Это домино вздрогнуло, увидя перед собой костюм галерного арестанта. Но юнкер поторопился успокоить ее.
- Не бойтесь, сеньорита, - сказал он, - каторжники, которых встречают на балах, не очень опасны.
Домино, конечно, вспомнило, что оно находится на балу, и через его маску было видно, как из улыбнувшегося ротика выглянули белые как снег зубки.
- Прекрасная сеньорита, - сказал тогда юнкер по-испански, - вы ведь приехали из Франции?
Домино сделало движение, выразившее большое удивление.
- Вы меня знаете? - спросило оно.
- Да.
- А?..
- Вас зовут Концепчьона. Я потому-то и подошел к вам, - добавил он, - что вы приехали из Франции.
- Вы француз? - спросила молодая девушка, пристально смотря на юнкера и припоминая, где она видела его прежде - голос его был знаком ей.
- Я иностранец, - отвечал юнкер, - и ношу свой мундир вместо костюма, но мой друг…
Он взял за руку арестанта и представил его девице де Салландрера - ибо это была она.
Арестант поклонился молодой девушке так почтительно и так грациозно, что ее страх совершенно исчез.
- Мой друг, сеньорита, - проговорил юнкер, - арестант светский и очень хорошего происхождения.
- Вполне верно, - ответила Концепчьона, приглашая каторжника сесть подле себя.
Тогда юнкер отошел, не забыв шепнуть арестанту:
- Остерегайтесь, пожалуйста, произносить ваше имя. Когда юнкер ушел и когда Концепчьона осталась одна с каторжником, то она спросила его нежным меланхолическим голосом: - Вы француз?
- Да, сеньорита.
- Вы, вероятно, уроженец Парижа? Он печально покачал головой.
- Увы! Нет, сеньорита, - ответил он. - Я не видал своей родины целых двадцать лет.
- Двадцать лет!
- Да, сеньорита.
- Который же вам год?
- Скоро тридцать лет.
- Итак, вы уехали из Франции, когда вам было всего десять лет.
- Да.
- И вы живете все это время в Испании? Каторжник вздрогнул - этот вопрос как будто поставил его в затруднение.
- Я живу в Кадиксе одиннадцать месяцев, - наконец сказал он. - Но прежде…
Он приостановился.
- Я вас слушаю, - проговорила спокойно Концепчьона.
У арестанта был такой меланхолический и симпатичный голос, что он невольно проникал в душу.
- Случается, - продолжал он, - что встречаются на балу женщины, которые носят траур, как вы, и мужчины, которые не имеют права носить его.
- Что вы хотите этим сказать?
- То, что мой траур, траур глубокий и никому не известный, находится у меня в сердце.
- Вы страдали?
- Да, я страдаю и теперь.
Он произнес эти последние слова таким грустным голосом, что молодая девушка была тронута. Но он поспешил прибавить легким тоном:
- Я просил, чтобы мне сделали одолжение представить меня вам. Вы ведь приехали из Парижа, - из
Парижа, в котором находится теперь моя единственная привязанность в этом мире, и разговор о Париже и о тех, кого я оставил там, доставляет такое огромное счастье мне - изгнаннику!.. Я слышал, что вы так же добры, как и прекрасны, и я не побоялся обратиться к вам.
За этими словами последовало короткое молчание. Концепчьона, казалось, была в замешательстве, оставаясь наедине с незнакомцем, который, еще не зная ее, избрал ее своей поверенной. Но вскоре любопытство пересилило это нервное движение души и робость, и она ответила простым дружеским тоном:
- Могу ли я быть полезной вам?
- Расскажите мне о Париже! - воскликнул каторжник с нежностью в голосе. - Слово Париж - одно уже доставляет мне глубокое удовольствие и счастье!..
В продолжение почти двух часов арестант и молодая девушка не оставляли небольшой залы, в которой они сидели и в которой почти не танцевали. Они долго разговаривали о Париже, о Франции и о нынешних парижских нравах. Для француза, так давно изгнанного из родины, каждое , слово Концепчьоны подавало повод к вопросу, к простодушному удивлению. Молодой человек, сидевший перед Концепчьоной, был парижанин, не знавший совершенно Парижа. Но у него был такой приятный, такой симпатичный голос, что Концепчьона невольно чувствовала к нему какое-то особенное влечение.
Но вдруг пробило полночь, арестант вздрогнул и поспешно встал.
Концепчьона посмотрела с удивлением на своего собеседника.
- Простите, сеньорита, - сказал он, - но я должен оставить вас.
- Куда же вы идете?
Тогда он приложил свой палец к губам и тихо сказал:
- Это тайна…
Затем он осмелился взять маленькую ручку молодой девушки.
- Вы не уйдете с бала раньше трех часов, не правда ли?
- Для чего вам это нужно?
- Для того, что в три часа я возвращусь, - ответил он.
Он низко поклонился ей и ушел.
Концепчьона была очень заинтересована им и видела, как молодой человек прошел по зале и, смешавшись с толпой, исчез из виду. Молодая девушка хотела уже встать со своего места, как вдруг к ней подошел юнкер.
- О, вы одна? - сказал он по-французски.
- Да.
- Куда же ушел мой приятель? Концепчьона вздрогнула.
- Он ушел от меня, - сказала она, - и ушел так странно в ту самую минуту, как пробило полночь.
- Я знаю, почему.
- Вы знаете?
- Да, но эта тайна положительно не принадлежит мне, - добавил юнкер.
Концепчьона невольно вздохнула.
- О, если вы только хотите знать мои тайны, сказал юнкер, - то я готов открыть вам их.
- Вы?
- Да, я.
- У вас тоже есть тайны?
- И даже очень странные.
- Может быть, вы и правы, - заметила молодая девушка, - но ведь, вероятно, они совершенно не касаются меня.
- Напрасно вы так думаете.
- Что же может быть общего между мной и вашими тайнами? - спросила Концепчьона. - Я положительно не знаю вас.
- Почти правда, хотя мы и встречались с вами в Париже.
- Да? - с сомнением в голосе высказалась Концепчьона.
- Я знал многих из ваших знакомых, - продолжал между тем юнкер, - даже очень коротких знакомых.
Концепчьона опять вздрогнула.
- В самом деле? - сказала она.
- Я даже могу рассказать вам часть вашей истории.
- Но кто же вы? - спросила с беспокойством молодая девушка.
- Прекрасная сеньорита! - ответил юнкер. - Помните, что мы находимся на костюмированном бале и что я пользуюсь правом, которое дает мне моя маска, интриговать вас.
- Итак, вы не скажете мне, кто вы?
- Нет, но взамен этого я скажу вам много вещей, которых вы еще не знаете, и могу даже напомнить и про то, что вы уже знаете. Например, я знаю, каким образом умер дон Хозе - ваш второй жених.
Концепчьона чуть не вскрикнула и побледнела.
- Я знаю, - продолжал юнкер, - каким образом умер и де Шато-Мальи.
- Шато-Мальи? - воскликнула Концепчьона, от которой Рокамболь скрыл смерть герцога.
- Да - де Шато-Мальи.
- Да разве он умер?
- В тот самый день, когда вы уезжали из Парижа во Франш-Конте, в замок Го-Па.
- Но кто же вы? - прошептала почти с ужасом Концепчьона.
- Вы это можете видеть по моему мундиру, сеньорита, - я гвардейский юнкер.
- Но ведь это не ваше имя.
- Моя фамилия - Артов.
- Артов! - воскликнула Концепчьона.
- Это имя тоже известно вам, я близкий родственник того несчастного Артова, который, как рассказывают все, был обманут своей женой… вы, вероятно, знаете это…
- Да… действительно.
- Он сошел с ума на месте дуэли в ту самую минуту, когда он хотел нанести удар ее соблазнителю Роллану де Клэ.
- Да, действительно, я знала все это, - ответила Концепчьона и потом добавила с легкой усмешкой: - Без сомнения, вы знаете все эти подробности от самой графини?
- Некоторые, но не все.
Юнкер заметил, что имя графини произвело неприятное впечатление на Концепчьону.
- Сеньорита, - сказал он тогда, - позвольте мне теперь удивить вас тем, что вы еще не знаете.
- Как вам будет угодно, - ответила равнодушно Концепчьона.
- Вы не откажетесь взять меня под руку и пройти со мной?
- Извольте… Куда вы хотите вести меня?
- В сад.
- Для чего?
- Для того, чтобы показать одну знакомую вам особу, которую вы не ожидаете увидеть в Кадиксе.
- В самом деле? - заметила молодая девушка с некоторым нетерпением. - Вы так таинственны!..
- Не сказал ли я вам, сеньорита, что знаю часть ваших собственных секретов?
- О! - сказала она с видом сомнения.
- Вот, например, вы писали вчера вашему жениху, маркизу де Шамери.
Молодая девушка чуть не вскрикнула. Ее сердце начало сильно биться, и ее рука задрожала на руке гвардейского офицера. В эту минуту молодой девушке пришла странная мысль; она даже почувствовала безумную надежду… Ей показалось, что знакомая особа, которую хотят показать ей, - он - маркиз де Шамери, тот, который вскоре сделается ее мужем.
Юнкер повел ее по мраморной лестнице, выходившей в сад.
- Не думайте, сеньорита, - продолжал он, - что моими поступками управляет одно пустое желание поинтриговать вас - меня побуждают к тому более важные причины.
- Но объяснитесь же, - сказала молодая девушка с возрастающим нетерпением.
- После… Теперь пойдемте…
Юнкер повел Концепчьону по большой густой аллее, на которой было мало гуляющих.
В конце этой аллеи находился павильон, окруженный густыми деревьями. Этот павильон, состоявший из одного этажа и из одной комнаты, был слабо освещен лампой. Вся меблировка его была совершенно в испанском вкусе.
Юнкер ввел в него Концепчьону. Тогда Концепчьона увидела здесь на диване женщину, одетую цыганкой, и тоже в маске. Без сомнения, эта женщина была предупреждена о приходе молодой девушки. При появлении ее она встала и поклонилась.
Концепчьона посмотрела на нее с большим любопытством.
Тогда юнкер запер дверь павильона на замок.
- Вот теперь мы и одни, - заметил он при этом. Затем он сделал знак сидевшей на диване. Та поспешила снять с себя маску. Концепчьона взглянула на нее и вскрикнула:
- Графиня Артова!..
Юнкер улыбнулся, снял свою маску и сказал:
- Взгляните же теперь на меня, сеньорита. Концепчьона повернулась к нему и снова вскрикнула. Перед ней находились две графини Артовы, две
Баккара - вся разница между которыми заключалась только в том, что одна из них была одета цыганкой, а другая гвардейским юнкером.
- Я готова держать пари, сеньорита, - сказала тогда Баккара, - что вы до сих пор не знаете, которая из нас двух настоящая графиня Артова.
- Я вижу все это во сне, - проговорила Концепчьона.
- Вы не спите, сеньорита.
- Ну, в таком случае я просто помешалась…
- Совсем нет.
- Но что же все это означает?
- Очень простую вещь, сеньорита, -сказал юнкер и, указывая на цыганку, добавил: - Эта особа, которую вы видите теперь перед собой, - моя сестра… ее зовут Ребеккой; она дочь моего отца и одной еврейки.
- Так это вы графиня Артова, - вы?
- Я.
Тогда на губах гордой испанки показалась презрительная улыбка.
Баккара поняла эту улыбку; она гордо подняла голову и твердо проговорила:
- Потрудитесь спросить у моей сестры, сеньорита, и тогда вы узнаете, что не я, а она любила Роллана де
Клэ.
- Это правда, - подтвердила цыганка. Концепчьона снова вскрикнула, но на этот раз уже не от удивления. Перед нею разорвалась завеса, и луч света пробился в ее ум. Она еще не все поняла, но догадалась. А так как Концепчьона де Салландрера имела благородную и великодушную натуру, то она тотчас же протянула руку графине.
- Простите меня, - сказала она, - что я осмелилась осудить вас.
- Не вы, сеньорита, осудили меня, - ответила печально графиня, - целый свет слишком строго осудил меня.
- О, но ведь он увидит свою ошибку он увидит ее…
- Не теперь…
- Почему же?
- Потому, - ответила серьезно графиня, - что я должна раньше выполнить одну высокую задачу, сеньорита.
Концепчьона, казалось, была очень удивлена ее словами.
- Вы ведь живете, - продолжала Баккара, - в доме гренадского архиепископа?..
- Да.
- Этот дом находится за городом - совершенно на берегу моря?
- Да.
- Итак, - продолжала графиня, - завтра в этот же час, то есть после полуночи, приходите на террасу.
- Зачем?
- Пока я могу вам сказать только одно, сеньорита, - заметила Баккара, - что вы замешаны, без ведома вашего, в одну ужасную историю.
- Боже, вы пугаете меня.
- Что делать… прощайте!
Графиня надела маску и вышла из павильона.
- Вы уже оставляете меня?
- Да.
- Но увижу ли я вас сегодня ночью?
- Может быть… но сейчас, - сказала графиня, - не забудьте, что уже около трех часов.
- Что же?
- Человек в маске, одетый арестантом и которого вы видели, обещал возвратиться на бал.
- Но, - произнесла Концепчьона, слегка вздрогнув, - что же есть общего между мною и им?
- Ничего и очень много. Только вы можете сказать ему следующие слова: "Я видела графиню, она позволяет вам рассказать часть вашей истории".
Баккара встала и вышла из павильона. Ребекка последовала за ней. Концепчьона осталась одна. Она находилась как бы в недоумении и села на диване, на котором сидела цыганка.
- Боже! - прошептала она, - что значат все эти тайны? - Прошло несколько минут. Она старалась думать о том, кого любила, но на самом деле не могла сделать этого, - таинственный и симпатичный голос человека, одетого арестантом, так и звучал в ее ушах. Какое-то тайное очарование и вместе с тем любопытство насильно влекли к нему мысли Концепчьоны.
Вдруг молодая девушка услышала легкие шаги и увидела на пороге павильона человека… Это был он.
Теперь на нем уже не было маски, и лицо его произвело на сеньориту глубокое впечатление.
Это был человек лет тридцати с белокурой шелковистой бородой, его голубые глаза были грустны и невольно привлекали и располагали к себе.
- Сеньорита, - сказал он, подходя к молодой девушке и почтительно целуя ее руку, - графиня Артова, которую я только что встретил, сказала мне, что вы здесь и что…- Он не договорил и приостановился.
Концепчьона пригласила его сесть около себя и прибавила:
- Графиня позволяет вам рассказать мне часть вашей истории.
У молодого человека потемнело в глазах - он уже хотел отвечать, как вдруг в саду послышался какой-то шум. В дверь павильона грубо постучали, и она тотчас же отворилась.
На пороге ее показался человек в костюме сторожа галерных каторжников. В руках у него была дубина.
- Эй, номер тридцатый! - крикнул он, обращаясь к молодому человеку, - ты знаешь, что ты должен возвратиться в четыре часа, - теперь уже половина четвертого. Поспеши, молодец, тебе остается еще только полчаса быть маркизом.
Крикнув это, галерный сторож удалился, оставив Концепчьону в сильном страхе.
- Кто этот человек? Что ему надо? Зачем он, наконец, приходил сюда? - вскрикнула она, смотря на своего собеседника.
- Этот человек приходил за мною! - ответил молодой человек кротко и тихо.
- За вами?!
Каторжник не сразу ответил на этот вопрос, он приподнял край своих толстых холстинных панталон и показал изумленной и обезумевшей от испуга Концепчьоне железное кольцо, бывшее у него на ноге. Вслед за этим он проговорил совершенно спокойно: - Сеньорита! Этот человек - мой сторож; я теперь не переодет, и этот костюм - моя настоящая одежда; я - каторжник и потерял мое имя, переменив его на номер, - меня теперь зовут: "номер тридцатый!"
Можно было предположить, что после этого происшествия Концепчьона упадет в обморок, но на самом деле этого не случилось.
Концепчьона не могла даже и допустить того, что он мог быть виновен. Ее мимолетный испуг сменился горячей симпатией.
- Но что же было причиной, что вы сделались жертвой? - вскричала она, протягивая ему руку.
Тогда молодой человек рассказал ей все, что мы уже знаем относительно его жизни, крушения корабля и т. д.
Только он был осторожен и не сказал своего имени. Концепчьона со всей горячностью своей души сжалилась над его положением и предложила ему просить за него королеву, но молодой человек отказался и от этого, сказав ей, что о нем уже хлопочут и что торопливость может только повредить его делу. Ровно в четыре часа дверь павильона снова отворилась.
- Пойдем, номер тридцатый, пойдем! - крикнул грубый голос сторожа. - Скоро уже четыре часа.
Молодой человек встал.
- Прощайте, сеньорита, - сказал он, - благодарю вас за участие.
- Но вы не должны уходить, - начала было молодая девушка.
Но молодой человек перебил ее:
- Так надо, - сказал он. - Только по одной неожиданной милости вы меня видели здесь… Вскоре зазвонит колокол, которым будят каторжников… Прощайте, сеньорита.
Оставшись одна, Концепчьона встала и вышла из сада.
- Все это необъяснимо, - шептала она, проходя по опустелым залам.
Тогда только Концепчьона вспомнила, что она приехала на бал по особенному приказанию королевы и что приехала с дальней своей родственницей донной Жозефой, которую и оставила в начале вечера за картами. Она стала искать ее и пошла сперва в одну залу, потом в другую - но за карточными столами уже давно никого не было.
Продолжая отыскивать донну Жозефу, она вдруг наткнулась на лакея в ливрее кадикского городского управления.
- Цампа! - вскрикнула она с удивлением.
- Донна Концепчьона! - проговорил португалец.
- Как же ты попал сюда?
- Я теперь служу у господина Алькада, - ответил Цампа.
- Но… давно ли?
- Со смерти герцога де Шато-Мальи.
При этом имени Концепчьона снова вздрогнула. В этот вечер она слышала это имя уже два раза, и во второй раз ей говорили одно и то же. Концепчьона вздохнула.
- Так это правда? - сказала она.
- Умер, сеньорита, - и уже два месяца.
Концепчьона посмотрела вокруг себя.
Зала, где они находились, была абсолютно пуста. Молодая девушка опустилась на диван и пристально посмотрела на португальца.
- Итак, герцог де Шато-Мальи умер? - спросила она опять.
- Два месяца тому назад.
- А от чего он умер? Цампа загадочно улыбнулся.
- В журналах и газетах, - проговорил он уклончиво, - писали, что он умер от карбункула…
- Что это за болезнь?
- Лошадиная болезнь.
- Но каким образом герцог мог захворать подобной болезнью?
- В журналах было написано…
- Мы говорим не о журналах, - перебила его Концепчьона. - Ты ведь был его лакей?
- Да, сеньорита.
- В таком случае ты должен знать, как он умер, лучше всяких журналов и газет.
- Все это правда, но он заразился не от лошади.
- Объяснись же, Цампа!
- Герцог умер от карбункула, точно так же, как и лошадь, - ответил португалец, - но герцог и лошадь заразились каждый особо, хотя и схожим образом.
- То есть - как же?
- Да очень просто - лошадь была уколота булавкой, напитанной в гниющем трупе другой лошади. Ну, а герцог?