Западноевропейская поэзия XX века - Антология 9 стр.


ХЬЮ МАК-ДИАРМИД

Хью Мак-Диармид (род. в 1892 г.). - Псевдоним крупнейшего шотландского поэта Кристофера Меррея Грива. Лидер так называемого "Шотландского литературного возрождения", ставящего своей целью возрождение традиций национальной поэзии и создание новой поэзии на родном языке. X. Мак-Диармид - один из основателей Шотландской националистической партии. Впоследствии стал коммунистом. В 1970 г. и 1972 г. вышли в свет поэтические книги Хью Мак-Диармида "Еще раз избранные стихи" и "Антология стихов". Поэт обращается к истории Шотландии, критикует современное буржуазное общество, воспевает простой люд своей родины. Он пользусчся как традиционными балладными размерами, так и свободным стихом. Пишет на шотландском и английском языках.

С ГОРДОСТЬЮ
Перевод А. Ибрагимова

Шотландия! Уже давно
Желание одно
В душе моей сыновьей:
Воспеть в бессмертном слове
Да будет мне дано
Твой трудный путь. Я вправе
В неповторимом сплаве
Соединить презренье
И светлое прозренье.
Так на лице постылой
Забывчивой рукою
Рисуют с тайным пылом
Лицо совсем другое.

РОБЕРТ ГРЕЙВЗ

Роберт Грейвз (род. в 1895 г.). - Родился в Лондоне; его отец- известный ирландский поэт А.-П. Грейвз. Во время первой мировой войны Р. Грейвз пошел добровольцем на фронт; служил в одном полку с 3. Сассу-пом. После войны учился в Оксфордском университете, преподавал историю английской литературы в Каире и на Майорке.

Грейвз начал печататься в 1910-е годы. Его перу принадлежат несколько томов прозы и множество поэтических сборников. Последние из них - "Стихи 1971–1972" (1972), "Трудные вопросы, легкие ответы" (1972). Дисгармонии современной жилш и современных человеческих отношений противостоит в стихах Р. Грейвза мечта о вечно прекрасном. Сложная звуковая система, внутренние рифмы, ритмическое богатство придают своеобразное звучание каждому стихотворению поэта.

В 30-е годы стихи Р. Грейвза на русский язык переводила С. Map. В 1965 г. вышла в свет книжка его детских стихов "Скрипка за пенни" (изд-во "Детская литература", перевод А. Сергеева). Стихи Р. Грейвза публиковались также в журнале "Иностранная литература" (1968 г.).

ЧЕРТ ДАЕТ СОВЕТЫ ПИСАТЕЛЮ
Перевод А. Сергеева

Пускай читатель рассуждает злобно,
Что, дескать, надо врать правдоподобно,
Его слова - пустая болтовня.
Писатель, лучше слушайся меня.
Во-первых, не усердствуй в описанье
Характеров, страстей и злодеяний:
Чтоб ложь твоя не потрясла основ,
Бери пример с отъявленных лгунов, -
А не лгунишек, врущих что попало,
Об истине не думая нимало.
Надергай отовсюду громких фраз,
Нелепых сцен и пошленьких прикрас,
И пусть без всякой связи меж собою
Скитаются бесцветные герои
И удивляют вздорностью своей
Себя, тебя и остальных людей.
Когда найдешь, что дальше врать нет мочи,
Поставь лирическое многоточье:
Рассказ мой, дескать, кончен, как ни жаль,
К чему еще идея и мораль?
А что концы не сводятся с концами -
Так в жизни тоже так. Судите сами.

ВЕДЬМИН КОТЕЛОК
Перевод А. Сергеева

Внезапно пал туман, окутав местность,
И пешеход, взобравшийся на холм,
С дороги сбился - без ориентиров
И без тропинки он пытался трижды
Спуститься вниз, но трижды выходил
К дымящемуся, словно котелок,
Поросшему осокой водоему,
Перед которым был огромный камень.
И, выйдя в третий раз на это место,
Он понял: это ж "Ведьмин Котелок" -
О нем ему рассказывали раньше,
А вот теперь, благодаря туману,
Он ползает вокруг него, как муха.

Замшелые округлые каменья
Скользили вниз, сквозь папоротник мчались
Бурлящие хмельные ручейки -
Он разомкнул порочный круг блужданий
И шел все вниз и вниз, а на пути
Встречались то озера, то болота,
То крепостные стены валунов.
Разбитый при паденье локоть саднил,
Кровь запеклась лепешкой на щеке,
Пот лил ручьями, и в глазах рябило.

В конце концов, как будто пожалев
Шального пешехода, перед ним
Возник шалаш, и рядом груды торфа
И долгожданные следы колес.
По колеям он вышел на дорогу,
Которая вела и вверх и вниз.
Туман по-прежнему скрывал окрестность,
И пешеход избрал легчайший путь
И зашагал, как прежде, вверх и вниз.

Он шел в тумане, как во сне. Усталость
Валила с ног, но ровная дорога
Уверенно вела его куда-то,
И он почти бежал, когда из мглы
Вдруг выступил дорожный указатель.
Он подбежал к нему и прочитал:
"Семнадцать миль…", а до чего, неясно -
Дожди и солнце превратили в ребус
Написанное на дощечке слово.
Тогда он глянул на другую стрелку,
Которая указывала вверх.
На ней стояло: ""Ведьмин Котелок" -
Полмили". Быть не может! А ведь он
Карабкался по кручам два часа!
…Какой-то местный весельчак повесил
На эту стрелку дохлую змею.
Вдали ревел охрипший бык. Туман
По-прежнему окутывал окрестность…

…И тут он рассердился…

ВОЛШЕБНАЯ КАРТИНКА
Перевод А. Сергеева

Валялось где-то зеркальце,
Нашел мальчишка зеркальце,
Мальчишка глянул в зеркальце
И вдруг как закричит:
"Там злой противный карлик,
Лохматый грязный карлик,
Он рот разинул, карлик,
И на меня глядит!"

Отец мальчишки был моряк,
С медалью на груди моряк,
Увидел зеркальце моряк
И тоже закричал:
"Ура! Да это Нельсон,
Не спорьте, это Нельсон,
Нет, право, это Нельсон,
Наш славный адмирал!"

Тогда жена увидела,
У мужа вдруг увидела,
Предмет в руках увидела
И глянула в предмет.
Как закричит: "Ты разлюбил,
Меня, проклятый, разлюбил,
Ты дрянь такую полюбил,
И вот ее портрет!"

"Позволь, да это ж Нельсон,
Не видишь разве, Нельсон,
В матросской форме Нельсон,
И вот медаль видна".
"Ты лжец!" - жена кричала,
"Ты лжешь!" - жена кричала,
"Не лги! - жена кричала. -
Признайся, кто она?"

А мимо ехал пастор,
На тощей кляче пастор,
Услышал, значит, пастор,
Что ссорится народ.
Глядит - стоит мальчишка,
Напуганный мальчишка,
Дрожит, кричит мальчишка
И в три ручья ревет.

Тут руку поднял пастор,
Призвал к молчанью пастор,
И спрашивает пастор:
"Что здесь произошло?"
Мальчишка крикнул: "Карлик,
Противный злющий карлик,
Лохматый грязный карлик
Забрался под стекло!"

Жена рыдает: "Разлюбил,
Отец, меня он разлюбил,
Он дрянь такую полюбил,
Смотрите, вот она!"
Муж объясняет: "Нельсон,
Отец, ведь это Нельсон,
Смотрите сами - Нельсон,
Пускай не врет жена!"

Тут пастор глянул в зеркальце,
Увидел что-то в зеркальце,
А что там было в зеркальце,
Не понял пастор сам.
И он сказал: "Я эту вещь,
Необъяснимейшую вещь,
Неизъяснимейшую вещь
Возьму к себе во храм".

ВИТОЙ ПОЛЕТ
Перевод И. Озеровой

Капустницы полет витой
(Его идиотизм святой)
Не изменить, ведь жизнь пройдет,
Пока поймешь прямой полет.
Однако знать - не значит мочь!
Она витает наугад
К надежде, к богу - и назад.
Стриж - акробат, но даже он
Таланта этого лишен.

МОЕ ИМЯ И Я
Перевод И. Озеровой

Мне имя присвоил бесстрастный закон -
Я пользуюсь им с тех пор,
И правом таким на него облечен,
Что славу к нему приведу на поклон
Иль навлеку позор.

"Он - Роберт!" - родители поняли вмиг,
Вглядевшись в черты лица,
А "Грейвз" - средь фамильных реликвий иных
Досталось в наследство мне от родных
Со стороны отца.

"Ты Роберт Грейвз, - повторял мне отец, -
(Как пишется - не забудь!),
Ведь имя - поступков твоих образец,
И с каждым - честный он или подлец -
Безукоризнен будь".

Хотя мое Я незаконно со мной,
Готовое мне служить,
Какой мне его закрепить ценой?
Ведь ясно, что Я сгнию под землей,
А Роберту Грейвзу жить.

Отвергнуть его я никак не могу,
Я с ним, как двойник, возник.
Как личность, я звуков набор берегу,
И кажется, держит меня в долгу
Запись метрических книг.

Имя спешу я направить вперед,
Как моего посла,
Который мне кров надежный найдет,
Который и хлеб добудет и мед
Для моего стола.

И все же, поймите, я вовсе не он
Ни плотью моей, ни умом,
Ведь имя не знает, кто им наречен…
В мире людей я гадать обречен
И о себе и о нем.

УТРАЧЕННАЯ ЛЮБОВЬ
Перевод Г. Симановича

От горя стал всевидящ он
И тайне роста причащен
Травы и листьев; между делом
Глядит на мир сквозь монолит
Иль наблюдает, как летит
Душа, расставшаяся с телом.
Ты не сказал - уж слышит он,
К нему - всех звуков вереницы.
Другим невнятный, писк мокрицы
В его ушах рождает звон.
Поверите ль, он даже слышит,
Как травы пьют, личинки дышат,
Как моль, зубами скрежеща,
Сверлит материю плаща,
Как муравьи, стеная тяжко,
В гигантской движутся упряжке;
Скрипят их жилы, каплет пот;
Он слышит, как паук прядет,
Как в этой пряже мухи тонут,
Бормочут, стонут…
Стал острым слух его и взор.
Он бог. А может быть, он вор
В бессонном, суетном стремленье
Вернуть любовь хоть на мгновенье…

ПРОМЕТЕЙ
Перевод И. Озеровой

К постели прикован я был своей,
Всю ночь я бессильно метался в ней.
Напрасный опять настает рассвет,
И гриф на холме лучами согрет.

Я вновь, подобно титанам, влюблен,
К вечерней звезде иду на поклон,
Но эта костлявая птица опять
Желает прочность любви испытать.

Ты, ревность, клюв орошая в крови,
Свежую печень по-прежнему рви.
Не улетай, хоть истерзан я весь,
Коль та, что ко мне привлекла тебя, - здесь.

ХУАНУ В ДЕНЬ ЗИМНЕГО СОЛНЦЕСТОЯНИЯ
Перевод В. Британишского

Есть повесть, и единственная повесть,
Чтоб ты другим поведал,
Ученый бард или младенец чудный;
Лишь ей должны служить и стих и стиль,
Те, что блестят порой
В простых повествованьях, заблудившись.

Опишешь ли все месяцы деревьев,
Диковинных зверей,
Птиц, что вещают волю Триединой?
Иль Зодиак, что медленно кружится
Под Северным Венцом,
Тюрьмой всех истинных царей-героев?

Вода, ковчег и женщина, и вновь
Вода, ковчег, богиня:
Царь-жертва вновь свершает, не колеблясь,
Круг предназначенной ему судьбы,
Двенадцать витязей призвав следить
Свой звездный взлет и звездное паденье.

Расскажешь ли о Деве среброликой,
К чьим бедрам рыбы льнут?
В левой руке богини - ветвь айвы,
Пальчиком правой манит, улыбаясь.
Как может царь спастись?
По-царски за любовь он платит жизнью.

Или о хаосе, родившем змея,
В чьих кольцах - океан,
В чью пасть герой, меч обнажая, прыгнет
И в черных водах, в чаще тростника,
Бьется три дня, три ночи,
И воды изрыгнут его на берег?

Падает снег, ухает ветер в трубах,
А в бузине - сова,
Страх, сердце сжав, ждет чаши круговой,
Скорби, как искры, вверх летят, и стонет
Рождественский огонь:
Есть повесть, и единственная повесть.

Представь богиню милостивой, мягкой,
Но не забудь цветы,
Что в октябре топтал свирепый вепрь.
Белым, как пена, лбом она манила,
Глаз голубым безумьем,
Но все сбылось, что ею обещалось.

БЕЛАЯ БОГИНЯ
Перевод И. Озеровой

Ее оскорбляют хитрец и святой,
Когда середине верны золотой.
Но мы, неразумные, ищем ее
В далеких краях, где жилище ее.
Как эхо мы ищем ее, как мираж -
Превыше всего этот замысел наш.

Мы ищем достоинство в том, чтоб уйти,
Чтоб выгода догм нас не сбила с пути.
Проходим мы там, где вулканы и льды,
И там, где ее исчезают следы,
Мы грезим, придя к неприступной скале,
О белом ее прокаженном челе,
Глазах голубых и вишневых губах,
Медовых - до бедер - ее волосах.

Броженье весны в неокрепшем ростке
Она завершит, словно мать, в лепестке.
Ей птицы поют о весенней поре.
Но даже в суровом седом ноябре
Мы жаждем увидеть среди темноты
Живое свеченье ее наготы.
Жестокость забыта, коварство не в счет,
Не знаем, где молния жизнь пресечет.

ДИКИЙ ЦИКЛАМЕН
Перевод А. Сергеева

Спросила тихо: - Чем тебе помочь? -
Я дал ей лист бумаги: - Нарисуй цветок!

И, закусив губу, она склонилась -
О, этот смуглый лоб! - над белою бумагой
И мне нарисовала дикий цикламен,
Майоркский, наш (сейчас еще зима),
Чрезмерно пышный, - и с улыбкой
Пустила мне по воздуху рисунок:

- Не получилось! - Я же ощутил,
Что комнату заполнил запах цикламена.
Она ушла. Я спохватился вдруг,
Что я хочу ее улыбкой улыбнуться
И, как она, сверкнуть глазами… тщетно!
Тут я забылся: у меня был жар,
И врач ее впускал на пять минут.

РУБИН И АМЕТИСТ
Перевод А. Сергеева

Их две: одна добрее хлеба,
Верна упрямцу-мужу,
Другая мирры благовонней,
Верна одной себе.

Их две: одна добрее хлеба
И не нарушит клятвы,
Другая мирры благовонней
И клятвы не дает.

Одна так простодушно носит
Рубин воды редчайшей,
Что люди на него не смотрят,
Сочтя его стекляшкой.

Их две: одна добрее хлеба,
Всех благородней в городе,
Другая мирры благовонней
И презирает почести.

Ей грудь украсил аметист,
И в нем такая даль,
Что можно там бродпть часами -
Бродить и заблудиться.

Вокруг чела ее круги
Описывает ласточка:
И это женственности нпмб,
Сокрытый от мужчин.

Их две: одна добрее хлеба
И выдержит все бури,
Другая мирры благовонней,
Все бури в ней самой.

БЕАТРИЧЕ И ДАНТЕ
Перевод А. Сергеева

Он, сумрачный поэт, в нее влюбился,
Она, совсем дитя, в любовь влюбилась
И стала светом всей судьбы поэта.

Дитя, она невинно лепетала -
Ей душу не смущали подозренья.
Но женщина жестоко оскорбилась,

Что из ее любви своей любовью
Поэт без спроса создал целый мир -
К своей бессмертной славе.

ТРАДИЦИОНАЛИСТ
Перевод А. Сергеева

Уважай упрямую непобедимость
Того, кто верен традициям, -
Его руки спокойны, но он
Готов их сжать в кулаки,
Чтобы дать отпор негодяю,
И готов карабкаться в горы
Иль шагать хоть неделю к морю.

А если за ним шли чудеса -
Как и за тобой, - они были
Лишь поблажками возраста тем из мужчин,
Какие и в наше время способны любить
Настоящих женщин - таких, как ты.

СЕСИЛ ДЭЙ-ЛЬЮИС

Сесил Дэй-Льюис (1904–1972). - Родился в Ирландии, в семье священника. Принадлежал к группе так называемых "оксфордских поэтов", выступивших в 30-е годы и утверждавших гражданственность поэзии. Несмотря на тяготение преимущественно к пейзажной и любовной лирике, С. Дэй-Льюис и в годы после второй мировой войны не отказался от идеи активного вмешательства человека в окружающую жизнь. Стихи С. Дэй-Лыоиса отличаются внешней простотой и ясностью мысли. Последние книги поэта - "Калитка" (1962), "Комната" (1965), "Шепот корней" (1970). В 1968 г. С. Дэй-Льюис был удостоен почетного звания поэта-лауреата.

Поэт известен также как автор детективной прозы (под псевдонимом Николас Блейк).

На русском языке стихи С. Дэй-Льюиса публиковались с середины 30-х годов в переводах Ю. Анисимова, С. Боброва, С. Map, И. Романовича.

БЫЛОЕ НЕ ВОССТАНЕТ, СЛОВНО ФЕНИКС
Перевод А. Ибрагимова

Былое не восстанет, словно феникс.
С трехбашенных небес уже не хлынет
Дождь золотой, отколдовал закат,
В тени деревьев усыплявший боль.

Но радость возвратится: по зарубкам
Отыщет путь обратный. Вспыхнет свет.
В знакомых жестах изольется пыл,
И ты во всем познаешь полноту.

Тогда-то, знай, любимая, конец
Беспечной пляске жаворонка в небе.
Волной тепла закончится весна,
И окоем отяжелеет хмурый.

Ты наливайся миротворной силой
И молча вместе с тучами расти.
Все вызрело - колосья и плоды.
Пришла пора - и ты затяжелела.

ВЫ, КТО АНГЛИЮ ЛЮБИТ
Перевод Г. Симановича

Вы, кто Англию любит и не глух к ее музыке -
К медленному, умиротворенному шествию облаков,
К ясным ариям света, трепещущим над холмами ее
В сопровождении мирных аккордов лета;
К контрапункту листвы в резвом западном ветре,
К восхитительному аллегро цветов и реки
И к ударам меди из леса в декабрьской коде:
Слушайте! Слышите, как ворвалась и окрепла новая тема?

Вы, кто мчится в тандеме и в одиночку
По широким шоссе под апрельским солнцем
Или грустит над озерами, в которых лесистые склоны
Отражаются пламенем листьев - ваших надежд листопадом;
Бродяги и велосипедисты, неуемные экскурсанты,
Беженцы из богом проклятых дыр и нищих селений -
Знаю, вы ищете новую землю, вам нужен спаситель,
Чтоб утвердилось долгое братство и честь возродилась.

Вы, кто любит покой и домашний уют и счастлив уж тем,
Что птиц наблюдает, и может в крикет играть,
И может за всех беззаботно платить у буфетной стойки, -
Вы тоже бредете мимо покинутых мельниц и ветхих сараев,
Клейменных отчаяньем. Вы, с сердцами на мертвой точке, -
Ваш убыток тем больше, чем глубже сознанье беспомощности.
Мы вам откроем секрет, добавим чуточку тоника:
Подчинитесь грядущему ангелу, лекарю нового типа.

Назад Дальше