Снежная почта - Житинский Александр Николаевич 3 стр.


День сгорел без пламени, тайком
Дотлевают срезанные сучья.
Истончилось кружево паучье
И свернулось в сероватый ком.

Забрести так грустно одному
На венецианские аллеи,
Где петровских парков брадобреи
Ножницами щелкают в дыму.

Журавлиный плач

Еле дышащий пар от полей,
Словно иней на привязи танца,
И лицо, потемнев от румянца,
Провожает стрелу журавлей.

Третий слева – твой истинный брат,
Окольцованный беглой жестянкой,
Обрученный навек с испанкой
На испанский летит закат.

Ты склоняешь: разлука, разлук,
За разлукой не слышно тревоги,
За излукой не видно дороги,
Но натянут конвой, как лук.

Третий слева – и сердце в крови.
Но не вынуть звено из цепи.
Перед ними горы и степи,
А любовь на земле лови,

Что податлива и черна,
Дышит инеем или паром
И скрывает лицо покрывалом,
Как покинутая жена.

"Сентябрь наколесил ветров…"

Сентябрь наколесил ветров.
Он нездоров. Он роет яму,
Как зверь, и дергает упрямо
Проспект за струны проводов.

Он выметает, как песок,
Из подворотен чьи-то взгляды,
Походки, платьица, парады
Зонтов и шарфиков вальсок.

Нашепчет на ухо: квартал
Нельзя пройти без передышки.
Заводит мелкие интрижки,
Как баловень, спешит на бал.

Очки наденет, в зеркалах
Витрин изобразит гримасу,
Но беспокойней час от часу
Его усмешка на устах.

Пройти квартал – и решено
Заклеить раму. Скоро снеги,
Как искры, – выплеснут на бреги
Зимы шипучее вино.

Карнавал осени
Поэма

Шаманство бубна и метель,
Повадки старых арестантов,
Сам черт качает колыбель
В кругу блестящих адъютантов.
Талантов? Нет! Подделан хмель
Красавиц, бабочек, курантов
Непобедимая печаль,
И хмеля истинного жаль.

Увлечь легко, лукаво, тайно,-
Сам не заметишь, как пропал.
Не может быть! Необычайно
Необычаен карнавал.
Подборка лиц весьма случайна:
Букинистический развал
Стихов, дешевого картона,
Виньеток и дурного тона.

Умчаться! Выбор предрешен.
Лети, ладья, напропалую
От слитности мужей и жен,
Разбитости сердец. Тоскую,
Угаром общим поражен,
Серьезен, плачу, комикую
И, оторвавшись сгоряча,
Лечу, как пробка пугача.

Позвольте осмотреть планету!
Мадам, простите, я готов
Набрать для каждой по букету
Чудесных утренних цветов,
Но одинокому поэту
Другой удел – небесный кров,
Щепотка пепла, щедрость духа,
Немного голоса и слуха.

Я оставляю вам кусты
Благоухающей малины,
Мои весенние мечты,
Мои осенние кручины.
Они приятны, но пусты,
По виду только исполины.
Задует ветер – что там? страх!
Бегут на четырех ногах.

Подумав коротко, навечно
Я оставляю вам стихи.
На вашей совести, конечно,
Судить, рядить – они плохи,
Они прекрасны, но беспечны…
Не вынести тройной ухи
Суждений, выговоров, стонов
Моих знакомых Цицеронов.

Пойдем со мною, помолчим,
Присядем в парке на скамейку.
Октябрь беснуется; пред ним
Стоят, вытягивая шейку,
Осины, клены. Едкий дым
Сворачивает в ту аллейку,
Где над скамейками, как встарь,
Разбитый дребезжит фонарь.

Скажи два слова. Нет, не надо.
Я отлучен от этих слов.
Густого лиственного сада
Давно осыпался покров.
А мне уроки листопада
Сдвигают сроки, портят кровь,
Напоминают эти лужи,
Что я не тот, остыл, простужен.

И я один. Немудрено.
Тебя я на ходу придумал,
Случайно заглянул в окно,
На свечку тоненькую дунул
И распустил веретено
Волшебных сказок, но колдуний
Увидел розовый оскал,
Смешался, съежился, сбежал.

Теперь прости. Адмиралтейство
Законным лучиком горит
Сквозь городское лицедейство,
Трамвайный грохот и гранит.
Так просто совершить злодейство
Средь кирпичей, бетонных плит,
Подъемных кранов, труб и окон,
Опутанных электротоком.

Так просто позабыть слова,
Что были в детстве. Тише, дети!
У каждого свои права,
Свои потемки, доски, клети,
Своя больная голова,
Которой надоели сети
Ежеминутных перемен -
Ни сна, ни отдыха взамен!

Не торопитесь, торопыги!
Со вкусом сядьте на диван,
Листая избранные книги -
Монтеня, Пушкина. Ведь вам,
Должно быть, надоели фиги,
Упрятанные тут и там
В томах дражайших драгоманов
И фантастических романов.

А то махнем со мной в леса,
В деревню тихую Коржово.
Сейчас там осени глаза
Печальны. Песню на два слова
Выводят птичьи голоса,
Поэты золота лесного,
В краю, где счастья не видать,
Оставшиеся зимовать.

Не спрашивай. Тебе понятно.
Там дед Василий на печи
Кряхтит, ругается невнятно
И в чае мочит калачи.
Поговорить бы с ним занятно,
Но, знаешь, лучше помолчим
И посидим за самоваром,
Окутанные важным паром.

А за окном дожди, дожди…
Поля распаханы, раскисли.
От девяти и до шести
Дожди – ни проблеска и мысли
О том, чтоб выйти и дойти
До той рябины, где повисли,
Корявым пламенем горя,
Глаза рябого октября.

Начнем застольную беседу.
Ты мой герой, я твой слуга.
Куда потянет непоседу,
Туда летит моя строка.
Я сам решил было – уеду,
Да мне дорога нелегка.
Бродить с котомкою по свету
Теперь невесело поэту.

Что скажешь мне, товарищ мой?
Каким поделишься секретом?
Твой дом остался над Невой,
Отпал, как пепел сигареты.
Скривился некогда прямой,
Как след ножа и свет ракеты,
Твой путь от первого звонка
До ящика гробовщика.

Тебя тогда не волновали
Вопросы зла или добра.
Стояла осень. Напевали
Часы – пришла, пришла пора
Задуматься о карнавале,
Где все всерьез и все – игра.
Ты выбрал шаткую основу,
Доверившись слепому слову

Как случаю. Из деревень
Струились жилистые токи.
Давай забросим дребедень:
Морали мерзкие уроки,
Хороший тон, воскресный день
По магазинам, стиль эпохи
И мелочную кутерьму
Забот – ни сердцу, ни уму.

Смотрите – скачет подстаканник,
Высокий чин, мордоворот.
Полковник или окаянник -
Сам черт его не разберет.
Мазурку пляшет, как посланник,
Заморский обер-обормот.
Несется вскачь, ведя по кругу
Свою законную супругу.

За ним раскрашенный злодей,
Фигляр в доносах и цитатах,
Погрязший в патоке идей
Закоренелых супостатов.
Куда бежать нам от блядей?
В деревню к тетке? в глушь? в Саратов?
Должно быть, там у наших дам
Наступит полный Амстердам!

А вот еще – проныра, плут.
Чего изволите? Лакейски
Изогнут несколько минут,
Потом разогнут компанейски.
Марионетки там и тут
Висят на ниточках житейских,
Пока со стуком лба о лоб
Не упадут в открытый гроб.

Вот карнавал. Его герои
Смешны, не более. Зачем
Ты разлучился сам с собою,
Меланхоличен стал и нем?
Архангел прилетел с трубою
И протрубил одну из тем
В спектакле Страшного Суда
Взамен смущенья и стыда.

Однако новые замашки
Недолго волновали ум.
Давай сыграем лучше в шашки
Иль шахматы – утеху дум.
Там пешки, будто бы монашки,
Идут гуськом, заслыша шум
Великой битвы королей,
Прекрасных в трусости своей.

У легких лаковых фигурок
Свои понятия о зле.
Вот скачет конь, как старый турок
С кинжалом в кожаном седле -
Такой воинственный придурок
При благородном короле.
Ваш ход, милейший! Сделан выбор.
А христианство пахнет рыбой.

Бежав лампадок и свечей,
Отдался ты литературе.
Ты в услужении у ней.
Апоплектической фигуре
Не нужен новый грамотей,
А равно мировые бури.
Главой заслуженной скорбя,
Она не приняла тебя.

Но волшебство родного слова,
Его волнение и пыл,
Ты, словно бы родившись снова,
Почувствовал и полюбил.
Боясь бесславного итога,
Ты для себя установил
Каноны, жесткие уроки,
Наметил уровни и сроки.

И вот тогда твоя страна
Пришла к тебе всерьез, надолго.
Ее святые имена,
Герои пламени и долга
Являться стали, и темна,
Уже звала куда-то Волга,
Леса, овраги, родники,
Амбары, горницы, замки,

Грибы, натопленные бани,
Далекий перебор собак,
"Зимой – телегу, летом – сани",
Ухваты, дедовский армяк,
Бирюльки незлобивой брани,
Мол, молод, так тебя и так! -
Хватил бы прежнюю годину,
Сам запросился б на осину.

А карнавал? Что карнавал?
Он продолжается, клокочет
Среди хлопушек и зеркал,
Он крови жаждет, славы хочет,
Притягивает – не узнал? -
И на себя доносы строчит.
А там, гляди, с морского дна
Встает китайская стена.

Ты возмужал. Твои заслуги
Пора проверить. Стой, малыш!
Уж я-то знаю все недуги
Ненапечатанных афиш,
Твои сомнения, испуги,-
Опасен, думаешь, молчишь,
А крик о помощи Вселенной
Не слышен в музыке военной.

Теперь довольно. Наши сборы
Пора ускорить. Я – домой.
Уже не радуют узоры
Осины красной, золотой,
Как мирные переговоры
Средь передышки боевой,
Когда убьют парламентера,
Доказывая вечность спора.

Ты остаешься? Ах, прости,
Ты мой двойник, поедем вместе.
Мы параллельные пути
Проходим. Козыри не крести,-
Кресты, которые нести
Есть дело совести и чести.
Об этом стоит, так и быть,
Читателя предупредить.

В разгар броженья, карнавала
Закончу песню и строку.
Судьба нести не перестала,
Свистит и рубит на скаку.
Ей дела нет, вернее, мало,
Что стих повиснет на суку,
Готовый с легкостью паяца
Взлететь над миром и сорваться.

Кленовый лист, мой талисман,
Свернулся трубочкой к ненастью.
Герой попался, как в капкан,
В тиски обиднейшей напасти,
Строки волосяной аркан
Сдавил его. Не в нашей власти
Освободить, и ни к чему:
Три карнавала, три предела -
Войны, любви, мирского дела -
Уж уготованы ему.

26-28 октября 1967 г.

II

"Покров показался. Трехглавая церковь…"

Покров показался. Трехглавая церковь,
Погост, за околицей лес.
Скрипучий автобус по самому центру
На пыльную улицу влез.

Бегут ребятишки, гармошка играет,
С кошелками бабы стоят,
А в небе над ними от края до края
Малиновый зреет закат.

Свои пересуды – какая погода?
К дождю или сызнова сушь?
Кругом молчаливая стынет природа -
Овраги, осинники, глушь.

И если взобраться на верх колокольни,
На купол, где ржавленый крест,
Увидишь, как лес далеко и привольно
Раскинул вершины окрест.

Подняться на облако – птицам на зависть -
И Волгу увидишь вдали.
А вот и Покров, как зеленая завязь
На светлых проселках земли.

И солнце зашло, и закат догорает,
Еловая чаща черна.
В далеком Покрове гармошка играет,
И вышла из лесу луна.

В далеком Покрове… Искал, как иголку
В стогу, – эту землю свою,
Где сосны и ели стоят вдоль проселка
В тяжелом и ровном строю.

Где чистый родник за лесным поворотом
И трудно от хвои вздохнуть,-
Береза и камень у края болота
Укажут мне правильный путь.

Рогожская губерния

Рогожская губерния,
Соломенный уезд.
Петух зарю вечернюю
Скликает под насест.

На поле недокошенном
Косилка тарахтит.
Затеряна, заброшена
Дерйвенька стоит.

Проветривают валенки
Ценою медный грош.
Крапиву у завалинки
Косою не возьмешь.

Три дома с огородами.
Живут двенадцать душ.
Страдают недородами
В распутицу и сушь.

Живут своим обычаем:
Богаты чем – к столу.
С иконами привычными,
Забытыми в углу.

На стенке фотографии
Артистов и родни
С гармошками и граблями,
Семейством и одни.

И новости неспешные,
И письма раз в году.
– Живем, покуда, грешные,
Себе же на беду.

Мальчонки отрываются.
В ремесленном один,
Другой по свету мается,
Считай, что блудный сын.

Посылка новогодняя
Да к Пасхе перевод.
Кровать его свободная
Уже который год…

…На невысокой местности
Амбары да плетни.
Бегут недели, месяцы
И годы, словно дни.

Неслышно осыпается
Каленый цвет осин.
В дорогу собирается
Последний, третий сын.

"Я не сплю. На избах тени…"

Я не сплю. На избах тени
Шевелящихся берез.
Бабка встала на колени,
Задремал под лавкой пес.

За поваленным забором
Поле темное лежит,
И звезда над черным бором
Потихонечку дрожит.

Наступает та минута
Напряженной тишины,
Для которой мы как будто
Не слышны и не нужны.

Для которой только поле,
Только тени под луной
Да запрятанное горе
Там, за дальнею избой.

Лесные слова

Утром выйти на дорогу -
Грузовик промчит в пыли -
И шагать за солнцем в ногу
С песней утренней земли.

В полдень мокрую рубаху
Снять и полем в березняк,
Где невидимая птаха
Подает условный знак.

Там на глянцевых листочках,
На полянах меж стволов
Перепутанные строчки
Молодых курносых слов.

Собираешь, как малину,
В рот, на запах и на вкус,
В туесок, ведро, корзину
Эту лиственную Русь.

Береста, береза, брага
Допьяна поит людей.
В земляничных листьях влага
Спелой ягоды вкусней.

Тени, вырубка, подлесок,
Ельник чистый, как шатер.
Гриб серьезен, полон, весок
Привораживает взор.

На поляне врассыпную
Шляпки масляных маслят.
Ловишь присказку лесную,
Не нашел – иди назад.

Лесом, полем ли, оврагом,
Сквозь осинник напрямик,
По тропинке скорым шагом…
Солнце село. Лес поник.

Избы, серые заборы,
Благодарственная лень.
И звенят в ушах, как хоры,
Гроздья слов за целый день.

"Хорошие люди, читайте хорошие книги!…"

Хорошие люди, читайте хорошие книги!
На стертых страницах зеленый царит полумрак,
Там плещут моря, затеваются балы, интриги,
Крадется по городу серый с прожилками враг.

Там сразу не скажешь, какой из миров нереален.
Надейся на детство, а правду подскажет строка.
Почетному слову ты будешь слуга и хозяин -
Стесненным дыханьем свинцовая пыль дорога.

Когда буквоеды-филологи насмерть рубили
Священные рощи олив на библейских холмах,
И песни Гомера, покорные, словно рабыни,
Сгорали смешно и позорно у них на губах,

На каждое слово броню толстозадого смысла
Навешивал школьный заслуженный архиерей
И мелом стучал по доске, но не вышло, не вышло!
Посмейтесь над ним, покорители книжных морей!

И дрожь узнавания наивернейшего слова,
И собственный лепет без голоса, без пастуха
Испробуйте снова, счастливцы, испробуйте снова,
Пока острый глаз и пока перепонка туга!

Лесной трамвай

В этом наспех придуманном мире
На глаголах – бубенчики лиц.
Разлетаются выше и шире
Разноцветные хлопья зарниц.

И кудесник-вагоновожатый
Видит в щелочку выгнутый рельс
И ведет свой короткий и важный
Перезвоном наполненный рейс.

Наступает веселое утро.
На маршрутном листе – небеса.
Осыпается жалкая пудра,
Без остатка пылит полчаса.

Слово за слово – корень, приставка,
Снова корень, такой корневой,
Что белеет немытая лавка,
И тропа зарастает травой.

Исчезают колеса и скобы,
А трамвайные дуги в лесу
Долго ищут железные тропы
И тихонько звенят на весу.

Венский вальс

Светлой осени костры
И ленивые качели
Нас как будто научили
Новым правилам игры.

Это день перед войной.
Посмотри: оркестр военный
Венский вальс благословенный
Чертит кисточкой одной.

Впереди седой трубач,
Академик флюгельгорна
Дует важно и упорно,
Будто вальс еще горяч.

День кружит на высоте,
На три четверти, по ноте
Он припомнится пехоте,
Как зарубка на версте,

Отделяющей века,
Смену правил и привычек
Блеском звездочек и лычек,
Пулей-дурой у виска.

"Сегодня встретился хороший человек…"

Сегодня встретился хороший человек.
Такая редкость! Шел и улыбался,
Как будто улицы неосторожный бег
Его души нисколько не касался.

Счастливый обитатель корабля
Без паруса, без якоря и флага
Он плыл, куда звала его земля,
И это было больше, чем отвага.

На мудреца довольно простоты,
А простаку спокойнее живется.
В порыве недоношенной мечты
Святая правда в людях ошибется.

А этот улыбается, чудак!
Несет авоську с пойманным арбузом.
Я шел и любовался просто так
Его зеленым полосатым грузом.

"Приходи ко мне запросто…"

Приходи ко мне запросто.
Вечерами я дома.
Мы послушаем записи
Наших старых знакомых.

Там стеклянные кубики
Невесомостью дышат,
И почтенную публику
Слезы совести душат.

Это Моцарт рассерженный
Притворяется тихим,
Но, на землю поверженный,
Вдруг становится диким.

На лету превращается
В первородного Баха.
Там, где месса кончается,
Начинается плаха.

Далеко, далеко еще
Заведут нас молитвы!
В этом мире ликующем
Вечны первые битвы.

И на счастье подаренный
Разбивается Моцарт,
Потеряв под ударами
Блеск мятежных пропорций.

Почти детское

Не прислала мне повестку
Комариная война
И под окнами в отместку
Голосила дотемна.

Первый голос: ярче ментик,
Королевский трубадур!
Стиль высокий – франтик, шпентик,
Весельчак и балагур.

На второго накричали,
Он совсем ушел в себя.
Лезут перышки печали
У седого воробья.

Третий голос – деревенский
Плач побитого в кустах.
Ярославский ли, смоленский,
Волчий шорох, птичий страх.

Строчка, точка, запятая,
Понарошке и вразброд
Эта троица святая
На дремучий суд идет.

Обсудили, осудили,
Пропечатали приказ
И частушечные были
Разорили напоказ.

Прицепили строчки к смыслу,
Словно ведра к коромыслу.
Синий ментик был неправ,
Он упал, траву примяв.
Только перышки печали
Ни за что не отвечали.

"Напряжение внутренней жизни…"

Напряжение внутренней жизни
Так легко от друзей укрывать.
Суета на веревочке виснет,
И летит одуванчиков рать.

На лугу непрерывно-зеленом
От цветка до цветка, второпях,
Как положено вечным влюбленным,
Скачут мошки на первых ролях.

Им не стягивать узел Вселенной.
Легкомыслие – ветер в крови.
На земле музыкальной и пенной
Ноту счастья за хвостик лови!

А тебе – ни ромашек, ни пенья,
И за лодкой чужой не грести.
Ток высокого напряженья
Держит душу, как землю в горсти.

Назад Дальше