- Благодарю вас, Аллан! Вера в вас поддерживает меня в моем одиночестве; я обязана повиноваться прихотям отца, но одной из них я никогда не подчинюсь: он может нас разлучить, как он уже и сделал, но принудить меня полюбить кого-нибудь другого, кроме вас, ему никогда не удастся.
Робин первый раз в своей жизни слышал разговор влюбленных; он смутно понимал его, счастливо вздрагивая при каждом слове, и, вздыхая, говорил себе:
"О, если бы прекрасная Марианна так говорила со мной!"
- Дорогая Кристабель, - снова заговорил Аллан, - как вы узнали, в какой камере я нахожусь? Кто открыл мне дверь? Кто раздобыл мне одеяние монаха? В темноте я не сумел разглядеть своего спасителя. Мне кто-то шепнул: "Идите в часовню".
- В замке есть только один человек, которому я могу довериться: это девушка по имени Мод, моя горничная, и она столь же добра, сколь и ловка; именно ей вы обязаны своим побегом.
"Ну, так я и знал", - прошептал про себя Робин.
- Когда мой отец так грубо нас разлучил и бросил вас и темницу, Мод, тронутая моим отчаянием, сказала: "Утешьтесь, миледи, вы скоро увидите сэра Аллана". И малышка Мод свое слово сдержала: несколько минут тому назад она сообщила мне, чтобы я ждала вас здесь. Кажется, тюремщик, который вас сторожил, поддался на ухищрения Мод. Когда она принесла ему выпить и спела пару баллад, он, опьянев от вина и нежных взглядов, уснул как сурок, бедняга, и тогда эта хитрюга стащила у него ключи. По счастливой случайности в замке находился духовник Мод; святой отец не побоялся одолжить вам свою рясу. Я незнакома с этим достойным служителем Божьим, но хочу познакомиться с ним и поблагодарить его за отеческие заботы о Мод.
"Да уж, действительно, отеческие заботы", - сказал себе Робин, по-прежнему прячась за колонной.
- Этого монаха, случайно, не зовут ли братом Туком? - спросил Аллан.
- Да, мой друг. Вы его знаете?
- Немного, - ответил, улыбаясь, молодой человек.
- Он добрый старик, я уверена, - добавила Кристабель, - но чему вы смеетесь, Аллан? Разве этот добрый монах не заслуживает всяческого уважения?
- Ничего не имею против, дорогая Кристабель.
- Но чему вы смеетесь, друг мой? Я хочу знать.
- Да так, пустяки, дорогая. Дело в том, что этот добрый старик вовсе не так стар, как вы думаете.
- Удивляюсь, что это вас так веселит. Старый он или молодой, мне этот монах нравится, и Мод, как мне кажется, он тоже нравится.
- О, тут мне возразить нечего. Но если он будет нравиться вам так, как он нравится Мод, я буду в отчаянии.
- Что вы хотите сказать? - спросила Кристабель сердито.
- Простите, любовь моя, это просто шутка; позже, когда мы будем благодарить монаха за услугу, вы все поймете.
- Хорошо. Но вы ничего не сказали мне о моей подруге Марианне, вашей сестре. Ах, ну ее-то вы мне ведь позволяете любить?
- Марианна ждет нас у одного честного шервудского лесника; она уехала вместе со мной из Хантингдона, намереваясь жить с нами: ведь я думал, что ваш отец отдаст мне вашу руку; однако, раз он не только отказал мне, но и лишил меня свободы, чтобы потом, без сомнения, литии" и жизни, у нас осталась единственная надежда на счастье - бегство…
- О нет, Аллан, нет, я никогда не покину отца!
- Но гнев его падет на вас, как он пал на меня. Марианна и мы будем счастливы и вдали от света, там, где ты согласишься жить, в городе или в лесу, - везде, Кристабель. О, идем, идем со мной, Кристабель, я не хочу без тебя уходить из этого ада.
Но обезумевшая Кристабель только рыдала, закрывая лицо руками, и на все просьбы Аллана бежать твердила только: "Нет, нет!"
Ах, если бы в эту минуту Аллан Клер оказался среди людей, он уличил бы барона Фиц-Олвина в совершенных им преступлениях и уничтожил бы этого гордого и жестокого человека!
Пока юный дворянин и Кристабель, прижавшись друг к другу, делились своими горестями и надеждами, Робин, впервые видевший настоящую любовную сцену, чувствовал, что он погружается в какой-то иной мир.
В это время дверь, через которую пленники вошли в часовню, тихо приоткрылась и в часовне появилась с факелом в руке Мод в сопровождении брата Тука без рясы.
- Ах, дорогая моя хозяйка! - рыдая, воскликнула Мод. - Все погибло! Мы все умрем, это какое-то всеобщее побоище, ах!
- Что вы говорите, Мод?! - в ужасе вскричала Кристабель.
- Говорю, что пришла наша смерть: барон все предает огню и мечу, он никого не пощадит - ни вас, ни меня! Ах, умереть такой молодой просто ужасно! Нет, тысячу раз нет, миледи, я не хочу умирать!
Она дрожала и в самом деле плакала, прелестная Мод, но видно было, что она готова через мгновение улыбнуться.
- Что за странные речи, что за рыдания? - строго спросил Аллан. - Вы что, с ума сошли?! Может быть, вы объясните мне, что происходит, брат Тук?
- Не могу, сэр рыцарь, - ответил монах, и в голосе его послышалась ухмылка, - ибо я знаю только, что я сидел… нет, кажется, стоял на коленях…
- Сидел, - прервала его Мод.
- Нет, стоял на коленях, - возразил монах.
- Сидел, - повторила Мод.
- Говорю вам, стоял на коленях! Стоял на коленях… и читал молитвы…
- Нет, вы пили эль, - вновь презрительно оборвала его Мод, - и выпили его очень даже много.
- Кротость и вежливость - замечательные качества, прекрасная Мод, и, кажется мне, сегодня вы склонны забывать об этом.
- Оставьте поучения и споры оставьте тоже, - повелительно произнес Аллан. - Расскажите просто, что заставило вас так неожиданно явиться сюда и какая опасность нам угрожает.
- Спросите преподобного отца, - ответила Мод, строптиво качая хорошенькой головкой, - вы же к нему обратились, сэр рыцарь; справедливо будет, если он вам и ответит.
- Не смейтесь гак жестоко над моими страхами, Мод, - промолвила Кристабель, - скажите, чего нам опасаться; говорите, умоляю вас, приказываю вам.
Молоденькая горничная, смутившись и покраснев, подошла к хозяйке и наконец рассказала следующее:
- Вот в чем дело, миледи. Вы знаете, что я заставила тюремщика Эгберта выпить лишнее, ну, он и уснул. Но пока он беспробудно спал пьяным сном, его позвал к себе милорд - милорд хотел нанести визит вашему… сэру Аллану, - и бедный тюремщик, отуманенный винными парами, явился к нему и, забыв о том, что он стоит перед его светлостью, упер руки в боки и очень нелюбезно спросил милорда, какое право тот имеет беспокоить храброго и честного малого и будить его посреди ночи. Господин барон так изумился, услышав этот странный вопрос, что некоторое время глядел на Эгберта, не удостаивая его ответом. Ободренный его молчанием, тюремщик подошел к милорду и, опершись на плечо господина барона, весело воскликнул: "Ну так, скажи-ка мне, старая палестинская развалина, как твое драгоценное здоровье? Надеюсь, подагра хоть сегодня ночью даст тебе поспать!.." Вы же знаете, миледи, что его светлость и так был в неважном настроении, судите сами теперь, в какой гнев он пришел от слов и ухваток Эгберта. Ах, если бы вы видели нашего господина, миледи, вы бы тоже задрожали со страха и испугались бы, что дело кончится великой кровью: господин барон просто взбесился, он ревел, как раненый лев, топал ногами так, что стены тряслись, и искал, что бы ему сломать; вдруг он схватил связку ключей с пояса Эгберта и стал искать ключ от камеры вашего… сэра рыцаря. Ключа в связке не было. "Что ты с ним сделал?" - вскричал барон громовым голосом. Услышав этот вопрос, Эгберт внезапно протрезвел и побледнел как смерть. У господина барона не было сил кричать, его трясла крупная дрожь, и видно было, что он собирается отомстить. Он вызвал отряд солдат и приказал, чтобы его отвели в камеру рыцаря; при этом он заявил, что, если пленника там нет, Эгберт будет повешен… Сэр рыцарь, - добавила Мод, повернувшись к Аллану, - надо немедленно бежать; бежать, пока мой отец, узнан обо всем, что произошло, не запрет порога замка и не поднимет мост.
- Бегите, бегите, милый Аллан! - воскликнула Кристабель. - Если отец нас застанет вместе, нам придется расстаться навсегда!
- Но вы, вы, Кристабель! - в отчаянии произнес Аллан.
- Я… я остаюсь… я усмирю ярость отца…
- Тогда я остаюсь гоже…
- Нет, нет, бегите во имя Неба! Если вы меня любите, бегите!.. Мы еще увидимся!
- Увидимся?! Вы клянетесь, Кристабель?
- Клянусь.
- Хорошо, Кристабель, я повинуюсь.
- Прощайте, до скорого свидания!
- Вы пойдете за мной, сэр рыцарь, и преподобный отец тоже.
- Но вы уверены, Мод, что ваш отец нас выпустит из замка? - спросил брат Тук.
- Да, особенно если он еще не знает о том, что произошло ночью. Скорее идемте, нельзя терять время.
- Но в замок мы вошли втроем, - сказал монах.
- И то правда, - ответил Аллан. - Что сталось с Робином?
- Я здесь! - воскликнул юный лесник, выходя из своего укрытия.
Кристабель негромко и испуганно вскрикнула, а Мод так поспешно и изящно поклонилась Робину, что монах нахмурился.
- Ловкий парень! - с улыбкой сказала Мод, касаясь руки Робина. - Сумел убежать из камеры, которую стерегли двое тюремщиков!
- Так вас тоже в тюрьму бросили? - воскликнул Аллан.
- О своих приключениях я расскажу, когда мы отсюда выберемся, - ответил юный лесник. - Бежим скорее… Идемте же, идемте, сэр рыцарь, мне кажется, что вы должны дорожить жизнью… и больше, чем я, - грустно добавил юноша, - ведь вас будут оплакивать и ваша сестра, и другие люди, а меня… Но быстрее, быстрее! Воспользуемся помощью Мод! Бежим! Стены Ноттингемского замка давят на меня! Бежим отсюда!
При этих последних словах Мод как-то странно взглянула на молодого человека.
Вдруг и проходе, ведущем в часовню, раздались крики.
- Смилуйся над нами, Боже! - воскликнула Мод. - Вот и барон. Бегите во имя Неба!
В одно мгновение скинув рясу и передав ее Туку, Аллан бросился к Кристабель, чтобы последний раз попрощаться с ней.
- Сюда, рыцарь! - повелительно воскликнула Мод, открыв одну из дверей.
Аллан запечатлел на губах Кристабель пламенный поцелуй и кинулся на зов Мод.
- Да сохранит тебя святой Бенедикт, нежная моя подружка! - произнес монах, пытаясь поцеловать Мод.
- Нахал! - вскричала девушка. - Да бегите же вы, бегите!
Робин, уже обучившийся учтивости, поклонился Кристабель и, почтительно поцеловав ей руку, сказал:
- Да будет Святая Дева вам поддержкой, опорой и советчицей во всех ваших делах!
- Благодарю, - ответила Кристабель, удивленная благородством манер простого лесника.
- Пока мы будем убегать, миледи, - сказала Мод, - станьте на колени, молитесь и изображайте полное неведение, чтобы барон и не заподозрил, что вы знаете причину его гнева.
Не успела за беглецами затвориться дверь, как в часовню ворвался барон во главе отряда вооруженных слуг.
Мы присоединимся к ним позднее, а пока последуем за тремя друзьями, для которых любезная Мод стала ангелом-хранителем.
Маленькая группа шла по длинной и узкой галерее и двигалась в таком порядке: впереди - Мод с факелом в руке, сразу за ней - Робин, почти рядом ним брат Тук, а замыкал шествие Аллан.
Мод все ускоряла шаги как для того, чтобы сохранить некоторое расстояние между собой и Робином, так и для того, чтобы как можно скорее дойти до ворот замка; она не смеялась, хранила полное молчание и время от времени отводила свободной рукой от себя руку Робина, напрасно пытавшегося на ходу схватить ее за платье.
- Вы что, сердитесь на меня? - спросил юноша умоляющим голосом.
- Да, - кратко ответила Мод.
- А что я такого сделал, чтобы вас рассердить?
- Ничего вы не сделали.
- Тогда, наверное, что-то сказал?
- Не спрашивайте меня об этом, сударь, это вам не может, да и не должно быть интересно.
- Но меня это oгopчаeт.
- Велика важность, вы скоро утешитесь. Ведь скоро вы будете далеко от Ноттингемского замка, стены которого так на вас давят.
"Ага! Теперь я понял", - сказал себе Робин и вслух добавил:
- На меня тяжело подействовал барон, стены его замка и засовы темницы, но не ваше прелестное личико или ваша улыбка и любезные речи, милая Мод.
- Правда? - спросила Мод, слегка повернув к нему голову.
- Конечно, истинная правда, милая Мод.
- Ну, тогда мир…
И Мод позволила юному леснику поцеловать ее.
Эта заминка несколько замедлила бегство, поэтому монах, с неудовольствием услышавший звук поцелуя, ворчливо сказал:
- Эй! Давайте побыстрее… По какой дороге пойдем? Они пришли к тому месту, где коридор разветвлялся.
- Направо, - ответила Мод.
Через шагов двадцать они дошли до поста привратника. Девушка окликнула отца.
- Как?! - воскликнул старый Линдсей, к счастью еще не знавший о происшедших событиях. - Как, вы уже от нас уходите, да еще ночью? По правде говоря, брат Тук, я-то думал, что перед сном выпью с нами чарочку; разве вам так уж нужно идти сегодня ночью?
- Да, сын мой, - ответил Тук.
- Прощайте тогда, веселый Джилл! До свидания, славные господа.
Подъемный мост опустился; Аллан выскочил из ворот первым, за ним после пререканий с девушкой, не захотевший на этот раз принять то, что он называл благословением, то есть поцелуй, вышел брат Тук, а Мод, воспользовавшись тем, что монах на минуту отвлекся, прижалась пылающими губами к руке Робина.
Молодой человек вздрогнул всем телом; поцелуй этот его глубоко огорчил.
- Мы ведь скоро увидимся, правда? - тихо спросила Мод.
- Надеюсь, что так, - ответил Робин, - а пока, до моего возвращения, милое дитя, будьте так любезны, заберите из комнаты барона мой лук со стрелами и отдайте их тому, кто придет за ними от моего имени.
- Приходите сами.
- Хорошо, я приду сам, Мод. Прощайте, Мод.
- Прощайте, Робин, прощайте!
Рыдания гак душили бедную девушку, что нельзя было разобрать, попрощалась ли она с Алланом и Туком.
Беглецы поспешно спустились с холма, прошли, не останавливаясь, через город и замедлили шаги только тогда, когда оказались под спасительной сенью Шервудского леса.
IX
Около десяти часов вечера Гилберт, с нетерпением ожидавший возвращения путешественников, оставил отца Элдреда в комнате Ритсона и спустился к Маргарет, хлопотавшей по хозяйству; он хотел узнать, не обеспокоена ли мисс Марианна столь долгим отсутствием брата.
- Мисс Марианна? - воскликнула Маргарет; целиком захваченная мрачными мыслями, она и не заметила, что девушка отсутствует. - Мисс Марианна? Она, наверное, у себя в комнате.
Гилберт побежал туда: комната была пуста.
- Уже десять часов, Мэгги, десять часов, а девушки дома нет.
- Да она только что гуляла с Лансом по просеке напротив дома.
- Она, наверное, потеряла дом из виду и заблудилась. Ах, Мэгги, я боюсь, не случилось ли с ней несчастье. Ведь уже десять часов пробило! В это время по лесу только волки и разбойники бродят.
Гилберт взял лук и стрелы, острый широкий нож и бросился в лес на поиски Марианны; он знал все глухие заросли, овраги, кустарники, все поляны и хотел обыскать эти места, столь знакомые ему и столь опасные для женщины. "Я должен найти эту девушку, - говорил он себе, - клянусь святым Петром, я должен ее найти!"
Ведомый инстинктом или, точнее, тем странным чутьем, что вырабатывается у лесников от постоянного пребывания в лесу, Гилберт направился точно по тому пути, по которому шла Марианна, до того места, где она села отдохнуть. Добравшись до него, лесник услышал что-то вроде стона, доносившегося с тропки, укрытой густой листвой от света луны: он прислушался и понял, что это не стоны, а жалобные подвывания раненого животного. Тьма была полная, и Гилберт ощупью двинулся к тому месту, откуда доносились эти звуки; по мере приближения к нему они становились все отчетливее, и вскоре лесник споткнулся о неподвижное тело, распростертое на земле; он наклонился, протянул руку и коснулся липкого от холодного нота меха какого-то животного. Как будто ожившее под его рукой, оно слабо шевельнулось и несколько pаз тихонько и признательно тявкнуло.
- Ланс, мой бедный Ланс! - вскричал Гилберт. Ланс попытался встать, но усилие так утомило его, что он, застонав, упал снова.
"Должно быть, с бедной девушкой произошло какое-то ужасное несчастье, - сказал себе Гилберт, - и Ланс, защищая ее, пал в борьбе".
- Ох, - прошептал лесник, ласково гладя верного пса, - и куда же ты ранена, бедная моя старая собака? В брюхо? Нет. В спину? В лапу? Нет. А, в голову!.. Этот негодяй хотел разбить тебе голову! Ага! Тихо! Я не дам тебе умереть. Крови ты потерял много, но кое-что еще осталось… Сердце бьется, да, я слышу, что бьется, и останавливаться не собирается.
Гилберт, как и все сельские жители, знал целебные свойства некоторых растений; он пошел поискать их на соседних полянах, где с тьмой боролись первые лучи лунного света, нашел, растер между двумя камнями, приложил к ране Ланса и соорудил компресс из лоскута, оторвав его от своего козлового кафтана.
- Придется пока оставить тебя одного, бедняга, но будь спокоен, я за тобой вернусь; пока же я устрою тебе подстилку из опавших листьев, а другими листьями тебя укрою, чтобы ты не продрог, добрый мой Ланс!
И разговаривая со своей собакой как с человеком, старый лесник взял ее на руки, отнес в чащу, еще раз погладил бедное животное и пошел искать Марианну.
- Клянусь святым Петром, - шептал Гилберт, осматривая своим острым взглядом поляны и лощины, - если Господь в доброте своей выведет меня на это чертово отродье, которое продырявило шкуру бедного Ланса, он у меня побегает кругами, уж я его погоняю кинжалом и заставлю поплясать, как он еще сроду не плясал. Ах негодяй, ах разбойник!
Гилберт передвигался по той же тропинке, по которой убежала Марианна, когда ее преследователь ранил собаку, и дошел до поляны, где Маленький Джон спас беглянку. Гилберт собрался обойти ее кругом и осмотреть, как вдруг в косых лучах луны увидел на земле какую-то огромную тень; сначала он решил, что ее отбрасывает большое дерево, и не стал присматриваться к ней, но инстинкт подсказал ему, что в ней есть что-то странное; он внимательно пригляделся и понял, что она принадлежит живому существу - скорее всего человеку.
Шагах и двадцати от места, где он находился, Гилбер! увидел этого человека: тот стоял к нему спиной, привалившись к дереву, и делал какие-то странные движения руками вокруг головы, будто повязывал тюрбан.
Ни минуты не колеблясь, лесник опустил свою мощную руку на плечо этого человека, которого он счел разбойником и, возможно, убийцей мисс Марианны.
- Кто ты? - спросил он громовым голосом. Человек от слабости и испуга покачнулся и скользнул по стволу дерева к ногам Гилберта.
- Кто ты? - повторил Гилберт, резко поднимая его.
- А вам какое дело? - проворчал тот, когда, встав на ноги, он увидел, что Гилберт был один. - Какое вам…