Глава 6
Только Джина сумела излить в музыке настроение, владевшее всеми, кто находился в комнате. Она вдруг заиграла "Проклятие Фауста", и гнев и неистовство, звучавшие в музыке, взволновали всех. Разговоры стихли. Все мы слушали, не сводя глаз с Джины. А Джина играла самозабвенно, ее пальцы извлекали из клавиш звуки, в которых были горечь и ненависть, владевшие нами. Я навсегда запомнил ее сидящей за этим проклятым роялем. На бледном лице, вспотевшем от напряжения, обозначились морщинки, которых я прежде не замечал. Волосы ее стали влажными, под мышками проступил пот, а она все играла и играла, многократно повторяя одно и то же, словно от этого зависела ее жизнь.
– Мне кажется, твоя графиня скоро просто рухнет без чувств, – шепнул мне Максвелл.
Я ничего не ответил, я не мог оторвать от нее глаз, как будто своей музыкой она загипнотизировала меня.
Вот тогда-то это и произошло. Она вдруг повернула голову и минуту смотрела на меня. Затем обвела взглядом присутствующих, и музыка замерла.
– Почему все вы уставились на меня? – прошептала она.
И когда никто из нас ничего не ответил, она ударила по клавишам и сквозь нарастающие аккорды крикнула:
– Почему вы все уставились на меня?!
Все пребывали в оцепенении. А она, уткнувшись головой в руки, лежавшие на клавишах, разразилась рыданиями.
Сансевино поспешил было к ней, но остановился, взглянув на меня. Он оказался перед дилеммой: с одной стороны, ему хотелось успокоить ее, дав ей наркотик, а с другой стороны, он боялся оставить нас с Максвеллом.
Тем временем на пороге комнаты появился Агостиньо, словно ожидавший сигнала хозяина. Его старческое лицо сияло, а глаза горели, как будто он увидел Деву Марию.
– Ну что там еще? – нетерпеливо спросил Сансевино.
– Пепел, синьор. Он прекратился. Мы спасены. Мадонна оказалась милостива к нам.
Сансевино подошел к окну в дальнем конце комнаты и открыл ставни. Агостиньо был прав. Пепел прекратился, и теперь можно было видеть Везувий. Громадное зарево полыхало над верхушкой кратера, столб раскаленных газов поднимался высоко в небо и, обратившись черным облаком, обволакивал солнце. А внизу по склонам горы бежали три широких потока огня. Жар лавы ощущался даже в комнате.
Сансевино повернулся к нам:
– Максвелл, вам и мисс Тучек лучше уехать как можно скорее. Вам тоже, мистер Хэкет. Чем скорее вы отсюда выберетесь, тем лучше.
– По-видимому, вы правы, мистер Ширер, – сказал Хэкет, направляясь к двери.
Я посмотрел на Максвелла. Он не двинулся с места. Стоял и смотрел на Сансевино.
– Я поеду с тобой, – сказал я Максвеллу. Хильда Тучек подошла ко мне и коснулась моей руки:
– Мистер Фаррел, он здесь? – Ее взгляд был прикован к вулкану. – Я должна знать.
Я почувствовал, как она дрожит, и подумал о Тучеке. Может быть, он действительно здесь?
Но прежде чем я решил, как действовать дальше, ко мне подскочила Джина и, схватив меня за руку, крикнула:
– Быстрее! Мы должны выбраться отсюда. Роберто! Роберто! Где ты? – Она снова была близка к истерике. – Подай машину, Роберто! Живо! Живо!
Ее страх, видимо, передался всем остальным. Они, казалось, оцепенели. Я видел ее вздымавшуюся пол тонким платьем грудь, чувствовал запах пота, перебивавший аромат крепких духов. Она быстро повернулась к Роберто, молча стоявшему у двери.
– Нечего стоять! – закричала она. – Машину, дурак! Машину!
К ней быстро подошел Сансевино.
– Возьми себя в руки! – прошипел он сквозь зубы по-итальянски и направился к двери. Задержавшись у порога, он сказал: – Никакой спешки. Мы можем эвакуироваться отсюда совершенно спокойно. Максвелл, возьмите мисс Тучек в свой автомобиль. Хэкет, вы тоже поезжайте с ними.
Но состояние Джины требовало принятия срочных мер. Она тянула меня за руку к двери, требуя, чтобы Роберто немедленно подал машину. И я пошел за ней, так как моим единственным желанием было выбраться из виллы и поговорить с Максвеллом наедине. Роберто последовал за нами. Так втроем мы шли к выходу, где стоял Сансевино, держась за ручку двери. Его глаза, сузившиеся до щелочек, буравили меня, и мне невольно подумалось, сейчас он скажет: "Никакой анестезии не будет. Сначала нож, потом пила". Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову. И я вдруг понял, что наступила кульминация. Такая развязка была неизбежна.
Сансевино закрыл дверь перед нами:
– Возьми себя в руки, Джина.
Он взял ее за плечи и изо всех сил встряхнул. Потом что-то шепнул ей на ухо. Мой слух уловил слово "морфий". Она внезапно успокоилась, и я почувствовал, как расслабились ее пальцы на моей руке. Он гипнотизировал ее. навевая спокойствие.
– Теперь, – сказал он, обращаясь к Роберто, – пойди и приготовь машину. Ты можешь ехать с ним, Джина.
Он отошел от двери, и я последовал было за ней, но он остановил меня:
– Ты поедешь со мной, Фаррел.
И стоило мне посмотреть в глаза Сансевино, как меня вновь обуял тот самый страх, который я всегда испытывал, оставаясь с ним с глазу на глаз.
– Нет, – сказал я, почувствовав, как дрожит мой голос. – Нет, я поеду с Джиной. Мне кажется, ей нужно…
Но он оборвал меня:
– Я лучше знаю, что ей нужно. Будьте добры остаться.
Но тут Джина повернулась и схватила меня за руку.
– Пошли быстрее. Дик, – сказала она.
Сансевино силой заставил ее руку отцепиться от меня.
– Иди в машину. Джина, – приказал он. – Фаррел поедет со мной.
– Нет. нет, я знаю, что ты собираешься сделать. Но я не…
– Замолчи!
– Тогда отпусти его со мной. Ты хочешь задержать его, чтобы…
– Замолчи, слышишь!
– Я не поеду без него. Я не позволю тебе… Тогда он грубо втолкнул се обратно в комнату:
– Ну хорошо, оставайся здесь, пока не разъедутся все остальные. Хэкет, уезжайте, пожалуйста. И вы, Максвелл, тоже. Боюсь, что графиня не в себе.
Я увидел, как напряглось се лицо.
– Ты не посмеешь это сделать, понятно? Я не хочу отвечать за…
– Ты ни за что не будешь отвечать. Можешь оставаться с ним здесь сколько хочешь.
В его зловещем тоне она угадала угрозу.
– Я знаю, что ты собираешься сделать! – закричала она. – Ты хочешь похоронить нас здесь заживо. Как и тех двоих в Санто-Франциско. Мне все равно, что будет с теми, но ты не имеешь права поступить так…
– Замолчи же, черт тебя побери!
Джина топнула ногой. Обуревавший ее страх, казалось, развеялся, и теперь ею двигала злость.
– Ты не можешь гак поступить со мной. Я не хочу умирать. Я расскажу всем…
И тогда он ударил ее, ударил по губам тыльной стороной ладони.
– Замолчи, – прошипел он.
На ее бледной щеке остался кровавый след от кольца на руке Сансевино.
Наступила внезапная тишина. Я сжал кулаки. У меня возникло жгучее желание расквасить его физиономию, превратить ее в кровавое месиво. Но Роберто опередил меня. Он бросился на Сансевино, готовый убить его. Со всей силой затаенной страсти он ударил Сансевино кулаком по лицу так, что в наступившей тишине отчетливо был слышен хруст его челюсти. Сансевино не удержался на ногах и рухнул на пол, хотя и не со всего размаха, поскольку, падая, налетел на Хэкета.
С минуту он лежал, глядя на Роберто. Молодой итальянец с трудом переводил дыхание, вытирая окровавленную руку. Потом двинулся к Сансевино. Он шел нарочито медленно, и весь его вид не предвещал ничего хорошего. Сансевино заметил его приближение, и в руке у него тускло блеснул металл. Затем – мгновенная вспышка и оглушительный звук. Роберто остановился, покачнувшись, как от удара в живот. У него отвисла челюсть, и его лицо выразило удивление. Потом колени у него подкосились, и он упал на пол.
Джина рванулась было к нему, но я удержал се. Сансевино уже успел вскочить на ноги; дымящееся дуло револьвера было направлено на нее.
Он явно был полон решимости убить ее.
– Негодяй! Проклятый негодяй! – Всю свою ненависть она вложила в эти слова. Потом заплакала: – Зачем ты это сделал? В этом не было нужды. Я бы остановила его, не позволила броситься на тебя. Зачем это сделал? Зачем ты это сделал?
И тут вмешался Хэкет. Он прочистил горло, как перед выступлением на большом собрании:
– То, что вы сделали, мистер Ширер, ужасно. Я не знаю итальянских законов, но в Штатах, в лучшем случае, вас бы обвинили в убийстве третьей степени. Лучше отдайте оружие, пока не случилось чего-нибудь еще.
Я видел, как Сансевино судорожно оценивает ситуацию, пока Хэкет шел к нему.
– Стойте! – вдруг крикнул Сансевино.
– Оставьте, мистер Ширер. Будьте благоразумны. Вы старый шахтер, и мне не хочется, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое.
Хэкет не спеша шел прямо на Сансевино. Его спокойное бесстрашие было весьма впечатляющим. Сансевино заколебался, и тут Хэкет спокойно отобрал у него оружие. Сансевино в растерянности потирал болевшее запястье. Хэкет внимательно оглядел револьвер, потом с видом человека, для которого подобные ситуации – дело вполне обыденное, нацелил его и угол и нажал на спуск. Последовали выстрелы, а когда они стихли, в комнате стало очень тихо. И тогда все услышали звук газов, вырывающихся из кратера. Хэкет отбросил пустое оружие в угол и подошел к Роберто, лежавшему на полу с огромным кровавым пятном на груди. Хэкет опустился на колени и приподнял голову Роберто. Потом встал и развел руками.
– Думаю, сейчас нам следует выпить, – сказал он. – Может, тогда легче будет решить, что делать дальше.
Он подошел к бару и стал наполнять бокалы.
– Вы смелый человек, – сказал Максвелл, чтобы как-то нарушить оцепенение, в котором все еще пребывали все присутствующие в этой комнате.
Хэкет подал Сансевино большую порцию коньяка:
– Выпейте это. – Он был похож на доктора, имеющего дело с трудным пациентом, и меня вдруг разобрал смех. – Парень с таким горячим темпераментом не должен таскать в кармане оружие. – Он достал шелковый платок и вытер лоб. – Полагаю, во всем виноват вулкан.
Хэкет опять пошел к бару, и я вдруг услышал всхлипывания Джипы. Она сидела на полу, держа голову Роберто на коленях. Склонившись над ним, она нежно гладила его волосы.
– Так, значит, Роберто был твоим любовником? – В голосе Сансевино слышалось одновременно презрение и гнев. – Жаль, что я не знал об этом. Если бы знал, то не стал бы его убивать.
– Не нужно было его убивать. Я не позволила бы ему причинить тебе вред. – Голос ее был печален. Потом вдруг она оттолкнула голову Роберто. как какой-нибудь неодушевленный предмет, и крикнула: – Я заставлю тебя заплатить за это!
Хэкет подал ей бренди:
– Выпейте. Вам станет легче.
– Я не хочу, чтобы мне стало легче.
– Но послушайте, леди… Она выбила бокал из его руки:
– Я не хочу вашей проклятой выпивки! – Она наклонилась над телом Роберто, потом стремительно вскочила на ноги, и в руке у нее сверкнул нож. Она решительно направилась к Сансевино.
Никто не двинулся с места. Мы чувствовали себя как зрители в театре, завороженные действием, разворачивающимся на сцене. Сансевино отступал к окну по мере ее приближения, а она шла уверенно и спокойно, забыв о вулкане, забыв обо всем на свете, движимая лютой ненавистью к этому человеку. И он испугался. Его страх отозвался во мне ликующей радостью. Джина намеревалась прикончить его не сразу, а погружая нож в его тело бессчетное количество раз, испытывая при этом наслаждение.
– Помнишь, как ты дал мне первую в моей жизни сигарету здесь, в этой комнате? – Ее голос звучал тихо, даже ласково. – Помнишь? Ты говорил, что это поможет мне забыть скотство моего мужа. Ты говорил, что, будучи доктором, знаешь, как мне помочь. Ты напоил меня и дал эту сигарету, а потом эти сигареты стали привычкой для меня. Потом дело дошло до инъекций. Ты накачивал меня наркотиками, пока я не превратилась в твою рабыню. Ну, теперь с этим покончено. Я убью тебя, а потом… – Последние слова были подобны тигриному рыку. Она и впрямь была похожа на тигрицу.
Сансевино пятился, пока не уперся в стену. Теперь он стал двигаться вдоль стены, глаза его расширились от страха. Вот он дошел до угла. Дальше двигаться было некуда.
– Не позволяйте ей сделать это, – взмолился он. А когда никто не двинулся с места, он начал торговаться с Джиной: – Если ты меня убьешь, то останешься без наркотиков. Вспомни, какое блаженство ты испытываешь, приняв дозу. Подумай, что тебя ждет, когда ты лишишься возможности получать наркотик,
– Скотина!
Она подскочила к нему, вскинула руку с ножом и вонзила его ему в плечо. На белом пиджаке Сансевино проступило красное пятно.
Максвелл остановил ее. Он подошел сзади и скрутил ей руку, так что нож выпал из нее на пол. Она повернулась к нему, готовая вцепиться в лицо ногтями, но он отвел ее руки от своего лица:
– Возьмите ее, Хэкет, и заставьте выпить. Я хочу поговорить с этим типом.
Хэкет взял ее за руку. Сначала она упиралась, потом словно внезапно лишилась сил. Он поднял ее и отнес на диван. Она тихонько всхлипывала.
А тем временем Максвелл подошел к Сансевино;
– Ну, для начала расскажите мне, кто вы на самом деле?
– Вы знаете, кто я.
Вопрос Максвелла, судя по всему, удивил Сансевино, но он не подал виду:
– Я знаю, что вы не тот, за кого себя выдаете. Вы не Ширер.
– Тогда кто я?
Его глаза смотрели мимо Максвелла, они шарили по комнате в надежде отыскать какую-нибудь лазейку для побега. Я вдруг начал смеяться. Смех буквально распирал меня и рвался наружу. Нечеловеческое нервное напряжение, в котором я пребывал уже много дней, неожиданно излилось в этом истерическом смехе. Отсмеявшись наконец, я почувствовал невероятную слабость. Все, кто был в комнате, с недоумением взирали на меня.
– Почему ты смеялся? – спросил Максвелл.
– Его зовут Сансевино. Доктор Джованни Сансевино. Это он оперировал мою ногу на вилле "Д'Эсте".
Хэкет, оставив Джину на кушетке, подошел к нам поближе.
– Ничего не понимаю, – сказал он. – Это поместье принадлежит человеку по имени Ширер. Мне так сказали в деревне. Если этот парень не…
– Помолчите, – оборвал его Максвелл. – Ну, Дик, если это твой доктор Сансевино, то что случилось с Ширером?
– Я видел его на вилле "Д'Эсте" утром после побега Ширера с Рисом. Он сидел за столом Сансевино, одетый в его форму, но без усов и в темных очках. Я думал… – Я умолк. Меня снова душил этот истерический, совершенно непроизвольный смех, потому что в то утро мне показалось, что в кабинете доктора и в его униформе сидел Вальтер Ширер.
– Значит, это Сансевино бежал с Рисом той ночью? Я кивнул.
– А когда вы встретили этого человека в Милане, вы узнали его? – спросила Хильда.
– Нет. Я не узнал его. Наоборот. Я принял его за доктора, вот и все. Они были очень похожи, просто одно лицо.
– И поэтому вы уехали из Милана?
Я не мог отвести от нее глаз, потому что она смотрела на меня дружелюбно и сочувственно.
– Я испугался, подумал, что мне мерещится… что я схожу с ума.
Внезапно комнату озарила яркая вспышка. Мы все непроизвольно повернулись к окну. Вершина Везувия была объята пламенем, из кратера вырывались громадные столбы черного газа и раскаленные камни.
– Надо спешить. Мак. Я так боюсь за него. – Хильда повернулась к Джине: – Что вы говорили про двух людей в Санто-Франциско?
Но Джина, казалось, впала в коматозное состояние и ничего не ответила.
– Тогда я заставлю говорить этого, – сказал Мак. – Где Тучек?
Сансевино не ответил, и я увидел, как Мак ударил его.
– Ты встретил его в аэропорту в Милане, Тучека и Лемлина. Ты охотился за тем, что он привез из Чехословакии. Ну, где он?
Раздался вопль.
Хэкет тронул Максвелла за плечо.
– Только из-за того, что парень кого-то убил, нельзя инкриминировать ему третью степень.
– Не вмешивайтесь, – резко оборвал его Максвелл.
– Тогда оставьте парня в покое.
– Это не единственный человек, убитый им. Слышали, что сказал Фаррел?
– Я слышал какую-то чушь о редкостном сходстве. А человек, сделавший это потрясающее заявление, сам смеялся как сумасшедший. Теперь оставьте парня в покос, а я позвоню карабинерам. Это их дело.
– Послушайте, Хэкет. Этот человек похитил отца Хильды Тучек.
– Я не верю.
– Мне плевать, верите вы или нет. Идите и звоните карабинерам. Тем временем,..
Тем временем свет замигал и вскоре погас. Комната наполнилась красным сиянием и обилием движущихся теней.
– Должно быть, кончился газ, – сказал Хэкет.
В этот самый момент Максвелл вскрикнул, а в следующую секунду мимо меня проскользнула тень. Дверь открылась и с шумом захлопнулась. Максвелл помчался вдогонку, а я включил фонарик и последовал за ним.
Входная дверь все еще была заперта.
– Через черный ход, – сказал я.
Мы бросились в коридор, ведущий в кухню. Дверь была открыта, мы выскочили во двор и, увязая в мягком пепле, побежали к гаражу. Мы видели следы Сансевино, ведущие туда же. Пока мы бежали, послышался рев мотора, из-за угла дома вынырнула открытая машина Джины и понеслась прямо на нас, так что мы вынуждены были отскочить. За рулем сидел Сансевино. Он миновал нас и свернул за угол.
– Быстрее! Надо посмотреть, куда он поехал.
Я следовал за Максвеллом по пятам. Красные подфарники машины мелькали на дороге, пролегавшей через виноградники. Мы увидели повозки и людей, направлявшихся в Авин. А машина Максвелла, стоявшая у открытых ворот, была основательно засыпана пеплом.
Ревя сиренами, Сансевино промчался по дороге и свернул вправо.
– Он направляется в Санто-Франциско. Нам надо ехать туда же, – крикнул он на бегу.
Возле машины нас уже ждали Хэкет и Хильда. Когда мы садились в салон, из дома вышла Джина.
– Не оставляйте меня, – взмолилась она, цепляясь за мою руку. – Я покажу вам, где они.
Максвелл повернулся к ней:
– Вы знаете, где Тучек?
– Я не знаю, где Тучек, – ответила она, – но я знаю, где он держал других своих пленников. Они в старом монастыре в Санто-Франциско.
– Тогда пошли.
Максвелл уже сидел в машине с открытой дверцей и с включенным мотором. Поток беженцев постепенно редел. Большинство из них уже достигло безопасных мест, и на дороге остались те, кто пытался спасти свое имущество. Мы проезжали мимо запряженных волами повозок, нагруженных мебелью, различным домашним скарбом, детьми и продуктами. Уступая нам дорогу, они съезжали на обочину, рискуя опрокинуться набок.
Джина сидела впереди, рядом с Максвеллом.
– Быстрее, быстрее, – то и дело повторяла она.
Ей снова стало страшно. И удивляться этому не приходилось. Все, что мы видели вокруг, напоминало библейские картины: волы, повозки, утварь и испуганные люди, бегущие от гнева Господня. Потом я увидел деревню Санто-Франциско – черное скопище старинных домов на фоне огненного сияния, исходящего от Везувия. С вершины горы прямо на Санто-Франциско двигались потоки лавы. Деревня была обречена, и я невольно вспомнил о погибших в огне Содоме и Гоморре.
– Только бы успеть, – взволнованно сказала Хильда.