- Что же он не предупредил Матроса о засаде? - в голосе Петри явно слышался скепсис.
- Ну, не знаю…
- А может, Матрос просто так к тебе зашел, по какому-нибудь спешному делу? - с надеждой спросил Лупан.
Васька Шнырь посмотрел на Петрю как на местного дурачка.
- Ты думай, что говоришь, - ответил он, досадливо морщась. - Кто такой Серега Матрос, а кто я. Жиганы и воры всегда жили как собака с кошкой. Нет у нас никаких общих дел. И до сих пор Матрос понятия не имел, где находится моя хата. Нет, он шел, чтобы взять меня за горло и потрясти как пустой мешок, в котором были отруби. Авось мне известно гораздо больше, чем я рассказал Графчику. Я это нюхом чую.
К ним подошел половой и принес новую порцию варенухи, а на закуску печеные яблоки. Притон Охрима Щербы славился этим напитком, и Васька никогда не отказывал себе в удовольствии выпить тыкву-другую в хорошей компании. Но сегодня даже его любимая варенуха почему-то казалась какой-то не такой. Она чересчур горчила, будто ее настаивали на полыни.
Приятели молча разлили варенуху по кружкам и выпили. Говорить больше не хотелось ни о чем. Они с неторопливой обстоятельностью грызли печеные яблоки и говяжьи мослы, на которых еще оставалось мясо, и рассматривали пеструю публику, заполнившую притон Охрима почти под завязку.
Неожиданно Васька насторожился. К ним сквозь людское скопище пробирался Джулай. Его угрюмое лицо не предвещало ничего хорошего.
- Вам нужно уйти, - заявил он безапелляционно, склонившись к столу. - И как можно быстрее.
- Почему?! - в один голос воскликнули приятели.
- Хозяин сказал, что нам не нужны лишние хлопоты.
- Не понял… - Васька смотрел на Джулая с вызовом. - Это с каких же пор честным ворам Охрим стал отказывать в приюте?! Зови сюда хозяина! Будем разбираться.
- Не будем, - коротко ответил Джулай, и его ручища нырнула под одежду, где угадывалась рукоятка кинжала. - Или вы сами уберетесь, или…
Васька Шнырь сдался. Судя по решительному виду Джулая, спорить было бесполезно. Верный пес Охрима Щербы по приказу хозяина мог перерезать горло кому угодно - прямо здесь, в притоне, - и никто из его завсегдатаев даже не пикнул бы. Что касается полиции, то для них смерть какого-нибудь шаромыжника не представляла особого интереса.
- Ты хоть скажи почему? - жалобно спросил Васька.
- К нам фараоны вот-вот могут нагрянуть, - наконец снизошел до объяснения Джулай.
- Удивил… - Шнырь скептически ухмыльнулся. - С Охримовой хазы можно всю гоп-компанию подмести под одну метелку и засадить в кутузку без суда и следствия. Только места там для всех не хватит. Или у вас давно не было полицейских облав?
- За вами сам Шиловский охотится, - наконец сообщил Джулай главное.
Васька побледнел. Петря с тревогой посмотрел на приятеля: что это с ним? Он не знал, что надзиратель сыскной полиции Шиловский был настоящим пугалом для киевских воров.
Если Шиловский наметил взять кого-нибудь из мазуриков, то того могло спасти от тюремных нар лишь срочное бегство из Киева. У надзирателя было много агентов, и Шнырь не мог бы поручиться, что кто-нибудь из стукачей сейчас не сидит за соседним столом.
- Понял, - ответил Васька. - Мы уходим. Зови полового, нам нужно расплатиться.
Пришел половой, разбитной малый в вышитой украинской рубашке и с улыбкой во все его рябое лицо. Она была как приклеенная, и от нее за версту разило фальшью. Но сейчас Ваське Шнырю было не до физиономических наблюдений. Он заказал еще две бутылки водки, холодной говядины и пампушки с чесноком.
- Зачем?.. - удивленно спросил Лупан, который был уже сыт.
- Надо… - буркнул Васька. - Мы пойдем на ночевку к Овдокиму.
- А это кто такой?
- Узнаешь… потом, - ответил Шнырь, бросив быстрый взгляд на Джулая.
Но тот стоял немного в сторонке, будто ему и дела никакого не было до двух приятелей, - ждал, чтобы выпроводить их через один из потайных выходов.
Половой принес объемистый сверток, и приятели пошли вслед за Джулаем, который по пути сметал всех словно бронепоезд. Сначала они очутились в какой-то кладовке, затем нырнули в люк и оказались в подземелье, которое вывело их на конный двор. Здесь Джулай с ними распрощался.
- Дальше найдете дорогу сами, - сказал он неожиданно потеплевшим голосом. - Ты, Васька, зла на меня не держи. Так надо.
- Да понял я, понял. Заметано. Спасибо, что предупредил насчет Шиловского.
- Это не мне спасибо, а хозяину. Он мудрый, он все знает.
Насчет мудрости и всезнайства Охрима Шнырь был наслышан. Ему было известно, что у содержателя притона были свои осведомители среди полицейских агентов, которые, как говорится, ели с двух рук: получали плату за информацию и от полиции, и от Щербы.
- Ну, бывай… - Васька махнул рукой - изобразил прощальный жест, и приятели углубились в хитросплетение кривых и грязных улочек Подола.
- Куда мы идем? - не выдержал Петря, когда они молча протопали километра два.
Хорошо хоть луна время от времени показывалась из-за туч, иначе кто-то из них точно сломал бы ногу. Иногда им на пути попадались темные человеческие фигуры, и Лупан невольно хватался за нож, но таинственные полуночники лишь прижимались поближе к плетням, уступая им дорогу, и таяли в темноте как привидения.
Наверное, ночные прохожие - скорее всего, мазурики - по каким-то признакам узнавали своих. Потому что ни один законопослушный подольский мещанин не рискнул бы выйти в ночное время на улицу. Разве что на большом подпитии. Или в компании. Но и в таком случае у него не было никакой гарантии, что он вернется домой в одежде и с кошельком.
- К Днепру, - ответил Васька. - Ты разве еще не понял?
- Что к Днепру, я догадываюсь. Но вот что мы там забыли - это вопрос.
- Домой нам ходу нет - ни тебе, ни мне. А нам нужно место для ночлега. Место скрытное, потаенное. Поэтому будем проситься к Овдокиму. У него есть просторная землянка в яру.
- А-а… - до Петри наконец дошел замысел Шныря.
В теплую пору года бродяги устраивали шалаши на побережье Днепра или ютились в землянках. В многочисленных киевских ярах, куда даже у весьма деятельного Шиловского с его агентами и фараонами не доставали руки, было обустроено огромное количество подземных жилищ.
В сезоны дождей бродяги занимали возвышенности, хотя делали это неохотно; они не любили быть на виду. Дело в том, что за бродяжничество можно было запросто угодить в работный дом, в котором, как правило, принудительно заставляли работать (в обмен за проживание, одежду и питание). Похоже, Овдоким был одним из таких отверженных.
С днепровских круч яры смотрелись как ночное небо, опрокинутое на землю. Великое множество костров казалось звездным скоплением наподобие Млечного Пути, в котором по прихоти небесного Создателя то зажигались, то гасли новые светила. Время было еще не совсем позднее, и бродяги готовили себе горячую еду, а некоторые - те, что жили кучно, - собирались вокруг огня в тесные компании, чтобы покалякать о делах житейских.
Наверное, дорога к землянке Овдокима (он выкопал ее немного в стороне от остальных бродяг) была хорошо известна Ваське Шнырю, потому что он шел быстро и уверенно, будто узкая тропинка, замысловато петляющая среди зарослей, сама липла к его ногам. Наконец впереди мигнул огонек, и Васька облегченно вздохнул.
- Слава те Господи! - сказал он радостно. - Хоть здесь повезло.
- Ты о чем? - спросил Петря, придерживаясь за тонкие ветки орешника, чтобы не сверзиться в глубокую промоину.
- Овдоким дома. Значит, переночуем в полном комфорте и в хорошей компании.
- А если б его не было?
- Тогда нам пришлось бы спать прямо на земле среди леса, что очень опасно. Здесь пропасть бродячих собак. Могут и сожрать.
- А кто нам мог помешать войти в землянку и расположиться в ней до прихода хозяина? Тем более что он твой знакомый.
- Тю на тебя! Ты в своем уме? Впрочем, что я… Ты ведь ничего не знаешь. Без спроса никак нельзя. Здесь это закон. Иначе выйдешь из землянки вперед ногами.
- Неужто убьют? Не верю.
- А ты поверь. У бродяги на этом свете ничего нет своего, кроме норы в яру и какого-нибудь тряпья. За землянку он горло перегрызет любому. Не твое - не трожь. Так заведено. Везде и во всем должон быть порядок. Вот я, например, не имею права "работать" на чужом участке. Иначе "перо" под бочину - и в Днепр раков кормить.
- Ух ты!
- А ты думал, что все так просто.
Петря промолчал. Ему вдруг почудилось, что он попал в водоворот и стремнина затаскивает его на глубину - туда, откуда ему уже не выбраться. Ощущение было настолько правдоподобным, что он даже начал задыхаться.
Услышав позади судорожные всхлипы, Шнырь встревоженно спросил:
- Ты чего там?!
- Н-ничего… Хух… Дыхалка забарахлила.
- Это бывает, - успокоился Васька. - Когда спускаешься с кручи вниз, селезенка екает и дух спирает. Здесь и воздух другой…
Овдоким сидел возле костра и варил уху. Заросший по глаза неухоженной пегой бородищей, с шапкой давно не стриженных курчавых волос на большой круглой голове, он показался Петре лешим, который покинул болото, чтобы погреться у костра. Это сходство подкрепляли его живописные лохмотья, замызганные дальше некуда.
Услышав шаги, он поднял голову, присмотрелся к незваным гостям, вступившим в световой круг, и неприветливо спросил:
- Чего надобно? Ходите дальше.
- Это же я, Васька! - сказал Шнырь, радостно ухмыляясь. - Не узнаешь?
- Много тут разных Васек шастает… - Овдоким ловким движением снял пену с ухи деревянной самодельной ложкой. - Мне запомнить всех вас башки не хватит.
- Ну как же… - опешил Шнырь.
- Ты иди, иди, соколик, отседова, - не дал закончить ему фразу Овдоким. - Иначе кликну братву нашу, они вам ноги быстро повыдергивают.
И тут Ваську осенило. Быстрым движением распотрошив пакет с харчами, он достал оттуда бутылку водки и поставил ее на плоский камень, исполняющий роль стульчака; на таком же импровизированном "табурете" сидел и Овдоким.
- Хе-хе-хе… - вдруг благожелательно рассмеялся Овдоким, бросив быстрый взгляд на бутылку. - Василий… А как же, помню я тебя, конечно, помню. В гости пожаловали-с? Это вы хорошо придумали. Милости прошу, присаживайтесь. И ушица уже скоро будет готова…
Он засуетился, начал угодливо подмигивать, а его два глаза вдруг начали жить каждый самостоятельной жизнью. Один (правый) присматривал за ухой и оценивающе оглядывал незваных гостей, а второй будто привязали невидимой нитью к горлышку бутылки с водкой.
Но Васька, разозленный холодным приемом, не дал себя обмануть. Он сразу расставил все точки над "i". Видимо, ему был хорошо известен переменчивый нрав бродяги.
- Ушица - это хорошо, - сказал Шнырь. - Но мы тоже не с пустыми руками пришли, - он с вызывающим видом положил пакет на траву. - Нам нужно пожить у тебя немного… перекантоваться дня два-три. Не возражаешь?
Видно было, что предложение Васьки особой радости у Овдокима не вызвало. Но наживка в виде бутылки водки оказалась на данный момент сильнее его свободолюбивой натуры, и Овдоким заглотнул крючок до самой лески.
- А поживите, чего ж… места хватит, - сказал он с невольным вздохом и быстренько нырнул в землянку, откуда принес три разнокалиберных лафитника (один из них был щербатым), явно подобранных где-то на помойке.
Пока он копошился в землянке, Шнырь тихо сказал Петре:
- Теперь все в ажуре. Овдоким от своего слова не откажется.
- Кто он? - с интересом спросил Лупан. - Откуда знаешь его?
- Бывший ученый человек, - с некоторой долей уважения ответил Васька. - Сбежал к нам из Питера.
- Да ну? - удивился Петря.
- Точно. У него и квартира в Питере имеется… а возможно, ее уже и нет. Может, квартирку кто-то прибрал к рукам. У нас народ ушлый. Овдоким живет в ярах… дай бог памяти… года четыре. А познакомились мы случайно. Однажды мне привалил большой фарт, и я по пьяной лавочке начал угощать всю подольскую босоту… - тут в голосе Шныря проскользнули нотки сожаления. - И проснулся в землянке Овдокима… с пустыми карманами. Как сюда попал, ума не приложу. С той поры иногда захаживаю…
Первая бутылка показала дно с потрясающей быстротой. Ушицу хлебали прямо из котелка, одной ложкой - по очереди. Уха была удивительно вкусной и наваристой.
- Сома поймал, - хвалился Овдоким, настроение которого значительно улучшилось. - Думал, под корягу затащит. Здоровый. Еле справился.
Его движения стали быстрыми, порывистыми, а в прежде безразличных, тусклых глазах появились живой ум и бездонная глубина. Временами Петре начинало казаться, что Овдоким видит его насквозь. Он даже поеживался, когда бродяга обращал на него свой проницательный взор.
- Вам бы уехать из Киева, - неожиданно сказал Овдоким, когда они приступили ко второй бутылке. - Над вами висит черный астрал. Это знак беды.
Васька от неожиданности поперхнулся.
- Ты… ты это чего?! - брякнул он растерянно.
- Ничего… я так. Карма у вас плохая. Надо вам менять место жительства. Киев для жизни не всем подходит.
- Что такое карма и этот… как его… астрал? - спросил Петря, который всегда отличался любознательностью.
- Долго объяснять… - буркнул Овдоким. - Да и поймете ли? Плохи ваши дела, молодцы.
- Не каркай, - ответил Шнырь, успокаиваясь. - У кого они сейчас хороши? Война… Вон сколько народу погибло. А за что?
- Вопрос чисто риторический, - сказал Овдоким. - Некоторые философы считают, что войны - это движитель прогресса. Возможно. Хотя я не сторонник этой теории. А вот как быть с бунтом?
- При чем здесь бунт? - удивился Васька.
- А притом, что он назревает. Как нарыв - вот-вот прорвет.
- Напугал мужик бабу своим дрыном… - Шнырь скептически ухмыльнулся. - Пригонят казачков, те помашут нагайками да шашками, и все будет, как в девятьсот пятом. Кого - в кутузку, кого - на каторгу, а кому… царствие небесное-е-е… - пропел он фальцетом, как пьяный дьячок.
- Слаб ты на голову, Василий, - с осуждением и некоторым сожалением сказал Овдоким. - Ох, слаб. Только без обид. Дальше своего носа не видишь. Смута на Расею надвигается - страшная, кровавая и беспощадная. Почище войны будет. Никакие казачки не помогут.
- Это ты где вычитал, в своих умных книгах? - с иронией спросил Шнырь.
- А мне и читать ничего не надо. У меня все здесь… - Овдоким постучал заскорузлым пальцем по лбу. - Глаза закрою и вижу движущиеся живые картинки. Будто сам там нахожусь. Как в синематографе. Ночами не сплю… страшно мне, Василий.
- Тебе-то чего бояться? Никто на твою землянку не позарится.
- Так-то оно так… Да вот людей жалко.
- А они тебя пожалеют? - фыркнул Васька. - Как же, держи карман шире… Своя рубаха ближе к телу, вот что исповедуют твои люди.
- Не суди их строго, Василий, - сурово сказал Овдоким. - Такова наша природа. Эгоизм у человека не от моральной испорченности, а совсем по другой причине, которая называется продолжением рода. В этом вопросе сентиментов не может быть. Свое - это свое, а наше - это как придется, как кому повезет.
- Мудрено говоришь… - Васька скептически ухмыльнулся. - На вот кусок мясца, закуси. А мы с Петрей выпьем - и на боковую. Поздно уже. Завтра дел невпроворот…
Овдоким посмотрел на него с сожалением, хотел что-то сказать, но сдержался. Все разом умолкли, и удивительно прекрасная украинская ночь наполнила их души негой и непонятным томлением.
Со склона, где Овдоким вырыл себе землянку, был виден могучий Днепр. Он казался ясным серебром, которое рассыпали на широком шляху крымчаки, возвращавшиеся домой из набега на Украину. Полная луна наконец освободилась из плена туч и воссияла посреди небесного купола. Казалось, что эта мирная идиллия будет длиться вечность.
Глава 14
2007 год. Китаевская пустынь
Игнатий Прокопович предупредил:
- Ты тилько не езжай через центр.
- Это почему? - полюбопытствовал Глеб.
- А у нас там очередная майданная революция… шоб им не было ни дна, ни покрышкы тем халамидникам.
- Опять "оранжевая"?
- Мы уже совсем запутались. Помаранчевые, розовые, голубые, красные, серо-буро-малиновые… цилый букет. Як у меня в саду на клумбе.
- Понял. Не скрою, я хотел увидеть Крещатик. Но коли так…
- Чого там дывыться? Революционеры зробылы с него купу гною. Кругом мусор, усё заплевано, стыдно глядеть. Когда такое было? Краще в Днепре искупайся. Вода - як шелк.
- А что, тоже идея. Ну, бывайте, я поехал.
- Ты там, ежля чего, звони мне по мобилке. Бо шось мэни не наравыться твой настрой.
- Почему?
- Ты якыйсь загадочный. А зная твоего батьку, могу представить, шо у тебя на уми.
- И что же?
- Та вы ж оба башибузуки. Не зобижайся. Усё время шукаете себе приключений на отэ мисце, откуда ноги растуть. Хотив спросыть, шо ты удумав, так все равно ж збрешеш.
Глеб рассмеялся.
- Дядя Гнат, что-то вы в последнее время стали очень подозрительными. Уж не думаете ли, что я засланный казачок? Ну, чтобы помочь пророссийским силам на Украине взять верх.
- А хто тебя знает… - буркнул Игнатий Прокопович.
- Все понятно. Значит, вы за "оранжевых". Даю вам честное слово, что ваши политические игрища мне до лампочки. У нас, в России, и своих хватает. Правда, мы еще ваших "высот" не достигли. Тут вы нас обскакали.
- Мы за колхоз, тилько не в нашем селе. Дались вам, москалям, те "оранжевые". Люды як люды…
Чувствуя, что дядька Гнат начал заводиться и вот-вот сядет на своего любимого конька - политическую дискуссию, Глеб буквально запрыгнул в салон "волжанки" и дал по газам. Он уже знал, что если начать с Игнатием Прокоповичем спорить, то можно до вечера простоять возле ворот и заработать себе ларингит от перенапряжения голосовых связок.
До Китаевской пустыни Глеб добрался без особых проблем. На удивление его не остановил ни один сотрудник украинской автоинспекции, которая называлась ДАI, что очень ассоциировалось с кратким и емким словом, первым в словаре мздоимцев, - "ДАЙ".
Наверное, далеко не новая "Волга" не внушала сотрудникам автоинспекции больших надежд на хороший навар. И то верно - что возьмешь с голодранца, который не в состоянии купить даже подержанную импортную тачку? Все-таки осталась в нашем славянском народе капля справедливости, подумал Глеб. Если уж менты стали снисходительны к простому люду, значит, не все еще потеряно.