- Мне есть до этого дело. Я лесник, и в этом качестве обязан охранять Шервудский лес, а ты похож на разбойника, как полная луна этого месяца похожа на полную луну прошлого месяца, и я догадываюсь, на какую дичь ты обычно охотишься. И все же я тебя отпущу, если ты мне честно и без утайки ответишь на вопросы, которые я хочу тебе задать. Но если ты откажешься отвечать, то, клянусь святым Дунстаном, я тебя отдам на попечение шерифа.
- Спрашивайте, а я посмотрю, нужно ли мне на них отвечать.
- Ты встретил сегодня вечером в лесу девушку в белом платье?
На губах разбойника мелькнула мерзкая улыбка.
- Понимаю, ты ее встретил. Но что я вижу? Ты ранен в голову? Да? Или это укус собаки? Ах ты презренный! Сейчас я посмотрю, так ли это.
Гилберт быстро сорвал с головы человека окровавленную повязку и увидел, что кожа на его шее висит клочьями; тот, не подумав, что сам себя выдает, обезумев от боли, закричал:
- Откуда ты знаешь, что это была собака? Мы ведь были одни!
- А где девушка? Говори, презренный, или я тебя убью! Гилберт ждал ответа, держа руку на рукоятке кинжала, но разбойник незаметно поднял арбалет и ударил лесника по голове. Старик, однако, устоял на ногах, пришел в себя, вытащил кинжал из ножен и осыпал негодяя градом ударов плашмя; он бил его по спине, по плечам, по рукам, по бокам до тех пор, пока тот не рухнул на землю, полумертвый и недвижимый.
- Не знаю, почему я тебя не убиваю, мерзавец! - кричал лесник. - Раз ты не говоришь, где она, я тебя брошу на произвол судьбы, и подыхай тут как дикий зверь.
И Гилберт отправился дальше искать Марианну.
- Ну, я еще не умер, подлый палач! - прошептал разбойник и стал подниматься на локте, как только он увидел, что Гилберт уходит. - Я еще не умер, и я тебе это докажу! Ага! Тебе хотелось бы знать, где она сейчас, эта девица?! Дурак я был бы, если бы успокоил тебя и рассказал, что один из Гэмвеллов увел ее в усадьбу. Ой, как больно! Кости переломаны, руки и ноги перебиты, но я не умер, Гилберт Хэд, нет, я не умер!
И, подтягиваясь на руках, он заполз в чащу, чтобы спрятаться там и отдохнуть.
Старик все рыскал по лесу в крайней тревоге; он уже потерял всякую надежду разыскать девушку, по крайней мере живой, как вдруг он услышал, что неподалеку от него чей-то звонкий голос поет веселую балладу, одну из тех, которую он сам когда-то сочинил в честь своего брата Робина.
Невидимый певец шел прямо навстречу леснику по той же самой тропинке; Гилберт прислушался, и самолюбие поэта заставило его на минуту забыть свое беспокойство.
- Чтобы пунцовая рожа этого дурня Уилла, так удачно прозванного Красным, туда-сюда качалась, когда его на дубовом суку повесят, - раздраженно прошептал Гилберт, - у него мотив совсем со словами не вяжется. Эй, брат Гэмвелл, эй, Уильям Гэмвелл, - закричал он, - не надо так коверкать музыку и стихи! И какого черта вы здесь, в лесу, в этот час?
- Эй! - откликнулся юный джентльмен. - Кто осмеливается прервать песню Уильяма Гэмвелла, если Уильям Гэмвелл еще даже не успел с ним поздороваться?
- Кто хоть раз, один только раз, слышал голос Красного Уилла, тот уже никогда его не забудет, и ему не нужен ни свет солнца, ни свет луны, ни даже свет звезд, чтобы по голосу узнать Уилла.
- Браво! Прекрасный ответ! - произнес чей-то жизнерадостный голос.
- Подойди поближе, остроумный незнакомец, - вызывающим тоном промолвил Уилл, - и мы посмотрим, не удастся ли нам преподать тебе урок вежливости.
И Уилл начал крутить над головой палкой, но тут вмешался Маленький Джон.
- Ты с ума сошел, братец, ты что, не узнаешь старого Гилберта, к которому мы идем?
- И правда, это Гилберт!
- Ну ясно - Гилберт.
- А, тогда дело другое, - сказал юноша и бросился навстречу леснику, крича на бегу: - Добрые новости, старина, добрые новости! Молодая дама и безопасности у нас в усадьбе, и мисс Барбара и мисс Уинфред всячески заботятся о ней; Маленький Джон встретил ее в лесу, как раз когда на нее напал разбойник. А вы один, Гилберт? А где же Робин, мой дорогой Робин Гуд, где он?
- Тихо, Уилл, тихо! Пощади свою глотку и наши уши. Робин утром ушел в Ноттингем и, когда я уходил из дому, еще не вернулся.
- Ах, нехорошо с его стороны отправиться без меня в Ноттингем, мы ведь договорились провести вместе недельку в городе. Там так весело!
- Но вы что-то очень бледны, Гилберт, - сказал Маленький Джон. - Что с вами? Вы не больны?
- Нет, у меня разные неприятности: сегодня умер мой шурин, и я узнал… да ладно, не будем об этом. Слава Богу, мисс Марианна в безопасности. Ведь это ее я искал в лесу; сами судите, как я беспокоился, особенно после того как нашел лучшего своего пса, бедного Ланса, при последнем издыхании.
- Ланса? Такая хорошая, такая добрая собака!..
- Да, Ланса. Таких собак уже больше нет, эта порода вымерла.
- Кто же это сделал с ним? Кто пошел на такое преступление? Скажите, где он, этот негодяй, и я ему бока наломаю. Где, где он? - настойчиво спрашивал рыжеволосый молодой человек.
- Будьте спокойны, сын мой, я за старину Ланса отомстил.
- Все равно, я хочу за него отомстить сам; скажите, где этот мерзавец, трус, способный убить собаку? Я его приласкаю палкой. Это разбойник, конечно?
- Да, я его там бросил… вон в той стороне… почти мертвым, отколотив кинжалом.
- Если это тот самый человек, что осмелился напасть на мисс Марианну, то мой долг отвести его в Ноттингем, к шерифу, - сказал Маленький Джон. - Покажите мне, где вы его бросили, Гилберт.
- Сюда, сюда, ребята!
Старый лесник легко отыскал место, где разбойник упал под его ударами, но его там уже не было.
- Вот досада! - воскликнул Уилл. - Посмотри, а мы как раз назначаем здесь место встречи, когда отправляемся из усадьбы на охоту, вот тут, на перекрестке дорог, между дубом и буком.
- Между дубом и буком… - повторил Гилберт, вздрагивая всем телом.
- Да, между этими двумя деревьями. Но что с вами, старина? - воскликнул Уилл. - Вы дрожите как осиновый лист!
- Да это потому… Ах, да, впрочем, ничего, - ответил Гилберт, справившись с волнением, - просто вспомнил кое-что.
- Да ну! Вы что, привидений боитесь, вы, такой храбрец?! - воскликнул Маленький Джон, ничего не знавший о причинах волнения Гилберта. - А я-то думал, что вы, старейшина лесников, вообще в них не верите. Правда, это место и в самом деле пользуется дурной славой: говорят, что здесь, под этими большими деревьями, бродит каждую ночь неприкаянная душа юной девушки, убитой разбойниками; сам я этого никогда не видел, хотя бываю в лесу и днем и ночью, но многие люди из Мансфилда, из Ноттингема, из усадьбы и из соседних деревень клятвенно утверждают, что видели привидение на этом перекрестке.
Пока Маленький Джон говорил, волнение Гилберта все возрастало; на лбу его выступил холодный пот, зубы стучали, глаза блуждали; протянув руку к буку, он указывал спутникам на какой-то невидимый предмет.
В эту минуту ветер усилился, порыв его поднял из-под дерева сухие листья, и в этом желтом вихре возникла человеческая фигура.
- Энни, Энни, сестра моя! - воскликнул Гилберт, падая на колени и молитвенно складывая руки. - Чего ты хочешь, Энни? Что ты велишь?
Как бы ни были неустрашимы Уилл и Маленький Джон, они вздрогнули и набожно перекрестились, потому что Гилберт не стал жертвой галлюцинации; они тоже видели длинную белую фигуру, стоявшую между двумя деревьями; призрак, казалось, хотел подойти к ним поближе, но порыв ветра стал еще сильнее, и фигура, как бы гонимая вихрем, отступила во тьму, где косые лучи лунного света терялись в гуще листвы.
- Это она! Она! Она осталась без погребения!
И, сказав это, Гилберт потерял сознание. Спутники его долго оставались безмолвными и недвижными, словно изваяния; призрака они больше не видели, но им казалось, что ветер доносит до них какие-то смутные шорохи и стоны.
Понемногу приходя в себя от испуга, молодые люди постарались оказать помощь Гилберту; тот все еще был без сознания; напрасно они хлопали его по рукам, пытались влить ему в рот несколько капель виски, которое берет с собой в дорогу каждый лесник, напрасно шептали ему на ухо все утешительные слова, которые только были им известны, - старик не приходил в себя, и, если бы не еле слышный пульс, его можно было бы принять за мертвого.
- Что делить, братец? - спросил Уилл.
- Отнести ею к нему домой, и как можно скорее, - ответил Маленький Джон.
- Конечно, ты его и на спине унесешь, но ему там будет неудобно, и вряд ли удобнее будет, если ты его возьмешь за плечи, а я - за ноги.
- Держи, вот мой топор, Уилл, пойди, выбери в зарослях то, из чего можно было бы соорудить носилки, а я останусь тут, может быть, мне удастся все же привести его в чувство.
Уильям больше не распевал веселых баллад Гилберта: состояние старого шервудского поэта его искренне огорчало; в поисках подходящих деревьев он дошел до того темного края поляны, где исчез призрак, и к чести юноши нужно сказать, что при этом он испытал не больший страх, чем гуляя в полночь один по саду в усадьбе Гэмвеллов.
Внезапно Уильям споткнулся о какой-то объемистый предмет, лежавший на земле, и упал; у него чуть было не вырвалось крепкое словцо по поводу злосчастного препятствия, но тут он заметил, что этот предмет был не куском дерева, как ему показалось, а существом, способным двигаться и к тому же разразившимся отчаянной бранью,
- Ну-ка же! - воскликнул храбрый Уилл, хватая за горло человека, на которого он повалился. - Ко мне, брат, ко мне! Я его держу!
- Ну, так подруби его под корень, - ответил Маленький Джон, не отходя от Гилберта.
- Да я не дерево держу, а этого разбойника, который Ланса убил, ко мне, брат!
- Отпусти же меня, я задыхаюсь! - хрипел человек. - Ах, вы двое на одного, - добавил он, увидев, что подбегает Маленький Джон. - Не стоит труда, я и так умираю!.. Воздуха, воздуха!
Уильям поднялся.
- Ах ты черт, да это недавний призрак, на нем одежда из белого козьего меха! - воскликнул Маленький Джон. - Это ты там лежал на куче листьев между двумя деревьями?
- Да.
- Это ты гнался за девушкой? - спросил Маленький Джон.
- Это ты убил храбрую собаку? - спросил Уилл.
- Нет, нет, господа мои! Сжальтесь, помогите, я умираю!
- А ты, - продолжал Уилл. - только что убил человека, который принял тебя за призрак, призрак некой Энни…
- Энни? Энни? Да, я помню Энни… Ее Ритсон убил; я еще тогда священником переоделся и обвенчал их.
- Да он бредит! - решили двоюродные братья, не понявшие смысла его последних слов.
- Сжальтесь, господа мои, заберите меня отсюда! Лежать на земле так жестко!
- Скажи сначала, кто тебя так отделал.
- Волки, - ответил негодяй, даже в агонии сохранявший ясный ум, - волки, господа мои; они мне обгрызли голову, искусали руки и ноги; я заблудился в лесу, два дня ничего не ел, и у меня недостало сил защититься. Сжальтесь, сжальтесь надо мной, молодые господа!
- Это разбойник, - сказал Маленький Джон на ухо Уиллу, - это он преследовал мисс Марианну и разбил голову Лансу, это его нещадно избил Гилберт. Я так думаю, что он далеко не уйдет, и мы его на рассвете тут и найдем; если он до того времени не умрет, я отведу его к шерифу.
И не обращая больше внимания на стоны негодяя, братья вернулись к Гилберту.
Гилберт мало-помалу приходил в себя; он сказал, что в состоянии дойти до дому на своих ногах, и, поддерживаемый с обеих сторон молодыми людьми, двинулся в путь.
В нескольких шагах от дома он остановился, прислушиваясь к какому-то странному зловещему шуму, который доносил до них ветер, и сказал:
- Это Ланс; может, это его последний вздох.
- Мужайтесь, добрый Гилберт, мы уже добрались; вот и госпожа Маргарет, она со светильником ждет нас на пороге дома, мужайтесь!
Ветер снова донес до них вой собаки, и Гилберт опять упал бы без чувств, если бы Маргарет не бросилась к нему и, поддержав, не ввела его в дом.
Час спустя Гилберт, уже почти успокоившись, тихо говорил своим юным друзьям:
- Дети, может быть, позднее у меня и найдутся силы рассказать вам историю той неприкаянной души, что встретилась нам в лесу.
- Неприкаянная душа! - воскликнул Уилл, громко смеясь. - Знаем мы эту неприкаянную душу!
- Помолчи, братец! - строго оборвал его Маленький Джон.
- Нет, вы не можете ее знать, вы слишком молоды, - продолжал Гилберт.
- Я хотел сказать, что мы встретили негодяя, которого вы так хорошо отделали кинжалом.
- Встретили?
- Да, он был полумертв.
- Прости его, Боже!
- Да пусть его черти заберут! - воскликнул Уилл.
- Молчи, брат!
- Прежде чем вы вернетесь в усадьбу, дети, вы можете мне оказать важную услугу, - продолжал Гилберт.
- Говорите, хозяин.
- В моем доме есть покойник, помогите нам его похоронить.
- Мы к вашим услугам, добрый Гилберт, - ответил Уильям. - Руки у нас сильные, и мы не боимся ни мертвых, ни живых, ни призраков.
- Да помолчи ты, братец!
- Хорошо, я буду молчать, - сердито пробормотал Уилл. Он не мог понять, в отличие от Маленького Джона, что все намеки на привидение усиливали печаль и тревогу старого лесника.
Около полуночи из дома лесника вышла траурная процессия; шла она в таком порядке: впереди - отец Элдред, читавший молитвы, за ним - Маленький Джон и Линкольн, несшие на носилках тело, за ними - Маргарет и Гилберт, причем Гилберт старался сдерживать рыдания, чтобы еще больше не расстраивать Маргарет, а она тихо плакала, прикрыв лицо капюшоном своего плаща; замыкал шествие Красный Уилл; они направлялись к перекрестку у двух деревьев, под которыми просил похоронить его, оказав ему последнюю милость, возлюбленный Энни, он же ее убийца.
И пока крепкие руки Линкольна и Маленького Джона рыли могилу, Гилберт и его жена молились, стоя на коленях.
Могила уже была наполовину вырыта, когда Уилл, с натянутым луком и кинжалом в руках стороживший своих друзей, подошел и сказал на ухо своему двоюродному брату:
- Не худо было бы сделать яму побольше и похоронить в ней за компанию еще одного человека.
- Что это значит, братец?
- Человек, который утверждал, что на него волки напали, и которого мы оставили в плохом состоянии в нескольких шагах отсюда, умер; подойдите, пните его ногой, и вы увидите, что он не застонет.
Оба разбойника были уже похоронены, оставалось еще немного забросать могилу землей, когда в третий раз над лесом пронесся жалобный вой собаки.
- Ланс, бедный мой Ланс, теперь я займусь тобой! - воскликнул лесник. - Не оказав тебе помощи, я домой не вернусь.
Как и сказала Мод, разъяренный барон в сопровождении шести солдат явился в камеру Аллана Клера. Пленника в ней не было!
- А-а! - сказал барон, разражаясь тигриным смехом (если только тигры умеют смеяться). - Вот как здесь выполняют мои приказы! Я просто в восторге! К чему мне тогда каменная башня, к чему тюремщики? Клянусь святой Гризельдой, отныне я буду осуществлять свое правосудие без их помощи, а пленников буду запирать в клетку, где моя дочь держит птиц… Эгберт Ланнер, тюремщик, где ты?
- Вот он, ваша светлость, - ответил один из солдат, - я крепко держу его, а не то он бы уже давно убежал.
- Если бы он убежал, я бы повесил тебя вместо него… Подойди ко мне, Эгберт. Видишь дверь? Она заперта. Видишь оконце этой камеры? Оно очень узкое. Так вот, объясни мне, каким образом пленник, не такой худой, чтобы пролезть в это оконце, и не бесплотный, как воздух, чтобы улетучиться сквозь замочную скважину, каким образом, объясни мне, он отсюда исчез?
Эгберт молчал: он был ни жив ни мертв.
- Ответь мне, какая подлая корысть тебя заставила помочь бежать этому преступнику? Я спрашиваю тебя без гнева, и ответь мне без страха. Я добр и справедлив, и, быть может, если ты признаешь свою вину, я прощу тебя.
Напрасно барон разыгрывал добродушие. Эгберт по опыту знал, что верить в его искренность не следует, и, по-прежнему полумертвый от страха, продолжал молчать.
- А! Глупые рабы! - неожиданно воскликнул Фиц-Олвин. - Спорю, что ни одному из вас и в голову не пришло предупредить привратника о том, что произошло! Живо, живо, пусть кто-нибудь из вас передаст Герберту Линдсею от моего имени приказ поднять мост и запереть все ворота.
Один из солдат тотчас же побежал передавать приказ, но заблудился в темных переходах тюрьмы и свалился вниз головой в открытый люк подземелья; он разбился насмерть, но этого несчастного случая никто не заметил, и поэтому беглецы спокойно вышли из замка.
- Милорд, - сказал один из солдат, - когда мы сюда шли, мне показалось, что в конце галереи, ведущей в часовню, я видел свет факела.
- И ты до сих пор ничего мне не говорил! - вскричал барон. - Ох, эти негодяи поклялись изжарить меня на медленном огне! Но они умрут раньше меня, - добавил он, задыхаясь от гнева, - да, вы умрете раньше меня, и я придумаю для вас ужасную казнь, если не поймаю этого нечестивца, вместо которого для начала будет повешен Эгберт.
Произнеся это, Фиц-Олвин вырвал факел из рук одного из солдат и бросился в часовню. Кристабель стояла перед могилой матери и, казалось, целиком была погружена в молитву.
- Обыщите все углы и закоулки и приведите его живым или мертвым! - закричал барон.
Солдаты повиновались.
- А вы что здесь делаете, дочь моя?
- Молюсь, отец.
- И конечно, молитесь за этого нечестивца, заслуживающего виселицы?!
- Я молюсь за вас у могилы матери, разве вы не видите?
- Где ваш сообщник?
- Какой сообщник?
- Этот предатель, Аллан.
- Не знаю.
- Вы меня обманываете, он здесь.
- Я никогда вас не обманывала, отец.
Барон внимательно всмотрелся в бледное лицо дочери.
- Ни того ни другого не нашли, - сказал подошедший солдат.
- Ни того ни другого? - повторил Фиц-Олвин, начавший догадываться о бегстве Робина.
- Ну да, милорд, ни того ни другого. А разве не о двух убежавших пленниках шла речь?
Придя в полное отчаяние оттого, что от него ускользнул Робин, наглый Робин, который осмелился перечить ему и от которого он надеялся пытками вырвать достоверные сведения об Аллане, барон опустил свою широкую ладонь на плечо проговорившегося солдата и сказал:
- Ни того ни другого? Объясни мне, что значат эти слова?
Солдат задрожал под страшной тяжестью этой руки, не зная, что ответить.
- Для начала, кто ты есть?
- Если вашей светлости угодно, меня зовут Гаспар Стейнкоф; я стоял на часах на валу и…
- Презренный! Так это ты стоял на часах у двери камеры этого шервудского волчонка? Не говори мне, что это не ты его упустил, или я заколю тебя кинжалом!
Мы воздержимся от дальнейших описаний различных оттенков гнева барона: нашим читателям достаточно знать, что гнев стал для него привычкой, потребностью и, перестав гневаться, он перестал бы дышать.
- Итак, ты признаешься, что он бежал, когда ты стоял на часах на восточном валу? - помолчав, продолжал барон. - Ну, отвечай!
- Милорд, вы же угрожали заколоть меня, если я в этом признаюсь, - отвечал бедняга.
- И исполню свою угрозу.
- Тогда я буду молчать.