Самое большее, если капелька дождя, слившаяся со множеством других, становилась достаточно тяжелой и соскальзывала с непроницаемого свода листвы и падала на песок, где оставляла ямку - образ времени, что точит камень.
Кристиан издали, сквозь решетчатую ограду, наблюдал за каждым фиакром, останавливающимся перед продавцами сладостей, фруктов и лимонадов: они расплодились здесь с тех пор, как им удалось приобрести разрешение на торговлю у привратника его королевского величества - тот имел исключительное право торговать прохладительными напитками в Королевском саду.
Наконец показался желанный фиакр; он был зеленый, словно нормандское яблоко, такого пронзительно-зеленого цвета, который поверг бы в дрожь любого колориста; этот зеленый цвет можно видеть за целое льё среди июньских деревьев, хотя они и притязают на то, чтобы быть и считаться зелеными.
Из фиакра вышла Инженю, подобная богине роз, открывающей врата Востока; она надела новое платье, впервые извлеченное из ее приданого. Платье было из черной тафты с шелковыми рюшами и оборками; на девушке была серо-жемчужная шляпка с черными и золотисто-розовыми лентами и туфли на высоких каблуках; благодаря этому наряду ее внешность привлекала взгляды молодых людей, надеющихся обратить на себя внимание, и стариков, предающихся воспоминаниям.
Когда Инженю бежала к рощице, где она уже заметила своего возлюбленного (правда, она опускала глаза или, вернее, делала вид, будто не смеет их поднять), она походила на одну из тех лесных нимф, наготу которых мифы никогда не украшали столь сладострастно, как это делали Буше, Ванлоо и Ватто, обряжая их в пышные и соблазнительные туалеты.
Кристиан, заметив, что Инженю бежит к нему, бросился к ней.
Они встретились и взялись за руки - в рощице не было никого, кто помешал бы им это сделать: мы уже говорили, что продолжал идти дождь, разогнавший праздных зевак.
Но едва они подали друг другу руки, Кристиан сразу заметил перемену в выражении лица Инженю, а она убедилась, что перемена обнаруживалась и в чертах Кристиана.
Побледневший от волнения, Кристиан сохранял еще и бледность- после ранения; Инженю, тоже бледная, была скована необходимостью быть женщиной, женой и хозяйкой дома, оставаясь девушкой: эта печальная обязанность раскрылась вчера под обжигающим вихрем бурной семейной ссоры!
Быстро обменявшись влюбленными, пылкими взглядами, они отвели глаза в стороны.
Все, что с ними произошло, пугало молодых людей не меньше, чем их лица. Кристиан, который пришел на свидание с головой, наполненной игривыми мыслями, что были внушены ему графом д'Артуа, был потрясен до глубины души тем, что видит в этой молодой женщине не только предмет своих мрачных раздумий.
А Инженю, несмотря на ее веселый наряд, вид замужней женщины и дерзость свидания, открыто назначенного ею любовнику, вдруг застыла в нерешительности, трепеща от страха и не зная, с чего начать.
Кристиан взял ее за руку и отвел в тенистую глубь рощицы.
Он счел, что там она будет чувствовать себя более непринужденно, ибо никто не сможет ее видеть.
Они сели на скамью, вернее, Инженю безвольно опустилась на нее, а Кристиан присел рядом.
Как в эпизоде с Франческой да Римини у Данте, в котором рассказывает женщина, а мужчина, слушая ее, плачет, Кристиан, не смея начать разговор, предоставил Инженю возможность заговорить первой.
- Вы пришли, господин Кристиан! - прошептала она самым многозначительным тоном, и в голосе ее одновременно прозвучали и упрек, и приветствие.
- Ах, сударыня, почему вы не позвали меня раньше! - посетовал Кристиан.
- Когда именно?
- Позавчера, например.
- Позавчера? - повторила Инженю. - Потому что вас не было неделю назад, не было месяц назад… Увы, господин Кристиан, вы забыли обо мне, покинули меня!
Молодой человек укоризненно посмотрел на Инженю.
- Помилуйте! - воскликнул он. - И вы поверили в это?
- Но, по-моему, я могла в этом убедиться, - возразила девушка со слезами на глазах.
- Как! - удивился Кристиан. - Вы не знали о том, что отдаляло меня от вас?
- Вероятно, ваше желание или, хуже того, ваш каприз.
- Боже мой! Почему я такой несчастный! - воскликнул паж.
Потом, повернувшись к Инженю, он промолвил:
- Посмотрите, как я бледен! Разве вы не заметили, что я еще хромаю и без этой трости вряд ли мог бы ходить?
- О Боже, что с вами случилось? - испугалась Инженю.
- Случилось то, что я получил пулю в бедро и едва не погиб! Пройди она футом выше, я был бы вполне счастлив, ибо она попала бы в грудь и я был бы мертв.
- Как? - вскричала она. - Значит, тот молодой раненый паж, о ком писали в газетах…
- Был я, мадемуазель.
- Ох! Мой отец скрыл это от меня! Он не только утаил это, но еще уверял меня в обратном!
- Однако он прекрасно знал о моем ранении, ведь он видел, как я упал, - сказал Кристиан. - Мой последний взгляд перед тем, как я потерял сознание, умолял его: ибо я, падая, видел вашего отца и едва не сказал ему: "Заверьте Инженю, что я умираю с любовью к ней!"
- О Боже! - вздохнула Инженю.
- Ведь в тот миг я верил, что ранен очень серьезно и могу умереть, - прибавил Кристиан.
И сказав эти слова, он отвернулся, чтобы скрыть от Инженю слезы, навернувшиеся на глаза.
- Но тогда почему вы, придя в себя, не написали мне? - спросила Инженю. - Почему вы не нашли возможности известить меня о вашем здоровье?
- Прежде всего потому, что я не смел после объяснения между вашим отцом и мною никому доверить нашу тайну, - ответил Кристиан, - но также потому, что целую неделю я не мог говорить, а месяц не мог писать. Но едва у меня появилась возможность писать, я сделал это.
- Я не получила письма, - со вздохом сказала Инженю, с сомнением покачав головой.
- Знаю, - ответил Кристиан, - ведь оба письма, которые я вам написал, у меня.
И он, вытащив письма из кармана шелкового жилета, протянул их девушке.
Инженю вопросительно посмотрела на Кристиана.
- Я не рискнул отправить их по почте, не рискнул послать с рассыльным, не посмел доверить другу. Я боялся, что они попадут в руки вашего отца или скомпрометируют вас в глазах постороннего человека. Вы сами понимаете, что если я виноват, то лишь в благоговейном уважении к вам.
И Кристиан по-прежнему протягивал Инженю письма, которые та не решалась взять.
- Прочтите, - просил Кристиан, - и вы поймете, виноват ли я.
Но Инженю поняла, что, если она станет читать письма, молодой человек непременно увидит на ее лице те различные чувства, которые она будет испытывать, и не ощущала в себе достаточной уверенности, чтобы вынести подобное испытание.
Она нежно отстранила руку Кристиана и сказала:
- Это ни к чему.
- Нет, - возразил Кристиан.; - Вы сомневались во мне, вы еще можете питать сомнения… Если когда-нибудь со мной случится подобное несчастье, вскройте эти письма, прочтите их, и они убедят вас.
Инженю очень хотелось прочесть эти письма; правда, ей был необходим повод, чтобы их взять; поскольку повод этот представился, она им воспользовалась.
Поэтому молодая женщина взяла письма из ладони Кристиана и, вздохнув, спрятала за корсет.
- Ах, я подозревала что-то неладное! - сказала Инженю.
- Почему? - спросил обрадованный Кристиан.
- Я догадывалась, что случилось несчастье, и, услышав, как господин Сантер сказал, что раненого пажа перенесли в конюшни графа д'Артуа, решила сама пойти справиться о его здоровье.
После этого признания молодая женщина по просьбе Кристиана рассказала, как она в четыре часа дня вышла из дома на улице Бернардинцев; как ее стал преследовать мужчина с уродливым лицом; как она, убегая от него, заблудилась и как в то мгновение, когда ее уже хотела схватить рука преследователя, к ней пришла на помощь и защитила отважная девушка по имени Шарлотта де Корде.
- Ах, так предначертано свыше! - со вздохом прошептал Кристиан.
- Но это не дает мне ответа на вопрос, почему я снова увидела вас только в ту страшную ночь? - спросила Инженю.
- Поверьте, объяснить это очень просто, - ответил Кристиан. - Я смог выбраться из дома лишь в день вашей свадьбы, но ничего не знал о тех событиях, что завертелись вокруг вас, поскольку был болен. Я пришел на улицу Бернардинцев, но вас там уже не было. Я навел справки; мне сказали, что вы переехали в предместье Сент-Антуан; разузнав, где находится ваш дом, я встал напротив ворот. Было одиннадцать часов вечера, но в окнах горел свет. Я спросил, по какому поводу там играет музыка и царит веселье, и тогда-то узнал о вашей свадьбе… Ах, Инженю! Я пережил бы меньший ужас, если бы меня поразила молния, если бы под ногами у меня разверзлась пропасть! Я ждал, видел, как из дома вышел Оже и о чем-то беседовал с незнакомцем; как погас свет, как незнакомец вошел в дом, потом снова вышел; я бросился ему навстречу, решив убить, сорвал с него плащ и узнал графа д'Артуа!
- Недостойный принц! - прошептала Инженю.
- О нет, Инженю, нет, не верьте этому: принц, напротив, благороднейший из людей!
- Как? Вы защищаете его?
- Да, Инженю, ибо это он сообщил мне счастливую весть, благодаря которой я еще не умер и не сошел с ума; весть о том, что сегодня вы так же свободны, как вчера, позавчера, месяц назад. О добрый и милый принц, я теперь благословляю его так же, как раньше проклинал! Да, благословляю, так как он сказал мне, что вы по-прежнему моя невеста, а не жена этого негодяя, и вы презираете, ненавидите только одного человека - подлеца Оже!
Инженю покраснела и стала такой очаровательной, что Кристиан чуть было не упал перед нею на колени.
- Ах, Инженю, Инженю! - воскликнул он. - Почему же произошло так, что вы недооценили меня, сочтя способным вас забыть? Ведь в долгие ночи страданий я думал только о вас и ваше имя звучало в каждом стоне, исторгнутом у меня болью… А вы о ком думали в это время? О вашем будущем муже, не правда ли? Но почему я обращаю вам эти упреки? О, я уверен, что вы и сами осуждаете себя за это.
- Но что мне оставалось делать? - вскричала Инженю. - Отец приказал, а гнев подсказал.
- Гнев? Боже, вы сердились на меня?
- Да, на вас, раненого, безжизненного! О, роковая девичья гордыня!.. Сегодня вы воскресли…
- Как видите, Инженю.
- Вижу. Но теперь вы меня любите меньше.
- Как вы можете так говорить, Инженю? Нет, нет, я по-прежнему люблю вас всей душой! Люблю сильнее, чем прежде!
- Вы любите меня, любите, - воскликнула Инженю, - но я теперь не свободна!
Кристиан с нежностью на нее посмотрел, прижав руку девушки к сердцу, и в порыве любви, тронувшем душу Инженю, спросил:
- Значит, вы больше не свободны?
- Да.
- И кто же вас связывает?
- Мой муж.
- То, что вы говорите, абсолютно несерьезно.
- Почему?
- Вы не любите этого человека, не можете его любить: женщина, носящая имя Инженю и обладающая вашим сердцем, никогда не полюбит человека, которого она презирает.
- Ах! - прошептала она.
- Хорошо, если вы не любите его, если вы любите меня…
- Господин Кристиан, когда в тот вечер я увидела вас в моей спальне, я рассердилась на вас, пришла в ярость.
- Но почему, о Боже?
- И вы еще спрашиваете? Разве вы не понимаете? Я думала: "Вот человек, который пришел сюда из прихоти, как он из прихоти покинул меня; в нем - несчастье моей жизни!"
- Во мне?
- Да, в вас несчастье моей жизни; ведь не будь обиды, которую нанесло мне ваше отсутствие, я не попала бы во власть…
- … вашего мужа, - закончил Кристиан, сделав ударение на втором слове.
Инженю покраснела.
- Хорошо, будем говорить серьезно, - продолжал Кристиан. - Скажите, неужели вы можете считать себя связанной с человеком, к которому вы испытываете отвращение, и это не позволяет вам даже произнести его имя?
- Я связана не с человеком, - возразила Инженю, - а с Богом, который слышал мою клятву.
- Бог разрывает на Небе все узы, непрочно связанные на земле, - возразил Кристиан.
- О нет, вы ошибаетесь, сударь, - ответила Инженю.
- Инженю, вы не можете быть женой этого мошенника, это невозможно!
- Но чьей же женой я могу быть?
- Того, кто вас любит.
- Оставим все эти премудрости! Зло совершено, и я буду мужественно его терпеть.
- Я не могу слышать, когда вы так говорите, Инженю! Вы не сумеете убедить меня в том, что вы жена человека, который продал вас в день свадьбы; человека, которого я убил бы, если бы случай не расстроил его подлый расчет; наконец, человека, с которым вас разведет любой суд, если боязнь скандала не помешала бы вам обо всем рассказать! В таком случае, Инженю, вы не замужем, или же тогда можно считать, что и я тоже женат, а на земле больше не осталось ни честности, ни правосудия, ни упований на Бога!
Кристиан говорил с такой страстью, что Инженю, чтобы его успокоить, не сдержалась и протянула ему руку.
- Сударыня, если бы я знал, что вы будете вынуждены считать себя замужней женщиной, я взял бы с собой шпагу, которой разрубил бы связывающие вас узы; но вам стоит только захотеть, чтобы стать свободной… ведь перед вами открыто множество возможностей…
- Вы сказали "множество", Кристиан? Назовите хотя бы одну, что позволит мне отречься от мужа, не ставя об этом в известность отца, расстаться с мужем, не вызывая пересудов людей, стереть из памяти преступление этого человека, не уничтожая его самого, и тогда я буду просить, молить, заклинать вас дать мне эту возможность и осуществить ее, если у меня не хватит на это сил.
Инженю рассуждала точно так же, как граф д'Артуа, хотя и принадлежала к другому полюсу общества.
Кристиану нечего было возразить.
Инженю ненадолго замолчала, ожидая ответа Кристиана, но, увидев, что он молчит, спросила:
- Требовать развода означает требовать скандала; вы по-прежнему требуете этого развода?
- Нет, я прошу у вас только любви, - ответил Кристиан.
- Любви? Но вся моя любовь принадлежит вам, Кристиан! - воскликнула она с той ошеломляющей наивностью, что озадачивает самых дерзких и самых изощренных мужчин.
- Ах, я верю в это, - вскричал Кристиан, - по крайней мере, надеюсь на это! Но что за любовь вы мне предлагаете? Любовь идеальную!
- Что вы называете идеальной любовью? - спросила Инженю.
Кристиан опустил голову и тихо спросил:
- Вы согласитесь принять меня у себя?
- Это невозможно!
- Почему?
- Потому что вас увидит мой отец.
- Нет, вы боитесь мужа, Инженю!
- Боюсь? Нисколько.
- Вы не хотите, чтобы он узнал, что я люблю вас!
- Он это знает.
- От кого?
- От меня.
- Не понимаю!
- Я призналась ему в этом.
- О Боже!
- Если он в этом сомневается, могу повторить.
- Тогда я понимаю, почему вы не разрешаете мне прийти к вам.
- Я уже объяснила вам.
- Нет, вы боитесь, что ваш муж будет прятаться за дверью, поджидая меня в коридоре, чтобы убить.
- Вы ошибаетесь, этого я не боюсь.
- Не боитесь?
- Да, насчет мужа я приняла свои предосторожности.
- Каким образом?
- Рассказав ему мой план.
- У вас есть план, Инженю? - удивился Кристиан.
- Да, на случай, если он попытается прибегнуть к насилию в отношении вас…
- И что вы сделаете?
- Что? Я убью его!
- О храбрая моя Юдифь!
- Он знает, что я говорю правду, и боится.
- Но если нам больше нечего опасаться, примите меня у себя.
- Зачем? - спросила Инженю звонким, трогательным голоском.
- Чтобы…
- Говорите.
- Чтобы с вами… беседовать, - пролепетал Кристиан.
- Беседовать о чем? Разве мы не все друг другу сказали?
- Инженю, разве мы редко встречались до вашего замужества?
- Нет, часто.
- Значит, мы сказали друг другу не все, если я получил ваше письмо, в котором вы пишете, что очень хотели бы встретиться со мной.
- Ну вот мы и встретились.
- Мы встретились, верно, но этого мало… Разве мы все сказали друг другу? Ах, наверное, вы и сказали мне все, однако мне еще необходимо сказать вам очень многое.
- Говорите.
- Но мне не надо говорить вам это: вы сами прекрасно обо всем догадываетесь.
- Нет, клянусь вам.
- Разве вы не понимаете, что от вас я хочу только вас?
- Я не могу быть вашей, ведь я больше себе не принадлежу.
- Хорошо, Инженю, не будем мудрствовать, как вы только что сказали. Вы не можете не знать, что женщина предназначена для счастья мужчины…
- Так говорят.
- Мужчины, которого она, разумеется, любит.
- Но я люблю вас, - промолвила Инженю.
- Тогда…
Кристиан на миг запнулся, но, глядя на необыкновенно простодушное выражение лица Инженю, воскликнул:
- Тогда составьте мое счастье!
- Как я могу это сделать? Кристиан не сводил с Инженю глаз.
Ее личико, обрамленное длинными, ниспадающими на плечи локонами, было прелестно.
- Уехав вместе со мной в чужую страну, где вы станете моей женой, а я вашим мужем, - объяснил молодой человек.
- А как же мой отец?
- Мы сообщим ему обо всем, когда окажемся в безопасности.
- Вы сошли с ума!
- Значит, вы непреклонны?
- Нет, я люблю вас, и сердце даже подсказывает мне, что буду любить всю жизнь.
- Тогда подарите мне эту жизнь!
- Я уже сказала вам, что она больше мне не принадлежит.
- Тогда зачем вам меня любить? И зачем мне, несчастному, любить и быть любимым?
- Затем, чтобы ждать.
- Ждать чего? - с нетерпением спросил Кристиан.
- Ждать, когда я стану вдовой, - невозмутимо ответило невинное дитя.
- Инженю, вы меня пугаете! - воскликнул молодой человек. - Нельзя понять, шутите вы или говорите о таких страшных вещах искренне.
- Ничего страшного в том, что я говорю, нет, - возразила Инженю, кротко покачав головой. - Разве Бог, который не совершает ничего дурного и неспособен поступать неразумно, разве Бог заставил бы меня выйти замуж за преступника для того, чтобы союз этот был нерасторжим?
- Но чем объясняется ваша уверенность? Почему вы так верите в это?
- Потому что этот союз был бы несчастьем, которого я не заслужила. Бог заставил меня пережить это время испытаний по двум причинам: во-первых, чтобы показать мне самой, как глубоко я вас люблю; во-вторых, чтобы благодаря сравнению сделать меня более свободной и счастливой.
- Счастливой?! И когда это будет?
- Когда я стану вашей женой, - невозмутимо ответила Инженю.
- Ах, клянусь честью, этот человек доведет меня до сумасшествия! - вскричал Кристиан.
- Будем ждать, друг мой! - сказала она. - Прежде я весь день пела, как те птички, что слетались на мой подоконник клевать хлебные крошки, и мои песни никогда не оскорбляли Бога; почему Бог должен желать, чтобы я больше никогда не пела? Бог любит меня, я заслуживаю его любви, и он чем-нибудь поможет мне.
- Но я предлагаю вам все это уже сейчас! - воскликнул Кристиан.
- Нет, вы предлагаете мне нарушить клятву, от которой меня может освободить только смерть.
- Я убью вашего мужа!