Я повернул назад в темноте, ориентируясь по легкому движению воздуха, которое ощущалось в галерее. Она привела меня назад, в направлении к завалу, и я шел по нему до ближайшего квершлага. Он был узкий и низкий, и мне пришлось ползти на четвереньках. Здесь, в этом узком тоннеле, движение воздуха ощущалось сильнее. Я чувствовал на лице его влажное соленое дыхание. Тоннель снова расширился и круто пошел вниз. Вскоре мне пришлось сползать по почти вертикальному спуску. Там отовсюду била вода, и я моментально промок до пояса. Потом тоннель снова выровнялся, и теперь отчетливо было слышно море – свежий ветерок доносил до меня слабый плеск волн.
И вдруг галерея внезапно кончилась. Теперь передо мной был не обвал, а просто пустое место. Направив туда луч фонарика, я увидел огромную пещеру, естественную или искусственно созданную – неизвестно. На дне ее плескалось море. Мне казалось, что я даже вижу его черную поверхность.
Никакого выхода здесь не было. Края пещеры круто обрывались вниз; по зеленым стенам ее текла вода, выбиваясь фонтанчиками из трещин. Даже если бы я смог спуститься, не было никаких признаков того, что там, внизу, существует продолжение галереи. Я вскарабкался снова наверх, потом поднялся по квершлагу, прошел по тоннелю и снова очутился там же, откуда начал свой путь.
Значит, следовать за ветром было бесполезно. Я выключил фонарик и попытался вспомнить, откуда я пришел. Если бы только можно было восстановить мой путь в обратном порядке. Встав лицом по ходу галереи, я двинулся вперед, свернул в левую развилку и продолжал идти наугад, куда глаза глядят. Вскоре я понял, что заблудился окончательно – мне попадались какие-то завалы, штреки, в которых было по колено мутной воды, – ничего знакомого, все это я видел в первый раз. Я обнаружил шахту с зелеными от водорослей стенами, которая вертикально шла вверх, далеко за пределы луча моего фонарика; наверху не было видно ни звезд, ни серпика луны, несущего свет надежды. Просто какая-то старая шахта. Все больше становилось воды, она сочилась из каждой трещины и потоком текла по галерее, доходя мне до колена. Кровля галереи постепенно опускалась, так что она превратилась в настоящую трубу, по которой текла вода.
Я вернулся назад, выбрал другое направление и теперь двигался наверх, поднимаясь с одного горизонта на другой. В этом направлении был какой-то план, который, как мне казалось, был мне понятен. И вдруг – снова тупик, неизвестно почему. Просто, наверное, жила в этом месте иссякла. Я снова повернул назад, опускаясь постепенно вниз по ходу выработки. Если бы только услышать насос – по его звуку можно было бы ориентироваться. Я пошел по течению воды. Галереи напоминали старинные готические переходы, которые вдруг открывались в широкое пространство собора – в том месте, где расширялась выработка, следуя капризам жилы. Я спускался все ниже и ниже, и воды становилось все больше. И ни малейших признаков насоса. Узкий гезенк вывел меня в более просторную галерею. Здесь воды было уже по пояс.
Идти мне было трудно, но я все-таки шел, хотя и понимал, что нужно вернуться, – воды было слишком много. Но мне не хотелось признавать, что я снова ошибся. Свет фонарика начал слабеть. Какое-то время я отказывался это замечать. Но здесь, в этой полной воды галерее, где видна была только темная поверхность воды, стало совершенно ясно, что батарейка садится. Луч из белого превратился в желтый и потерял свою силу. Эти изменения наступали постепенно, так что я не сразу обратил на них внимание.
Впереди на темную гладкую поверхность волы, которая уже перестала быть гладкой, лилась сильная струя из какого-то отверстия наверху. Когда я дошел до этого места, нога моя потеряла опору, и я с головой ушел под воду. Вынырнув и отфыркиваясь, держа фонарик над головой, я пытался нащупать ногой илистое дно. Найдя его, выкарабкался из ямы, мокрый и промерзший. Одного взгляда на потолок было достаточно: я понял, что провалился в шахту, потому что сверху было отверстие, из которого и лилась эта струя воды.
Тут я понял, что дошел до того уровня, где шахта залита водой. Ничего не оставалось делать, как только вернуться назад. Вот тут я испугался. Испугался по-настоящему. Страшнее всего был пожелтевший луч фонарика. Его батарейка слишком долго пролежала на складе. Ее может хватить на пять минут, а может быть, на полчаса. У меня было слишком мало времени, я должен был выбраться из шахты.
Двигаясь назад по затопленной галерее, я посмотрел на часы. Стрелки на светящемся циферблате показывали без пяти одиннадцать, значит, я находился пол землей уже около часа. Я повернул и двинулся вверх по крутому подъему, стараясь идти как можно быстрее, что было нелегко, так как ноги вязли в тине, покрывающей дно. Но я все равно лихорадочно спешил – необходимо было выбраться наверх как можно скорее, прежде чем батарейка окончательно сядет. Если бы только я мог найти шахту, из которой было видно небо и светящийся серпик луны. Можно было бы попытаться вскарабкаться по ней наверх. Или, по крайней мере, дождаться утра и тогда начать звать на помощь. Впрочем, было мало шансов, что меня услышат. Но все-таки была бы хоть какая-то надежда.
Карабкаясь наверх, я стал вертеть головой, чтобы уловить на лице движение воздуха, которое указало бы мне направление в сторону моря или какой-нибудь вертикальной выработки. Но никакого движения не было. Было тихо и неподвижно, как в гробу. Мне снова вспомнились римские катакомбы. Нет-нет, не годится об этом думать. Я сойду с ума, если себе это позволю. У Эдгара По есть один рассказ. Как он называется? Кажется, "Бочонок амонтильядо". К черту Эдгара По. Вот уж о ком не следует вспоминать, если желаешь сохранить рассудок.
И вдруг я остановился. Ухо уловило еле слышный звук, похожий на биение пульса. Или это кровь стучит в висках? Я тяжело дышал, прямо задыхался. Что же это такое, кровь в висках или насос, спрашивал я себя, пытаясь не думать о себе и своем сердце и прислушаться. Но никакой уверенности у меня не было. Страх в сочетании с неподвижным влажным воздухом могут сыграть с человеком любую шутку.
Я медленно двинулся вперед, сосредоточив всю свою энергию на слушании. Крыша галереи слегка приподнималась. Вдоль стены шел каменный уступ, который вел к темному отверстию. Звук как будто бы шел оттуда. Или это только мое воображение? Он был такой слабый, почти эфемерный. Я поднялся по уступу и нырнул в узкий тоннель, который оказался сравнительно сухим. Боже мой, каким тусклым стал мой фонарик! Расширившийся тоннель привел меня в очередную галерею. Пульсирующий звук стал громче и резче, превратившись в частую капель. Окружающие породы были здесь значительно мягче. Под ногами то и дело оказывались ямы. С гулким звоном капали капли. Этот звук я и услышал.
Выключив фонарик и прислонившись к стене, я закрыл глаза, чтобы не так угнетала темнота. Внезапно появившаяся искра надежды погасла. Я чувствовал безмерную усталость. Сунув фонарик в карман, я всем своим весом оперся о стену. Мне нужно было подумать. Времени у меня не оставалось, скоро я окажусь в полной темноте. В галерее было тихо и спокойно, только непрерывно капала вода.
И вдруг я осознал, что руки мои прикасаются не к граниту, а к значительно более мягкой породе. Я снова достал фонарик. Да, порода мягкая. Вот откуда эти ямы под ногами. Это была та же самая порода, которую я отмстил вскоре после того, как Менэк провел меня мимо пещеры. Можно, конечно, было предположить, что этот скверный участок мягкой породы охватывает достаточно обширную часть шахты, но это было мало вероятно, ведь вся выработка располагается в основном в граните. Мягкая порода, вероятно, заполняла только разрыв в гранитном массиве.
Пройдя немного вперед, я обнаружил гезенк и заглянул туда. Мой фонарик едва позволял видеть очертания стен. Но мне показалось, что меня погладили по лицу, – воздух уже не был неподвижным. Спустившись по этому проходу, я повернул налево и пошел по более узкой и низкой галерее, следуя за движением воздуха. Стены снова были гранитные. За следующим же поворотом я обнаружил, что дальше идти некуда, – передо мной была пустота. Оглядевшись вокруг, я увидел нечто вроде пещеры. Напротив можно было разглядеть каменную стену.
И вдруг, задрожав от радости, я увидел выступ, который шел вниз вдоль каменной стены. Он был покрыт жидкой грязью, и я легко соскользнул вниз. Неужели это действительно тот самый путь, по которому меня вел Менэк? Неужели я не ошибся? Не может быть, чтобы существовали два таких одинаковых места. Двигаясь дальше по галерее, я все больше убеждался в том, что иду по знакомому пути. Стены были из мягкой породы, кровля – вся в трещинах. Под ногами валялись упавшие сверху куски породы.
И вот галерея расширилась и открылась в обширную выработку. Слышно было, как по каменистому склону вода стекает в море, лежащее глубоко внизу. А прямо надо мной виднелось крохотное пятнышко света, указывающее на то, что это верхнее отверстие шахты.
Я испытал такое облегчение, что у меня даже задрожали коленки. Пришлось постоять неподвижно, чтобы немного прийти в себя. Я стоял и смотрел на этот далекий кружок света. Совсем другое дело, когда чувствуешь контакт с внешним миром, с поверхностью земли. Можно было мириться даже с темнотой.
Я включил фонарик и стал нащупывать ногой первую железную крепь. Мой сапог наткнулся на деревянный обломок крепежной стойки. Крепь должна быть как раз над ней, но я никак не мог ее нащупать. Возможно, я слишком волнуюсь и поэтому ищу не там, где нужно. Крепко ухватившись за ручную скобу, я протянул ногу немного подальше. Но и там ничего не было, только гнилые обломки дерева. Отступив назад и изогнувшись, я посветил вверх.
Крепи не было. Не было и следующей, которая должна была находиться над первой.
Сначала я подумал, что это другое место, нс то, мимо которого я проходил раньше. Но ведь наверху был виден свет, а внизу плескалось море. Кроме того, состав пород был тот же самый. Могло, правда, случиться и так, что я оказался в той же самой формации, только выше или ниже. Но ведь не может же быть второго, точно такого же уступа, ведущего к узкому входу в гранитную толщу? Я вернулся в галерею, чтобы посмотреть еще раз. Обвал бы тот же самый, сомнения не было. Вернувшись к выходу, я встал на колени и, светя фонариком, осмотрел то место, где, по моим расчетам, должна была находиться крепь.
Крепи на месте не было. Вместо нее была неровная дыра. Ее просто раскачали, а потом выдернули.
Именно в этот момент мой фонарик начал мигать. Света он почти не давал, и я его выключил. Здесь, слава Богу, темнота была не совсем черной. Подняв глаза, можно было увидеть луну. Пусть она была далеко, все-таки, когда я видел этот крошечный серпик, на душе становилось легче.
Я достал спичку, чиркнул и, высунувшись наружу, осветил то, что осталось от настила. В неверном свете было ясно видно, что второй крепи тоже нет, отсутствует и третья. Они ведь были на месте, когда я перебирался вслед за Менэком через эту выработку. А теперь их не было, их вырвали, вытащили – словом, уничтожили. Это могло означать только одно: Менэк знал, что я иду следом за ним. Он поджидал меня после каждого поворота. И он нарочно завел меня в эту старую часть шахты. А потом вернулся и снова перешел через яму, выдергивая за собой крепи. Боже мой, какое чудовище! Это настоящее убийство, хотя со стороны никто этого не скажет. Тем не менее это было так. Мне вспомнилось то, как я подумал: человек, который мог хладнокровно сбросить собаку в старую шахту, способен на все.
Я сел на самый край обрыва, свесив ноги вниз, и стал думать, что же делать дальше. Я был совершенно спокоен. Теперь я знал дорогу, знал, как пройти отсюда к насосу и к главному стволу. Все, что требовалось, – это перебраться через проклятую пещеру, через этот мертвый промежуток в двадцать футов. Задача вполне понятная. Я больше не боялся. Бояться было нечего. Все было предельно ясно. Мне уже не нужно было ломать голову над таинственным и неизвестным. Передо мной стояла реальная задача. Менэк хотел меня убрать и разработал дьявольский план, согласно которому я должен был погибнуть. Между мной и спасением стоял всего-навсего двадцати футовый промежуток голой крутой скалы. Его разум против моего.
Немного отдохнув, я решил сделать единственную вещь, которая представлялась мне возможной. Я засветил фонарик, нашел скобу для руки и опору для ноги и вылез из галереи на скалу, держа фонарик в зубах. Скала была не совсем отвесная, градусов восемьдесят, и, прижимаясь к мокрому камню, мне удавалось удерживаться, цепляясь за скалу руками и ногами. Беда была в том, что камень был покрыт какой-то слизью и ноги и руки скользили. Внизу, подо мной, плескалось море, словно облизываясь в предвкушении момента, когда я сорвусь вниз.
Я медленно передвигался по скале от скобы к скобе. Иногда удавалось опереться ногой, засунув носок ботинка в трещину, иногда – поставить -ногу на выступающий камень, но иногда они просто болтались. Добравшись до пятой скобы, я не мог найти опоры для ног и просто висел на руках, пытаясь найти следующую скобу с помощью слабого мерцания фонарика, однако все было тщетно. Ногами тоже ничего не удавалось нащупать, всюду была гладкая скала. Вися на одной руке, я попытался что-то найти левой, однако ни скобы для руки, ни опоры для ноги не было, и мне пришлось вернуться назад.
К тому времени как я снова очутился в галерее, руки у меня дрожали от перенесенного напряжения. Я сел, прислонившись к каменной стене. Через некоторое время попробую еще раз, а пока у меня нет никаких сил. Мне казалось, что я брожу по переходам этой старой шахты целую жизнь, а было всего половина двенадцатого.
Я пытался отдохнуть и расслабиться, но это было нелегко, так как одежда моя промокла и я чувствовал себя неуютно, хотя и не мерз, поскольку воздух был довольно теплым. Просто я безумно устал, и было неприятно, что я такой грязный. Черт бы побрал этого проклятого старика! Почему он хочет меня убить? Чего он опасается?
У меня стали затекать руки и ноги. Мокрая одежда липла к телу. Меня начало трясти, не от холода, просто оттого, что я промок. Я поднялся на ноги. Как же мне все-таки перебраться на другую сторону? Сделав еще одну попытку, я поскользнулся, нога у меня сорвалась с опоры, и мне пришлось висеть на одной руке, пока не удалось нашупать трещину, на которую можно было опереться.
Последняя попытка убедила меня в том, что этот способ невозможен. Нужно было искать обходной путь.Но фонарик к тому времени почти совсем сдал. Что-нибудь различить можно было, только поднеся его к нужному месту на два-три дюйма. Двигаясь ощупью, я нашел дорогу к обвалу и к наклонному уступу, поднялся по нему, заполз в тоннель и сразу же повернул налево. Ощупывая руками стены с обеих сторон, прошел еще несколько шагов и снова свернул влево. Здесь тоннель резко пошел вниз, и через минуту земля ушла у меня из-под ног. Я рискнул зажечь еще одну драгоценную спичку. Здесь оказался почти Отвесный спуск на расстоянии пятнадцати метров, а потом галерея выравнивалась. Я с трудом преодолел этот спуск и продолжал идти дальше. Дойдя до развилки, повернул налево и через несколько ярдов оказался перед завалом. Пришлось вернуться назад и пойти по правому тоннелю, но и он кончился тем же. Осмотревшись при помощи еще одной драгоценной спички, я убедился, что эта галерея непроходима.
Я вернулся назад, карабкаясь наверх в полной темноте. Испробовал еще одну галерею, потом еще одну. Одна привела меня к открытой шахте, другая уткнулась в глухую стену. У меня оставалось всего пять спичек, и я безумно испугался, что не найду теперь дороги к пещере. Там, по крайней мере, оставалась хоть тень надежды. Сначала я свернул не туда, куда надо. Попытался снова, обливаясь потом от страха. На этот раз вышел по узкому тоннелю к мягким породам и обвалу, а оттуда – к пещере, где высоко-высоко вверху виднелась точечка света.
Там я посидел, дрожа и прислушиваясь к шуму воды. Возможно, при дневном свете удастся что-нибудь разглядеть. Если же нет… Думать об этом было невыносимо. Никто ведь не знает, что я здесь. Значит, здесь и останусь, пока не сгнию.
И вдруг я вскочил на ноги. Мне показалось, что я слышу голос, слабый и отдаленный. Вот опять. Протяжный зов, повторенный эхом. Я, должно быть, схожу с ума. Голос был похож на женский. Я прислушался, но зов не повторился, и я снова сел на землю. Когда вокруг журчит и капает вода, можно себе вообразить Все, что угодно. Я припомнил все страшные истории, которые рассказывали шахтеры-оловянщики в лачуге моего отца в Скалистых горах, рассказы о гоблинах, обитающих в горах, о горных духах, о внезапных вспышках света. "Где только покажется оловянная жила; так и жди, что услышишь разные диковинные звуки", – говаривал один старик шахтер. Но вот о женских голосах как-то не рассказывали.
И вдруг я весь сжался, нервы у меня были настолько напряжены, что я готов был заорать не своим голосом. В галерее по ту сторону пещеры показался свет.
Я пытался себе внушить, что мне это только кажется, что это шутит шутки темнота. Но теперь я отчетливо видел вход в галерею, напоминающий старинную дверь, и из нее шел желтый свет. Возможно, это вернулся Менэк. Свет как будто бы делался ярче. Потом послышался протяжный крик, от которого стыла кровь. Это были негромкие плачущие звуки, которые катились по галереям и которые эхо, постепенно заглушая, возвращало назад. Плакала женщина, и эхо возвращало назад ее безумные рыдания. А вход в шахту позади пещеры освещался все ярче и ярче.
Глава 8. БЕЗУМНЫЙ МЕНЭК
Я не знал, чего ожидать, не представлял себе, кто покажется в этой галерее. Я стоял, прижавшись к мокрому камню стены, в висках стучала кровь. Если бы в галерее не было так темно, я бы убежал. Свет становился все ярче, теперь он уже отбрасывал блеск на стены, и стало возможно различить сгнившие подпорки и крепи, которые торчали из стен старой выработки. Я знал, что если это человек, то он не сможет сюда перебраться. Но, как мне кажется, я и не думал, что это человеческое существо. Ни один человек, воспитанный на старинных легендах, не мог бы принять эти дикие звуки за человеческий голос.
Наконец появился и сам источник света. Он был прикреплен к шахтерской каске, и вскоре показался сам шахтер, который медленно двигался по направлению к пещере. Я подумал обо всех людях, что погибли в этих местах. Шахта была старая как мир. Люди здесь работали в течение двух или трех столетий, вгрызаясь сверху вниз с поверхности земли и вбок, со стороны скал. Многие из них нашли в ней свою смерть.
Я ждал, что будет делать это существо, когда дойдет до сгнившего настила. Пойдет ли оно дальше или остановится?
Существо приблизилось к разрыву, остановилось и, прислонившись к стене, стало щупать ногами, отыскивая точку опоры.
Это был человек.
Но только не Менэк. Он был гораздо меньше, чем старик Менэк. Не был это и его сын, а также не Слим и не Фраер. Я колебался. Меня он не видел. Я находился в тени в своей части галереи. Шахтер не нашел ожидаемой опоры для ноги и наклонился, пытаясь разглядеть металлические крепи, которые там были раньше. Луч его лампы светил прямо на меня Тут я решился себя обнаружить.
– Кто вы такой? – спросил я.
Человек отпрыгнул назад, испуганно вскрикнув. Голос был женский.
– Это вы, Джим? – спросила женщина голосом Кити.
Облегчение, удивление, унижение – все смешалось в моей душе.
– Да, – сказал я, выходя на свет, который отбрасывала ее лампа.
– Слава Богу! – воскликнула она.
– Откуда ты взялась? Что ты здесь делаешь? – спросил я.