- Я подумала, что мне лучше пойти с вами, отец мой, - спокойно произнесла девушка. - Я хорошо знаю старую Тонию. Помогая вам, я помогу ей. К тому же я знаю дорогу к ее дому.
- Н-да… хм… - Томас на мгновение лишился дара речи. Нина намерена помогать ему во время операции? Столь юная женщина, почти ребенок? Никогда еще женские руки не поддерживали его в такой сложной работе, и он не знал, имел ли право одобрить это. - Н-да, хм… - опять нерешительно пробормотал он. - Послушай, Нина, такое хирургическое вмешательство - кровавое дело, это не для нежных впечатлительных созданий.
Над переносицей девушки залегла упрямая складка.
- Я не нежная и не впечатлительная, отец мой. И вообще, мы, женщины, легче переносим вид крови, чем иные мужчины. Ведь мы ее регулярно видим. Вы понимаете, о чем я.
Томаса начала тяготить вся эта история.
- Н-да… Ну, ладно.
- А вы вообще знаете, где живет Тония?
Отцу Томасу пришлось признать, что он не имел об этом ни малейшего понятия. Когда он пустился в путь, его голова была занята другим.
- Тогда я иду с вами. Разрешите мне пойти вперед. - Мелкими шажками Нина поспешила по узкой тропинке, которая, плавно извиваясь, сбегала вниз по склону. Перед самым спуском в долину Томас спросил:
- А откуда ты, собственно, знаешь старую Тонию?
Не останавливаясь, Нина повернула голову к нему:
- У меня целая куча братьев и сестер, и всех прокормить очень непросто, но еще труднее достать хорошую, прочную ткань, из которой мы с матерью можем сшить штаны, рубашки и юбки. Рано или поздно, когда одежда в третий или четвертый раз переходит к более младшему, даже самые хорошие штаны изнашиваются. Ткани дорогие, сами знаете, а когда зимы такие долгие, как эта, они еще больше поднимаются в цене. Тония иногда выручала нас холстиной и не требовала денег сразу.
Томас кивнул. Он только сейчас заметил, что на Нине было простое, ладно скроенное платье с наброшенным сверху теплым платком. И синее платье, и белый платок очень шли ей.
- Я люблю ее.
- Кого? Ах да, Тонию, конечно.
- Сейчас надо держаться правой стороны, иначе мы попадем прямо в Пунта-де-ла-Крус, а нам туда не нужно. - Нина свернула и уверенно нырнула в небольшую рощицу. Не пройдя и ста шагов, она остановилась и показала на покосившийся деревянный домишко, запущенный вид которого свидетельствовал о том, что под его крышей давно не жил мужчина.
Войдя в ветхое строение, Томас сначала дал глазам привыкнуть к полумраку. Немного помедлив, он огляделся и обнаружил по левую руку деревянный ткацкий станок, а в глубине комнаты соломенную кровать, на которой лежала Тония, с трудом приподнявшаяся, когда они вошли.
- Это вы, отец Томас?
Врач подошел к больной, и старая женщина попыталась поймать его руку, чтобы поцеловать, слабо прошептав:
- Благослови вас Господь, что пришли!
Томас отдернул руку.
- Ляг обратно, абуэла, - произнес он, надеясь обращением "бабушка" немного успокоить больную. - Не волнуйся. Как видишь, я пришел не один. Со мной Нина, в случае чего она поможет мне.
Ткачиха благодарно кивнула дочери Орантеса.
- Ты славная девочка, славная…
Томас снял с плеча сумку, пытаясь и дальше вести беседу в дружелюбном, доверительном тоне:
- Фелипе сказал мне, что у тебя ком в груди. Поэтому мне придется осторожно ощупать тебя, даже если это тебе неприятно. Больно не будет. Думай о том, что тебя касаются руки целителя, и не теряй надежды. Ведь еще у Моисея сказано: Я Господь, целитель твой, и, если Господу милосердному будет угодно, ты выздоровеешь.
Говоря это, он подошел к двум маленьким оконцам, завешанным звериными шкурами, и впустил свет. Потом проверил печь в углу и установил, что она почти погасла.
- Нина, добавь немного дров и разведи огонь. Там лежат меха.
- Хорошо, отец мой.
- Но сначала зажги пару свечей, мне нужен свет для обследования.
Нина выполнила все его указания.
- А теперь займемся тобой, абуэла. Давай-ка снимем с тебя рубашку через голову. Да, так… приподнимись немного… достаточно. Нет, больше тебе ничего не надо делать. - Томас осторожно положил больной руку на лоб - определил жар, потом прощупал пульс - тот был учащенным. Похоже, больную все еще мучил страх. - В какой груди сидит опухоль? - спросил он как бы между прочим, чтобы не молчать. На самом деле он давно обнаружил, что узел находится справа.
Старуха молча указала на правую сторону.
Томас начал пальцами ощупывать больное место. В отличие от мягкой, увядшей груди, узел оказался твердым и эластичным. Он находился над соском, непосредственно под кожей и был величиной с детский кулак. Томас попробовал перекатывать его, но ему это не удалось. И вторая попытка окончилась неудачей. Упрямая штука! С другой стороны, в этом было свое преимущество. Если повезет, он зацепит узел щипцами, выдавит его наружу и отделит потом от окружающих тканей. Другой метод был более радикальным. Он предусматривал ампутацию всей груди - способ, рекомендованный многими старыми мастерами. Если опухоль была злокачественной, этим методом вырезался особенно большой кусок ткани. Для этого брали две длинные, слегка изогнутые иглы, на концах которых были закреплены свитые льняные нити, и вводили их крест-накрест под опухоль. Затем, одновременно ухватив за четыре конца нитей, поднимали весь узел целиком, отделяя его скальпелем от основания. Такой метод был, несомненно, более кровавым.
К нему подошла Нина.
- Я все сделала, отец мой. Что мне теперь делать?
- Погоди, дочь моя, - отозвался Томас. - Я должен быстренько подготовить свои инструменты. - Он расстелил чистый кусок льняного полотна перед соломенной лежанкой, разложил на нем щипцы, иглы, скальпели, ножницы, зонды, крючки, ранорасширители, инструменты для прижигания и все другие приспособления, а затем потянулся за флакончиком с надписью Tct. laudanum. Он протянул его Нине. - Дай выпить содержимое Тонии. Она быстро расслабится.
- Хорошо, отец мой. А что означает Tct. laudanum?
- Целиком это звучит Tinctura laudanum. Обезболивающее и успокоительное средство, в состав которого входят спирт и наполнитель, но главное - сок, добываемый из незрелой коробочки опийного мака.
- Вы это сами изготовили?
- Разумеется.
У Нины роилась в голове еще масса вопросов, но она почувствовала, что сейчас не самый подходящий момент. Приподняв голову старухи, она поднесла к ее губам пузырек. Та послушно выпила.
- А теперь положи эти инструменты для прижигания в огонь. Следи, чтобы кончики были полностью погружены в жар. И еще разок раздуй огонь мехами.
Пока дочь Орантеса выполняла его распоряжения, Томас погрузился в размышления. Подтащив к себе ящик, он сел на него и подпер кулаком подбородок. Какому методу отдать предпочтение? Как при любой операции, предстояло все взвесить и учесть возможный риск. Вмешательство с помощью щипцов хотя и было не таким обширным и более бескровным, но, окажись опухоль злокачественной, она легко могла вновь разрастись. Большая операция с льняными нитями сулила больше надежды на исцеление, но была чревата немедленной смертью из-за большой кровопотери. Никто не сделает выбор за него, он должен принять решение сам. Томас глубоко вздохнул и поднялся. Для начала надо прощупать левую грудь и поискать затвердения там. Если там ничего нет, достаточно будет щипцов, а если же и в левой уже сидит узел, придется прибегнуть к иглам с нитями. И сразу в обеих грудях.
Он стал на колени перед больной и приступил к обследованию. Томас мог позволить себе делать это неторопливо: Тония уже погрузилась в благотворное забытье и едва ли воспринимала происходящее вокруг. Ему стало ясно, что левая сторона не поражена, и это стало решающим аргументом.
- Буду работать со щипцами, - объявил Томас Нине. - Помоги мне развернуть ее к свету. Свет - самое важное во время операции, без света самые ловкие руки и лучшие инструменты бесполезны.
Придвинув ложе пациентки к скудным солнечным лучам, пробивавшимся в оконце, и обставив его горящими свечами, Томас опустился справа от кровати. Жаль, что в доме не было стола, на который можно было бы положить больную. Тогда все было бы намного проще. А так ему придется проводить операцию на коленях - обстоятельство, болезненно напомнившее о том, что он уже миновал шестидесятилетний рубеж.
- А ты лучше сядь у изголовья, так тебе будет легче мне помогать.
- Хорошо, отец мой. - Нинины глаза блеснули. Отец Томас признал ее своей помощницей! Она грациозно села, скрестив ноги.
- Я ухвачу узел щипцами и выдавлю его наверх, для чего сожму обе ручки, и сделаю это таким образом, чтобы кончики ручек смотрели в твою сторону, тогда ты сможешь потом перехватить их. Твое дело - дальше крепко сжимать щипцы, все остальное предоставь мне. - Он поднес инструмент, и уже со второго захода ему удалось подхватить опухоль снизу. Он начал медленно сжимать щипцы, у Тонии вырвался легкий вздох. К счастью, она ничего не чувствовала. Тканевый узел продвигался вверх. Из-за нажима кожа натянулась настолько, что под ней отчетливо проступили очертания опухоли.
- Узел выглядит, как самая безобидная груша, лежащая на боку, - пояснил Томас. - Лишь бы это не был рак.
- А почему он так называется? - не удержалась от вопроса Нина, с любопытством наблюдавшая за всеми манипуляциями врача.
- Учение старых эскулапов сводится к тому, что смертоносная опухоль разрастается, питаясь близлежащими тканями. Она пожирает мясо вокруг себя, словно рак мальков в пруду. Поэтому ее так и прозвали. Количество злокачественных клеток в теле все возрастает, баланс соков в организме все больше нарушается, и в конце концов там царит полная дискразия. Следствие - неминуемая смерть. На-ка, держи ручки.
Томас взял острый скальпель и опытной рукой быстро сделал надрез вокруг узла. Потекла кровь, но Нина железной хваткой стиснула ручки щипцов. Отец Томас с удовлетворением отметил это, правда машинально, поскольку операция требовала от него высочайшей концентрации. Освобождая одну половину узла, он молил Бога, чтобы у основания опухоль была такая же гладкая и плоская, тогда вытащить ее не составило бы особого труда. Легкое, чистое дело, при котором можно быть уверенным, что в ране ничего не осталось…
- Приподними немного щипцы, дочь моя, вот так, хорошо. Еще немножко. Хорошо. - Маленькими надрезами Томас двигался дальше, и чем больше он внедрялся в плоть, тем сильнее становилась его уверенность, что опухоль, несмотря на свои солидные размеры, не даст осложнений.
Так оно и оказалось. Вскоре он с корнем вырезал инородное тело, ликуя в душе, но сохраняя полную невозмутимость внешне.
- Положи узел в чашу и быстро принеси мне из печки инструмент для прижигания, тот, который поменьше. Слава Богу, его должно хватить.
Томас прижал раскаленный каутер к открытой ране, что сопровождалось омерзительным шипением, однако мучительная процедура возымела эффект, и кровотечение прекратилось. Старая Тония дернулась пару раз, тяжело задышала и впала в полудрему. Томас успокаивающе провел рукой по ее лбу, нанес на рану заживляющую мазь.
- Все позади, абуэла, скоро опять будешь сидеть за своим станком, - преувеличенно бодро произнес он. - Поспи еще.
Затем он занялся извлеченным узлом. Надрезав скальпелем опухоль, он крючками раскрыл и растянул ее, после чего принялся изучать ее строение. Оно его разочаровало. Масса была неравномерно окрашена в серовато-желтый цвет, что вызывало подозрения. Томас молча покачал головой. Потом склонился над содержимым чаши, чтобы принюхаться. Увы, тот же результат: подозрительно! Неужели он должен был все же предпочесть большую операцию? Впрочем, что толку сейчас гадать! Опухоль вырезана, и она - злокачественная.
Ему вспомнился Ибн Сина, знаменитый арабский врач XI века, известный в Европе под именем Авиценна. Ибн Сина написал интересное сочинение о форме и цвете злокачественных опухолей. Томас был уверен, что в этом случае араб пришел бы к тому же выводу.
Старая Тония подала признаки жизни. Слабо махнув рукой, она прошептала:
- Уже… все… отец мой?
- Да, абуэла. Злодейка с позором изгнана.
- Все будет… хорошо?
Томас откашлялся. Он боялся этого вопроса. Опухоль оказалась злокачественной, это было ясно. Она была удалена, но далеко не побеждена. Сейчас все зависело от того, насколько она успела распространиться и хватит ли у нее сил, чтобы возродиться. В том же самом или другом месте. Если так, то искусство любого хирурга будет бессильно.
- Это в руках Господа, абуэла! - ответил он.
- Да, да, конечно, как и все в этом мире. - Старуха постепенно приходила в себя. - Но… что вы думаете об этом?
Томас считал маловероятным, что ткачиха доживет до следующего Рождества, но, конечно, не собирался говорить ей об этом. К тому же ведь случались чудеса, которые творил Господь всемогущий, так почему бы ему не простереть свою благодатную длань над этой несчастной старой женщиной? Хотя точно так же он мог бы забрать ее к себе. Пути Его неисповедимы, на все Его воля.
- Мне надо еще наложить тебе повязку, абуэла, - произнес он вместо ответа. - Мы с Ниной приподнимем тебя, чтобы я смог пропустить бинты вокруг всего тела.
Они проделали это, и, подхватив старуху под мышки, Томас чуть не вздрогнул от испуга. Он нащупал там новые узлы! Меньшего размера, но, несомненно, это были дочери той, большой, опухоли из груди! Это означало только одно: битва была окончательно проиграна.
- Что там… отец мой?
Томас стиснул зубы. Что сказать ей? Его обет строго запрещал лгать.
- Да, абуэла, в самом деле у тебя есть небольшие уплотнения под мышкой, но это не так уж важно. Может, это всего лишь защитная реакция твоего тела на ту злодейку в чаше.
Старуха молчала, уставившись на врача широко раскрытыми глазами. Святой отец был не в силах выдержать ее взгляд. С Нининой помощью он быстро перевязал ее.
- Доверься воле Всевышнего, абуэла, и у тебя ни в чем не будет недостатка.
Старуха по-прежнему молчала. Томас начал собирать свои инструменты. Управившись со сборами и перекинув через плечо сумку, он произнес:
- Я зайду послезавтра, абуэла, и поменяю тебе повязку. А пока оставляю тебе лекарства. Еще один пузырек с Laudanum и порошок для заваривания питья из ивовой коры. Есть кому за тобой ухаживать?
Старуха покачала головой.
- У нее есть я, - подала голос Нина. - Я буду за ней ухаживать.
- Ты?
- А почему бы нет? Иначе это не сделает никто. - Дочь Орантеса решительно выпятила вперед изящный подбородок.
- А как же… школа?.. Твои родители?
- В школе вы, надеюсь, отпустите меня на пару дней, отец мой, а родители меня не хватятся. Я пошлю к ним Фелипе, и он объяснит, почему мне надо быть здесь.
- У тебя ведь наверняка и дома много забот?
- Конечно. Но мне кажется, это сейчас важнее. Я уверена, что поступаю правильно, и не вижу другого выхода. Или вы можете положить Тонию в ваш госпиталь?
- Ну что ты! - Томас энергично затряс головой. - Это чисто мужской госпиталь, предназначенный для больных братьев Камподиоса.
- Вот видите, - Нина очаровательно улыбнулась, - иначе не получается. Я остаюсь здесь. При условии, конечно, что Тония согласна.
- Еще как согласна, - донеслось с кровати.
- Ну раз уж вы, женщины, так решили, не буду вам мешать. - Томас поправил на плече короб с инструментами. - Благослови вас Господь. Тебя, Тония, дочь моя, - он осенил ее крестом, - и тебя, Нина Орантес, изрядную упрямицу. - Перекрестил и ее и с улыбкой покинул дом.
На следующий день брат Куллус все еще не мог самостоятельно сделать больше десяти шагов, и Томасу вновь пришлось нанести визит в его келью. Войдя, он увидел, как толстяк ловко прячет какую-то книжицу в кожаном переплете.
- Что это у тебя, Куллус? - поинтересовался он.
- О, ничего особенного.
- Дай-ка сюда. - Томас потянулся за книгой. Открыв на том месте, где лежала закладка, он прочел:
Sunt quae praecipiant herbas satureia nocentes
sumere; iudiciis ista venena meis.
Aut piper urticae mordacis semine miscent
tritaque in annoso flava pyrethra mero…
По мере чтения им овладевало все большее удивление, ибо он понял, что имеет дело с "Ars amatoria", поэмой Овидия "Наука любви", а именно с разделом, посвященным возбуждающим средствам.
Многим известен совет: принимать сатурейские травы,
Вредные травы: по мне, это опаснейший яд;
Или советуют с перцем принять крапивное семя,
Или растертый пиретр во многолетнем вине
Так или подобно этому мог бы перевести хороший ученик, изучающий латынь, эти строки. У Томаса даже в горле пересохло. Не собирался же Куллус преподать этот безнравственный текст своим ученикам? Это уж ни в какие ворота не лезло! Лекарь растерянно отложил книгу в сторону.
- О, Томас! Не подумай ничего дурного! - воскликнул Куллус, словно отгадав мысли собрата. - Я читаю Овидия исключительно ради его замечательного элегического размера стиха, только поэтому! Никто не владеет искусством созвучия слов так, как этот великий поэт!
- Похоже, ты не так уж плохо себя чувствуешь. Быть может, средства, разжигающие любовный жар, заодно ускорили заживление твоего пальца? - Томас не пытался скрыть иронию.
- Томас, брат! Поверь же мне, это только ради чудесной гармонии стиха…
- Да-да! Садись и покажи свой палец. - Томас осмотрел сустав и пришел к выводу, что Куллус был либо первоклассным имитатором, либо все еще испытывал сильную боль. Поскольку монастырский лекарь привык не видеть в людях дурного, то остановился на последнем.
- Ну хорошо, - заключил он, - вероятно, мне придется взять на себя еще пару дней замещать тебя в школе. Но лишь в том случае, если ты будешь принимать и дальше прописанное мною лекарство. Обещаешь?
Куллус с облегчением усмехнулся:
- Не сойти мне с этого места!
- Мне надо выжать свежий сок безвременника да еще смешать его с другими ингредиентами, так что раньше вечера ты его не получишь. Не ешь пока ничего, - Томас едва удержался от улыбки, увидев, как вытянулась луноподобная физиономия толстяка, - и красного вина тоже не пей: воздержание пойдет тебе только на пользу.
- Хорошо, брат, я исполню все, что ты говоришь. Даже если мне это будет стоить больших, очень больших усилий.
- Прекрасно. - Томас хотел уже покинуть келью, но его остановил брат Куллус, крикнувший вдогонку с самым искренним выражением лица:
- Если в следующем месяце трава снова буйно разрастется, я помогу тебе собирать лекарственные растения! Это так же верно, как то, что Господь сотворил землю за шесть дней!
Умиротворенный отец Томас вышел. На такого, как Куллус, невозможно долго сердиться.