Васька мужественно задавил в себе желание утолить жажду и отрицательно покрутил головой. Еще чего - пить на халяву. Такие вещи солидный вор позволить себе не может. Графчик знал этот неписаный закон и все же устроил провокацию.
"Вот сука…" - думал Шнырь, при этом мило улыбаясь девицам. Не принеси Петря в клювике наколку на дело, он никогда бы не пришел на поклон к Федьке Графчику. У них были разные воровские "специальности", и их пути практически никогда не пересекались. Федька был "ювелирщиком" - воровал золотые изделия. При этом нередко вступая в интимные связи с дамами высшего света - он выдавал себя за дворянина.
Такая роль не требовала от него особых усилий: во-первых, сказывалась порода - Графчик с виду вылитый барин, во-вторых, он был красив, а в-третьих, неплохо знал французский язык, которому его научил цирковой клоун, безответно влюбленный в Федькину мамашу. Клоун, отпрыск обедневшего французского дворянина, оставшегося в России после разгрома войск Наполеона, привил мальцу и аристократические манеры.
- Спасибо, нет, - вежливо ответил Шнырь. - У меня к тебе есть одно дельце.
- Да? - удивился Графчик; но сразу же среагировал, как должно: - Дамы, вы немного погуляйте.
Девушки безропотно поднялись и скрылись в дамской комнате. Васька присел к столу и без лишних деталей рассказал Графчику о странном захоронении на Китаевском кладбище. Шнырь, конечно, мог провернуть раскопки и без привлечения Федьки, но он знал, что у того везде есть глаза и если его вместе с Петрей засекут за этой работой, то тогда у них могут быть большие неприятности, вплоть до правилки - воровского суда.
- И ты веришь этому румыну? - со скепсисом спросил Графчик.
- Не так, чтобы очень… - вынужден был признаться Васька.
- Вот и я об этом.
- Так ты подписываешься в компанию? - спросил Шнырь, исподлобья глядя на Графчика.
- Шнырь, это твое дело. Ты и занимайся им… если, конечно, у тебя есть желание превратиться в гробокопателя. А насчет раскопок у меня нет возражений. Можешь ковыряться в гробах, сколько тебе влезет.
В последней фразе прозвучала едва заметная ирония вперемежку с презрением. Васька понял, что Федька не может себе позволить опуститься так низко, дабы не уподобиться какому-нибудь крестьянину-граку. И очень этому обстоятельству порадовался. Если в захоронении будет что-то стоящее, то Ваське плевать на осуждение ряженого фармазона Графчика. К тому же и делиться с ним не придется, что совсем уж хорошо.
- Спасибо, Графчик… - Васька поднялся. - Не забуду… Бывай.
С этими словами Шнырь и покинул "малину" Остапа Кучера.
После его ухода Графчик какое-то время сидел молча, с пристальным вниманием разглядывая пузырьки углекислого газа, поднимающиеся со дна бокала с шампанским, а затем сильно щелкнул пальцами. Позади него раздвинулись портьеры, и появился ближайший помощник и телохранитель Федьки, коренастый здоровяк по кличке Серега Матрос.
- Все слышал? - спросил его Графчик.
- А как же, - ответил Матрос, запихивая наган за пояс под рубаху - она была навыпуск.
Когда половой сообщил, что Васька Шнырь желает встретиться с Графчиком, Матрос, как обычно, спрятался в нише и взял посетителя на прицел. Уж больно времена пошли лихие. Война подняла со дна всю человеческую муть, и теперь даже в надежной "малине", где мазурики были под защитой воровских законов, иногда случались кровавые разборки.
- И что думаешь? - Графчик нервным движением сломал очередную папиросу и бросил ее в пепельницу.
- Ты разве не знаешь Шныря, - с ленцой ответил Матрос. - Как всегда, мутит. Не верю я в эти сказочки.
- Вот и я… не верю. Может, зря? Надо покумекать. А пока… Вот что, Матрос, подбери из блатной шпаны несколько смышленых архаровцев, и пусть они не спускают глаз со Шныря. Ты и возглавишь эту банду. Чтобы не напортачили. Шнырь хитер… Вдруг и вправду что-то нарисуется. Для нас главное - узнать, где та могилка. А раскопать ее мы и сами сумеем. Найдем что-нибудь - хорошо, не найдем - значит, фарт не наш. Всего-то делов.
- Понял, - ответил Серега Матрос и хищно ухмыльнулся.
Остап Кучер, который слышал все разговоры в кабинете благодаря хитро устроенной системе, похожей на большой докторский стетоскоп, оторвал ухо от отверстия в стене, закрыл его деревянной пробкой, а затем пустыми ящиками и быстро вышел из кладовки. Воровато осмотревшись по сторонам, он тщательно запер прочную дубовую дверь на сложный внутренний замок, который не могли открыть даже опытные воры-"медвежатники", спецы по сейфам, и поторопился на кухню.
Глава 4
2007 год. Завещание Оскара Трейгера
Пластина с гравированным планом лежала на столе перед Глебом, который смотрел на нее, как "баран на новые ворота". Так он мысленно охарактеризовал свое состояние. Глеб бился над планом уже пять или шесть часов, с раннего утра, но все его потуги оказались напрасными.
Он отсканировал изображение и ввел его в компьютер, но программа, в памяти которой содержались десятки тысяч карт и планов местности, была безжалостна; она отвечала, что аналогов данному файлу нет. Хотя бы знать более-менее точное время, когда создавался этот план, с тоской думал совсем отчаявшийся Глеб. Но кому это может быть известно?
Таинственному Оскару… Только ему. По идее. Но Глеб - не Одиссей и не может спуститься в преисподнюю, чтобы поспрашивать Оскара о том, как попал ему в руки этот план и что за местность на нем изображена.
Впрочем, у Тихомирова-младшего были подозрения, что и сам Оскар этого не знал. Иначе он давно отыскал бы клад (если, конечно, это не старческие бредни деда Ципурки) и сбежал в какие-нибудь западные или ближневосточные палестины.
Пока вырисовывался лишь один-единственный шанс - покопаться в биографии Оскара. Но как это сделать? Ведь родственников у Оскара, судя по информации, полученной от Ципурки, не было. А может, все-таки были? Что если этот Оскар скрывался?
Тогда еще хуже. Он мог прятаться и под чужой фамилией. Если в советские времена Оскар не боялся носить ствол - а это была серьезная статья в Уголовном кодексе, то от истории его жизни можно всего ждать.
"Будем искать…" - сказал сам себе Глеб с тяжелым вздохом. И невольно улыбнулся, вспомнив, из каких глубин памяти всплыла эта фраза. Так говорил герой одного комедийного фильма. Но ему был нужен всего лишь женский халат с перламутровыми пуговицами, а Глеб должен, как в сказке, "пойти туда - не знамо куда; и найти то - не знамо что…"
Старый пятиэтажный дом, в котором соседствовали Оскар и Ципурка, на удивление и к радости Глеба, все еще стоял; правда, в окружении новостроек. И даже люди в нем жили. Старики.
Наверное, им просто некуда было деться, и они покорно дожидались, пока снесут или дом, или их - на погост. Именно дожидались, потому что жить в таком доме было опасно, судя по фасаду, который пошел трещинами. Издали пятиэтажка казалась побитой молью и изрядно полинявшей фуражкой серо-песочного цвета, надетой на голову пьяного мужичка набекрень.
- Здравствуйте! - поприветствовал Глеб старушек, которые грелись на солнышке, рассевшись по двум садовым скамейкам, державшимся на честном слове: столбики, к которым были прибиты доски, сильно подгнили.
- День добрый, - вежливо ответила одна из них, в больших роговых очках.
"Скорее всего, бывший педагог", - с почтением подумал Глеб. Именно такой он и представлял учительницу на пенсии: строгий, но изрядно поношенный темный костюмчик, белая кофточка с отложным воротником, седые волосы, схваченные на затылке в тугой узел, и главное - большие очки. Они были основным штрихом для завершения образа.
- Можно, я присяду рядышком? - спросил Глеб с любезной улыбкой.
- Садитесь, - опять ответила "учительница".
- Спасибо… - Глеб сел, чувствуя себя немного неловко под обстрелом любопытных старушечьих глаз.
Чтобы раскрепоститься и быстро наладить нужный контакт, он решил сразу же пустить в ход своего "троянского коня" - большую коробку шоколадных конфет, которую захватил с собой именно для такого случая. По-прежнему улыбаясь, Глеб открыл коробку и сказал:
- Угощайтесь.
Долго упрашивать старушек не пришлось. Похоже, им нечасто выпадала такая лафа. И то верно - на пенсию сильно не разгонишься. Последней взяла конфету "учительница"; при этом она вежливо кивнула - поблагодарила.
- Вы будете нас агитировать? - спросила бабулька в цветастом ситцевом сарафане и вязаной кофточке.
- С чего вы взяли? - удивился Глеб.
- А нас нонче тока агитаторы и угощают. Как выборы, так сразу бегуть с пакетами. Чтобы, значит, мы какого-нибудь кандидата поддержали. Но больше водку носят. А нам она зачем? Мы пьем в основном чай.
- Нет, вы ошибаетесь. Я не агитатор. Но если честно, то пришел к вам тоже не без задней мысли. И все же, поверьте мне, угощаю вас конфетами с пребольшим удовольствием.
- Спросить чего хошь? - снова подала голос словоохотливая бабулька.
- Именно так. Может, вы вспомните… Когда-то в вашем доме, в девятнадцатой квартире, жил некий Оскар Трейгер. Вы помните такого?
- Трейгер… - бабулька задумалась.
Остальные старушки тоже зашуршали извилинами, наморщили лбы, но больше из вежливости, как понял Глеб по их безразличным глазам. "Как же их достала эта "демократическая" жизнь, - подумал Глеб. - Теперь никто ради другого человека даже пальцем не шевельнет, тем более - бесплатно. Раньше любого приютили бы, а нынче и на порог не пустят, даже больного или раненого оставят умирать на коврике у двери".
- Нет, не припоминаем, - за всех ответила бабулька спустя какое-то время.
Все, факир был пьян и номер не удался… Глеб огорченно вздохнул и встал.
- Что ж, извините за беспокойство, - сказал он старушкам с легким поклоном. - Всех вам благ, не болейте.
- Я знала Оскара…
Негромкий голос "учительницы" словно ножом полоснул по нервам Глеба. Он даже дернулся от неожиданности и перевел на нее взгляд. Она по-прежнему была спокойна и невозмутима, а ее глаза смотрели сквозь стекла очков не по-старушечьи остро и проницательно.
- Вы… знали Оскара Трейгера? - переспросил Глеб.
- Да. Я живу на третьем этаже, в двадцать второй квартире…
То есть как раз над девятнадцатой, в которой жил Оскар, сразу же вычислил Глеб. И сказал:
- Нам бы поговорить…
Он увидел, что у старушек сразу загорелись глаза, и они насторожили уши. Ох уж эти женщины… Их хлебом не корми, а расскажи какую-нибудь интересную новость. Потом они насытят ее выдуманными подробностями, и начнет по миру гулять уже не новость, а сплетня.
- Пойдемте ко мне, - понимающе кивнув, сказала старушка, и Глеб поднялся вместе с нею на третий этаж.
Нужно сказать, по лестнице он шел с опаской, потому как ему казалось, что она вот-вот развалится и он рухнет вместе с крошащимся бетоном в подвал. Наверное, разыгравшееся воображение Глеба подогревала обвалившаяся штукатурка на лестничных маршах.
Двухкомнатная квартира "учительницы" была удивительно уютной и блистала чистотой. В кухне, куда старушка пригласила Глеба, на подоконнике сидел здоровенный рыжий кот. Он неодобрительно посмотрел на Глеба своими изумрудными глазищами, мягко спрыгнул на пол и удалился с видом аристократа, которому не пристало находиться в одной компании с простолюдином.
- Не хотите чаю? - предложила старушка.
- Нет-нет, спасибо… Меня зовут Глеб, - представился Тихомиров-младший.
- Ольга Никаноровна, - ответила "учительница".
Глеб уже хотел выдать дежурную фразу "Очень приятно", да вовремя сдержался. Она прозвучала бы нелепо. Поэтому он лишь вежливо изобразил легкий поклон.
- Что вы хотите узнать? - спросила Ольга Никаноровна.
- Как вам сказать… - Глеб замялся. - В общем, меня интересует биография вашего бывшего соседа.
- Зачем это вам?
- Я… в некотором роде историк, пишу книги о революции, о войне, - недолго думая, соврал Глеб. - Копаясь в архивных материалах, я нечаянно наткнулся на имя Оскара Трейгера, а потом узнал, что он долгое время жил в нашем городе. К сожалению, его родственников мне не удалось разыскать…
- Чем же Оскар вас так заинтересовал? - допытывалась Ольга Никаноровна.
- Долго рассказывать… - ушел от прямого ответа Глеб. - Короче говоря, его фамилия всплыла в связи с некоторыми событиями на фронте… в сорок втором году… - он врал напропалую, надеясь на русское "авось".
И попался. "Учительница" коротко улыбнулась и сказала:
- Этого не может быть.
- То есть как?..
- В сорок втором году Оскар был далеко от фронта. Он не принимал участия в боевых действиях.
"Блин!" - выругался Глеб. И что теперь? Похоже, у него чересчур быстро закончился запас лапши, которую он намеревался навешать на уши старушке. Но был и положительный момент в начавшемся разговоре: Ольга Никаноровна, несомненно, ХОРОШО знала Оскара Трейгера, если ей были известны такие подробности. Например, его сосед и приятель, почти друг, Ципурка понятия не имел, чем Оскар занимался во время войны.
- И все-таки я уверен, что это был именно он, - не дрогнув лицом, невозмутимо ответил Глеб. - В документах не указано, что Оскар Трейгер был на передовой и ходил в атаки, но его имя упоминалось несколько раз.
- Откуда у вас такая уверенность? Может, это его однофамилец.
- Перед тем как прийти сюда, я беседовал еще с одним вашим бывшим соседом, Ципуркой…
- С Вацлавом Станиславовичем? - оживилась Ольга Никаноровна.
- Да, с ним.
- Он еще жив? Не знала…
- Пока жив. Чувствует себя неплохо, но, по-моему, немного хандрит.
- И он подтвердил, что Оскар был на фронте?
- В какой-то мере… - неопределенно ответил Глеб.
Если хочешь вытащить из клиента какую-нибудь ценную информацию, нужно напускать побольше тумана.
- Ну, не знаю… - Ольга Никаноровна с сомнением пожевала сухими губами. - Мне Оскар говорил совсем другое…
- Если это не большой секрет, то что именно?
- Ладно, вам скажу… - "учительница" испытующе заглянула в глаза Глебу. - Теперь это уже не может быть тайной. Он давно в могиле, а я… - она скупо улыбнулась. - Моим уделом стало одиночество…
Глеб напрягся. Уж больно загадочной была старушка.
- Так вот, молодой человек, в начале пятидесятых Оскар находился за границей, - продолжила после небольшой паузы Ольга Никаноровна. - У него была другая война…
Неужели Оскар Трейгер служил в НКВД? Глеб взволнованно спросил:
- Он был разведчиком?
- Оскар так не говорил. Он сказал лишь, что в 1940 году жил в Гааге. А затем переехал в Швейцарию, в Берн, где и пробыл вплоть до июня 1945 года.
- Понятно, - машинально сказал Глеб, хотя на самом деле понятного было мало; как попала в руки Оскара Трейгера пластина и что за местность на ней обозначена? - Он ничего вам не рассказывал о жизни за границей?
- Совсем немного. Большей частью описывал обычаи в тех странах, где он бывал, говорил о западной архитектуре, о музеях и коллекциях…
- Оскар был коллекционером? - перебил Глеб "учительницу".
Ему показалось, что мелькнул кончик ниточки, за которую можно ухватиться и размотать клубок тайны. Но его надежда оказалась пустышкой.
- Нет, он не занимался коллекционированием. Оскар немного рисовал… - Ольга Никаноровна поднялась. - Пойдемте…
Они прошли в гостиную, и "учительница" указала Глебу на большое живописное полотно; это был натюрморт - полевые цветы в красивой вазе.
- Это работа Оскара. Его подарок.
Неплохо, подумал Глеб, рассматривая картину. Похоже, Оскар Трейгер до того, как стал сотрудником внешней разведки, учился на художника. Так точно и уверенно положить на полотно красочные мазки дилетант не мог.
- А почему нет подписи? - поинтересовался Глеб.
- Оскар подписал картину, - ответила Ольга Никаноровна. - Но только с обратной стороны.
- Можно посмотреть?
- Смотрите… - как ни странно, но "учительницу" почему-то совсем не удивляла назойливость Тихомирова-младшего.
Глеб снял картину, повернул к себе тыльной стороной… и едва не уронил ее на пол. Свою подпись Оскар Трейгер вплел в графическое изображение креста "патонс пате"! Подпись была выполнена крупным, размашистым почерком, толстым грифелем, поэтому крест просматривался достаточно отчетливо.
- Убедились, что картину написал именно Оскар, а не кто-либо другой? - в голосе Ольги Никаноровны звучала нескрываемая ирония.
Неужто она решила, что Глеб - сотрудник ФСБ или какой-нибудь другой подобной "конторы"? Забавно… Тихомиров-младший широко улыбнулся и ответил:
- Я вижу, вы очень проницательны…
- Когда поживете с мое, тогда поймете, что человек не такая уж большая тайна, как о нем пишут в книгах. Редко кто может спрятать свои истинные чувства под маской невозмутимости. Вот Оскар мог.
"Ну надо же… А старушка, похоже, философ, - подумал не без иронии Глеб. - Может, она не учительница, а, например, бывший доцент университета? Толкает речь, будто читает лекцию…"
- Это… все, что у вас осталось от Оскара? - осторожно спросил Глеб.
- Нет, не все… - Ольга Никаноровна указала на янтарные бусы, которые висели у нее на шее. - Бусы тоже его подарок… - она немного поколебалась, а затем потащила Глеба за рукав в спальню. - Примерно за неделю до смерти Оскар отдал мне еще одну картину. Вот она.
Полотно было размером примерно сорок на тридцать сантиметров. На нем художник изобразил пятиглавый православный храм, окруженный церквушками поменьше и какими-то зданиями. Перед храмом он нарисовал озеро (или пруд), а позади строений виднелись поросшие лесом холмы. По манере письма Глеб сразу определил, что картину рисовал не Оскар Трейгер. Мало того, ее написали очень давно, возможно, до революции. Чтобы сделать такое заключение, у Тихомирова-младшего опыта и знаний было вполне достаточно.
- Вы сказали, отдал… - Глеб вопросительно посмотрел на Ольгу Никаноровну.
- Да, именно так. Я всего лишь хранительница этой картины.
- Простите, не понял…
- Все очень просто… - у Ольги Никаноровны вдруг увлажнились глаза. - Так и быть, расскажу… Мне нет никакого смысла тащить с собой на тот свет чужие тайны. Оскар предупредил, что за этой картиной кто-то должен прийти. Уж не вы ли? Те, кто приходил до вас, интересовались лишь бумагами Оскара, его дневниками и документами. Они были… его коллегами по работе. А вам, как я поняла, нужно совсем иное…
Глеб понял, что ошибался в своих умозаключениях. "Учительница" благодаря знакомству с таинственным Оскаром Трейгером имела немалый опыт общения с "конторой" (так раньше называли НКВД и КГБ), а потому сразу определила, что ее собеседник не может быть чекистом. В таком случае…