- Мне удалось заставить двигаться большую часть ребят Картрайта, но только не первую роту, - он сплюнул. - Это просто мулы, Старбак, настоящие мулы. Я добрался сюда, вернулся обратно, а эти мерзавцы и не пошевелились. Сделал всё, что мог. Проклятье, Старбак, я знаю, что вы разочарованы, но Бог свидетель, я сделал всё, что мог.
- Не сомневаюсь, - искренность Тамлина убедила Старбака. - Простите, Билли.
- Выглядите измочаленным, Старбак.
- Наверное, съел что-нибудь, Билли, ничего страшного.
Старбак нашел в сумке сломанную сигару и прикурил самый большой ее огрызок.
- Не составите ли список потерь, Билли? - спросил он и направился обратно на вершину холма. Пушка янки усилила обстрел, но целилась не в захваченную гряду, а в сторону другой группы мятежников, атакующих с левого фланга. Люди Свинерда очистили холм, чтобы обороняющие его янки не смогли обойти вторую группу мятежников. Целью второй атаки было занять вершину к югу от Харперс-Ферри. Звук сражения становился то приглушенным, то более резким, наполняя воздух сероватым дымом.
Старбак снял с винтовки штык и смотрел, как Легион преодолевает последние несколько ярдов подъема. Мейтленд намеренно отвел солдат из-под обстрела картечью, и солдаты это понимали и хотя и были, вне всяких сомнений, благодарны за избавление от последнего обстрела сопротивляющихся янки, в то же время были пристыжены. Презираемые всеми Желтоногие повели себя храбрее, и солдаты Старбака насмешливо приветствовали прибывающий Легион. Старбак не стал их останавливать, хотя и знал, что рота Деннисона не заслуживает получить в награду даже этот маленький повод для гордости.
- Капитан Деннисон! - позвал он.
Деннисон шел ссутулившись вдоль гряды, пока его солдаты занимали места в пустых окопах. Деннисон ожидал нагоняя, но Старбак указал на незанятый окоп.
- Ваши люди могут устроить там пикет, - сказал он. - Цепь застрельщиков в сотне шагов вниз по склону. А вы можете остаться здесь, - он махнул в сторону окопа, который покинули они с Поттером. - Этот окоп будет вашим штабом.
- Да, сэр.
- Не беспокойтесь о снаряде. Он не взорвется. Давайте же, шевелитесь. Прыгайте, пока какой-нибудь ублюдок-снайпер на вас не попрактиковался.
- Да, сэр, - ответил Деннисон и приказал солдатам следовать за ним к другому склону холма. Старбак наблюдал, как Деннисон спрыгнул в окоп, и отвернулся.
- Над чем смеетесь, Нат? - по холму шагал полковник Свинерд, оставивший на время сражения лошадь.
- Просто мелкая месть, сэр, - теперь он этого стыдился, но не мог вернуть назад эту мальчишескую выходку.
- Ваши ребята хорошо справились, - сказал Свинерд, - действительно хорошо, думаю, они так же хорошо себя покажут и в настоящем сражении. Отлично, Нат, отлично, - он помолчал. - Знаете, почему Легион двигался так медленно?
- Нет, сэр.
- Тогда мне лучше это выяснить, - мрачно произнес полковник и зашагал в сторону Мейтленда.
А Старбак сдвинул на затылок шляпу и вытер с лица пот. Его батальон дрался в первой настоящей схватке. Желтоногие не сбежали, и жизнь снова наполнилась красками.
Глава восьмая
Адам Фалконер когда-то был противником войны. До ее начала, когда по всей Америке как пожар в прерии разгорались споры, он страстно жаждал мира, но эту страсть захлестнула горечь от разделения страны надвое. Тогда Адам вернулся домой, чтобы сражаться за родной штат, но не чувствовал свою принадлежность к нему. Он хотел жить в Соединенных Штатах и потому, рискуя разбить сердца родных, перешел через линию фронта и сменил серый мундир на синий.
Его страстная любовь к Северу, однако, не восстановилась. Вместо этого в нем зарождался гнев, взамен того, что, как он сейчас понял, было юношеским пылом, смешанным с юношеским невежеством. Один человек может всё изменить, как сказал Лайман Торн, и Адам хотел стать этим человеком. Он хотел положить конец войне, но при полной победе Севера. Человек, который когда-то был противником войны, теперь обнимался с ней как любовник, потому что война - это Господня кара для Юга. А южан следовало наказать, как считал Адам, не за то, что они являлись рабовладельцами, а потому что разбили Союз и тем самым изгадили страну, которая, по мнению Адама, была избрана Господом, и Бог избрал Адама своим рыцарем.
Но рыцарь чувствовал себя бесполезным. Конечно, полковник Торн дал ему задание, и оно могло сыграть ту решающую роль, к которой стремился Адам, но Торн был не в состоянии дать Адаму какие-либо наставления, как выполнить эту задачу. Он жил надеждой, а не планами, и ощущал разочарование.
Разочарование усиливалось из-за неповоротливости генерала Макклелана. В четверг пополудни прибыли новости о том, что армия мятежников наконец-то покинула Фредерик и выступила на запад, но Макклелан просто отложил сообщение и заговорил о необходимости защищать Вашингтон. Отступление из Фредерика - это уловка, заявил он, чтобы оттянуть сто тысяч солдат федеральной армии от Вашингтона, пока вторая армия мятежников пересекает Потомак вниз по течению, дабы захватить столицу. А еще Макклелан боялся, что отступление мятежников может оказаться просто наживкой, чтобы выманить армию Севера из лагерей на поле битвы по выбору Ли, а у Ли, как теперь был уверен Макклелан, было двести тысяч солдат, двести тысяч демонов в серых волчьих шкурах, которые бросались в атаку с жуткими нагоняющими ужас воплями и отчаянной яростью. Макклелан не станет рисковать и не наткнется на эту ярость, как и не оставит Вашингтон без прикрытия. Он подождет.
И таким образом, пока мятежники скрывались за лежащими к западу от Фредерика горами, армия Макклелана продвигалась черепашьим шагом. Она не кинулась в погоню за мятежниками, и даже известия о том, что в Харперс-Ферри в осаде оказались пятнадцать тысяч человек, не заставили нового Наполеона поторопиться. Харперс-Ферри придется самому о себе позаботиться, пока Макклелан, пугаясь каждого слуха, пытался защитить армию от любых случайностей. Он решил, что она будет двигаться широким фронтом, но без неподобающей спешки. Главное - осторожность.
Адам не имел права голоса. Он был нежеланным майором, прикрепленным к штабу Макклелана, и его точка зрения никого не интересовала, а меньше всего Алана Пинкертона, который руководил Секретной службой Макклелана. Адам попытался повлиять на Пинкертона, а через него и на Макклелана, поговорив с его заместителем, приятелем Адама и старшим братом его былого друга Ната Старбака. Джеймс Старбак был полной противоположностью Нату. Он служил в Бостоне адвокатом, был честным, аккуратным и добросовестным, и его прирожденная осторожность лишь подкрепляла раздутую Пинкертоном оценку численности мятежников. Адам поспорил с Джеймсом за ужином в четверг вечером, когда впервые услышал, что мятежники покидают Фредерик, и возразил, что вряд ли у Ли двести тысяч солдат, даже и ста тысяч нет.
- Может, шестьдесят или семьдесят, - сказал Адам, - но, вероятно, не более пятидесяти.
Джеймс рассмеялся, услышав эти цифры.
- Мы очень дотошны, Адам, очень. Уж поверь. У нас сотни донесений! Я знаю, потому что сам их сопоставляю. Сравниваю их.
- Донесения от кого? - спросил Адам.
- Ты знаешь, что я не могу сказать, - неодобрительно заметил Джеймс. Он замолчал, чтобы вытащить застрявшую в зубах куриную косточку, и аккуратно положил ее на край тарелки. - Но контрабандные повторяют то же самое, совершенно то же самое. Сегодня я разговаривал еще с двумя.
Контрабандными называли беглых рабов, которых приводили в палатку Пинкертона и расспрашивали об армии мятежников. Все они говорили одно и то же: тысячи и тысячи мятежников, бесконечные марширующие колонны и огромные пушки, разбивающие пыльные дороги своими кованными железом колесами.
- Даже если мы мы немного преувеличиваем, - продолжил Джеймс, взмахнув вилкой, - необходимо признать, что у Ли что сто семьдесят тысяч. А это больше, чем у нас!
Адам вздохнул. Еще во время весенней кампании он находился в рядах армии мятежников и знал, что солдат в сером никак не может быть сто семьдесят тысяч.
- А сколько человек во Фредерике? - спросил он.
Джеймс выглядел торжественно, как ученая сова.
- По меньшей мере сто тысяч. У нас есть прямые донесения из города.
Адам подозревал, что сообщения местных жителей по большей части основываются на слухах из газет.
- А что говорит наша кавалерия? - осведомился он.
Джеймс нахмурился и пощупал щеку указательным пальцем, прежде чем извлечь очередной кусочек кости.
- Этот цыпленок такой костлявый, - неодобрительно заявил он.
- Может, это кролик, - предположил Адам. - Так что говорит кавалерия?
Джеймс уставился на свою тарелку, освещенную свечами.
- Не думаю, что это кролик. У кроликов не бывает грудных дужек, не так ли? Уверен, что нет. И не думаю, что нашей кавалерии сегодня приказывали добраться аж до самого Фредерика. Вообще-то, уверен, что не приказывали. Возможно, проблема в том, что наши повара не умеют как следует разделывать цыпленка. Я обнаружил, как один поваренок набросился на тушку с мясницким топориком! Можешь в это поверить? С топориком! Не пытался разделать птицу, а просто рубил ее. Никогда не видел ничего подобного. Он даже не выпотрошил ее как следует. Я велел ему делать так, как делала его мать, сказал, обожги кожу над свечой и тем избавишься от остатков перьев, но не думаю, что он прислушался.
- Так почему бы нам с тобой не проехаться во Фредерик? - Адам проигнорировал кулинарные проблемы, - завтра утром. На заре.
Джеймс моргнул.
- С какой целью?
- Потому что если сто тысяч человек располагались лагерем во Фредерике, - сказал Адам, - они оставили следы. Следы от костров. Скажем, десять человек у одного костра? Значит, если мы найдем на поле выжженные отметины, то сможем судить о количестве солдат у Ли.
Джеймс тихо рассмеялся.
- Дорогой мой Адам, ты представляешь себе, сколько времени у двоих человек займет подсчет тысяч выжженных отметин на траве? - он покачал головой. - Я ценю твой интерес, в самом деле, но не думаю, что мы в Секретной службе нуждаемся, прости мою резкость, в помощи любителя. Если бы ты помог нам в некоторых проблемах с сигнальной системой, мы были бы благодарны. Ты ведь что-то вроде эксперта в телеграфе, так ведь? Наши ребята, похоже, не в состоянии освоить оборудование. Наверное, посылают сообщения мясницкими топориками! - он захохотал, развеселившись от этой мысли.
Но Адаму было не до телеграфистов со слишком тяжелыми кулаками, он лишь мог предаться гневу на медлительность армии северян и непроходимую тупость Секретной службы. Он решил, что сам на заре поедет во Фредерик, не для того, чтобы посчитать следы от костров, а чтобы поговорить с горожанами, которые, возможно, дадут ему некоторое представление о численности армии Ли. Гражданские, как знал Адам, всегда преувеличивают количество войск, но, может, в городе есть кто-нибудь, кто предоставит ему сведения, искать которые у кавалерии США не было времени.
Он оседлал лошадь еще до зари и к тому времени, как за его спиной поднялось солнце, выехал уже далеко за линию застав. Лошадь с седоком отбрасывали длинные тени по обочинам пыльной белой дороги. Адам позавтракал на ходу хлебом с медом, запив его холодным чаем, пока дорога тянулась на восток, параллельно с незаконченной веткой железной дороги Метрополитен. Он чувствовал себя ненужным и бесполезным. По правде говоря, в посещении Фредерика было мало проку, потому что Адам знал - что бы он там ни нашел, если вообще что-либо обнаружит, будет преуменьшено людьми Пинкертона, которые тщательно живописали собственную картину армии мятежников, но Адаму просто нужно было чем-то себя занять, всё лучше, чем очередной праздный день в лагере Макклелана.
Местность была на удивление притихшей. Странным казалось отсутствие кукарекающих петухов, но Адам знал, что это наверняка оттого, что фуражиры мятежников прочесали эти тихие фермы в поисках продовольствия. Зима в Мэриленде будет голодной.
В Мидлбруке он напоил лошадь, а потом поехал по низменности, где ускакал от патруля мятежников. Его подавленное от тщетности полученного назначения настроение начало улучшаться по мере того, как вставало солнце, а он скакал по прекрасной местности. На ухоженных полях стояли аккуратные стога сена, а дрова были собраны в высокие штабеля, хотя, без сомнения, продвигающаяся армия вскоре покончит с результатами этого тяжелого труда. От этой картины мирной жизни на душе у Адама потеплело, и под лучами солнца он замечтался об окончании войны. Он сомневался, что сможет вернуться в Виргинию, как сомневался и в том, хочет ли вообще туда возвращаться. Он решил, что вместо этого направится в Новую Англию и выучится на священника. Адам вообразил городок с черепичными крышами, построенный вокруг сонной белой церкви посреди густых лесов, о месте честного и тяжелого труда, о том месте, где можно учиться, проповедовать и писать. Он увидел заполненный книгами кабинет, может, над камином там будет и отцовская сабля с рукояткой из слоновой кости, захваченный Адамом трофей, теперь она висела на его боку. Саблю подарил прадеду Адама генерал Лафайет, и клинок украшала надпись по-французски "Моему другу Корнелиусу Фалконеру, который вместе со мной сражался за свободу. Лафайет". Адам представил, как его правнуки хранят это оружие на память о двух войнах, в которых добродетель одержала победу над злом. Он нарисовал в воображении кухню с тяжелой почерневшей плитой, дымящимися кастрюлями, сушеными травами и корзинами с собранными в собственном саду фруктами. Он вспомнил о Джулии Гордон в Ричмонде, гадая, признает ли она по окончании войны грехи Юга и приедет ли на Север, чтобы разделить с ним эту мечту о рае в глубокой и благочестивой тишине лесов Новой Англии.
Эти мысли перенесли его через Кларкстаун, Хайятстаун и Урбану, пока, наконец, он не пересек линию Балтимор-Огайо. Мятежники вырвали рельсы и шпалы, оставив на тучной земле шрам, но Адам знал, что инженеры Севера вскоре починят пути, и на восток и запад снова побегут вагоны. Теперь перед Адамом лежал Фредерик, но вокруг него простирались лишь покинутые поля, испещренные бледными отметинами, где стояли палатки, и темными пятнами, где горели костры. Мятежники исчезли.
Когда он въехал город, время близилось к полудню.
- Эй! Солдат! - окликнула его какая-то женщина, заметив синий мундир, - а где же остальные?
- Скоро придут, мэм, - ответил Адам, учтиво прикоснувшись к краю шляпы.
- Солдат Ли здесь больше нет, все ушли, - сказала женщина и снова принялась тереть белье о доску. - Я-то думала, вы быстрее объявитесь.
Местные жители радостно приветствовали Адама. В городе было больше сторонников Севера, чем Юга, и появления единственного военного-янки оказалось достаточным, чтобы город украсился звездно-полосатыми флагами. Они свисали из окон верхних этажей или возвышались на самодельных флагштоках. Люди подходили, чтобы пожать Адаму руку, некоторые принесли ему подарки - сигары или фляжки с виски. Адам попытался отказаться от этих сувениров, но его смутила собственная неблагодарность, так что он притворился, что отпивает из одной из фляжек, и кинул охапку сигар в карман кителя. На Мейн-стрит он спешился. С Адамом одновременно заговорила дюжина человек, рассказывая, как уходили мятежники, какова численность их армии, но признавая, что войска южан не опустошили город. Жители ожидали грабежей, но мятежники вели себя достойно, хотя настаивали на том, чтобы в оплату принимались деньги Конфедерации, которые не имели почти никакой ценности. Горожане хотели узнать, когда прибудет армия Макклелана и когда с остальной территории Мэриленда сметут захватчиков-южан. Пытаясь разобраться в этом урагане людских голосов, Адам заметил, что некоторые жители переходили на другую сторону улицы, чтобы избежать с ним встречи, а другие плевали ему вслед. Несмотря на демонстрацию флагов Севера, горожане разделились на два лагеря.
Адам хотел найти мэра или представителя городского самоуправления, но его тащили в близлежащую таверну, чтобы отметить освобождение города, которое он произвел своим приездом. Адам покачал головой. Он находился неподалеку от почты и решил, что почтальон, являясь федеральным служащим, может стать источником внушающих доверие сведений, и потому привязал поводья к столбу, забрал из седельной сумки золото Торна, чтобы оно не досталось ворам, и расталкивая докучливую толпу, направился к почтовой конторе.
- Благословенен Господь, - поприветствовала его женщина, - наконец-то вы здесь.
- Боюсь, только лишь я, - сказал Адам и поинтересовался, на месте ли почтальон.
- Джек! - позвала женщина и махнула рукой на пустые столы. - На прошлой неделе не пришлось заниматься делами, - объяснила она. - Надеюсь, скоро всё наладим.
- Надеюсь, - согласился Адам и поздоровался с почтальоном - грузным рыжебородым человеком, который появился из небольшого заднего помещения в глубине конторы. Некоторые горожане запрудили почту вслед за Адамом, а тот, чтобы оторваться от этой разгоряченной компании, последовал за почтальоном в маленькое служебное помещение.
Почтальон оказался не слишком полезным.
- Могу сказать, что здесь побывало множество этих мерзавцев, - заявил он Адаму, - но сколько именно? - он пожал плечами. - Тысячи, тысячи и тысячи. Как вы говорите, вас зовут?
- Майор Адам Фалконер.
Почтальон уставился на Адама с подозрением.
- Майор? Не капитан?
Вопрос показался странным, но Адам подтвердил свое звание.
- Я получил повышение неделю назад, - объяснил он. Он повесил мешочек с монетами Тора на пояс, и теперь их глухое клацание его смущало.
Почтальон, похоже, не замечал этих звуков.
- А где вы служите,майор? - спросил он.
- В штабе генерала Макклелана.
- Тогда, полагаю, вы знали, что сюда приедете, майор, - загадочно произнес почтальон и отпер ящик стола, откуда извлек жесткий коричневый конверт, на котором, к вящему изумлению Адама, было написано его имя. Надпись сделали печатными буквами, и Адам не мог узнать почерк, но ощутив дрожь предвкушения, разорвал конверт и вытащил из него единственный лист.
Возбуждение переросло в изумление, почти в недоверие, когда он прочитал Специальный приказ. Поначалу, просматривая первые два абзаца, он недоумевал, с какой стати кто-то решил послать ему то, что казалось не более чем сводом рутинных бытовых правил, но потом перешел к третьему и едва сумел сдержать восторг, когда увидел, что в нем содержится вся диспозиция войск мятежников. Он держал в руках полную стратегию армии конфедератов, позиции каждой дивизии войск Ли. Это бумага была настоящий золотом, чистым слитком золота, потому что Роберт Ли разделил армию. Часть ее ушла к Харперс-Ферри, а часть двигалась на север в сторону Пенсильвании, остальные же, очевидно, охраняли дороги между этими двумя армиями. Адам прочитал приказ дважды и внезапно понял, что он не напрасно служил своей стране. Даже Макклелан, очутись у него в руках эта бумага, наверняка осознает предоставляющуюся возможность. Новый Наполеон вступит в драку с каждой частью армии Ли по отдельности и по очереди их победит, пока весь мятеж, по крайней мере в Виргинии и ближайших штатах, не будет полностью уничтожен.
- Кто дал вам это? - спросил Адам почтальона.
- Он не назвался.
- Это был офицер мятежников?