И, упав на колени, всадник хотел почтительно поцеловать руку супруги Конде.
- Нет! Нет! В мои объятья, дорогая виконтесса! В мои объятья! - восклицала принцесса, поднимая Клер.
Когда принцесса расцеловала всадника, он с величайшим почтением повернулся к вдовствующей принцессе и низко поклонился ей.
- Говорите скорей, милая Клер, - сказала она.
- Да, говори, - прибавила принцесса Конде. - Виделась ты с Ришоном?
- Виделась, и он дал мне поручение к вашему высочеству.
- Приятное?
- Сама не знаю, всего два слова.
- Что такое? Скорей, скорей!
Самое живое любопытство выразилось на лицах обеих принцесс.
- Бордо. - Да! - произнесла Клер со смущением, не зная, какое действие произведут ее слова.
Но она скоро успокоилась: на эти два слова принцессы отвечали торжествующим криком. Услышав его, тотчас подбежал Ленэ.
- Ленэ! Ленэ! Подите сюда! - кричала молодая принцесса. - Вы не знаете, какую новость привезла нам наша добрая Клер?
- Знаю, - отвечал Ленэ, улыбаясь, - знаю, вот почему я не спешил сюда.
- Как! Вы знали?
- Бордо. - Да! Не правда ли? - сказал Ленэ.
- Ну, вы в самом деле колдун, дорогой Пьер! - вскричала вдовствующая принцесса.
- Но, если вы знали эту новость, Ленэ, - сказала младшая принцесса с упреком, - почему же вы не вывели нас из томительного беспокойства этими двумя словами?
- Я хотел оставить виконтессе де Канб награду за ее труды, - отвечал Ленэ, кланяясь взволнованной Клер, - притом же я боялся, что на террасе вы станете радоваться при всех.
- Вы всегда правы, всегда правы, мой добрый Пьер, - сказала принцесса. - Будем молчать!
- И всем этим обязаны мы храброму Ришону, - начала вдовствующая принцесса. - Вы довольны им, он превосходно действовал, не так ли, кум?
Старшая Конде говорила "кум", когда хотела выразить свое благоволение; она выучилась этому слову у Генриха IV, который очень часто употреблял его.
- Ришон - человек умный и притом в высшей степени исполнительный, - отвечал Ленэ. - Верьте мне, ваше высочество, если б я не был уверен в нем, как в самом себе, то не рекомендовал бы вам его.
- Чем наградить его? - спросила принцесса.
- Надобно дать ему какое-нибудь важное место, - отвечала свекровь.
- Важное место! - колко повторила маркиза де Турвиль. - Помилуйте, ваше высочество, Ришон не дворянин.
- Да ведь и я тоже не дворянин, - возразил Ленэ, - а все-таки принц оказывал мне полное доверие. Разумеется, я очень уважаю французское дворянство; но бывают обстоятельства, в которых, я осмелюсь сказать, великая душа лучше старого герба.
- А отчего сам он не приехал с этой важной вестью? - спросила принцесса.
- Он остался в Гиени, чтобы набрать несколько сот солдат. Он сказал мне, что может уже надеяться на триста человек, только они из-за недостатка времени будут плохо подготовлены к кампании, и что лучше всего, если он получит место коменданта какой-нибудь крепости, например, Вера или острова Сен-Жорж. "Я уверен, - говорил он мне, - что там я буду полезен их высочествам".
- Но каким образом исполнить его желание? - спросила принцесса. - Нас так не любят при дворе, что мы сейчас никого не можем рекомендовать, а если кого порекомендуем, то он в ту же минуту станет человеком подозрительным.
- Может быть, ваше высочество, - сказала виконтесса, - есть средство, о котором говорил мне сам Ришон.
- Какое?
- Герцог д’Эпернон, - отвечала виконтесса, покраснев, - говорят, влюблен в одну девицу…
- Да, в красавицу Нанон, - перебила принцесса с презрением, - мы это знаем.
- Говорят, что герцог д’Эпернон ни в чем не отказывает этой женщине, а эта женщина продает все что угодно. Нельзя ли купить у нее место для Ришона?
- Это была бы разумная трата, - сказал Ленэ.
- Да, правда, но наша касса пуста, вы это знаете, господин советник, - заметила маркиза де Турвиль.
Ленэ с улыбкой повернулся к Клер.
- Теперь вы можете, виконтесса, показать их высочествам, что вы обо всем позаботились.
- Что вы хотите сказать, Ленэ?
- Вот что хочет он сказать: я так счастлива, что могу предложить вашему высочеству небольшую сумму, которую я с трудом вытянула у моих фермеров; приношение очень скромно, но я не могла достать больше. Двадцать тысяч ливров! - нерешительно прибавила виконтесса, краснея и стыдясь, что предлагает такую незначительную сумму первым после королевы дамам страны.
- Двадцать тысяч! - повторили обе принцессы.
- Но это просто богатство в наше время! - продолжала старшая с радостью.
- Милая Клер! - вскричала молодая принцесса. - Как мы заплатим тебе за усердие… чем?
- Ваше высочество, вы подумаете об этом после.
- А где деньги? - спросила маркиза де Турвиль.
- В комнате ее высочества, куда отнес их мой слуга Помпей.
- Ленэ, - сказала принцесса, - вы не забудете, что мы должны двадцать тысяч ливров виконтессе де Канб?
- Они уже записаны среди наших долгов, - отвечал Ленэ, вынимая записную книжку и показывая, что эти двадцать тысяч ливров, помеченные сегодняшним днем, уже стоят в длинном ряду цифр, который, вероятно, несколько испугал бы принцесс, если б они вздумали сложить их.
- Но как могла ты пробраться сюда, дорогая красавица? - спросила принцесса у Клер. - Здесь говорят, что господин де Сент-Эньян занял дорогу, осматривает людей и их пожитки, как настоящий таможенник.
- Благодаря благоразумию моего Помпея мы сумели избежать этой опасности: отправились в объезд; это задержало нас в дороге на лишних полтора дня, но сделало наш путь безопасным. Иначе я уже вчера имела бы счастье видеть ваше высочество.
- Успокойтесь, виконтесса, - сказал Ленэ, - время не потеряно, стоит только хорошо употребить нынешний день и завтрашний. Сегодня, как изволит помнить ее высочество, мы ждем трех курьеров. Один приехал, остаются еще два.
- А нельзя ли узнать имена этих двух курьеров? - спросила маркиза де Турвиль, надеясь как-нибудь поймать советника, с которым она соперничала, хотя между ними не было явной распри.
- Прежде, если расчеты не обманут меня, - отвечал Ленэ, - приедет Гурвиль от герцога де Ларошфуко.
- То есть от принца де Марсильяка, хотите вы сказать? - перебила маркиза.
- Принц де Марсильяк теперь называется уже герцогом де Ларошфуко.
- Стало быть, отец его умер?
- Уже с неделю назад.
- Где?
- В Вертёе.
- А второй курьер? - спросила принцесса.
- Второй курьер - капитан телохранителей принца, господин Бланшфор. Он приедет из Стене; его пришлет маршал Тюренн.
- В таком случае думаю, - сказала маркиза де Турвиль, - чтобы не терять времени, можно было бы привести в действие мой первый план, составленный в расчете на согласие Бордо и союз господ Тюренна и Марсильяка.
Ленэ улыбнулся, по обыкновению.
- Извините, маркиза, - сказал он чрезвычайно учтиво, - но планы, составленные принцем, теперь исполняются и обещают полный успех.
- Планы, составленные принцем! - язвительно повторила маркиза де Турвиль. - Принцем!.. Когда он сидит в Венсенской башне и ни с кем не может сообщаться!
- Вот приказания его высочества, написанные его собственной рукой и помеченные вчерашним днем, - возразил Ленэ, вынимая из кармана письмо принца Конде, - я получил их сегодня утром. Мы поддерживаем постоянную связь.
Обе принцессы почти вырвали бумагу из рук советника и прочли со слезами радости все, что там было написано.
- О, в карманах Ленэ найдешь всю Францию! - сказала с улыбкой вдовствующая принцесса.
- Нет еще, ваше высочество, нет еще, - отвечал советник, - но с Божьей помощью, может статься, так и будет. А теперь, - прибавил он, со значением указывая на Клер, - теперь виконтесса, после долгого пути, верно, нуждается в покое…
Виконтесса поняла, что Ленэ хочет остаться наедине с принцессами, и, увидев на лице старшей из них улыбку, подтверждающую это, поклонилась и вышла.
Маркиза де Турвиль осталась, надеясь собрать богатый урожай самых свежих известий, но вдовствующая принцесса подала знак невестке, и обе они сделали величественный реверанс по всем правилам этикета, показывая маркизе, что политическое заседание, на которое ее пригласили, уже кончилось.
Маркиза - любительница теорий - очень хорошо поняла намек; она сделала обеим дамам еще более низкий и церемонный реверанс и ушла, про себя призывая Бога в свидетели неблагодарности принцесс.
Вдова и ее невестка прошли в свой рабочий кабинет. Пьер Ленэ последовал за ними. Убедившись, что дверь крепко заперта, он начал:
- Если вашим высочествам угодно принять Гурвиля, то я скажу, что он только приехал и теперь переодевается, потому что не смеет показаться в дорожном платье.
- А какие новости он привез?
- Важное известие: герцог де Ларошфуко будет здесь завтра или, может быть, даже сегодня вечером с пятьюстами дворянами.
- С пятьюстами дворянами! - вскричала принцесса. - Да это целая армия!
- Однако ж это затруднит нам путь. По-моему, лучше бы пять-шесть слуг, чем вся эта толпа. Мы легче бы скрылись от господина де Сент-Эньяна. Теперь почти невозможно проехать в Южную Францию без досмотра.
- Тем лучше, тем лучше, пусть осматривают! - вскричала принцесса. Если они попытаются сделать это, мы будем сражаться и останемся победителями: дух принца Конде будет вести нас.
Ленэ взглянул на вдовствующую принцессу, как бы желая знать ее мнение; но Шарлотта де Монморанси, вскормленная во время междоусобных войн царствования Людовика XIII, видевшая стольких аристократов, попавших в тюрьмы или сложивших свои головы на эшафоте, потому что не хотели склонить их и желали сохранить свои права, - лишь печально провела рукой по лбу, отягченному самыми горькими воспоминаниями.
- Да, - сказала она, - вот до чего мы доведены: приходится скрываться или сражаться… Страшное дело! Мы жили спокойно, со славой, которую Господь Бог послал нашему дому; мы хотели - надеюсь, что никто из нас не имел другого намерения, - мы хотели только сохранить высокое положение, данное нам по праву рождения, и вот… вот события принуждают нас сражаться против нашего суверена…
- О, я не так горько смотрю на эту необходимость, как ваше высочество! - возразила молодая принцесса. - Мой муж и мой брат в заточении без всякой причины, а мой муж и мой брат - ваши дети; кроме того, ваша дочь в изгнании. Вот чем оправдываются все наши замыслы, все, на какие мы вздумаем решиться.
- Да, - отвечала вдовствующая принцесса с печалью, полной покорности судьбе, - да, я переношу бедствие с большим терпением, чем вы, мадам, но, кажется, нам всем на роду написано быть пленниками или изгнанниками. Едва я вышла замуж за вашего свекра, как мне пришлось бежать из Франции, потому что меня преследовала любовь Генриха IV. Едва мы успели возвратиться, как попали в Венсен: теперь нас преследовала ненависть кардинала Ришелье. Сын мой, который теперь сидит в тюрьме, через тридцать два года смог увидеть ту самую камеру, в которой родился. Ваш свекор недаром пророчески сказал после победы при Рокруа, глядя на залу, украшенную испанскими знаменами: "Не могу сказать, как я радуюсь этой победе моего сына, но только помните слова мои: чем больше дом наш приобретет славы, тем больше подвергнется гонению. Если б я не сражался за Францию, герб которой слишком славен, чтобы отступить от него, я взял бы в свой герб ястреба с колокольчиками, везде извещающими о нем и в то же время помогающими ловить его; а к этому гербу я взял бы девиз "Fama nocet". Мы слишком много наделали шуму, дочь моя, и вот это вредит нам. Вы согласны со мной, Ленэ?
- Ваше высочество правы, - отвечал Ленэ, опечаленный воспоминаниями, которые пробудила в нем старшая принцесса, - но мы зашли так далеко, что теперь не можем вернуться назад. Скажу более: в таком положении, каково наше, нужно решиться на что-нибудь как можно скорее, нельзя закрывать глаза на обстоятельства. Мы свободны только по видимости; королева не спускает с нас глаз, а господин де Сент-Эньян держит нас в блокаде. В чем же дело? Надобно уехать из Шантийи, невзирая на надзор королевы и на блокаду Сент-Эньяна.
- Уедем из Шантийи, но открыто! - вскричала молодая принцесса.
- Я согласна с этим предложением, - прибавила старшая, - принцы Конде не испанцы и не умеют предавать; они не итальянцы и не умеют хитрить; они действуют открыто, при дневном свете.
- Ваше высочество, - возразил Ленэ убежденно, - Богом клянусь, что я первый готов исполнить всякое приказание ваше, но, чтобы уехать из Шантийи так, как вам угодно, надобно сражаться. Вы, без сомнения, в день битвы не будете иметь намерения вести себя по-женски после того, как показали себя мужами совета; вы пойдете впереди ваших приверженцев и станете ободрять воинов боевым кличем. Но вы забываете, что подле ваших бесценных особ находится особа, не менее бесценная: герцог Энгиенский - ваш сын, ваш внук; неужели вы решитесь сложить в одну могилу и настоящее и будущее вашей фамилии? Неужели вы думаете, что Мазарини не отомстит отцу за то, что будут предпринимать в пользу сына? Разве вы не знаете страшных тайн Венсенского замка, печально испытанных господином великим приором Вандомским, маршалом Орнано и Пюилореном? Разве вы забыли эту роковую комнату, которая ценится на вес мышьяка, как говорит госпожа Рамбуйе? Нет, ваше высочество, - продолжал Ленэ, умоляюще сложив руки, - нет, вы послушаете совета вашего старого слуги, вы уедете из Шантийи, как надлежит сделать женщинам, которых преследуют. Не забывайте, что самое сильное ваше оружие - ваша слабость: сын, лишенный отца, супруга, лишенная мужа, бегут, как могут, от угрожающей опасности. Чтобы действовать и говорить открыто, подождите до тех пор, пока вы будете в безопасности и приобретете более силы. Пока вы в плену, приверженцы ваши немы; когда вы освободитесь, они заговорят, перестанут бояться, что им предложат тяжкие условия вашего выкупа. План наш составлен с помощью Гурвиля. Мы уверены, что у нас будет хороший конвой, он защитит нас во время пути. Ведь сейчас на вашем пути действуют двадцать различных отрядов, которые живут тем, что собирают дань с друзей и с врагов. Согласитесь на мое предложение, все готово.
- Уехать тайком! Бежать, как убегают преступники! - вскричала молодая принцесса. - О, что скажет принц, когда узнает, что его мать, жена и сын перенесли такой стыд и позор?
- Не знаю, что он скажет, но, если вам улыбнется удача, он будет обязан вам своим освобождением. Если же вы не будете иметь успеха, то все же не истощите ваших средств и не подвергнете опасности ни своих помощников, ни тем более свое положение: ведь вы не будете вести войны.
Старшая принцесса поразмыслила с минуту и сказала с задумчивой грустью:
- Дорогой господин Ленэ, убедите дочь мою, потому что я вынуждена остаться здесь. До сих пор я крепилась, скрывала свою болезнь, чтобы не отнять последней бодрости у наших приверженцев, но теперь изнемогаю. Меня ждет ложе страдания, на котором я, может быть, умру… Но вы сказали правду: прежде всего надобно спасти будущее дома Конде. Дочь моя и внук мой уедут из Шантийи и, надеюсь, будут так умны, что станут считаться с вашими советами, скажу более - с вашими приказаниями. Приказывайте, добрый Ленэ, все будет исполнено!
- Как вы побледнели! - вскричал Ленэ, поддерживая вдову. Невестка, прежде заметившая это, уже приняла ее в свои объятия.
- Да, - сказала принцесса, все более ослабевая, - да, добрые сегодняшние известия поразили меня более, чем все, что мы вытерпели в последнее время. Я чувствую жестокую лихорадку. Но скроем мое положение. Известие о нем могло бы очень повредить нам в настоящее время.
- Нездоровье вашего высочества, - сказал Ленэ, - было бы милостью Неба, если б только вы не страдали. Оставайтесь в постели, распустите слух, что вы больны. А вы, - прибавил он, обращаясь к молодой принцессе, - прикажите послать за вашим доктором Бурдло. Нам понадобятся экипажи и лошади; поэтому позвольте объявить, что вы намерены повеселить нас травлей оленей. Таким образом, никто не удивится, если увидит необычное движение, оружие и лошадей.
- Распорядитесь сами, Ленэ. Но как вы, столь предусмотрительный человек, не подумали о том, что всякий невольно удивится этой странной охоте, назначенной именно тогда, когда матушка почувствовала себя нездоровой?
- Это также предусмотрено, ваше высочество. Послезавтра герцогу Энгиенскому исполняется семь лет; в этот день женщины должны передать его в руки мужчин.
- Да.
- Хорошо. Мы объявим так: охота назначается по случаю первого облачения маленького принца в мужское платье, и ее высочество настояли, чтобы ее болезнь не служила препятствием празднику. Мы же должны были покориться ее желанию.
- Бесподобная мысль! - вскричала вдовствующая принцесса в восторге оттого, что ее внук уже начинает становиться мужчиной. - Да, предлог придуман превосходно, и вы, Ленэ, удивительный советник.
- Но во время охоты герцог Энгиенский будет сидеть в карете? - спросила младшая принцесса.
- Нет, он поедет верхом. Но ваше материнское сердце может быть спокойно. Я придумал маленькое седло; Виала, конюший герцога, прикрепит его к своему седлу, таким образом все увидят герцога, а вечером мы сможем уехать в полной безопасности. Подумайте, в карете его остановит первое препятствие, а верхом он везде проедет, не так ли?
- Так когда вы хотите ехать?
- Послезавтра вечером, если ваше высочество не имеет причины откладывать отъезд.
- О нет, нет! Бежим из нашей тюрьмы как можно скорее, Ленэ.
- А что вы станете делать, выбравшись из Шантийи? - спросила вдовствующая принцесса.
- Мы прорвемся через армию господина де Сент-Эньяна, найдя средство отвести ему глаза. Затем, соединившись с герцогом де Ларошфуко и его эскортом, поедем в Бордо, где нас ждут. Когда мы будем во втором городе королевства, в столице Юга Франции, мы сможем вести войну или переговоры, как угодно будет вашим высочествам. Впрочем, имею честь уведомить вас, что даже и в Бордо мы продержимся весьма недолго, если близко от нас не будет какой-нибудь крепости, которая отвлечет внимание наших врагов. Две такие крепости для нас чрезвычайно важны: одна, Вер, господствует над Дордонью и обеспечивает подвоз продовольствия в Бордо; другая - остров Сен-Жорж, на который даже жители Бордо смотрят как на ключ к своему городу. Но мы после подумаем об этом; в настоящую минуту нам надобно думать только об отъезде отсюда.
- Это дело очень легкое, - сказала молодая принцесса. - Все-таки мы здесь одни и полные хозяева, что бы вы ни говорили.
- Не стройте никаких планов, пока мы не будем в Бордо: нет ничего легкого при дьявольском уме Мазарини. Я ждал момента, когда мы останемся наедине и я смогу сообщить мой план вашему высочеству, но эта предосторожность ничего не значит: я принял ее так, для очистки совести; даже в эту минуту я боюсь за свой план, за план, изобретенный моей собственной головой и сообщенный только вам. Мазарини не узнаёт новости, а угадывает их.