На Петрю призраки не оказали никакого влияния. Все его помыслы были сосредоточены на одном - как защитить свое сокровище. И когда Жук приблизился, Лупан метнулся к нему навстречу с быстротой молнии и вонзил нож прямо в сердце. Агент упал, дернулся несколько раз и затих, а Петря с потрясающим спокойствием продолжил свой муравьиный труд - снова потащил ящик к обрыву.
Его остановили лишь белые фигуры, которые вышли из лесу. Увидев их, Петря спрятался за ящиком. Нет, он не пытался затаиться; ему нужно было немного отдышаться.
Где-то в глубине души он понимал, что пришла его смерть, но эту мысль Петря гнал от себя прочь. Он считал сокровище своим (а в том, что в ящике находится клад, Лупан не сомневался) и готов был, если понадобится, умереть за него. Но умереть богатым! Мысль о богатстве, которое находится рядом, под боком, будоражила воображение и напрочь разрушала инстинкт самосохранения.
Когда призрачные фигуры подошли к ящику, с земли вскочил уже не человек, а кровожадный зверь в человеческом обличье. Пока его не схватили, Петря успел убить двоих и еще одного ранил.
Наверное, тут бы ему и пришел конец, но неожиданно последовала команда на незнакомом Петре языке, и его лишь крепко спеленали тонким, но прочным шнуром. Будь на месте Лупана надзиратель сыскной полиции Шиловский, он сразу бы узнал в начальнике "призраков" мсье Франсуа Боже.
Впрочем, призрачными казались лишь длинные плащи со странного вида крестами. Под ними находились живые люди во плоти. Правда, они выглядели немного несовременно - три человека держали в руках старинные арбалеты, а на боку мсье Боже висел рыцарский меч. Как были вооружены остальные, Петря не видел, потому что они находились вне его поля зрения.
- Что будем делать с этими?.. - спросил один из "призраков", горбун невысокого роста, почти карлик, кивком головы указав на тело Жука.
- Оставим здесь, - коротко ответил мсье Боже. - О них позаботится Господь.
Они беседовали по-французски, и Петря ничего не мог понять из их разговора.
- Мы нашли подходящее место для тайника… - продолжал карлик.
- Да, я знаю. Место и впрямь отличное… - мсье Боже остро взглянул на Лупана. - Но ему нужен сторож.
- Вы думаете?..
- Несомненно. Он убил двух наших братьев, поэтому его смерть должна быть долгой и мучительной.
- Будет сделано, господин!
"Призраки" подняли ящик на плечи, забрали убитых товарищей и углубились в лес. Двое из них поставили Петрю на ноги и повели его на веревке как скотину, грубо подгоняя пинками. Но он был ко всему безразличен. Его мечте не суждено было осуществиться, и теперь от Петри осталась лишь одна оболочка - внутри у него все выгорело.
Вслед за ними направился и непривычно задумчивый и угрюмый мсье Франсуа Боже. Он шептал: "Проклятая война! Пока она не закончится, во Францию путь заказан. Эх, надо было раньше все вывезти! Не сообразил, не успел. Теперь нужно ждать… Ждать!"
Над Китаевской пустынью снова воцарилась тишина. Однако спустя какое-то время она начала постепенно наполняться какими-то шорохами и тихими звуками, которые могли слышать только лесные обитатели. Это на запах свежей крови торопилась разная лесная живность…
Утром на Китай-горе нашли трупы пристава Семиножко, полицейских агентов и совершенно седого умалишенного, который бормотал что-то несвязное и крестился как автомат - безостановочно. Это был Ванька Золотой Зуб. Но его никто не узнал.
Ваньке, как и остальным, тоже "повезло" наблюдать явление "призраков". Но он не смог даже пошевелиться от ужаса, а не то чтобы попытаться убежать. Едва Золотой Зуб увидел белые призрачные фигуры, которые одна за другой начали вырастать среди надгробий погоста, как он тут же потерял сознание. И очнулся уже совсем другим человеком. Вернее, подобием человека.
Расспрашивать его о чем-либо было бессмысленно. И совершенно невменяемого Ваньку отвезли в Кирилловские богоугодные заведения.
Эта странная история наделала в Киеве много шума, но, как всегда бывает с любой сенсацией, разговоры о событиях на Китай-горе постепенно сошли на нет, и на первых полосах в газетах снова появились военные сводки. И только сторожа Китаевской пустыни да схимник Тит долго не могли забыть ту кошмарную июльскую ночь на Ивана Купалу.
Сторожа все запомнили потому, что никогда прежде в этих местах не случалось такого страшного и массового смертоубийства, а Тит до конца своих дней не мог простить себе, что испугался угроз нечестивца и позволил ему свершить черное дело.
Глава 20
2007 год. Нападение
Команда из пяти человек, которую прислал таинственный Опанас, впечатляла. Все парни как на подбор были рослыми и, судя по их уверенным движениям, хорошо тренированными. Выслушав наказы Игнатия Прокоповича, они быстро распаковали большие сумки, привезенные с собой, и за десять минут экипировались.
У Глеба глаза полезли на лоб, когда он увидел эту экипировку. Парни разрисовали свои лица маскировочной краской, надели камуфляж, бронежилеты и вооружились ножами и автоматами. А затем распределились по обширному двору и саду дядьки Гната и словно растворились в летней зелени.
- Не сумлевайся, воны дело свое знают туго, - сказал Игнатий Прокопович и цыкнул на Рябка, который даже не лаял, а ревел, как тигр: - Я ж тоби говорю, собацюго, шо цэ свои! Закрый свою конфорку, бо зубы выбью! Геть в будку!
Обиженный пес растерянно посмотрел на дядьку Гната и залез в свой домик - очень даже симпатичное сооружение, раскрашенное в приятные глазу яркие цвета. Наверное, мозги у животного съехали набекрень: по двору разгуливают чужие люди, а хозяин запрещает ему исполнять служебный долг.
Недовольно проурчав - видимо, ругнувшись по-своему, по-собачьи, - Рябко лег, положил лобастую морду на мощные передние лапы и начал усиленно изображать равнодушие. Но Глеб не очень поверил в его смирение. Он уже знал, что пес может взорваться в любой момент. И тогда, как говорится, мама не горюй.
- И долго мы тут будем сидеть, как в осажденной крепости? - недовольно спросил Глеб.
- Будем ждать… - неопределенно ответил дядька Гнат.
- Чего?
- Чего, чего! - вдруг рассердился Игнатий Прокопович. - Пидождэм, когда рак свистнет на горе. Прыслухайся. - И тут же сменил гнев на милость: - Ходи со мной…
Они поднялись на просторный чердак, исполняющий роль кладовки для разного хлама. Там дядька Гнат подошел к неприметной двери, открыл ее ключом и пригласил Глеба зайти внутрь.
У Тихомирова-младшего глаза на лоб полезли, когда он увидел начинку комнаты. Это была прекрасно оборудованная операторская с десятью мониторами, мягким удобным креслом и коммутатором для спецсвязи. Дядька Гнат включил общий рубильник, и экраны мониторов ожили, показав в деталях и подворье со всех сторон, и подходы к дому.
- Думав уже нэ знадобыться… - сказал Игнатий Прокопович и сокрушенно вздохнул. - Як ото пишла у нас перестройка с перестрелками, так я тут днював и ночував. Як сыч сидел. Сурьезные булы времена… В мэнэ пять раз стреляли. Ну да шо об этом сейчас говорить. Шо было, то сплыло. Тех, хто стриляв, ужэ давно нэма на цьому свити, а я, як бачыш, щэ живу. И теперь выкарабкаемся… с Божьей помощью.
- Так вы тут вроде… вроде бугра? - Глеб едва подыскал нужное определение.
- Цэ у вас там, в москалив, бугры, - недовольно ответил дядька Гнат. - А я кошевой атаман.
- Слыхали мы…
- И шо вы там слыхали?
- Ну, что у вас даже гетман есть… Бывший президент.
- Ты шо, с глузду зъихав?! С него гетман як из мэнэ японский городовой. Гетман - цэ… ого-го! Авторитетный, уважаемый человек, кращый вояк.
- Понял.
- А якшо понял, то сидай в кресло и займись делом. Будешь моими глазами. Оци кнопочкы - цэ связь с хлопцами. Як заметишь шось нэ такэ - предупреди. Усек?
- Усек. Дело знакомое.
- Добрэ. Ну, а я трохы на трубе посижу. Позвоню нужным людям. Трэба подключить еще кой-кого. Безопасности, як и грошей, много не бывает.
- Интересно, где у вас стоят видеокамеры? - спросил Глеб. - Я почему-то их не заметил…
Дядька Гнат довольно рассмеялся.
- Бо их ставили профессионалы своего дела. Нэхай вражина думает, шо моя хата беззащитная. О, чуть нэ забув! - он открыл один из шкафчиков и достал оттуда великолепный "штучный" бокфлинт. - Ты стрелять умеешь?
- В общем, да… - ответил Глеб и загадочно ухмыльнулся.
Он мог бы много рассказать Игнатию Прокоповичу о своей профессии "черного" археолога. Иногда среди вольных кладоискателей случаются настоящие войны. И Глебу уже не раз доводилось защищать свою жизнь с оружием в руках.
- Значит, зарядить и нажать на курок сумеешь, - деловито сказал дядька Гнат. - Патроны в шкафу. Это я на всякий случай. Усё может быть. Ежля зловыш кого на мушку - бей, не задумываясь. Бо знаю я вас, интеллигентов… Замешкаешься - и прыйдеться мне слать Мыколе чорну весточку. Так шо не подведи ни батьку, ни дядька Гната.
- Не подведу, - пообещал Глеб.
- От и добрэ. А я тоби зараз щось пожевать и выпить принесу. Шоб легше було коротать время…
Игнатий Прокопович ушел, а Глеб начал осваиваться на "боевом посту". Несмотря на некоторую запущенность, пыли в операторской было немного, а вся аппаратура функционировала, как и должно. Мало того, выяснилось, что видеокамеры по желанию оператора могут менять положение, что значительно увеличивало их возможности.
Вахта оказалась мучительно длинной. Уже близился вечер, и Глеб решил, что скоро его бдениям придет конец, потому что в темноте видеокамеры практически бесполезны. Почему дядька Гнат молчит? Он как доставил еду и питье, так больше и не появлялся в операторской.
Наверное, обзванивает всех знакомых ему боссов, предположил Глеб. А может, пришли какие-то сведения о французе от Петра Семеновича, который явно был большой и важной шишкой и, похоже, работал в органах.
Глеб несколько раз умывался холодной водой, чтобы снять напряжение и освежить воспаленный ум (в операторской были туалет и умывальник), но все равно тревога в его душе по мере приближения ночного времени все нарастала и нарастала. Он часто прикасался к оберегу, который подарил Гоша Бандурин, и в такие моменты ему чудились зловещие бандитские физиономии, роившиеся вокруг его головы словно навозные мухи.
Когда начало темнеть, наконец появился и дядька Гнат. Он был чем-то сильно озабочен. Это было видно по его хмурому лицу и по глазам - обычно добродушные, с хитроватым прищуром, теперь они метали молнии. Игнатий Прокопович принес Глебу ужин - две свиные отбивные размером с добрый лапоть, жареную картошку и малосольные огурчики.
- Ты заправься, - сказал он, ставя тарелки на столик. - Бо хто зна, когда еще придется перекусить.
- Что, все настолько плохо?..
- Не важно, - хмуро ответил дядька Гнат. - Бо тот жабоед все-таки нашел среди наших христопродавца.
- Кого?
- Ну, ты его не знаешь… Мой бывший ученик. Навчыв на свою голову… Бачыв я, бачыв, шо он с гнильцой! Но никогда не думав, шо Махно способен меня предать.
- Махно?!
- Чого ты удивляешься? У нас ця фамилия распространена як у вас Сидоров. Ну, может, трохы меньше. Кажуть, шо он и впрямь якыйсь родыч того самого Махно, который в революции рубав на капусту и белых, и красных. Но нам от этого не легче. Думаю, - тут в голосе Игнатия Прокоповича проскользнули угрожающие нотки, - шо и ему скоро будет не до тых грошей, которые дал ему француз.
- А самого господина Боже нашли?
- Шукають, - коротко ответил дядька Гнат. - Ты не переживай, от нас француз не сбежит. Он в Киеве. Но в гостиницах его нэма. Десь затаився на частной хате. Хитрый жабоед, матери его ковинька…
Дядька Гнат ушел. Глеб съел свой ужин и выпил какую-то таблетку. Игнатий Прокопович сказал, что она напрочь прогоняет сон. Такие же таблетки приняли и пятеро бойцов, стороживших подходы к дому. В общем, ночь, по идее, обещала быть очень интересной.
Глеб был абсолютно уверен, что господин Боже просто обязан форсировать события. Француз уже знает, что Глеб определил примерные координаты клада и может в любой момент предпринять попытку до него добраться. Увенчается она успехом или нет - это другое дело.
Но когда последует нападение? И где? Первый звоночек уже прозвучал - на дороге. Там они застали его врасплох. Это факт. Прискорбный факт. Он ждал чего-то подобного - и все равно оказался в дураках. Его объехали в прямом смысле слова. Объехали и слегка подтолкнули в нужном направлении - чтобы он разбился. Никаких подозрений - автомобильная авария. По нынешним временам никакая не диковинка.
Слава богу, что "волга" когда-то проектировалась как "членовоз" - в качестве служебного авто коммунистических боссов, поэтому обладает повышенной прочностью и живучестью. Жизнь таких персон при советской власти считалась священной. Они должны были оставаться в живых даже после серьезных автокатастроф.
И то верно - ведь на свободе твердокаменные большевики не растут, им требуются особые, тепличные условия. А тепличный овощ весьма капризен в производстве и дорого обходится производителю.
Первый блин у господина Боже вышел комом. Но уж второй (а если понадобится, то и третий, и четвертый…) он постарается приготовить по всем правилам подпольной кулинарии. Шустро французик оборачивается. С Михайлом у него номер не вышел, но он тут же нашел какого-то Махно.
Ученик дядьки Гната… Глеб хмуро ухмыльнулся. Он знал, что после отсидки Игнатий Прокопович долго и успешно занимался запрещенным в то время карате. У него даже была своя школа боевых искусств, находившаяся в одном из пионерских лагерей, расположенных в Пуще-Водице. За что ему снова едва не дали срок.
Когда распался Советский Союз и начались большие перемены, ученики Игнатия Прокоповича тем или иным способом быстро пробрались наверх иерархической лестницы деятелей нарождающегося капитализма. Некоторые стали депутатами и бизнесменами, а кое-кто возглавил братков и начал заниматься рэкетом. (Наверное, и Михайло, и неизвестный Глебу Махно были из этой когорты.).
Об этом Глебу рассказывал отец; правда, очень скупо, совсем немного. Он не одобрял методы, при помощи которых его добрый приятель Гнат навел порядок в Пуще-Водице и выбился в авторитеты. Но его сын, имеющий авантюрный склад характера, ради достижения своей цели готов был заключить договор хоть с Бабой-ягой.
Тут мысли Глеба опять возвратились к французу. Интересно, почему он хочет заполучить именно план? Не проще ли немного подождать, пока Глеб не доберется до клада, а затем взять его тепленьким вместе с сокровищем. Затрат никаких (ну разве что на слежку), а эффективность стопроцентная.
Может, господин Боже боится, что Глеб привлечет к себе внимание правоохранительных органов? Тогда, конечно, с кладом ему придется попрощаться. Да, это веский довод.
И все же, все же… Что-то в этой истории смущало. Какой-то мистический подтекст. Он не очень выпячивается, но присутствует, это Глеб чувствовал кожей. Такая чувствительность и в какой-то мере дар предвидения были даны ему с рождения. К тому же он, сколько себя помнил, все время занимался подпольной археологией. Отец брал его в "поле" начиная с десяти лет. А приступил к обучению сына азам археологии едва Глеб начал читать.
Уже к четырнадцати годам, когда Глеба, как и любого подростка, начали увлекать веселые дружеские компании, где присутствовали девушки, он, прежде чем пойти гулять, должен был отгадать очередную историческую загадку. Чаще всего Тихомиров-младший должен был сделать экспертное заключение по какой-нибудь археологической безделушке: возраст, материал, из которого она сделана, где и кто ее сработал, и наконец - цена на подпольном рынке антиквариата.
К моменту поступления в институт Глеб считал себя докой в таких вопросах. И не очень грешил против истины в своем, возможно несколько завышенном, юношеском самомнении. К концу учебы с ним консультировались даже известные профессора…
Шел четвертый час ночи. Несмотря на хваленую таблетку, глаза Глеба начали слипаться, и он только силой воли заставлял себя бодрствовать. На удивление все мониторы показывали картинку. Может, потому, что дядька Гнат везде повключал наружное освещение, и теперь его дом сверкал огнями, как новогодняя елка.
В какой-то момент Глеб отключился. Он уснул, откинувшись на спинку кресла. И сразу же ему начали сниться какие-то кошмары. Глеб пытался проснуться, отчаянно сопротивляясь невидимой силе, увлекающей его в черный провал, но все его попытки грубо и жестко пресекались, и, совсем обессиленный, он в конце концов прекратил сопротивление.
"Наверное, я умираю… - думал он как-то отрешенно, падая в бездну. - Именно так выглядит смерть…" Глеб смотрел на себя как бы со стороны и думал словно посторонний зритель. Ему очень не нравилось собственное безволие, но он ничего не мог с собой поделать.
Неожиданно перед его мысленным взором появилось ехидная физиономия француза. Он скалил зубы в отвратительной ухмылке, корчил разные гримасы, ставил себе при помощи пальцев "рожки". В конечном итоге его светлое европейское лицо приобрело красновато-смуглый оттенок, нос удлинился и стал крючковатым, а на голове и впрямь выросли козлиные рога.
Трансформировавшийся господин Боже начал тянуть к нему свои руки, больше похожие на лапы грифа, намереваясь схватить за горло, и Глеб не выдержал этой страшной картины и закричал. А затем случилось неожиданное - между ним и французом выросло пламя. Оно вмиг превратило в уголь господина Боже, и он рассыпался в прах. На Глебе лишь загорелась одежда, которую он начал тушить, хлопая себя ладонями по груди и животу.
Падение в пропасть тут же прекратилось, но жжение в области груди было настолько сильным, что Глеб вскрикнул и проснулся от боли. Первым делом - совершенно инстинктивно - он схватился за подаренный Гошей Бандуриным оберег - и тут же отдернул руку. Металлическая пластина была раскалена!
Дуя на пальцы, Глеб вскочил с кресла и нагнулся, чтобы оберег болтался на цепочке, не касаясь груди. Так он быстрее остынет. И тут его взгляд упал на мониторы. То, что он там увидел, потрясло Глеба. В трех местах через забор лезли вооруженные люди!
"Мамочки!" - мысленно возопил Тихомиров-младший и вышел на связь со старшим группы.
- Первый, ты меня слышишь?! Первый, отзовись, прием!
- Не кричите, а то соседей разбудите, - миролюбиво прошелестело в ответ. - Я слышу вас, в чем дело, прием.
- К нам пожаловали "гости"!
- Спасибо за предупреждение. Где?.. А, одного я уже вижу! Где остальные?
- Они забрались со стороны сада. Ближе всех к ним Четвертый и Пятый.
- Понял, принимаем меры…