Глава 7
Вскоре "Орел" был уже неподалеку от Нью–Провиденс; увидев город, Мэри сразу же поняла, почему пираты избрали именно его в качестве центра, когда их вынудили отказаться от Тортуги. Для пиратского центра в первую очередь была необходима хорошая гавань, и здесь она, несомненно, была - лучшая из всех, какие Мэри когда–либо доводилось видеть; в этой гавани, по ее подсчетам, могло уместиться до четырехсот кораблей. Еще важней было то, что перед входом в гавань располагалась небольшая отмель, которую можно было миновать только через два маленьких прохода. В них было так мелко, что большое судно могло пройти в них только во время прилива, а после этого пираты могли преградить выход с помощью искусно сделанных плавучих заграждений. Бросив якорь в этой гавани, пираты могли уже не бояться никакой погони и обороняться с меньшими усилиями и достаточно большой эффективностью.
Сейчас в гавани стояло очень много кораблей, начиная от фрегатов, шхун и челноков и заканчивая бригантинами, пинассами и сноу, но у всех на реях развивался один и тот же флаг - Веселый Роджер, вид которого варьировался в зависимости от воображения и способностей хозяев кораблей. Мэри было приятно разглядывать их, и, пока "Орел" входил в гавань, она провела несколько минут в приятном созерцании, выбирая себе корабль, который она хотела бы взять под свое командование.
Капитан Вейн выбрал стратегически удобное место для стоянки около мелководной бухты, и, как только "Орел" бросил якорь, все корабли в Нью–Провиденс приветствовали вновь прибывшего салютом из пушек и мушкетов. Капитан принял это приветствие без улыбки или каких–либо иных признаков удовольствия, и когда последнее эхо выстрелов замерло вдали, он собрал всю команду на палубе и обратился к ней со следующей речью:
- Ребята, наши друзья здесь веселятся, но мы должны позаботиться о деле. Чарли Вейн намерен поберечь свой кошелек, пока подобные Хорниголду тратят свой порох на салюты. Новый губернатор, очевидно, еще не прибыл на этот остров, но, едва он появится, я собираюсь отчалить. Поэтому я и выбрал именно это место для стоянки и поэтому я хочу, чтобы все вы ночевали на борту "Орла". Насколько мне известно, немногие из нас хотят принять от Георга помилование, но будет справедливо, если вы, прежде чем отказываться от него, получше все разузнаете. Я уверен, что вы все равно будете против этой идеи, поэтому будьте наготове и не слишком–то напивайтесь на берегу. Я по большей части буду оставаться на борту, и, когда придет время поднимать якорь, дам вам знать. И, клянусь, если вы послушаетесь совета старого боевого скакуна, то будете гулять только по двое, по трое со своими приятелями и не будете выходить в одиночестве.
Мэри присоединилась к группе, которую возглавил Джек Рэкхэм, и довольно быстро убедилась в том, что предостережения капитана были весьма обоснованны. В Нью–Провиденс была одна центральная улица, со всех сторон окруженная грязными двориками с полуразрушенными лачугами, размещенными, по всей видимости, безо всякого плана. Спускаясь вниз по главной улице, они были оглушены хриплыми звуками: дикими пьяными песнями, визжанием скрипок, заунывным пением индейцев, упрямым топотом качающихся от выпивки пиратов, пытавшихся танцевать, торжествующими криками игроков и глупым пронзительным смехом распутных женщин и шлюх. Мэри не слышала ничего подобного в самых худших борделях Ковент–Гардена и Тайберна.
Вонючая дорога была заполнена народом, тропическое солнце беспощадно жгло Мэри - пот заливал ей глаза. Стараясь выглядеть как можно более решительно, сжимая рукояти своих шпаг и проклиная все вокруг, товарищи Мэри пробирались через толпу людей всех национальностей - белых, черных и краснокожих. Мэри видела голландцев, малайцев, шведов, французов, негров, португальцев, англичан из всех английских колоний (слух щекотал неприятный валлийский акцент и кокни), испанцев, индейцев и американцев. Рядом с мужчинами крутились полуобнаженные женщины с трясущимися грудями, каждое слово и движение которых дышало распутством; женщины, которых привела с Востока и Запада жажда легкой наживы, о которой не могли мечтать даже любовницы короля. Беднейшие из них носили жемчуг, бриллианты и даже браслеты из чистого золота на руках и на ногах. Большинство из них было с непокрытыми головами, несмотря на беспощадно палящее солнце, мужчины же носили шляпы с широкими полями, украшенные огромными перьями, и короткие бархатные плащи, сорванные со спин испанцев и французов. Некоторые семенили вокруг в ботинках на высоких каблуках с элегантными рапирами в ножнах^ но большая часть пиратов, отличаясь равнодушием к роскошной суете изысканных богатств, оставались при своем обычном оружии: коротких абордажных саблях и пистолетах с ничем не украшенными стволами и рукоятями.
Нет ничего удивительного в том, что группа пиратов с "Орла", к которой примкнула Мэри, вскоре оказалась со всех сторон окружена толпой - весть о помиловании, предоставлявшемся всем пиратам, распространилась по всему побережью Америки, как и сами пираты; многие из них приплыли на Нью–Провиденс заранее, за несколько недель, стремясь соблюсти приличия и встретить нового губернатора. Все они привезли с собой свои богатства в виде сундуков с деньгами, драгоценных камней, слитков золота в трюмах, столового серебра, кошенили, шелков и пряностей. Здесь под деревьями продавали с аукциона награбленные сокровища, а в пивных драгоценные камни, стоимостью в несколько тысяч фунтов, выменивались пьяными моряками на бутылку рома или десять минут, проведенных с женщиной. Но Мэри не интересовала эта щедрость, скорее, она раздражала ее: ее занимали не столько выгоды пиратского дела, сколько пиратство само по себе.
В давке группа с "Орла" разделилась, и вскоре Мэри обнаружила, что ее единственным попутчиком остался Джек Рэкхэм. Он взял ее под руку и повел в пивную, которая выглядела опрятней остальных и называлась "Три лилии", сказав, что это лучшее заведение на всем Провиденсе и что в ней собираются все известные капитаны. Некоторых из них он указал Мэри: Огера, обладавшего рыжей бородой и громовым голосом; Каннингэма с густыми волосами, голубыми глазами и вкрадчивыми манерами; Хауэлла Дэвиса, смуглого пирата с умными глазами и строгим лицом; Хорниголда, толстого и напыщенного, как городской голова; Денниса Мак–Карти, профессионального боксера с разбитым носом и сильным ирландским акцентом. Говорили, что он питал склонность к грубым развлечениям и шуткам.
Они беседовали в основном о королевском помиловании и выгодах, которые они смогут получить за то, что добровольно сдадутся новому губернатору. Хорниголду и другим известным капитанам казалось несправедливым, что капитаны получат не больше, чем простые матросы, но большинство в таверне были вообще против принятия помилования, считая, что это всего лишь ловкий трюк, чтобы заманить их в ловушку.
Мэри радовалась, видя, что многие придерживаются этого мнения и не собираются возвращаться на путь добропорядочности. Слишком обидно было бы добраться до Багам как раз в то время, когда пиратство здесь подходит к концу, - тем более что эти пираты, и капитаны, и простые матросы, оказались как раз тем материалом, на что она рассчитывала. Тщеславные, шумные, хвастливые, словно дети не способные противостоять своим малейшим желаниям, жестокие не столько из–за какого–то садизма, сколько из–за бездумности и желания приложить куда–то свои силы, лишенные малейшей крупицы утонченности - для Мэри они были сорвавшимися с цепи самцами. Она знала, что с легкостью может обвести любого из них вокруг пальца, не уступая им в физической силе и при этом обладая серьезным преимуществом - женским воображением. Даже самые дерзкие, вроде Хауэлла Дэвиса, видели не дальше своего носа, не способны был проникнуть в истинный смысл вещей и не умели строить планов на будущее. В тот день, прислушиваясь к их разговорам и осматриваясь вокруг, Мэри чувствовала, как ее сила возрастает, и испытывала нетерпение от того, что ей до сих пор не выпала возможность ее использовать.
Джек Рэкхэм отличался от остальных более тонким складом ума, и Мэри он пришелся по душе. По приказу капитана Вейна все члены команды ночевали на борту, а Ситцевый Джек и Мэри большую часть времени проводили вместе в пивных, кроме тех моментов, когда Рэкхэм уходил к женщинам. Он никак не мог взять в толк, почему Мэри совсем не интересуют девочки, но, несмотря на это, ценил ее за способности по части выпивки и силу кулаков. Он рассказал Мэри, что был младшим сыном сквайра из Девона, и родители с самого его рождения решили, что его дальнейшая судьба будет связана с церковью. Но, не в силах смириться с подобной участью, он в возрасте пятнадцати лет сбежал в море. Вскоре после этого он стал пиратом, в чем никогда не раскаивался, потому что, по его словам, даже в самые тяжелые времена, стоило ему представить себя сельским священником, посещающим чайные рауты, как он сразу приходил в свое обычное, бодрое расположение духа. К тому же он так привык к палящему солнцу Карибов, что не смог бы переносить холодный английский климат больше нескольких недель. Жизнь офицера на пиратском судне давала ему все, в чем он нуждался: постоянное движение, солнце, свободу, выпивку в изобилии и постоянный флирт со смертью и женщинами. Что ни говори, но со своим красивым лицом и непринужденными манерами Ситцевый Джек был самым что ни на есть дамским угодником. Где бы он ни появлялся, ни одна женщина не могла отвести от него глаз, и Рэкхэм принимал их льстивые комплименты как нечто само собой разумеющееся. Он редко распространялся о своих любовных победах, это была характерная для него утонченная форма тщеславия, однако Мэри слышала, что женщины были у него в каждом порту, в котором он когда–либо останавливался, а на Кубе он имел чуть ли не целый гарем.
Мэри в душе улыбалась, слушая эти россказни, представляя себе, как резко переменились бы их отношения, узнай Джек, что она женщина. Что касалось ее самой, то, хотя она и понимала, чем Рэкхэм привлекал женщин, его красота и врожденная элегантность никогда особенно не вводили ее в искушение. Никогда не думала она о нем как о своем возможном любовнике: красавец Рэкхэм привлекал ее не более любого другого мужчины, но ей хотелось проверить на нем свои силы и способности. Несмотря на свою изящную фигуру, Рэкхэм, как вскоре выяснила Мэри, был очень силен и почти не уступал ей в ловкости. Они нередко соревновались в фехтовании на шпагах и саблях во дворах разных пивных, окруженные возбужденными моряками, заключавшими пари на деньги и выпивку. Силы их были почти равны, хотя, возможно, Джек фехтовал чуть лучше - он без труда парировал все хитрые приемы, которые пыталась применить Мэри. Что же до находчивости, то здесь они, несомненно, выступали на равных; но Мэри, точно знавшая, чего она хочет добиться, всегда твердо пробивалась к цели, тогда как Ситцевый Джек подвергал сомнению все вокруг, признавая лишь опасную бесшабашную жизнь, - поэтому даже из игр Мэри обычно выходила победителем.
Но однажды, к неописуемому раздражению капитана Вейна, Ситцевый Джек бесследно исчез. Его не было два дня подряд, и капитан уже начал задумываться о том, чтобы лишить его места квартирмейстера, но на третий день Джек столь же неожиданно появился в "Трех лилиях" и подошел к столу Мэри.
- Ого! Клянусь, я счастлив снова видеть тебя, Джек! - сказала Мэри, наполняя кружку ромом. - Во имя дьявола, где ты пропадал?
Вместо ответа Рэкхэм схватил со стола кружку и опрокинул содержимое себе в рот, как будто не пил уже неделю. Мэри увидела, что он выглядит совсем не так, как обычно: волосы были растрепаны, щеки небриты, куртка измята, а красивые ситцевые бриджи заляпаны грязью.
- У тебя вид заправского повесы, Джек! - заметила она.
Рэкхэм молча отломил большой ломоть хлеба и запихнул в рот.
- Должен признаться, совсем не было времени на еду, - произнес он наконец, дожевывая хлеб. - Приятель, я встретил такую женщину, какой ты никогда в жизни не видел, даже во сне!
- Только–то и всего? - разочаровано спросила Мэри.
- Только и всего! - вскричал Рэкхэм. - Как ты думаешь, обыкновенной женщине под силу довести меня до такого состояния? Я что, зеленый мальчишка, чтобы бегать за каждой недотрогой? Говорят тебе, я никогда в жизни не видел и даже не представлял себе ничего подобного. Второго такого тела не существует.
- Э–э, Джек, да ты такой же, как все! - сказала Мэри. - Клянусь, я так и вижу тебя вместе с женой и детьми, лоснящегося и довольного жизнью.
- Ради нее я пошел бы и на это, - ответил Рэкхэм, - да только с такой женщиной в этом нет нужды. Она привыкла к морю и готова разделить со мной жизнь, которую я веду. Да она настоящая забияка со шпагой! Я не говорю, что она могла бы помериться силами с тобой или со мной - на это не способна ни одна женщина, но постоять за себя она точно может!
Безо всяких видимых причин Мэри почувствовала укол ревности, услышав о другой женщине, собиравшейся стать пиратом, и Джек заметил, что она начала слушать его внимательней, когда речь зашла о женщине, которая могла стать ее соперницей.
- Ага, вижу, что ты навострил уши, - сказал он. - И правильно, Энн Бонни заслуживает интереса настоящего мужчины. Она замужем за каким–то кляузником, работающим на нового губернатора. Все дьяволы
- преисподней, я просто дрожу от ярости, как подумаю, что такая женщина должна расходовать свою жизнь на такого мелкого червя! Она ирландка по происхождению, небольшого роста, рыжая, скуластая, с карими глазами и сильная, как дикая козочка. Ее отец уехал из Ирландии, чтобы обосноваться в Америке, но он просто старая свинья, и она вышла замуж за Бонни, только чтобы отделаться от него.
- Если она не водит тебя вокруг пальца, бедняга! - заметила Мэри.
- Да никаких других причин просто быть не может, дружище. Если бы ты видел Бонни и его жену, ты сам бы это понял. Представь себе Нелл Гвин замужем за банкиром. Я встретил ее на задворках, когда к ней приставала какая–то шайка Огера, и с большим удовольствием продемонстрировал перед такой публикой свои способности в фехтовании.
- Клянусь, звучит романтично, - пробормотала Мэри.
- Она оценила мою шпагу, а потом мы с ней доставили друг другу такое удовольствие, что она согласилась бросить Бонни, как только я вернусь к ней на собственной лохани. Она всегда жаждала приключений.
- Мне не слишком–то по душе эта идея, - улыбаясь в душе, призналась Мэри. - Сам посуди, как может женщина справиться с нашим делом, а простым пассажирам не место на пиратском судне!
- Клянусь честью, ты не знаешь Энн Бонни, а то бы ты поверил, что она способна на все!
В этот миг один из матросов с "Орла" появился в дверях таверны и направился прямо к их столу.
- Капитан Вейн велел передать вам, что неподалеку был замечен военный корабль нового губернатора, - сказал он, - и поэтому капитан приказывает всей команде собраться на борту - мы готовимся сниматься с якоря. Те, кого мы не сможем разыскать в течение десяти минут, останутся - сами виноваты. То же самое относится ко всем тем, кто решил принять помилование от короля.
- Так сказал капитан Вейн? - переспросил Ситцевый Джек.
- Да, капитан Вейн, хозяин и повелитель проклятого влюбленного мальчишки, - нетерпеливо ответила Мэри. - Возьми себя в руки, Джек!
Но Рэкхэм по–прежнему не проявлял никакого интереса ни к капитану Вейну, ни к его команде, и Мэри пришлось одной обходить одну за другой пивные, обливая некоторых из своих товарищей холодной водой и бесцеремонно вытаскивая других из женских объятий. Собрав большую часть команды, она выстроила всех перед "Тремя лилиями" и пошла за Ситцевым Джеком. Рэкхэм упрямо напивался в полном одиночестве, но Мэри, заплатив за него, крепко схватила его под локоть, велев одному из товарищей взять его за другую руку. Таким образом они дошли до гавани и, рассевшись в лодки, переправились на корабль, где их в нетерпении дожидался капитан Вейн. Он сразу же приказал поднимать якорь, но было слишком поздно: у входа в гавань появились два военных корабля. Капитан Вейн выругался и поблагодарил звезды за то, что выбрал столь удачное место для стоянки.
Как только корабли губернатора прошли бухту, все суда в гавани Нью–Провиденс начали палить из всех орудий в знак приветствия, а пираты дико завопили, стреляя из мушкетов в воздух.
- Давайте–ка поддержим их, - приказал капитан Вейн своему канониру, и "Орел" произвел запоздалый залп из всех орудий.
Сумятица продолжалась, пока правительственный корабль приближался к причальному пирсу, и Вейн приказал готовиться выстрелить по небольшому шлюпу, чтобы отвлечь на это происшествие всеобщее внимание и беспрепятственно выскользнуть из гавани. Наконец, когда сэр Вудс Роджерс уже готовился ступить на Провиденс, капитан Вейн поднял якорь своего корабля, в то же мгновение приказав стрелять.
Несколько голов обернулись на "Орла", но его отплытие в целом осталось незамеченным среди всеоб
щей сутолоки и шума. Мэри с облегчением выдохнула, увидев, как наполняются ветром паруса над ее головой, как будто не меньше, чем она сама, желая оказаться подальше от острова. Радуясь, что ей не пришлось принимать участия в этом фарсе, Мэри разглядывала процессию на берегу.
Она видела, как сэр Вудс Роджерс, одетый в щегольской алый камзол с позолоченными кружевами, вышел из своей гички на берег и поприветствовал капитанов, собравшихся, чтобы встретить его. Все пираты выстроились в линию по каждую сторону от него, и он гордо прошел между ними к Рыночной площади. Пираты не останавливаясь палили из мушкетов, как будто пытаясь убедить его в своей радости от предстоящих перемен. Мэри поразил контраст между дикими пиратами в ярких кушаках и бесстрастными солдатами в красных униформах, и она не могла не восхищаться Вудсом Роджерсом, гордо шагавшим между этими головорезами, как будто он прогуливался по Сент–Джеймс–парку. Но лицемерие и тупость пиратов, столь рьяно выказывающих свое смирение, раздражали ее. Создавалось впечатление, как будто все эти люди, несмотря на внешнюю видимость, были примерными гражданами, готовыми ежедневно посещать вечернюю службу.
- Ты только посмотри на них! Морские волки! - обратилась она к Джеку Рэкхэму, стоящему у борта рядом с ней. - Меня просто тошнит от них!
- Не многие из них долго останутся пай–мальчиками, и Вудс Роджерс наверняка это знает, - ответил Рэкхэм, уже вполне очнувшийся от своего возбуждения. - Какое–то время до получения нового титула и губернаторства он и сам был пиратом.
- Чума меня побери, давай покажем им, на что мы способны! - вскричала Мэри. - Пустим у них над головой несколько ядер!
- Неплохая мысль! - поддержал ее Рэкхэм.
Он поговорил с капитаном Вейном, и, по приказу последнего, канонир направил пушки на берег. Убедившись в том, что погоня уже не грозит "Орлу", капитан Вейн отдал приказ стрелять, и несколько ядер просвистело над головами столпившихся на берегу. Роджерс, слушавший в этот момент речь капитана Бена Звонкого Червонца, не обратил на выстрел никакого внимания, коротким жестом показав остальным, что оснований для тревоги нет, и они могут продолжать церемонию.
- Напыщенный Хорниголд, кажется, порядком перепугался! - заметил Рэкхэм.
- А Роджерс, похоже, смелый человек, - сказала Мэри.
- В этом нет никаких сомнений, - ответил Рэкхэм. - У него репутация отличного капитана. Жаль, что он оказался на вражеской стороне.