– С моей стороны было просто безумием ввязываться в эту историю, – проворчал Хэкет. – Фаррел, может, вы объясните мне, что происходит?
За меня ответила Хильда:
– Тучек – мой отец. Этот Сансевино заточил его где-то в Санто-Франциско.
Я думаю, ей хотелось выговориться, потому что она стала рассказывать ему о побеге отца из Чехословакии.
Я посмотрел на часы. Было начало пятого. Через час начнет светать. Громадный сноп искр вырвался из кратера и осветил снизу черную дымовую тучу.
– В любую минуту эта проклятая гора может затопить все вокруг лавой, – пробормотал Хэкет; его голос дрожал, но не от страха, а от возбуждения.
Он отправился так далеко из Америки, чтобы увидеть этот вулкан, и я думаю, он никогда не был так счастлив.
Мы въехали в деревню. Алые фасады домов поглотали рев двигателя и скрывали Везувий. Улицы были совершенно пусты. Последние жители уже покинули ее. Никакой живности тоже не было.
Мы проехали лавку, в которой еще горели свечи, а полки были завалены овощами. Двери домов были распахнуты настежь. На маленькой базарной площади одиноко стояла телега, видимо брошенная из-за сломанного колеса. Около деревенской водокачки малыш, сосавший большой палец, смотрел на нас испуганным глазенками.
– Видели малыша? – спросил Хэкет. – На обратном пути надо его забрать. Бедняжку бросили родители.
– Здесь! – Джина указала на высокую каменную арку. Ворота оказались открытыми, и мы въехали на мощенный камнями двор. Увидев Джинин кабриолет, мы поняли, что подоспели вовремя.
– Слава Богу, – облегченно вздохнула Хильда. Максвелл остановил машину, и мы вышли.
– Куда теперь? – спросил он.
– Сюда, – быстро ответила Джина и направилась к двери.
В руках Максвелла блеснул револьвер.
Слава Богу, на сей раз он вооружен. Но я медлил, думая, что бы я сделал на месте Сансевино. Если он уничтожит нас всех, он спасен. Лава сотрет Санто-Франциско с лица земли, и никто нас не найдет. Я взял Хильду за руку, желая ее удержать:
– Подождите.
Она попыталась высвободить руку:
– Чего вы боитесь?
Презрение в ее голосе уязвило меня. Я повернул ее к себе лицом:
– Мак рассказал вам обо мне?
– Да. Отпустите меня. Я должна найти моего…
– Предоставьте это Максвеллу. Если мы явимся туда всей толпой, то можем как раз угодить в это.
– Во что "это"? Отпустите меня.
– Послушайте, Сансевино приехал сюда раньше нас. Он знает, что мы последуем за ним. И если он убьет всех нас…
– Он не посмеет. Он боится.
– Он хитер, как дьявол. И жесток. Он использует вашего отца как приманку.
Она задрожала, представив себе картину, которую я только что нарисовал.
– Наверное, он приехал, чтобы убить его?
– Не думаю. Ему нужен ваш отец, чтобы торговаться с нами.
– Торговаться с нами? Я кивнул.
– Я знаю, чего он хочет. А эта вещь у меня. Видите вон ту дверь? – сказал я, показывая в дальний конец двора. – Идите и ждите меня там.
Я подошел к "фиату" и, подняв капот, отсоединил провод, идущий к мотору. То же самое я проделал с "бьюиком" Мака. Потом я подошел к Хильде:
– Если у них получится… – Я пожал плечами. - Если нет, тогда у нас есть шанс.
Двор был полон неясными тенями, которые, казалось, движутся в отблесках Везувия.
– Вы считаете меня трусом? – спросил я.
Я видел ее лицо, в полумраке оно было подобно камее. Она неотрывно смотрела на дверь, за которой находились все остальные. Потом ее рука нашла мою и крепко сжала ее. Казалось, в ожидании прошла целая вечность.
– Вернутся они когда-нибудь?
Я не мог ей ответить на этот вопрос. Просто держал ее за руку, понимая, что она сейчас чувствует, и ощущал собственное бессилие. Наконец она сказала:
– Наверное, вы правы. Что-то случилось.
Я посмотрел на часы. Было около половины шестого. Прошло уже четверть часа с того момента, когда Максвелл, Хэкет и Джина вошли в дом. Почему Сансевино не выходит к машине? Я знал почему. Он ждет, чтобы мы сделали первый шаг.
– Боюсь, начинается игра в кошки-мышки, – сказал я.
Она повернула голову:
– Как в данном случае она должна выглядеть?
– Тот, кто двинется первым, выдаст свое присутствие.
На дворе стало светлее, как будто его освещало адское пламя. Тени двинулись и замерли.
– Судя по всему, у нас мало времени, – сказала Хильда.
Я кивнул, подумав: неплохо было бы знать, что происходит с лавой.
– Думаю, пора искать остальных, – произнес я, чувствуя, как кровь застучала у меня в висках, а руки и ноги похолодели. Я только сейчас вдруг узнал, что Сансевино мог быть виден весь двор и то место, где мы стояли.
Я взял Хильду за руку и повел к дому, где должны были развертываться решающие события. Но представил себе, как мы будем пробираться подлинным темным коридорам и таким же темным пустынным комнатам, заполненным тенями, любая из которых может оказаться проклятым доктором, и замедлил шаг. У меня засосало под ложечкой, как во время первого боевого вылета.
И вдруг Хильда сказала:
– Слышите?
Где-то в этой неестественной тишине слышался шум падающих камней. Потом внезапно все стихло, словно и деревня, и камни, и лома, затаив дыхание, ждали, что будет дальше.
– Опять, – прошептала Хильда.
Послышался какой-то металлический звон, сменившийся шумом рушащихся стен. Сноп искр посыпался из-за монастыря.
– Что это?
Я колебался, хотя инстинктивно понимал, что все это значит. Впрочем, она сама скоро узнает. Легкое облако пыли поднималось вверх, мельчайшие ее частицы кружились и сверкали в отраженном свете лавы.
– Лава достигла деревни, – ответил я.
Она стояла так близко ко мне, что я ощутил дрожь, сотрясавшую ее тело. Воздух накалялся все сильнее, как будто мы стояли у пылающего очага.
– Нужно что-то делать! – Она была близка к панике.
– Да, – ответил я.
И хотел уже идти с ней в ту дверь, за которой находились все остальные, как она воскликнула:
– Смотрите! – и указала на крышу дома напротив. Я увидел бежавшего по ней человека.
– Это он?
– Да, – ответил я. – Испугался лавы и бежит к машине.
Я достал пистолет и снял с предохранителя. Его долго не было видно, но наконец он выскочил из двери дома и помчался к "фиату". Я слышал, как он пытается запустить двигатель. Потом раздался грохот рушащегося здания. Когда пыль немного осела, я увидел Сансевино, все еще нажимающего на педаль стартера.. Потом он бросил "фиат" и кинулся к "бьюику". Там произошло то же самое. Я видел его лицо в свете приборной доски. В глазах у него было отчаяние, и мне вдруг снова сделалось смешно. Сейчас я согласился бы стоять посреди тысячи потоков лавы ради удовольствия видеть панический страх, обуявший это чудовище.
Когда он понял, что с "бьюиком" тоже ничего не получается, он снова кинулся к "фиату", снова нажал на стартер, потом открыл капот, но никак не мог обнаружить неполадку. Потом вдруг выпрямился и огляделся, словно ощутил наше присутствие. Он смотрел как раз туда, где мы стояли. Его рука нырнула в карман, и он направился к нам.
Внезапная яркая вспышка огня осветила небо. Он припал к земле, съежившись, словно защищаясь от удара. Послышался жуткий рев горы, и земля содрогнулась у нас под ногами. Потом что-то с глухим звуком упало посреди двора, подняв небольшое облако пыли и пепла. Сансевино вскочил на ноги, и в тот же момент с жутким грохотом на двор обрушился дождь горячих камней. Грохот становился особенно нестерпимым, когда камни ударялись о каменные постройки.
Сансевино побежал, увязая в пепле и спотыкаясь. В неровном свете и видел его искаженное ужасом лицо.
Он уже почти добежал до ворот, но вдруг упал. Казалось, кто-то схватил его за плечо и бросил наземь, в пепел. Сквозь рев горы и грохот камней до нас донесся его отчаянный вопль. Потом он встал и, прихрамывая, побежал в арке.
Каменный дождь прекратился так же внезапно, как начался.
Я отдал Хильде провод от машины:
– Попытайтесь найти остальных, а я последую за ним.
– Почему не дать ему уйти?
– Потому что только он может привести нас к вашему отцу. Я должен его остановить. А вы поищите остальных.
– Будьте осторожны! – крикнула она мне вслед.
Я с трудом пробирался по мягкому пеплу. Протез еще больше затруднял мое движение. Звук моих шагов на вымощенном камнем проходе под главной аркой казался необыкновенно громким. Я вышел на улицу, откуда была видна базарная площадь с водокачкой и со сломанной повозкой. Толстый покров пепла был испещрен отверстиями от сыпавшихся сверху камней. Это зрелище напомнило мне многократно увеличенную картину пыльной дороги, окропленной первыми крупными каплями дождя. Никаких признаков жизни вокруг. Казалось, серая бесплодная пустыня поглотила эту местность, истребив все живое на своем пути.
Я обернулся и увидел узкую улочку, а посреди нее спиной ко мне стоял Сансевино. Я понял, почему он остановился. Улочка была совсем узкая, как щель, отделявшая один дом от другого. Но эта улочка-щель не вела к виноградникам на склонах горы, она внезапно упиралась в громадную стену. В огненно-красном сиянии эта щель казалась напичканной коксом. Вдруг послышался шипящий звук, и, сметая эту "коксовую" преграду, в щель хлынула расплавленная огнедышащая масса лавы. Дом в конце улицы рухнул под натиском лавы. Потом свет померк, как будто лава остановилась.
Сансевино повернулся и пошел в мою сторону. Я же был настолько изумлен видом лавы, что стоял посреди улицы и просто смотрел, как он пытается убежать; видимо, это давалось ему с трудом. Сначала он не видел меня, а когда увидел, остановился. Вид у него был испуганный. Кинув взгляд через плечо на раскаленную лаву, он шмыгнул в дверь ближайшего к нему дома. Если бы у него было оружие, он мог бы меня застрелить. Но у него не было оружия. Его револьвер остался на вилле, одну пулю он выпустил в Роберто, остальные были в полу и стенах. Когда я входил в дом, за дверью которого он только что исчез, я увидел, как рухнул очередной дом, лава поглотила его, оставив небольшое облачко пыли.
После улицы в доме казалось очень темно. Пахло отбросами и уборной. Сквозь пыльные окна едва проникал свет. Я прислушался, но ничего не услышал, кроме шума свистящего газа. Сансевино поджидал меня у входа либо укрылся где-нибудь в глубине дома. Я включил фонарик и увидел длинный коридор и лестницу, ведущую наверх. Каменный пол хранил на себе следы многих поколений. Я заглянул в одну из дальних комнат. Там стояла большая двуспальная кровать, комод и стол, один из углов которого подпирал ящик. В комнате царил беспорядок. Вокруг была разбросана солома, служившая подстилкой для домашних животных. Дверь на противоположной стороне комнаты была распахнута.
Она выходила в маленький садик. Выглянув туда, я увидел на пепле, покрывавшем землю, следы Сансевино. Они вели к следующему ряду домов и кончались у ступеней балкона. Я услышал, как кто-то поднимается по ним. На каждом этаже был балкон, и я поднимался все выше и выше и всюду видел покинутые комнаты. Судя по царившему в них беспорядку, хозяева покидали свои жилища в страшной спешке. Наконец я добрался до самого верха. Деревянная узкая лестница вела на крышу. Я включил фонарик и осторожно начал подниматься по ней, сжимая в руке пистолет.
Я выбрался на совершенно плоскую крышу и примерно в пятидесяти шагах от себя увидел Сансевино, перелезающего через низкую балюстраду на соседний дом. Я устремился за ним. Посмотрев направо, я увидел четыре потока лавы: один в деревне, один на западе и два на востоке. А над кратером вздымался громадный столб газов. Заглядевшись на это ужасное зрелище, я споткнулся и упал прямо лицом в пепел, кстати, уберегший меня от более сильного ушиба. Я встал, протер глаза и выплюнул набившийся в рот пепел.
Сансевино тем временем уже достиг конца крыши другого дома, постоял немного в нерешительности и исчез в проеме двери. Моя культя начали побаливать. В левый глаз саднило от попавшего в него пепла.
Я добрался до двери, за которой исчез Сансевино, и тоже пошел в нее. Там оказалась лестница, похожая на ту, по которой однажды я уже поднимался. Я спустился на один марш и прислушался. Он продолжал спускаться ниже, и я опять последовал за ним. Я поскользнулся, ступив в лужу оливкового масла, вылившегося из бутыли, оставленной кем-то прямо на полу в комнате. Потом вслед за Сансевино я оказался и маленьком салу, усаженном апельсиновыми деревьями, и вышел к другому ряду домов, более высоких, но в худшем состоянии, с осыпавшейся штукатуркой. Комнаты здесь были просторные, но кровати – грубые, сколоченные из досок. И, судя по всему, в каждой комнате ютилась огромная семьи. С узенькой улочки в дом проникали запахи нечистот.
В дальнем углу одной из комнат я обнаружил узенькую, облицованную камнем лестницу, ведущую наверх. Я опять услышал шаги поднимавшегося по ней Сансевино и опять полез наверх. Лесенка была заляпана навозом, пахло лошадьми. Светя себе фонариком, я поднялся еще на этаж, потом еще. Здесь я обнаружил изможденного костлявого мула, который смотрел на меня круглыми испуганными глазами.
Лесенка кончилась, дальше наверх вели каменные ступени. Я порядком устал, сказывались нервное напряжение, бессонная ночь и разболевшаяся нога. Я споткнулся и подумал о людях, всю жизнь поднимавшихся и спускавшихся по этим ступенькам. Поколение за поколением. Многие из этих домов были выстроены, вероятно, тысячу лет назад, и оказалось достаточно всего нескольких часов, чтобы стереть их с лица земли.
Комната наверху оказалась почище других. На стенах – семейные фотографии, в углу – несколько икон. Интересно, доберусь я когда-нибудь доверху или нет? Я все шел и шел. спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу.
И вдруг меня снова озарило пламя, вырвавшееся из чрева вулкана. Сернистый жар опалил мне лицо, и я увидел, как еще один дом медленно осел и рухнул в поток лавы. Потом я почувствовал удар по голове, рухнул, как тот дом, искры посыпались у меня из глаз, и я потерял сознание.
Придя в себя, я обнаружил, что пистолет, который был у меня в руке, куда-то исчез. И тут я услышал:
– Надеюсь, я не причинил вам боли.
Это был голос, который я слышал на операционном столе, и я закричал.
– Ага, так ты и теперь испугался.
Я открыл глаза и увидел лицо доктора. Его характерные тонкие губы были растянуты в улыбке. Мне был виден язык, облизывающий губы, и острые, желтые от табака зубы. Его глаза сверкали, как горящие угли.
– Не надо меня оперировать, – услышал я собственный голос. – Пожалуйста, не надо.
Он засмеялся, и тут я увидел, что он без усов. Это было лицо Ширера, но садистское выражение глаз осталось. Теперь в голове у меня прояснилось, и я понял, что нахожусь в Санто-Франциско и что это Сансевино склонился надо мной. Фонарик был включен, и его лицо исчезало в неверном свете. В руке у него был мой пистолет, и он смеялся ужасно напряженным, неприятным смехом.
– Ну, теперь, мой друг, может быть, ВЫ будете столь любезны, что позволите осмотреть вашу прекрасную новую ногу. – Он начал стягивать с меня брюки.
Я быстро принял сидячее положение. Тогда он ударил меня фонариком по лицу, так что я не удержался и упал в кучу пепла. Я почувствовал, как из разбитой тубы потекла кровь, заливая мне лицо. Тем временем он все-таки стянул с меня брюки и теперь хлопотал над застежками моего протеза. Удар по голове ошеломил меня, слишком ошеломил, чтобы я мог двигаться.
– Не бойтесь, – сказал он, – я не буду вас оперировать. Смотрите, это застежки, всего лишь кожаные застежки.
Я слышал только отзвук его слов, потому что моя голова была занята совершенно другими мыслями. Меня обуял смертельный страх, я пытался побороть его, собрать все свое мужество и что-нибудь придумать, но ни о чем другом думать не мог, как только об этих проклятых руках, отстегивающих мой протез.
– Ну вот, видите, это было совсем не больно, – сказал он, показывая мне протез.
Я приподнялся и сел. Он отошел от меня. Металл протеза отливал красноватым блеском. Все это выглядело совершенно чудовищно, как будто он держал в руках мою живую ногу, отторгнутую от тела и залитую кровью. Он включил фонарик и улыбнулся:
– Теперь вы можете делать все, что угодно, мистер Фаррел. Только вот не сможете сдвинуться с места. – Это был голос Ширера, но тут же он опять превратился и доктора. – Неплохую работу ведь я проделал в свое время. Культя зажила прекрасно.
Я обругал его всеми нецензурными словами, которые знал, пытаясь побороть свой страх. Но он только смеялся, сверкая зубами. Потом оторвал от протеза мягкую обертку и заглянул внутрь. А когда обнаружил мешочек из мягкой кожи и клеенчатый пакет, радостно вскрикнул. Он развязал мешочек и заглянул внутрь. Глаза его загорелись от алчности.
– Тучек сказал правду. Прекрасно!
– Что ты с ним сделал?
Он посмотрел на меня и улыбнулся своей дьявольской улыбкой:
– Можешь не беспокоиться о нем. Я не причинил ему вреда… особого. Он в полном порядке. И Максвелл, И прекрасная графиня тоже. Глупый американец тоже в порядке. – Он усмехнулся. – Он приехал из Питтсбурга, из моего родного города, посмотреть на извержение Везувия. Теперь он получит грандиозное зрелище. Надеюсь, ему понравится. – Сансевино злобно ухмыльнулся.
– Что ты с ними сделал?
– Ничего, друг мой. Я только предоставил им возможность полюбоваться извержением, вот и все. Тебе разве не хочется увидеть, как эту деревню затопит лава? Видишь эти дома? – Он кивнул в сторону крыш. – Эта деревня появилась, когда Рим был великим гордом. А пройдет совсем немного времени, и она исчезнет с лица земли. И ты вместе с ней, друг мой.
Он завязал кожаный мешочек и сунул его в карман. Потом подобрал клеенчатый пакет, подошел ко мне, и я понял, что мне следует сделать. Я сунул руку в карман и достал провод от мотора.
– Это то, что тебе нужно? – спросил я.
– Ага, – ответил он. – Хочешь поторговаться? .
– Нет, – ответил я. – Я не вступаю в переговоры с убийцами ироде тебя. Можешь попытаться выбраться отсюда пешком.
Я приподнялся на локте и швырнул провод как можно дальше. Он бросился за ним, но не успел и замер на краю крыши, глядя в черный пропал. Потом вне себя от ярости подскочил ко мне и изо всех сил лягнул меня ногой, ударив прямо по культе, не переставая при этом исторгать потоки итальянской брани. Физическая боль от наносимых им ударов отзывалась ударами по моему сознанию. Потом он вдруг схватил протез и швырнул его вслед за злополучным проводом. Я увидел красный блеск металла у края крыши и почувствовал, как меня охватывает страх. Было, конечно, глупо впадать в отчаяние по поводу потери куска металла, но без протеза я был совершенно беспомощен. И Сансевино знал это.
– Теперь попробуй выбраться отсюда на своем обрубке.
Он посмотрел на зарево, потом повернулся и еще раз лягнул меня с яростью человека, боящегося смерти. Я непроизвольно повернулся на другой бок и получил еще удар – по бедру. Больше он не стал меня бить, наклонился и обыскал мои карманы.
– Что ты сделал с другим?
– Сделал с чем? – спросил я.
– С другим проводом, дурак.