В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых - тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.
Содержание:
МИХАИЛ СВЕТЛОВ - Вступительная статья 1
СТИХОТВОРЕНИЯ 8
ПЕСНИ И СТИХИ ИЗ ПЬЕС 46
ЭПИГРАММЫ - Шаржи И. Игина 49
ПРИМЕЧАНИЯ 49
ИЛЛЮСТРАЦИИ 55
Примечания 55
Михаил Светлов
Стихотворения и поэмы
МИХАИЛ СВЕТЛОВ
Вступительная статья
Любимый герой Светлова - комсомолия, юность. Поэта можно назвать летописцем комсомола, его подвигов - на фронтах гражданской, а затем Отечественной войны, вплоть до штурма целины и космоса. Светлова можно назвать и певцом революционных традиций, которые принимает новая молодежь из рук старших поколений.
Жить (по-человечески!) на земле - значит жить в мире прекрасного. Это ключ к пониманию особенностей поэтического мира Светлова.
Там, где "небо встретилось с землей", на линии горизонта, на грани обычного, повседневного, и возвышенного, а иногда фантастического, - возник этот мир.
Порою кажется, что дар воображения уводит поэта чересчур далеко: на ленинградской улице ему мерещатся усатые тигры… Но тигры на Фонтанке - это не более чем шутливое утверждение безграничности и щедрости воображения, у которого точны цель и адрес:
Богат я! В моей это власти -
Всегда сочинять и творить,
И если не радость и счастье,
То что же мне людям дарить?
Поэзия Светлова - создание не только большого таланта и мастерства. Она - детище любви поэта к героям революции. Силой этой необыкновенной любви они подняты, словно на крыльях. Сказать, что Светлов воплощает идеи и чувства героев революции, - неточно: Светлов рыцарски верен ей. Но кто же в XX веке воспримет рыцарский культ всерьез? Чтобы красота и сила чувства были выражены без потерь, они маскируются - застенчивостью, наивностью, юмором. Поэт говорит вполголоса, любит полутона, оттенки, - в стихах нередко совмещаются радость и грусть, отрицание и понимание, одобрение и сожаление. Это поэзия правды человеческих чувств, неизменно просветленная мыслью о прекрасном.
Михаил Аркадьевич Светлов родился в Екатеринославе (теперь Днепропетровск) 17 июня 1903 года. Отец его был мелким ремесленником. Будущий поэт жил в среде местечкового мещанства, задавленного еврейскими религиозными традициями и предрассудками.
В 1914–1917 годах Светлов учился в начальном (четырехклассном) Екатеринославском училище, одновременно служил "мальчиком" в фотографии и на товарной бирже.
Светлов рано познакомился с классиками русской литературы, зачитывался Лермонтовым, Некрасовым, особенно любил поэзию Пушкина.
Когда в город ворвалась революция, будущему поэту было всего 14 лет. Но в те годы люди взрослели стремительно. В 1917 году Светлов добровольно вступил в Красную Армию, вскоре стал комсомольцем .
Он родился как поэт в дни революции и гражданской войны.
Не сынки у маменек
В помещичьем дому -
Выросли мы в пламени,
В пороховом дыму.
Эти слова популярной комсомольской песни очень точно передают не только типичную биографию юношей тех лет, но и гордость их - быть солдатами армии революционеров.
Революционные чувства накапливались, росли, искали выхода. И когда Светлов заговорил в стихах о том, что пережил, когда понял свой опыт как исторический опыт нового поколения, родившегося в гражданской войне, тогда и родился поэт.
В 1925–1926 годах одно за другим написаны стихотворения "Двое", "Рабфаковке", "Гренада", "В разведке" и многие другие.
Им предшествует полоса исканий.
Светлов начал писать еще в 1919 году, а к 1925 году был автором сборников "Рельсы", "Стихи" и "Корни". Но стихотворения этих лет - еще не тот Светлов, которого мы знаем.
Сначала поэтический разговор об отдельных героях казался ему, вероятно, мелким, - Светлова влекли монументальные формы влиятельного в те дни искусства "Пролеткульта" и "Кузницы". Это искусство воспринималось тогда как выражение чувств всей огромной массы людей, только что совершивших переворот в мировой истории. Монументальные, абстрактные образы: Революция, Коммуна, Город, Завод, Домна - господствовали в стихах. В светловских "Рельсах" - нередки подобные мотивы ("Моим друзьям", "Промышленность", "Песня о городе и о железе"). "Рельсы" - сквозной образ, давший название сборнику, типичен для пролетарской поэзии. Но уже здесь ощутимо будущее светловской музы:
…Сегодня больному паровозу
В депо починили лапу.
Видимо, не удовлетворенный пролеткультовскими принципами, поэт порывается к откровенной сердечной исповеди о том, что он видел сам. Он еще не чувствует, что его биография - это биография поколения, - и стихи приобретают замкнуто личный характер ("Песня отца", "Теплушка").
В ранних стихах уже пробиваются характерные для зрелой поэзии Светлова темы интернационализма и гуманизма. В поэме "Комсомол" два героя - друзья Васька и Джон. "Стихи о ребе" пронизаны чувствами человека, свободного от национальных предрассудков. Настолько прекрасным и прочным кажется Светлову это завоевание, что он ищет неожиданную ситуацию: погромщик и его жертва, которых разделила река крови, случайно встретились уже после Октября. И что же? Нет в душе героев и тени былой вражды… Они - люди! И потому могут стать друзьями (поэма "Хлеб").
В первых произведениях Светлова уже заключено понимание непростоты жизни, столь свойственное поэту впоследствии. Хорошо ли, что революция отдает на слом патриархально-религиозный уклад? Еще бы! Но все-таки жалко такого старого, беспомощного ребе. И эта жалость - не измена революции.
Склонность к сердечному общению с читателем, разочарование в риторической отвлеченности поэтов "Кузницы" направляет внимание Светлова к опыту Есенина ("ночь проходит черною гадалкой…", "новых гуслей звончатый запев…").
Пока можно говорить лишь о подражании, а не о связи Светлова с традицией того или иного поэта.
Глашатаем новых лозунгов выступила группа комсомольских поэтов. Ранее связанные с "Кузницей", поэты эти откололись от нее и организовали группу "Молодая гвардия". Сюда вошли А. Безыменский, А. Жаров, М. Светлов, М. Голодный, Н. Кузнецов и другие.
Убежденно и страстно они утверждали, что именно "живой человек", делающий свое скромное дело, - подлинный предмет искусства. И слова Безыменского:
Довольно неба
И мудрости вещей!
……………………
Давайте землю
И живых людей, -
прозвучали как манифест. В веселой и воинственной нарочитости раздумий поэта о "себестоимости советских товаров" или "о шапке, котиковой, моей", полученной по ордеру Центрального Комитета, о валенках или картофеле - звучала заражающая своей убежденностью интонация первооткрывателей новых горизонтов поэзии.
Но единый курс на героя конкретного дела комсомольские поэты держали по-разному: Безыменский, Жаров - в сторону подробностей революционного быта первой комсомолии, Светлов - к романтике, подымавшей героя над бытом.
Если участие Светлова в группе комсомольских поэтов "Молодая гвардия" не было ни случайным, ни бесплодным, то приход его в "Перевал" (1924) вовсе не принес поэту радости. Его привлекли, видимо, декларации группы, утверждавшей психологизм и эмоциональность искусства в противовес социологическим схемам. Но молодой поэт сразу не сумел разглядеть, что "перевальцы" разъединяли в героях их чувства и разум, отрицали социальное сознание героя, отдавая его на произвол подсознательных, биологических инстинктов. Возможно, именно отталкивание от идей "Перевала" укрепило поэта в его пристрастии к социальному, нравственно здоровому и красивому герою, который вот-вот должен был родиться в его стихах: год выхода из "Перевала" совпал с публикацией первых произведений светловской классики.
В героическом цикле стихотворений (так условно назовем "Гренаду", "Двое", "В разведке", "Рабфаковке") господствует идея революционного братства. Революция подняла к историческому творчеству миллионы людей, дала им пережить острое счастье осознания значительности своей человеческой судьбы.
Обыкновенные парни, они ощутили ни с чем не сравнимую радость общения, соучастия в делах общенародного значения. "Гренада", "Двое", "В разведке" посвящены событиям трагическим - герои отдали жизнь во имя свободы трудового люда. Поэзия слитности сердец, изумленных таким - трагическим и счастливым - уделом, звучит в стихотворениях. "Жуткое счастье" двоих, сраженных одной пулей, навеки соединенных общим подвигом, потрясло третьего.
Конечно, подвиг хлопца из "Гренады" прекрасен сам по себе: он погиб, защищая свободу родины, мечтая "землю в Гренаде крестьянам отдать". Но эта героическая история передана однополчанином хлопца, его единомышленником, - она насыщена восхищением, гордостью и грустью друга. То же - "В разведке". Даже обыденное дело - подготовка зачета ("Рабфаковке") - рождает у второго героя (здесь это - автор) бурю взволнованных чувств; с категоричностью, свойственной романтику, он заявляет о братстве эпох - гражданской войны и новой, мирной…
Герои Светлова живут как бы в двух измерениях: хлопец воюет за свободу Украины, торопится "постичь поскорей грамматику боя - язык батарей", и вместе с тем он во власти "испанской грусти", мечты, - он хочет поделиться своим счастьем с братьями далекого края, который носит такое "красивое имя".
Перед рабфаковкой лежит книга, над ее головой "электрическая лампадка". Но повествование взмывает до патетического звучания, и она - рабфаковка - уже в кругу легенд, приобщенная к вечной жизни героинь революции:
Наши девушки, ремешком
Подпоясывая шинели,
С песней падали под ножом,
На высоких кострах горели.Так же колокол ровно бил,
Затихая у барабана…
В каждом братстве больших могил
Похоронена наша Жанна.
Красота революционного братства, солидарности, единства проникает в пейзаж, обстоятельства, окрашивает детали, поэтический язык. Призрачный свет звезды, глядящей "из-под дымных облаков", - поэтическая увертюра стихотворения "В разведке". Устойчивую атмосферу прекрасного обогащает в "Гренаде" песенка - "Гренада, Гренада, Гренада моя". В ней поет душа самого героя. Светлый, грустный, задумчивый мотив этот - словно лирический аккомпанемент к событиям.
Светлов сдержанно, скупо очерчивает земное обличье и дело своих героев, ограничивая "прожиточный минимум" конкретности в романтическом образе. Но эта конкретность работает на романтику, - создавая контраст, становясь знаком чувств поэта. Так, например, сквозь прозрачную канву житейской ситуации в "Рабфаковке" просвечивает чувство нежной любви поэта к героине, трогательной, родственной заботы ("ты склонилась, сестры родней, над исписанною тетрадкой"), а "серенькое платье", "ремешок", "лампадка", конечно, не только конкретные штрихи обстановки или облика героини, а знак ее чистоты, скромности, - то же выражение авторской любви к ней. Эмоциональная емкость образа станет постоянным признаком поэзии Светлова.
Высокий строй души у героев Светлова, рожденных революцией, сочетается с сердечной непосредственностью: автор поэтизирует думы и речи простого человека. Устами рассказчика образ героя передается во всей его естественной прелести:
- Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь -
Гренадская волость
В Испании есть!
Наивность и простота хлопца очень поэтичны; его мечтательность, романтический склад души столь убедительны именно благодаря подчеркнутому простодушию характера. Поэт рисует даже героический момент смерти очень неторжественно и, - как вспоминает рассказчик "Гренады", - "незаметно".
Тот же наивно-романтический характер у героя стихотворения "В разведке":
Наши кони шли понуро,
Слабо чуя повода.
Я сказал ему: - Меркурий
Называется звезда.Перед боем больно тускло
Свет свой синий звезды льют…
И спросил он:
- А по-русски
Как Меркурия зовут?
Неожиданный и никак, казалось бы, не связанный с предыдущим разговор о Меркурии - свидетельство той же мечтательности, высокой, но неумело, простодушно выражаемой настроенности совсем простых людей, счастливых и гордых своим жребием защитников революции. Естественно, словно так только и можно сказать, соединяют герои понятия высокие с обиходными: "Гренадская волость" - совсем как дома у хлопца. Столь же органична в устах разведчика реплика: синий свет далекой звезды льется "больно тускло".
Многие "красивые" обороты речи, реплики в духе старинных романсов, звучат без натяжки именно у таких трогательно наивных героев ("Ах, песенку эту…", "Красивое имя, высокая честь…", "Приговор прозвучал, мандолина поет…", "Двух бокалов влюбленный звон…", "Ах, это, поверьте…" и многое другое).
Светлов - а это под силу только большому художнику - не только обезвредил банальность запетых романсных интонаций, но и вернул им свежесть и искренность. Эти странные, неожиданные сочетания обостряют, усиливают художественный эффект.
Юмор, смягчающий "красивость" старинных образов, рыцарских жестов, бережно доносит любовь поэта к героям, красоту и правду их зачарованных революцией душ.
Романтическая поэзия Светлова наиболее близко соприкасается с творчеством Багрицкого и Тихонова, хотя это поэтическое братство никогда не было скреплено общей программой или группой.
Признание Тихонова - "Дважды было рожденье мое на суровой и нежной земле…" - в равной мере относится ко всем троим: поэзия и Тихонова, и Багрицкого, и Светлова выросла на революционной почве гражданской войны, вобрала опыт поколения ее бойцов.
Равнение на этот исторический ориентир сказывается и в принципиальной общности сюжетов. Они не только крупномасштабны (как это было в пролетарской поэзии 1918–1921 годов), - масштабность соединяется с локальностью. Все три поэта соотносят образы революционных далей и просторов со штурмом Перекопа или борьбой Красной Армии против Махно, сближая огромный мир и образ солдата-конника, разведчика.
Светловские герои сражаются в степях Украины и на грандиозном фронте борьбы за человечность.
Еще более разительный контраст - в поэзии Багрицкого: здесь подчеркнут космический размер просторов вселенной - и в то же время этот мир очерчен даже интимно, в нем человеку легко, просто и хорошо:
Мир лежит без межей,
Разутюжен и чист,
Обрастает зеленым,
Блестит, как вода,
Как промытый дождями
Кленовый лист.Вот он трепещет невдалеке -
Ухвати - и как птицу
Сожми в руке!
Тихоновские герои крайне редко действуют на безбрежных просторах вселенной. Они даже отстаивают право любить именно землю: "Вижу я, что небо небогато, но про землю стоит говорить". Однако и герои книг "Орда", "Брага" Тихонова вовлечены в дело титанического масштаба, их топор трудится над "необъятным срубом" здания нового, и во взоре героев "ширится пространство", "пенится звезда".
Столь же тщательно, как и Светлов, облачаются его собратья в традиционно-романтические костюмы, сверкает сталь клинков, герой принимает картинную позу, слышатся признания:
Романтика! Мне ли тебя не воспеть,
Степные пожары и трубная медь…(Багрицкий)
У меня была шашка, красавица станом,
В Залатышской стране крещена…(Тихонов)
Вспомним романсные мотивы Светлова, рыцарственность его героев. Все это - явления одного порядка; поэты ориентируются на общеромантическую традицию, давно уже вроде бы приобретшую старомодный, почти пародийный оттенок, - но под пером поэтов, привлекших ее для целей революционного искусства, обезвредивших ее старомодность новым пафосом или юмором, эта традиция снова стала живой, плодотворной…
Поэты-романтики - не близнецы. Общность их ощутима в поэтических явлениях резко индивидуальных.
Элегическая песенность поэзии Светлова склонна к замедленности развития сюжетов, к преобладанию эмоциональных мотивировок и логически необоснованных поступков, - с этим связана и столь значительная в стихах Светлова роль поэтического подтекста.
Тихоновская поэтика (особенно балладная) во многом едва ли не антипод светловской: поэтическое слово Тихонова "бьет на скорость" (слова Ю. Тынянова) - на скорость развития событийно-героического сюжета, максимально динамичного, отчетливо мотивированного. Этой задаче подчинены все поэтические средства, в том числе - лексические и синтаксические:
Локти резали ветер, за полем - лог,
Человек добежал, почернел, лег.
Лег у огня, прохрипел: "Коня!"
…А конь ударил, закусил мундштук,
Четыре копыта и пара рук…("Баллада о синем пакете")
Фиксируется лишь то, что мыслимо уловить в момент бешеной скачки коня! В создании резко-динамичного сюжета особо важную роль приобретает ритм: в течении стиха преобладают угловатость, резкость.
Тихоновское поэтическое слово - "голое", лишенное определений и подтекста, - берет реванш в энергии движения, его драматической насыщенности (известно, ради какой цели стремится герой через все преграды). Романтический ореол героев Тихонова в основном образован вихревым движением сюжета.
Поэтическая сила произведений Багрицкого тех же лет обеспечивается не скоростью героического сюжета и не обилием тонов эмоционального подтекста. Слово Багрицкого трудится над созданием живописно-яркой, осязаемо "плотской" картины (недаром перо поэта сравнивали с кистью Рабле). Поэт, как живописец, устанавливает свой мольберт вблизи "натуры", в которую он вглядывается, рисует:
Тот - как уголь, а глаза пылают
Белизной стеклянною, тот глиной
Будто вымазан и весь в косматой
Бороде, а тот окрашен охрой…