III в. до н. э. Два могучих государства - республиканский Рим и Карфаген - вступили в смертельную схватку. Но победы на суше не являются решающими. Лишь тот, кто властвует на Средиземном море, победит в этой войне.
Флот карфагенян силен, их флотоводцы опытны. Рим же обладает лишь небольшими кораблями, способными плавать в прибрежных водах. Республике нужно срочно построить военные суда и обучить моряков.
За плечами римлянина центуриона Септимия двенадцать лет воинской службы, он закален дисциплиной и битвами. Капитан Аттик - грек, для римлян человек второго сорта, опыт морехода получил в сражениях с пиратами, наводившими ужас на прибрежные города Республики. Всю свою сознательную жизнь капитан Аттик провел в противоборстве с морем и каждый раз одерживал победу. В морской битве у острова Сицилия Аттику и Септимию удалось взять верх над карфагенянами. И вот теперь по приказу Рима им предстоит подготовить новые боевые корабли и их экипажи к сражениям и доказать, кто же по праву достоин носить титул хозяина морей.
Содержание:
ГЛАВА 1 1
ГЛАВА 2 8
ГЛАВА 3 13
ГЛАВА 4 17
ГЛАВА 5 22
ГЛАВА 6 25
ГЛАВА 7 28
ГЛАВА 8 32
ГЛАВА 9 35
ГЛАВА 10 38
ГЛАВА 11 44
ГЛАВА 12 48
ГЛАВА 13 51
ГЛАВА 14 55
ГЛАВА 15 59
ЭПИЛОГ 65
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА 66
Примечания 67
Джон Стэк
"Корабль Рима"
Моей любимой Эдриенн
ГЛАВА 1
Низкое солнце на мгновение вынырнуло из тумана и осветило одинокую фигуру на баке "Аквилы". Аттик не двинулся с места, но сверкнувший луч света заставил его опустить голову и крепко зажмуриться. Инстинктивно поднеся руку к лицу, он помассировал глаза большим и указательным пальцами, пытаясь прогнать усталость, пропитавшую каждую клеточку тела. Потом медленно поднял голову и посмотрел на зимнее солнце, отметив, что оно поднялось над горизонтом не больше часа назад, и его слабые лучи только начинают рассеивать морской туман, неожиданно накативший накануне вечером. Римскую галеру по-прежнему окутывала густая, почти непроницаемая пелена.
"Аквила", что значит "орел", была триремой, то есть галерой с тремя рядами весел, которыми управляли двести прикованных цепями рабов. Новейшая модель военного корабля с закрытой верхней палубой, которая защищала сидящих внизу гребцов и улучшала мореходные качества судна в непогоду. Галера являла собой грозное оружие, высшее достижение римской морской науки.
Ветер с моря усиливался, швыряя клочки тумана прямо в лицо капитану, и Аттик приоткрыл рот - так обострялось обоняние. Встречный ветер и позиция на носу судна позволяли избавиться от привычной атмосферы: пропитанного солью воздуха, копоти угольных жаровен и смрада, поднимающегося с нижней палубы с рабами. Бриз поможет "Аквиле" остаться незамеченной, не дав приближающемуся судну возможности уловить характерные запахи римской галеры.
В тумане, а чуть раньше в ночной тьме рассчитывать на зрение не приходилось, и Аттик намеревался выследить добычу по звуку - ритмичным ударам барабана, которым подчинялись движения двух рядов весел вражеской биремы. По имеющимся у него сведениям, судно, за которым они охотились, должно пройти у самого берега, через бухту, где пряталась "Аквила", невидимая из пролива. Туман скрывал римскую галеру и после восхода солнца, но был ненадежен, и Аттик понимал, что не может полагаться на него, равно как и на предрассветную тьму.
Клацанье сапожных гвоздей о доски палубы предупредило о приближении легионера, и Аттик повернулся к вынырнувшему из тумана солдату. Это был гастат, молодой воин, недавно поступивший на службу и еще не проверенный в бою. Высокий, широкоплечий с непропорционально развитыми бицепсами от многочасовых упражнений с гладием, коротким мечом римской пехоты. Он был в полном боевом облачении, и, хотя лицо юноши под железным шлемом оставалось бесстрастным, Аттик почувствовал его уверенность в себе.
Легионер остановился в четырех футах от Аттика, вытянулся по стойке "смирно", поднял правую руку и кулаком ударил себя в грудь, приветствуя капитана судна. В тишине утра звук от соприкосновения кулака с доспехами прозвучал неестественно громко. Тишина, необходимая "Аквиле", чтобы остаться незамеченной, была нарушена. Аттик отреагировал, едва легионер успел выпрямиться в полный рост, приготовившись обратиться к командиру.
- Осмелюсь доложить, капитан! - напряженным голосом гаркнул солдат.
Как предписывал устав, он смотрел прямо перед собой, но невольно опустил взгляд, когда капитан с искаженным от ярости лицом неожиданно прыгнул на него. Молодой легионер попытался отклониться, но капитан молниеносным движением зажал ему рот ладонью.
- Тише, сын блудницы, - прошипел Аттик. - Или ты хочешь, чтобы нас всех прикончили?
Глаза легионера расширились от удивления и страха, и он обхватил ладонями талию капитана, пытаясь освободить рот. Откуда-то изнутри поднялась волна паники, когда солдат понял, что рот зажат, словно тисками, - мускулы на руке капитана железные, и высвободиться никак не получится. Аттик немного ослабил хватку, и легионер жадно втянул в себя воздух; страх остался в его глазах, несколько мгновений назад излучавших лишь уверенность. Аттик убрал ладонь, но выражение его лица призывало к молчанию - это было понятно без слов.
- Я… я… - пролепетал легионер.
- Спокойно, солдат, - сказал Аттик. - Дыши.
Он словно впервые увидел, как молод легионер, которому едва исполнилось восемнадцать. Под началом Септимия, командовавшего центурией морской пехоты, было двадцать таких гастатов. Только что из казарм, куда они попали прямо из родительского дома, эти мальчики уже в шестнадцать лет изъявили желание исполнить долг римского гражданина.
- Центурион… - нерешительно начал солдат, - центурион желает поговорить.
- Передай ему, что я не могу покинуть палубу.
Солдат нерешительно кивнул, потом медленно выпрямился.
- Слушаюсь, капитан.
Он вновь вытянулся по стойке "смирно", хотя и не так браво, как прежде. Хотел отсалютовать, но, посмотрев в глаза Аттику, задержал кулак, готовый гулко ударить в грудь.
- Простите капитан… за то…
- Тут нет твой вины, солдат. Иди, доложи центуриону.
Легионер повернулся кругом и удалился, на сей раз ступая гораздо тише. Аттик смотрел ему вслед и мысленно улыбался. С тех пор как десять месяцев назад Септимий ступил на борт "Аквилы", центурион пытался навязать свою волю Аттику. Будучи капитаном, Аттик отвечал за корабль и его экипаж, а Септимий командовал неполной центурией из шестидесяти человек морских пехотинцев, размещенных на борту. В сущности, по рангу они были равны, и в их обязанности входило поддержание равновесия между двумя половинами команды. Аттик вернулся на свой пост на носу триремы. Автоматически оценив ход судна, он с удовлетворением убедился, что четверо гребцов, два по правому борту и два по левому, удерживают трирему посередине фарватера. Потом снова застыл неподвижно, словно скала. Все его чувства обострились до предела. Ветер с моря стих так же внезапно, как и начался, лишив "Аквилу" дополнительного преимущества - теперь удача отвернулась от них и перешла на сторону преследуемой добычи.
* * *
Септимий стоял на кормовой части главной палубы перед своей центурией, возвышаясь над строем легионеров. Вид у него был внушительный: шесть футов и четыре дюйма роста и двести двадцать фунтов веса. Он слегка расставил ноги, удерживая равновесие на покачивающейся палубе. Левая рука на рукояти гладия. Под мышкой правой руки зажат шлем. Спутанные темные волосы обрамляли смуглое италийское лицо, придавая Септимию взъерошенный вид.
Центурион привел солдат в боевую готовность еще до рассвета, больше двух часов назад. Он умел ждать. За двенадцать лет службы в римской пехоте у него выработалось бесконечное терпение профессионального воина. Его карьера началась вскоре после битвы при Беневенте, когда римские легионы наконец обратили в бегство Пирра Эпирского, греческого завоевателя, хотевшего подчинить Рим и распространить свою власть на всю Адриатику. В прежние времена по окончании военной кампании легионы распускались по домам, носила и стремительность вторжения Пирра убедили Рим в необходимости иметь постоянную армию, хорошо обученную, дисциплинированную и всегда готовую к бою. Септимий принадлежал к этому новому поколению профессиональных солдат, закаленных дисциплиной и битвами, ставших опорой для расширяющей свое влияние Республики.
Год назад Септимий принимал участие в битве при Агригенте, первом серьезном столкновении с карфагенянами, или пунийцами, на острове Сицилия. Вместе с остальными принципами, главной ударной силой легиона, он занимал позицию в одной из центральных манипул второй линии боевого порядка, состоявшего из трех линий. Септимий был опционом, помощником центуриона, и после того, как первая линия гастатов дрогнула под ударом карфагенян, помогал сдерживать натиск врага, пока римляне не переломили ход сражения и не прорвали фронт пунийцев. Его действия в тот день привлекли внимание командовавшего легионом Луция Постимия Мегелла, и Септимий получил повышение, став центурионом.
Разумеется, один, подумал он и улыбнулся, увидев вынырнувшего из тумана легионера, который возвращался с бака триремы. Септимий не сомневался, что Аттик откажется идти к нему. До назначения на "Аквилу" центурион не испытывал особого уважения к морякам. Первый раз он вышел в море четыре года назад, когда римское войско из сорока тысяч человек переправлялось на судах через Мессинский пролив на Сицилию, чтобы отразить угрозу со стороны Карфагена, стремившегося захватить остров. Римские легионы впервые покидали материк, но морской путь был единственным способом попасть из военных лагерей в окрестностях Рима на поля сражений Сицилии. По мнению центуриона, моряки ничем не отличались от остальных вспомогательных войск, обслуживавших боевую пехоту, а их суда выглядели неуклюжими и неудобными посудинами.
"Аквила" была другой. Парус и мускульная сила двух сотен рабов обеспечивали невероятную скорость и маневренность судна: оно выглядело словно породистый жеребец по сравнению с вьючными мулами - грузовыми судами, с которыми ему приходилось иметь дело. Аттик оказался под стать "Аквиле". Капитан, для которого палуба корабля была домом, обладал удивительной способностью максимально использовать возможности экипажа и судна. Уважение Септимия к морякам родилось из уважения к Аттику. До назначения Септимия на "Аквилу" галера участвовала в двух экспедициях, и капитан на деле доказал, что не уступит любому центуриону.
Септимий заметил, что легионер мягко ступает по дощатой палубе, а его салют лишен обычной энергичности.
- Ну, солдат, и где же он? - В голосе Септимия сквозила скрытая угроза.
Легионер замялся, а потом ответил:
- Капитан сказал, что не может покинуть бак.
В наступившей тишине солдат ждал неминуемого наказания, готовясь стойко снести его. Заметив выражение его лица, Септимий мысленно улыбнулся.
- Очень хорошо, - кратко ответил центурион. - Возвращайся в строй.
Легионер снова отсалютовал и с облегчением занял свое место среди товарищей.
- Квинт, - бросил Септимий через плечо, - принимай командование. Я навещу капитана.
- Слушаюсь, центурион, - ответил опцион, выдвигаясь вперед и перемещаясь к центру строя.
Септимий направился на бак, наткнувшись по дороге на нескольких членов команды судна. Они трудились с самого рассвета, приводя корабль в боевую готовность, и их привычные действия были до того слаженными, что не требовали ни советов, ни указаний. Центурион медленно приблизился к капитану.
Аттик стоял на самом краю бака, слегка перегнувшись через поручень, словно желая видеть дальше в непроницаемом тумане. Заметив приближение Септимия, он слегка наклонил голову, но не обернулся. Аттик был на три дюйма ниже, на тридцать фунтов легче и на год старше центуриона. Он происходил из греческой семьи, и его отец занимался ловлей рыбы в окрестностях Локри, города-государства в составе Великой Греции на самом кончике итальянского "сапога", который попал под власть Рима лишь в прошлом поколении. Аттик поступил на службу в римский флот в возрасте четырнадцати лет, причем не потому, что был предан идеалам Римской республики - он никогда не видел Рима и почти ничего не знал о демократии, - а по необходимости. Как и все обитатели побережья Ионического моря, его семья жила в постоянном страхе перед пиратами, орудовавшими у берегов Калабрии. Аттик не желал мириться с этим страхом и всю пятнадцатилетнюю карьеру на флоте посвятил охоте на пиратов - охоте, которая, как он надеялся, принесет плоды и в этот день.
- Ты хотел со мной поговорить? - не оборачиваясь, спросил Аттик.
- Да. Благодарю, что поторопился принять мое приглашение, - саркастически ответил Септимий. - Ну и где твои пираты? Мне казалось, они должны были появиться еще час назад.
- Не понимаю, куда они делись. - В голосе Аттика сквозила досада. - По нашим источникам, их бирема через день проходит тут перед самым рассветом.
- А твои "источники" не могли ошибиться?
- Нет. Жизнь этих рыбаков зависит от того, насколько хорошо они знают о перемещении пиратов в здешних водах. Они не ошиблись… но что-то случилось. То судно должно было уже пройти мимо нас.
- Может, ты пропустил его из-за тумана?
- Пиратскую бирему? Сомневаюсь… Будь она даже на расстоянии половины лиги от нас, я бы услышал барабан начальника гребцов. Нет… она не появлялась.
- А если пираты шли под парусом?
- Они не могли идти под парусом так близко к берегу, особенно при переменчивом ветре с моря.
- И что теперь? - вздохнул Септимий.
- Туман редеет. Подождем, пока он рассеется, и покинем бухту. Без дозорного на том мысу, - махнул рукой Аттик в сторону выхода из узкого залива, - мы не узнаем о приближении врага, а нас самих будет хорошо видно. Мы рискуем быть запертыми тут.
Как будто прислушавшись к словам Аттика, в окутывавшем "Аквилу" тумане образовался большой просвет. Септимий уже поворачивался, чтобы покинуть бак, когда его внимание привлек вид, открывшийся по ходу судна. В этом месте побережья Калабрии ширина Мессинского пролива составляла чуть больше трех миль, и вдали, под голубым небом, виднелось восточное побережье Сицилии. Однако вовсе не великолепный пейзаж заставил Септимия замереть.
- Теперь понятно, почему не появились пираты, - пробормотал Аттик.
На середине пролива прямо напротив них, на расстоянии около лиги, медленно двигались три триремы, направляясь на север, к входу в пролив. Это был авангард, разведка: корабли, выстроившиеся клином, неспешно шли на веслах, поскольку при полном безветрии в проливе не могли использовать паруса.
- Милосердные боги, - прошептал Септимий. - Кто это?
- Карфагеняне! Триремы тирской постройки, тяжелее "Аквилы", приспособленные для плавания в открытом море. Похоже, туман скрывал нас достаточно долго.
Объясняя, Аттик смотрел вовсе не на три корабля, а на южную часть пролива. Примерно в двух лигах позади авангарда темнели силуэты приближающихся судов - целый флот во главе с квинквиремой, массивной галерой с тремя рядами весел, как у "Аквилы", но с двумя гребцами на каждом весле верхнего ряда.
Септимий проследил за взглядом Аттика и тоже заметил другие корабли.
- Всемогущий Юпитер, - потрясенно прошептал центурион. - Как ты думаешь, сколько их там?
- Не меньше пятидесяти, - мрачно ответил Аттик.
- И что теперь? - Центурион полагался на человека, который определял их дальнейшие действия.
Ответа Септимий не услышал. Тогда он оторвал взгляд от приближающегося флота и повернулся к Аттику.
- Ну?
Аттик посмотрел центуриону прямо в глаза.
- Теперь мы бежим.