодил в расставленную мной сеть… Про себя я сказал спасибо матушке, с которой мы еще совсем недавно проводили настоящие баталии за доской.
– Мат! – объявил я. – Вам мат, сэр Рональд…
Рональд от неожиданности даже поперхнулся дымом. Оторопело он уставился на доску – и только тут сообразил, какую ловушку я ему устроил.
– Да! – сказал он, явно раздосадованный. – Мат, черт возьми! Поздравляю!
Вместо ответа я вытащил некую бумагу и протянул ему.
– Что это? – тревожно спросил он, почувствовав подвох.
– Выписка с моего банковского счета, – без улыбки ответил я, и, одно за другим показывая расположение трех своих фигур на доске, зажавших белого короля, медленно промолвил:
– Ваше слово, сэр. Срок.
С минуту Рональд пристально изучал документ, а потом громко произнес:
– Даниэль, кажется, мне сейчас поставили мат! Шампанского! Поздравляю, сэр Ричард – так меня еще никто не обыгрывал. Ваш отец по праву может гордиться вами…
Он протянул мне руку и впервые за все время нашего знакомства от души пожал ее.
В этот миг двери кабинета распахнулись и в помещение вбежала сияющая Элизабет в легком, воздушно-голубом платье. Только присутствие строгого отца не позволило ей сразу же броситься ко мне на шею.
– Ричард! – воскликнула она. – Ты приехал!
– Да, – ответил я. – И приехал за тобой!
– Неужели папа дал согласие?! – вне себя от счастья воскликнула она.
– А что мне еще осталось делать? – ответил Рональд, протягивая один бокал мне, а другой Элизабет. – Когда явился такой рыцарь в сияющих доспехах… Дракон повержен!
Рука об руку с Элизабет мы поспешили в ее комнату, обставленную в викторианском стиле.
– Я так истосковалась по тебе, – воскликнула она, повиснув на моей шее и осыпав все лицо поцелуями. – Где ты был столько времени? Почему не писал?
– Потому что теперь мы с тобой вместе навеки, – ответил я, обхватив ее тонкую фигурку в жестком корсете. – И теперь я уже больше никуда не уйду! А сейчас я должен съездить к моим родителям, которых я оставил в час крайней нужды и лишений. Ты поедешь со мной?
– Конечно! – воскликнула Элизабет. – Теперь я тебя уже никуда не отпущу одного!
Мы быстро сбежали вниз – и натолкнулись там на Рональда Блейка, стоявшего уже в полном дорожном одеянии. Вытянувшийся рядом Даниэль держал его трость и шляпу.
– Позвольте, – повелительным тоном сказал Рональд, – но и я хочу поздравить Джорджа О’Нилла с тем, что он воспитал такого достойнейшего сына! Тем более что мы с ним давние друзья, хотя и виделись в последний раз очень давно!
Непонятно было, то ли в самом деле в этом старом сухаре проснулись какие-то остатки совести, то ли конфуз от поражения был настолько велик, но желание его ехать с нами было совершенно искренним, и можно было с уверенностью сказать, что он просто пылает им.