Между тем следовало вести баржу точно по его середине. Однако вода, стиснутая с двух сторон и потому обретшая небывалую силу, играла двадцатидвухметровым судном, как щепкой. Она норовила развернуть его в какую-нибудь сторону и прижать к каменным уступам. Ей помогал внезапно появившийся ветер. Ему некуда было деться в глубоком горном ущелье. Он выл, свистел в корабельных снастях, поднимал тучи брызг у водопадов и, толкая "Матильду" в корму, тоже рвался вперед, к "Железным воротам". Лишь на Нижнедунайской равнине он сможет всласть погулять на воле, долететь до широкой дельты реки и успокоиться на просторах Черного моря.
Гончаров рукой подавал сигналы команде: взять то влево, то вправо, то прямо. Повиснув на румпеле, штурман и боцман поворачивали или удерживали руль в нужном направлении, хотя толща воды сопротивлялась этому. Матросы ударяли баграми по вечно мокрым гранитным громадинам, торщащим над ней кое-где, и баржа, послушно уклоняясь вбок, обходила опасное место легко, точно быстрая птица.
Курская дворянка стояла у мачты. Красота дикой природы, мощный голос Дуная, грозные уступы гор, наверху поросшие деревьями, восхищали Аржанову. Угрозы своей жизни она не чувствовала. Река, даже бурная, - ничто в сравнении с бескрайней бездной моря. К тому же экипаж "Матильды" действовал дружно, слаженно, смело. Она видела это и всецело доверяла австрийским многоопытным речникам.
Зато Глафира, несколько раз выглянув в окно и увидев кипящую за кормой речную поверхность, побледнела, перекрестилась и встала на колени перед их походной иконой святого Николая Угодника. Много заговоров и молитв знала внучка деревенской знахарки. Их них она сейчас выбрала одну, по ее мнению, наиболее подходящую и забормотала:
"Буря житейского моря сокрушает духовный мой корабль
волнами мирских попечений, и мир убогия души моей мятется,
и где обрящу тихое пристанище спасения?
Токмо на Тя по Бозе возлагаю надежду, хранителю мой Ангеле,
яко премудрого тя кормчего в мысленных бурях,
смущающих мя, стяжах, благодарственнее убо пою Богу моему:
Аллилуйя!"
Поборовшись с карпатскими кручами, ударив крутой волной в подножие "Железных ворот", Дунай выходил на низину, где разливался вольно, спокойно, тихо. Он снова превращался в равнинную, удобную для судоходства и рыболовства реку, кормил и поил тысячи людей, обитавших в крупных его прибрежных городах: Калафате, Свиштове, Журже, Браилове, Галаце.
Возле последнего населенного пункта Дунай своей шириной и глубиной уже напоминал морской залив. Черное море и впрямь находилось не так далеко. В Галаце имелась благоустроенная купеческая гавань, многочисленные причалы, портовые склады. Город жил торговлей. Присутствие двух дивизий - русской и австрийской - положительно сказывалось на обороте здешних базаров, лавок, магазинов, трактиров, ресторанов. Не бедствовали также бордели разного калибра и вкуса.
Возможно, потому, едва заметив на выходе из порта двух молодых военнослужащих в мундирах австрийской пехоты, к ним сразу подкатил румын-извозчик на пролетке, запряженной парой гнедых рысаков. Он скверно говорил и по-немецки, и по-русски, но главное понял: надо ехать в штаб-квартиру генерала Суворова.
У двухэтажного особняка Аржанова увидела знакомую ей с юности картину. По улице вышагивали патрули. У входа стояли две трехфунтовые полковые пушки. Часовые держали ружья на плече, как то и положено по Уставу на местепребывании генерал-аншефа. Ординарцы, выбегая из дома, садились на лошадей, которых им подавали вестовые. Однако коновязь во дворе не пустовала ни минуты.
- Что вам угодно, господин офицер? - спросил по-немецки у курской дворянки адъютант в синем кафтане с красными отворотами, обшлагами и воротником.
- Его высокопревосходительству генерал-аншефу графу Суворову-Рымникскому от генерал-фельдмаршала светлейшего князя Потемкина-Таврического, - по-русски ответила Анастасия, затем протянула ему бумагу с красной царской печатью.
Адъютант отогнул края и прочитал начертанное каллиграфическим почерком писаря секретной канцелярии Ее Величества распоряжение государыни: "Всем НАШИМ учреждениям военным и статским, всем НАШИМ чиновникам в Российской империи служащим. Повелеваю оказывать всемерное содействие и потребную для объявленного дела помощь подателю сего документа. Екатерина".
- Как о вас доложить?
- Имею конфиденциальное донесение.
- Но ваше имя, чин, должность? - молодой офицер с недоверием вглядывался в лицо Флоры, слушал ее голос.
- Не тратьте попусту время, капитан. Поверьте, оно дорого.
После некоторого колебания адъютант все-таки взял у Анастасии бумагу с подписью императрицы и скрылся за дверью. Минут пять спустя он вновь широко распахнул ее и сказал:
- Его высокопревосходительство ждет вас.
Николай, имевший под кафтаном не только портупею с тесаком, но и кобуру с пистолетом, хотел пойти следом за барыней. Ему показалось, будто ее встречают в штаб-квартире русской дивизии недостаточно приветливо. Того ли ради мчались они по лесам, горам и рекам? Однако адъютант его остановил жестом. Да и сама курская дворянка обратила к меткому стрелку предупреждающий взор. Он покорился именно своей госпоже.
Последний раз Аржанова видела Александра Васильевича Суворова в Крыму летом 1783 года. Будучи командующим Кубанским корпусом, он принял деятельное участие в присоединении полуострова к России и возведении базы Черноморского флота - города Севастополя. Так же, как и Флора, полководец получил золотую медаль, изготовленную в память оного знаменательного события, и к ней - рескрипт царицы. До этого она встречалась и даже разговаривала с генералом на празднике, устроенном Потемкиным в Херсоне в честь учреждения Военного ордена Святого Георгия-Победоносца в ноябре 1780 года. Но едва ли Суворов мог запомнить молодую даму, ничем не выделявшуюся среди десятков гостей губернатора Новороссийской и Азовской губерний.
Теперь Суворову шел пятидесятый год. Он нисколько не изменился. Та же невысокая, худощавая, подвижная фигура. Те же пронзительные голубые глаза, тот же седой хохолок надо лбом и каждодневная армейская прическа: ненапудренные букли, свернутые трубочкой над ушами, короткая косичка на затылке, заплетенная черной муаровой лентой.
Курская дворянка четко приставила ногу, быстро наклонила голову, приветствуя начальство, достала из плоской сумы, висевший на ремне через плечо, пакет и подала генерал-аншефу со словами:
- Конфиденциальное донесение для вас, ваше высокопревосходительство!
Он взял пакет, вскрыл, пробежал глазами по первым черным строчкам латинского шрифта и обратился к курьеру в белом кафтане:
- Кто вы и откуда, сударь? Или… - Суворов сардонически усмехнулся и добавил: - или сударыня?
- Из деревни Рейхенбах в Силезии, - отрапортовала она. - Там сейчас проходит международная конференция, организованная англичанами. Сегодня - 30 июля. Но 27-го там ожидалось подписание секретной конвенции между Австрией и Турцией. Текст ее - перед вами.
- Вот оно как?! - удивился генерал-аншеф, сел за стол и принялся внимательно читать договор, скопированный канцеляристом Кропачеком. Аржанова, вытянувшись по стойке "смирно", продолжала стоять перед ним.
После беглого ознакомления с бумагами Суворов покачал головой и взглянул на Флору более благосклонно:
- Как вам это удалось, сударыня?
- Служба такая, ваше высокопревосходительство.
- Кому вы служите?
- Ее Императорскому Величеству Екатерине Второй и государству Российскому.
- А почему мундир австрийский?
- Другого в Рейхенбахе не нашлось, ваше высокопревосходительство. Сильно торопились мы. Уж извините, - Анастасия смущенно улыбнулась великому полководцу.
- Охотно извиняю. Да вы садитесь. В ногах правды нет, - Суворов указал на кресло возле стола. Он по-прежнему пристально разглядывал нежданную гостью, но теперь в его глазах мелькнуло какое-то другое, не презрительное, а заинтересованное выражение.
Аржановой было известно неприязненное отношение генерал-аншефа к прекрасному полу. Имея репутацию большого чудака и оригинала, Александр Васильевич часто позволял себе разные выходки при общении со светскими дамами, очень знатными и совсем незнатными. Впрочем, и с кавалерами, напыщенными и высокомерными, он тоже обходился далеко не вежливо и обожал ставить в неловкое положение придворных царицы.
Причину его ненависти к женщинам Анастасия видела в неудачном браке. Женился Суворов в 1774 году на княжне Варваре Ивановне Прозоровской, принадлежавшей к старинному аристократическому роду. Этот выбор сделал его отец. Как водилось в те времена, свою невесту Александр Васильевич впервые увидел незадолго до венчания в церкви. Естественно, нрав и привычки капризной московской барышни стали для него настоящим сюрпризом.
Варвара Ивановна, выйдя замуж за сорокачетырехлетнего генерала (старше ее на двадцать лет), полагала, будто она отныне будет блистать в высшем столичном обществе и предаваться изысканным развлечениям. Но у Суворова на первом месте была служба, а не придворные интриги, погоня за орденами, чинами, должностями.
В августе 1775 года у супругов появился первенец - дочь Наталья. Дальнейшего же пребывания в отдаленных гарнизонах и армейских лагерях Прозоровская не выдержала. Пережив выкидыш в дороге от Крыма до Полтавы, она долго болела. Затем наставила доблестному воину, мало обращавшему внимания на молодую жену, рога: закрутила роман с его племянником - майором Николаем Суворовым.
Оскорбленный Александр Васильевич осенью 1779 года подал письменную просьбу о расторжении церковного брака в Славянскую духовную консисторию, но получил отказ. Родные генерала, особенно сестра Анна, склоняли его к примирению с Варварой Ивановной. Аристократическая родня Прозоровских - Панины, Репнины, Голицыны - объединились против Суворова и повели атаку, действуя уже в придворных кругах. Много стараний к очернению военачальника, прославившегося в годы Первой руско-турецкой войны, приложила родная тетя Прозоровской - Елена Михайловна Румянцева, урожденная Голицына, жена генерал-фельдмаршала графа, Петра Румянцева-Задунайского, бывшего некоторое время начальником Суворова.
Натерпевшись неприятностей от нескольких женщин, Александр Васильевич распросранил отрицательное свое мнение на всех представительниц прекрасного пола и всегда подозревал их в ужасных пороках: ветрености, коварстве, двуличии. Если бы они могли служить в его полках, безмолвно перенося тысячеверстные походы, отважно бросаясь в атаки или стойко отбиваясь от неприятеля на полях сражений, то он, пожалуй, простил бы их, неразумных и развратных. Так ведь нет, нельзя же призывать под ружье сих прелестниц из-за свойственной им от природы физической слабости!
В суворовской картине мира, по-мужски жесткой и бескомпромиссной, только три особы женского пола занимали совершенно исключительное положение.
Во-первых, родная мать - Евдокия Федосеевна, урожденная Манукова, происходившая из небогатой дворянской семьи. Лаской, добротой и заботой матушка поставила на ноги сына, с младенчества не обладавшего крепким здоровьем.
Во-вторых, дочь Наталья, названная им Суворочкой. Генерал-аншеф ее очень любил, но, к сожалению, видел редко. После ссоры с женой Наташу по его просьбе поместили в Смольный институт благородных девиц в Санкт-Петербурге. Александр Васильевич, беспрестанно передвигаясь по просторам необъятной Империи, отовсюду слал ей письма, веселые, забавные, похожие на детские сказки.
В-третьих, самодержица Всероссийская Еватерина Вторая. В 1762 году именно из ее рук он получил долгожданный патент на чин полковника и должность командира Астраханского пехотного полка. Как его отец, в ту пору генерал-поручик и сенатор, как бóльшая часть российского дворянства, молодой штаб-офицер не одобрял антинациональную политику царя Петра Третьего и поддержал дворцовый переворот, совершенный его супругой, Екатериной Алексеевной, которая, в отличие от мужа, имела репутацию женщины мудрой и образованной.
Практически все начинания новой государыни в области административной, законодательной, военной, экономической увенчались успехом. Россия окрепла. Она присоединила к себе новые земли, усмирила свирепых врагов христиан - крымских татар и турок, сказала веское слово в бесконечных раздорах польской шляхты, железным кулаком вразумила шведов, одержимых идеей реванша за давнее поражение под Полтавой.
Свидетель упорной борьбы и безграничной славы храбрых россов, Суворов боготворил императрицу и преклонялся перед величием ее несокрушимой державной воли.
Впоследствии став командиром Санкт-Петербургской дивизии, Александр Васильевич каждую неделю являлся с докладом к царице в ее скромный кабинет на третьем этаже Зимнего дворца, украшенный большой иконой Казанской Божьей Матери. Сначала генерал-аншеф клал земной поклон перед иконой, затем такой же земной поклон отвешивал государыне. Екатерина Алексеевна сердилась на полководца: "Ну как не стыдно тебе, Александр Васильевич, это делать!" Суворов поднимался с колен, целовал протянутую руку и говорил: "Не изволь гневаться, матушка-государыня! Милости твои ко мне поистине безграничны!"
Какой бы подвиг, нынче признанный генерал-аншефом, курская дворянка ни совершила, приблизиться к трем суворовским женским святыням даже на шаг у нее шансов не было. Служба внешней разведки в конце XVIII века особым почтением в армии не пользовалась. Да, собственно говоря, Флора в том и не нуждалась. Также не имела она указаний от секретной канцелярии Ее Величества посвящать в детали операции "Золотая цепь", уже завершившейся, кого-нибудь из посторонних. Потому, сидя в кресле перед Александром Васильевичем, Анастасия хранила молчание. Суворов, прохаживаясь по кабинету, коротко рассказал ей о здешней дислокации вверенного его командованию воинского соединения общей численностью до двенадцати тысяч человек и закончил рассказ словами:
- Вывести дивизию из Галаца завтра невозможно.
- Время есть, ваше высокопревосходительство, - ответила Аржанова. - Австрийцы, конечно, получат приказ заблокировать российские войска. Однако думаю, произойдет сие не раньше, чем через неделю. Мы намного их опередили.
То ли в голосе незнакомки Суворову послышалась похвальба, то ли возобладала его обычная привычка говорить дамам колкости, но он тотчас иронически заметил:
- Честь и хвала рыцарям плаща и кинжала!
- Ни плащ, ни кинжал в своей работе я не использую, ваше высокопревосходительство, - курская дворянка легко поднялась на ноги. - Немного сообразительности, чуть больше - настойчивости, должное количество золотых монет и находчивость. Более ничего, любезный Александр Васильевич!
- Вы обиделись на меня, сударыня? - Суворов остановился перед ней и примирительно улыбнулся.
- Нет, - княгиня Мещерская смело глянула ему в глаза. - Не вам давать оценку моим действиям. Не вам награждать или наказывать меня. Мы оба, как умеем, служим царю и Отечеству. Добрая, мудрая государыня наша, чай сама во всем разберется…
- Вы намерены уезжать?
- Должно мне доставить прочитанный вами документ Главнокомндующему Южной армией светлейшему князю Потемкину-Таврическому.
- Дорога в Яссы лежит через густой и прорезанный оврагами Афумацкий лес, - генерал-аншеф подошел к карте, висевшей на стене его кабинета. - Наши бывшие союзники, австрийцы, занимают его. Советую вам пройти этот участок вместе с моей дивизией.
- Когда вы выступаете, ваше высокопревосходительство?
- Через четыре дня. То есть ранним утром четвертого августа.
- Согласна. Моим людям требуется отдых.
- В Галаце весьма уютно, сударыня. Во всяком случае, наши офицеры и солдаты довольны. Вас я попрошу уж заодно отвезти генерал-фельдмаршалу и мое письмо.
- Слушаюсь, ваше высокопревосходительство…
Сердечно распрощавшись с командой "Матильды", курская дворянка вручила каждому речнику заранее обусловленный гонорар и прибавила сверх него не один серебряный талер, а три. Она исповедовала принцип царицы Екатерины Алексеевны, который заключался в том, что людей, оказавших помощь в трудный момент, но затем отставленных, нельзя обижать. Наоборот, следует щедро наградить, лично поблагодарить и дать им понять, как горестно расставаться с ними, но, увы, обстоятельства принуждают.
В гостинице "Pax Rumania" Аржанова откупила целый этаж: чтоб никто чужой на глаза не попадался. Она хотела побыть в одиночестве. Только ничего из этого не вышло. Хотя она поселила на этаже в отдельных комнатах Глафиру, Николая и Сергея Гончарова, снабдила их командировочными в двойном размере, они, побродив по Галацу часа три, вновь пришли к ней в роскошные трехкомнатные апартаменты с террасой, выходящей на главную площадь города. Пришлось заказать в номер традиционный чай с медом и сухарями.
Операция "Золотая цепь" как будто по-прежнему крепко соединяла последних своих исполнителей. Будучи пока не в силах разорвать оставшиеся ее незримые звенья, они предались воспоминаниям и точно заново пережили все перипетии. Прекрасная Вена, захолустный Рейхенбах, шумный речной торговый Девин, леса и горы Моравии, драгуны, скачущие за ними по каменистой дороге, Дунай в глубоком ущелье Казан, вода, вскипающая у подножия "Железных ворот". Много теплых слов было сказано и о сержанте Ермилове, пожертвовавшем собой ради общего дела, и о надворном советнике фон Рейнеке, который только сперва держался холодно и неприступно, но потом показал себя как добрый и надежный их однополчанин.
Флора, закутавшись в шелковый турецкий халат, купленный в Галаце, лежала на широком диване и слушала их рассуждения. Ничто так не влияет на подчиненных, как правильно и точно исполненное поручение. Тогда все становится на свои места на этом божьем свете. Трудности и горести уходят в тень, успехи приобретают большее значение и вдохновляют на новые героические поступки.
Тут раздался громкий стук в дверь. Очевидно, стучали тростью. Громкий мужской голос важно и отчетливо произнес:
- От его высокопревосходительства генерал-аншефа графа Суворова-Рымникского!
- Войдите, - сказала Анастасия, не задумываясь о том, как сейчас выглядит она сама и ее компания, вальяжно расположившаяся возле дивана.
На пороге комнаты появился уже знакомый Аржановой адъютант полководца - капитан легкоконного полка Алексей Круглов. Он снял треуголку и поклонился даме, хотя и был несколько обескуражен ее неприбранным, совсем домашним видом. За капитаном стоял рослый гренадер. Он держал в руках весьма вместительную корзину.
Отступать было некуда. Курская дворянка лишь плотнее запахнула халат. Но все равно ее светло-каштановые волосы остались рассыпанными по плечам, а тонкая ткань восточной одежды четко обрисовала стройную фигуру с покатыми плечами, рельефно выступающей грудью и длинными ногами.
- Простите, сударыня, - пробормотал молодой офицер, - что я пришел в неурочный час и безо всякого предупреждения. Генерал-аншеф передает вам пакет для Главнокомандующего Южной армией и кое-какие припасы на дорогу…