Время текло. Вот уж март на носу… Аноним наверняка сделал перерыв в своем мерзком ремесле: в пост не венчают, а большинство пакостей связано как раз с невестами, писавшими опрометчивые письма. Но привезут ли Аграфену Позднякову венчаться в Санкт-Петербург? Разумнее было бы - в Москве, но для Андрея, чтобы уверенно взять след врага, лучше - в Санкт-Петербурге. Если до той поры Скапен-Лукашка не докопается, где засел проклятый Аноним. Как ни странно, Андрею этого не слишком хотелось - необходимо было поставить точку в поганой истории самому, собственноручно. Хотя месть не относится к числу богоугодных дел…
Андрей треснул кулаком по столу. А ежели и месть?! Не оставлять же убийцу безнаказанным?!
Пока что сие стоило исцеления. Граве умаялся толковать, что желающий обрести зрение должен поменее трясти своей дурной башкой, а двигаться тихо, не беспокоиться понапрасну. Страшно хотелось увидеть мир со всеми его красками, и на синий купол перекреститься, и солнечным бликам на мелкой ряби Фонтанки порадоваться. Но как же лежать-то? Разве что велеть Фофане читать какую-нибудь ахинею, вроде вошедших отчего-то в моду сказок на русский лад…
Фофаня приволок здоровенную повесть "Русак" господина Чулкова со всякими славянскими именами и аллегориями, и этой повести хватило на три дня. Чтец порой крестился и плевался, даже скорбел, что читать в пост такое - смертный грех. Чтобы вознаградить Фофаню за его мучения - слушать, как герои взывают к языческим богам, - Андрей отпустил его в церковь помолиться, надеясь, что за два часа ничего страшного не случится.
Фофаня вернулся десять минут спустя.
- Беда, ваша милость, беда! - с порога крикнул он. - Ох, беда!
- Что еще стряслось? - спросил Еремей.
- Немец-доктор приезжал!
- И что?
- В санках примчался! Стоял, за кучера держался! И по-русски мне крикнул - скажи-де барину своему, пусть немедля уезжает! Я, говорит, уезжаю, время дорого, беда! И укатил! Господи Иисусе, да на нем лица не было!
- Граве, посреди улицы, да по-русски? - Андрей ушам своим не поверил.
- Да, по-русски! И в санях два тюка. Уезжаю, говорит, беда! Хорошо, говорит, успел предупредить! Да что ж это такое стряслось, господи?
- Угомонись, Фофаня, почем нам знать, что стряслось! - прикрикнул Еремей. - Баринок мой разлюбезный, давай-ка собираться поскорее. Может, и глупость какая - а береженого Бог бережет. Сперва отсюда уберемся, потом будем думать!
- Ахти мне! Все собрать, все увязать! - причитал Фофаня. - И белье из стирки не принесено!
- Нечего собирать. Все, что нужно, у нас в деревне имеется.
- Да белье же!
- Пропади оно пропадом! - и дядька кинулся одевать питомца.
- Мусью Аноним перешел в наступление, - сказал питомец. - Но люди Венецкого?
- Увидят, что мы улепетываем, все поймут.
- За нами бы эти мазурики не погнались. Шкатулу возьми первым делом!
- Да взял уж. У нас добрые кони. И мы не лыком шиты. Я помогу тебе перелезть через забор.
Конюшня была в соседнем дворе, двор выходил воротами на другую улицу. Тимошка наловчился использовать плотный сугроб у забора и с той и с другой стороны. Но переправить Андрея оказалось нелегко - дядька взмок, пока ему это удалось. Фофаня страдал рядом, шепотом взывая ко всем святым. Он был послан предупредить Валера, но того не случилось дома, камердинер и стряпуха тоже куда-то увеялись, и Фофаня громоздил всякие ужасы, оплакивая их судьбу.
Наконец втроем поместились в возке и выехали со двора. Был обычный петербуржский зимний сумрак, сырой и удручающий. Утешало одно - весна, истинная весна, уже не за горами.
- Пистолеты взял? - спросил Андрей.
- Только их и взял.
- Нужно зарядить.
- Сейчас не получится.
И впрямь - кому бы это удалось в возке, несущемся во весь конский мах?
- Не сел ли нам кто на хвост?
- Сдается, нет. Сейчас крикну Тимошке, чтобы сделал круг. Тогда, может, поймем.
- Сбитенник! - воскликнул вдруг Андрей. - Забыли на окошко поставить!
- Ах, черт… Но завтра они непременно поймут, что нас нет…
- И что подумают?..
- Подумают… подумают… Завтра пошлем Тимошку…
- Нельзя. Может быть засада.
- Фофаня, повтори еще, что тебе доктор сказал.
- Ах ты, господи…
Граве умудрился до полусмерти перепугать Фофаню. Если и было сказано что-то еще - так в одно ухо влетело, в другое вылетело.
Тимошка, получив четкие указания, путал след, даже на кладбище заехал и там затаился в ложбинке. Но никто не гнался за возком, и Еремей вздохнул с облегчением.
- Завтра будем разбираться, - сказал он.
* * *
Вернувшись в деревенский дом, дядька первым делом кинулся топить печь. Андрей в шубе сел за стол.
- Давай сюда пистолеты. Столько дней не упражнялся, боюсь - не пришлось бы учиться заново.
Он уже знал на ощупь каждый из них, знал, кому - глиняный шарик, кому - настоящую пулю. Он точно отмеривал порох и сворачивал пыж. И тихо радовался ловкости своих пальцев - если Граве наладит зрение и удастся вернуться в полк, в случае войны искусство заряжать вслепую может пригодиться.
- Дурак я, - сердито сказал Еремей. - Нет чтобы хоть ковригу хлеба с собой прихватить. Пока еще каша поспеет!
- У попадьи непременно хлеб есть, - напомнил Фофаня.
- Точно. Ежели Тимошка еще не выпряг коней, поезжай с ним в деревню, дяденька. А я тут побуду с Фофаней.
- Тимошка их водит.
Кучер Андрею нравился - суровая школа, которую он прошел, не убила в нем любви к лошадям. Перед тем как ставить лошадь, прошедшую верст десять галопом, в стойло, водить необходимо - чтобы остыла, не то холодная вода ее погубит. Да и поговорить с конями он любил - а они понимают такие разговоры и даже по-своему отвечают.
Еремей ушел.
- Ох…
- Что с тобой, Фофаня?
- Живот схватило… - Фофаня выскочил.
Андрей вздохнул: в городе такой тишины нет - там отовсюду прилетают и просачиваются звуки. Другое дело, что зрячий человек перестает их слышать. А слепой - наоборот, из этих звуков выстраивает себе мир заново.
Задумавшись, он не сразу понял, что странный звук за стеной - свист. Кто-то дул в особую свистелку, какие водятся у охотников. Не успел Андрей совместить в памяти этот звук с известными ему голосами охотничьих свистелок, как залаял Шайтан.
- Фофаня! - крикнул Андрей во всю мощь голоса.
Никто не отозвался. Но на крыльце вдруг дважды стукнуло - так топает человек, отряхающий с ног снег. Скрипнула дверь, ведущая в сени.
- Фофаня, ты? - позвал Андрей и выставил перед собой заряженный пистолет.
Скрипнула и вторая дверь. Зашуршала жесткая ткань - юбки, что ли?
- Кто тут? - спросил Андрей, уже готовый стрелять.
- Капитан Соломин, это я! Опустите пистолет! - голос был женский, знакомый.
- Кто - "я"?
- Я… ну, я - Александр Дементьев!
- Как вы сюда попали? - сердито спросил Андрей.
- Я искала вас, - ответила незнакомка. - У меня хорошая память на приметы местности. Я ведь тут уже бывала. Мой Павлушка сразу понял, куда везти. Я доставила вам важное известие! - в голосе звучал сплав радости и гордости, что у молоденького офицера, прорвавшегося через вражеские посты и ведеты с важным пакетом. - Я нарочно ездила в Тверь…
- Куда?!
- В Тверь, искать следов Евгении. Ваш Афанасий и десятой доли того не вызнал, что мне удалось выяснить. Видите ли, там, в Твери, живет моя родная тетка. Я с того дня, как вышла из Воспитательного общества, ни разу у нее не побывала. Провинциальная тетка - прелюбопытное создание. Она может годами о тебе не вспоминать, но когда ты вдруг объявишься - поместит в лучшей комнате и повезет показывать всем своим старинным знакомцам. На то и был мой расчет.
- Тише…
Где-то вдали пересвистнулись две дудки. Опять взлаял Шайтан.
- Отчего вы держите его на такой короткой веревке? - спросила незнакомка. - Я бежала ко крыльцу, он кинулся наперерез, но ему доброй сажени не хватило. А ежели бы к вам шел дурной человек?
- У Шайтана длинная веревка. Еремей сказал, что привязана к будке… - тут Андрей замолчал. Он понятия не имел, где стоит собачья будка. И от этого ощутил злость - опять его ткнули носом в собственное увечье.
- Так вот, слушайте. Прасковью Трофимовну Яковлеву, у которой жила девица Евгения, многие помнят. С Евгенией же вышло так - ее прислали на жительство издалека и без всякого предупреждения - просто приехала девица в санях, привезла с собой письмецо, что в письмеце - того госпожа Яковлева никогда никому не сказывала, а Евгению приютила. Да, главное - девица была близкой родней, но как раз это Яковлева для чего-то хранила в тайне, прочие знали, что бедная сиротка - и все. Другая странность - никто не мог фамилии этой Евгении вспомнить. Девица была, а фамилии не было!
Опять раздался свист.
- Фофаня! - крикнул Андрей. - Живо иди сюда!
Никто не отозвался.
- Мне поискать его? - спросила незнакомка и устремилась к двери.
- Нет! Стойте тут.
- Он вас не слышит, я выйду на крыльцо…
- Говорю, не двигайтесь! И помолчите, Христа ради.
То ли шаги, а то ли не шаги - нечто смутное и неопознаваемое творилось за стеной дома. И вдруг раздался крик. Вопил мужчина, причем от нестерпимой боли. Тут же заржала лошадь, послышались еще голоса, наконец донесся топот.
- Боже мой, Павлушка! Там же Павлушка, братец мой! - закричала незнакомка, кидаясь к двери.
- Да стойте же! Вы ему ничем не поможете!
- Дайте пистолет! - схватив оружие со стола, незнакомка выскочила в сени.
Скрипнула дверь, ведущая на крыльцо, раздался выстрел, собачий лай, незнакомка вбежала в горницу.
- Как запереть двери? Нужен засов! - крикнула она. - Их там, во дворе, с десяток, и у них факел!
- Они перешли-таки в наступление, - сказал Андрей. - Какого черта вы притащились?
- Я привезла портрет Евгении! Он сохранился в рисовальном альбоме одной старой девицы, портрет не лучшего качества, и ей там лет пятнадцать… Но это портрет!
- Дай бог, чтобы пригодился. Какой же я болван!
- Где ваши люди?
- Я отослал их в деревню за припасами… Чертов Фофаня!
- В деревне могут услышать выстрелы?
- Могут. Но подумают, будто это я опять упражняюсь в сарае. Проклятье…
Все Фофанины поступки и слова как будто озарились новым светом. Он поднял переполох, он мастерски изобразил панику, он заставил Андрея убраться из города, он спровадил Еремея с Тимошкой в деревню и сам сбежал… Вот какова цена его присяге. Был верен, пока былые сообщники эту верность терпели. И святой Феофан не помог…
- Кто эти люди? - спросила незнакомка. - Что вы им сделали?
- Это приспешники вымогателя. Или вымогательницы - черт их разберет… - Андрей уже не стеснялся в выражениях. - Они заманили меня сюда… По-моему в горнице горит свеча. Потушите ее и выгляньте в окошко. Нужно понять, что они затевают.
Особый запах дал знать, что свеча задута.
- Перед окошком их нет, - доложила незнакомка. - По-моему, они собрались у крыльца.
- Понятно. Закладывают дверь, чтобы подпалить дом, а мы не выскочили.
- Боже мой…
- Проклятье, где-то тут должен быть порох! Еремей не сказал, где прячет…
- Много пороха?
- Фунтов десять по меньшей мере. Весь дом на воздух не взлетит, но…
- Я поняла. Где мешочки с порохом?
- Порох держат в картузах, они бывают бумажные, полотняные или даже жестяные. Может, в голбце?
При мысли, что печь взлетит на воздух, Андрею сделалось не по себе. Ладно бы сам погиб - на то и напрашивался! Но эта несчастная дурочка?
Незнакомка шарила впотьмах у печки и за ней.
- Кажется, нашла… - прошептала она. - Сейчас покажу.
Это действительно был порох.
- Сейчас вы отнесете этот порох в сени и сложите под дверью, - велел Андрей. - Но быстро и очень тихо! Затем возьмете на полке - она, кажется, над окошком - какую-нибудь книгу, раздерете, выложите скомканными листками дорожку к пороху. И картузы бумажками обложите. Быстро!
- Книгу?
- Коли уцелеем - я вам сотню книжек куплю, только действуйте, черт бы вас побрал!
- Да, да…
Искру, чтобы поджечь бумагу, добыли, щелкая пистолетным курком.
- А теперь - кладите стол наземь, боком! Ну? Где он? Помогите, я же не вижу! Пистолеты кладите на пол!
Андрей знал, что по бумажкам огонь побежит неторопливо, и есть время спрятаться за столешницей. Незнакомка сильно волновалась, и когда они присели на корточках за толстой столешницей, Андрей ощутил ее дрожь. Он обнял девушку и шепотом приказал заткнуть уши.
Тут и грянуло. Сени разнесло в мелкие дребезги, горящая труха и щепки взлетели в небо. Андрей этого не видел, но мог вообразить.
- Образовался пролом, - сказал он. - Сейчас нас зажарить мудрено, но они, сукины дети, сюда полезут. Спрячьтесь за меня. Не бойтесь, я их слышу.
Пистолетная пуля - не мушкетная, но с горошину будет. А свинцовая горошина в брюхе сильно мешает продолжать нападение. Первый, кто ступил на порог комнаты и сделал в ней первый шаг, второго сделать уже не смог - рухнул с пулей в груди. У второго хватило глупости, врываясь, обозвать Андрея сволочью. Стреляя на голос, Андрей попал в голову. То же ждало и третьего.
- А вот теперь будет плохо, - спокойно сообщил Андрей. - Они лежат кучей. Если у мерзавцев хватит ума подползти, укрывшись за трупами, как за бруствером… Да не вставайте вы! Сидите на полу! Им нужен я…
В том, что налетчики помилуют незнакомку, он сильно сомневался.
И тут в окошко постучали. Деликатно так. Андрей резко обернулся. Стрелять, пробивая стекло, он не хотел, решил подождать, пока неприятель сам это стекло выдавит. Неприятель словно услышал приказ - так и сделал. Но в окошко не палил и не полез.
- Сударыня, Анюточка… - услышал Андрей. - Жива ты?
- Павлушка! - незнакомка на коленях поползла к окну. - Боже мой, ты жив!
- Дайте ему пистолет, - велел Андрей. - И соберите с пола другие пистолеты.
Оказалось, налетчики, когда незнакомка вошла в дом, напали на Павлушу. Сильный и крепкий детина отбился кулаками, кому-то своротил челюсть, потом рухнул в сани, и умная лошадь, рванув с места, унесла его к роще. Там он сделал крюк, оставил сани, вывалялся в снегу и чуть ли не ползком устремился на выручку хозяйке.
- Павлушка…
- Да тише вы…
Налетчики и впрямь принялись устраивать боевую позицию за трупами. Их первый выстрел ударил в столешницу.
- Пока я отстреливаюсь, полезайте в окошко. Да быстро! Головой вперед - и в снег кувырком.
- Я вас не брошу!
- Дура!
Того только недоставало, чтобы налетчики догадались о присутствии Павлушки и зашли с другой стороны дома. Все решали секунды. Андрей выстрелил, услышал крик, понял, что рана не смертельна. Павлушка сунулся в окно, схватил незнакомку и выдернул ее из дома, как морковку из рыхлой грядки.
- Слава те господи, - сказал Андрей.
Он был готов к смерти - так же, как под Очаковом. Обидно, конечно, помирать, не дожив и до двадцати восьми. Но помирать в бою, черт возьми! Теперь он желал одного - чтобы Еремей с Тимошкой опоздали. Это их спасет - а его самого спасет разве что чудо.
Раздались два выстрела - не во дворе, а где-то еще. Андрей охнул - ну, как Павлушка, уводя свою барыню, выскочил на открытое место?
Не зная ничего вокруг дома, только дорогу к своему сараю и обратно, Андрей предполагал, что найдется хоть какое укрытие, где-то же там и конюшня, и пустой хлев, и курятник. Однако плана построек в голове не имел, и как они расположены относительно рощи, где Павлушка оставил санки, не знал.
На месте взорванных сеней вдруг закричали, заспорили. Андрей отчетливо слышал фразы:
- Да черта ли нам?!
- Это не полиция!
- Лезть не надо было, вот что!
Похоже, взрыв произвел еще одно действие - его заметили в деревне, и Еремей с Тимошкой, взяв кого-то на подмогу, помчались разбираться. Но был ли у Еремея хоть один пистолет? И отчего бы его спутать с полицией?
Андрей, с трудом двигая поваленный набок стол, под его прикрытием подполз к окошку, нашарил подоконник. Следовало, воспользовавшись суетой, удирать. Но если в горнице он хоть что-то разумел, то во дворе был бы совершенно беспомощен.
- Сударь, барин… - позвал Павлушка.
- Тащи меня отсюда… берегись - в руках у меня пистолеты… - прошептал Андрей. Это были те, что он припас на крайний случай, - любимые, английские.
Павлушка оказался силен, как ярмарочный великан, что может бычка, взвалив на плечи, пронести бегом по немалому кругу. Зная об Андреевой слепоте, он не стал задавать дурацких вопросов, а просто перекинул барина через плечо и побежал во весь дух. Бежать оказалось недалеко - по запаху Андрей понял, что его втащили в конюшню.
- Молодец, Павлушка, - сказал он, встав на ноги. - Выкарабкаемся - отплачу.
- А чего мне платить? Мне вон барыня вольную дала, - похвалился он. - Чего еще надобно? Сидите тут тихо, я сбегаю за санками. Вон в сено закопайтесь…
- Ты не сообразил - что там делается?
- Кто-то по нашим злодеям издали стрелял. Но не попал, видать.
- Сюда, сюда… - маленькая рука сжала Андреевы пальцы и потянула. - Осторожно… Павлушенька, скорее…
- Взял бы ты ее с собой, - сказал Андрей. - Мало ли что. А она бы подождала нас в роще.
- Нет уж, останусь тут с вами. Я должна с вами поговорить, другого случая не выпадет.
- Нашли время…
- Имею право! Заберите же портрет вашей Евгении, суньте за пазуху.
Андрею в руку втиснули сложенный листок. Он сидел на плотно уложенном сене, продавив пласт чуть ли не до пола. Незнакомка села рядом и вертелась, шуршала, барахталась; надо думать, кутала их обоих в сено. Андрей принюхивался - конюшенные запахи он любил.
- Тут наверняка есть вилы, возьмите… - напомнил Андрей. - И дайте мне. Вилы в умелых руках - не хуже штыка.
Опять донеслись два выстрела.
- Хотел бы я знать, что там происходит…
- Да и я хотела бы… Вот вилы. Зубья вверху.
- Благодарю.
Несколько минут они молчали, прислушиваясь. Вроде никто к конюшне не подкрадывался.
- Я много думала о вашем розыске, - вдруг сказала незнакомка. - А теперь видела вашу стрельбу на слух. Это ведь сходно - вы не видите мишень, только представляете ее себе.
- Благодарю.
- Послушайте, я действительно много думала! Но не о том, как воевать с вымогателями! Я думала о них самих. Господин Соломин, они ведь - тоже люди, и если понять, что ими движет, легче будет их отыскать.
- Страсть к деньгам ими движет.
- А вот и нет. Страсть к деньгам удовлетворить проще, чем кажется. Потому что она - видимость. Она другую страсть за собой прячет. Вот скажите - если бы я сейчас принесла вам десять миллионов империалов, на что бы вы их употребили?
- Поехал бы искать хороших врачей.
- Теплицы бы завел, оркестр…
- То есть вы бы тратили деньги. Вы бы не сидели в подвале на сундуке с золотом, денно и нощно. Деньги - средство, а цель - жить спокойной жизнью, выздороветь, слушать музыку и есть ананасы! Вот точно так же у вымогателей есть цель, а деньги - даже не средство…
- А что же?