Но прежде всего вы, доведенные до крайности, жертвы
Безжалостной супермашины, говорящие "хватит", -
В креслах ли вы развалясь, себя, бессильных, осмеиваете,
Бережетесь ли голода, банд и шпионов,
Сшш копя, негодование сдерживая, -
Вам больше не нужно драться вслепую, враг перед вами.
В означенный час вы будете в первых рядах,
Вы, фонарщики силы, сварщики нового мира.
С КЕМ ВЫ, ПОЭТЫ ВОЙНЫ?
Перевод Г. Симановича
Они прибрали к своим рукам
Рынок, церковь и правосудье,
И подобрались к нашим стихам:
Пойте свободу, сыны словоблудья!Логику эпохи надо учесть -
Для вечных строк не найдется темы.
И с грезами простились всё мы,
Чтоб хуже не было, чем есть.
КЛЕН И СУМАХ
Перевод И. Озеровой
Клен и сумах вдвоем над осенью парят,
Взгляни: их письмена так ярко заалели, -
За эти изжелта-багровые недели
Из всех закатов ткут они земле наряд.
Вам, листья, кровь дана от целой жизни года.
Какой с востока плыл фламинговый восход!
Какой закат стекал по кронам целый год,
Чтоб в славу хрупкую одела вас природа.
И человек, как лист, однажды упадет,
Снаружи пепельный, внутри кровоточащий.
Осенний отсвет многоцветной чащи
Немыслим в тупике, где он конец найдет.
О, первозданный свет и небосклон в огне,
За всех, кто обречен, кричите вы во мне.
ВСЕ УШЛО
Перевод И. Озеровой
Вот море высохло. И бедность обнажилась:
Песок, и якорь ржавый, и стекло;
Осадок прежних дней, когда светло
Пробиться радость сквозь сорняк решилась.А море, слепо, словно свет жестокий,
Прощало мне прозренье. Сорняки -
Мои мгновенья, ум - солончаки,
Бесплоден плоти голос одинокий.И время высохло, и призрачны приливы,
Ловлю натужно воздуха глоток…
Молю, чтобы вернулось море вспять,
Опять пусть будет добродетель лжива.Нахлынь на мой иссушенный песок,
Чтоб жизнь иль смерть мне, как свободу, дать!
ЛУИС МАК-НИС
Луис Мак-Нис (1907–1963). - Родился в Белфасте, в семье протестантского епископа; учился в Оксфордском университете. Входил в группу поэтов "оксфордской школы". Так же как Уистен X. Оден, участвовал на стороне республиканцев в гражданской войне в Испании.
Первый сборник, "Стихи", был издан в 1935 г. Как и Оден, писал сатиры, направленные против буржуазного общества; но в его сатирическихстихах чувствуется влияние элиотовского нигилизма. В одном из своих последних стихотворений, "Ист Коукер", Мак-Нис писал: "Мы лишь пытаемся научиться, как пользоваться словами. Остальное не наше дело".
ВОЛЫНКА
Перевод А. Сергеева
Ни к чему нам карусели, ослики и ряженые,
Лучше дайте нам "роллс-ройс" и ход к замочной скважине.
У них трико из крепдешина, туфли из кожи питона,
На полу тигровая шкура, на стене голова бизона.Джон Макдональд мертвеца запихнул под стол ногою,
А когда тот стал оживать, добил его кочергою,
Продал глаза его как сувениры, кровь разлил в бутыли
И выдал за виски, а кости себе оставил на гантели.Ни к чему Гурджиев-йога, ни к чему Блаватская,
Лучше дайте юбку в таксо и растущую акцию.Энн Макдугал пошла доить и по дороге увязла,
Прочухалась под граммофонные звуки старого венского вальса.
Ни к чему девичья гордость и бесплатные школы,
Лучше дайте шины "Данлого" и - черт латай проколы!Лорд О’Фелпс орал на праздник, что он трезвей всех в мире,
А как начал считать свои ноги, насчитал четыре.
Миссис Кармайкл после родов объявила банкротство:
"Хватит шестерых, устала от перепроизводства".Ни к чему политиканство, ни к чему газеты,
Лучше дайте маме пособье, а детишкам конфеты.Вилли Меррей о банкноту порезался до крови
И замотал пораненный палец шкурой эйршпрской коровы.
Братец его преуспел в путину; что касается братца,
Так он улов свой выбросил в море, а сам пошел побираться.Ни к чему "Селедка-Юнион", ни к чему Писание,
Лучше дайте пачку окурков, а то у нас руки не заняты.Ни к чему нам стадионы, кино и прочие фокусы,
Ни к чему нам койки в деревне и глянцевитые фикусы.
Ни к чему обещанья партий, предвыборные песенки,
Лучше просиживать дома штаны и вешать шляпу на пенсию.Все ни к чему, моя малышка, все ни к чему, мой светик,
Каждый день набиваешь мозоли, а деньги уносит ветер.
Барометр падает час от часу, падает год от году,
Поди разбей, проклятый барометр - не исправишь погоду.
ВОСКРЕСНОЕ УТРО
Перевод П. Грушко
Вдруг с городского шоссе наплывает стайка нестройных нот,
Звуки, вильнув хвостами, как рыбки, уплывают за поворот,
И сердце твое забьется и скажет: "За руль!" Мелькают столбы,
И стелется воскресное утро ярмаркою судьбы.
Сочти этот день самоцелью и это Теперь назубок разучи,
В музыку облачись и до Хиндхема, словно пуля, домчи,Режь виражи, отрывая колеса и обгоняя ветра,
Пока не поймаешь за краешек платья запыхавшееся Вчера,
Пока не вылущишь из Недели этот день, этот свет,
Похожий на небольшую вечность, на закованный в рифмы сонет.Но что там стонет? Церковь отверзла восемь колоколов:
Устами смерти они неустанно тебе говорят без слов
О том, что ни музыка, ни движенье тебе уйти не дают
От будней, которые мало-помалу убивают тебя - и убьют.
УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН
Уистен Хью Оден (1907–1973). - Родился в Йорке, учился в Оксфорде; входил в группу поэтов "оксфордской школы". Во время гражданской войны в Испании Оден служил в санитарном батальоне республиканских войск. Первые стихи Одена были опубликованы в 30-е годы, именно тогда были созданы его лучшие, остросоциальные произведения (сб. "Стихи", 1930, "Ораторы", 1932, и поэма "Испания", 1937, переведенная на русский язык в 1938 г. М. Зенкевичем). В 1938 г. поэт переехал в США и в 1948 г. получил американское гражданство; в 1972 г. вернулся в Англию. В последних поэтических книгах Одена ("О доме", 1965, "Город без стен", 1969, и "Послание крестнику и другие стихотворения", 1969) настойчиво звучит тема больного человека и больного мира, тема человеческого одиночества в "асфальтовой пустыне". Не приемля современного мира, поэт страдает от горького сознания невозможности что-либо в нем изменить.
ХВАЛА ИЗВЕСТНЯКУ
Перевод А. Сергеева
Переменчивых нас постоянная ностальгия
Возвращает к известняку, ибо этот камень
Растворяется в море. Вот они, круглые склоны
С надземным запахом тмина, с подземной системой
Пещер и потоков; прислушайся, как повсюду
Кудахчут ручьи - и каждый свое озерко
Наполняет для рыб и свой овраг прорезает
На радость ящеркам и мотылькам; вглядись
В страну небольших расстояний и четких примет:
Ведь это же Мать-Земля - да и где еще может
Ее непослушный сын под солнцем на камне
Разлечься и знать, что его за грехи не разлюбят,
Ибо в этих грехах - половина его обаянья?
От крошащейся кромки до церковки на вершине,
От стоячей лужи до шумного водопада,
От голой поляны до чинного виноградника -
Один простодушный шаг, он по силам ребенку,
Который ласкается, кается или буянит,
Чтоб обратить на себя внимание старших.Теперь взгляни на парней - как по двое, по трое
Они направляются в горы, порой рука об руку,
Но никогда, слава богу, не по-солдатски в ногу;
Как в полдень в тени на площади яростно спорят,
Хотя ничего неожиданного друг другу
Не могут сказать - как не могут себе представить
Божество, чей гнев упирается в принцип
И не смягчается ловкою поговоркой
Или доброй балладой: они привыкли считать,Что камень податлив, и не шарахались в страхе
Перед вулканом, чью злобу не укротишь;
Счастливые уроженцы долин, где до цели
Легко дотянуться или дойти пешком,
Никогда они не видали бескрайней пустыни
Сквозь сетку самума и никогда не встречали
Ядовитых растений и насекомых в джунглях -
Да и что у нас может быть общего с этой жутью!
Другое дело сбившийся с толку парень,
Который сбывает фальшивые бриллианты,
Стал сутенером или пропил прекрасный тенор -
Такое может случиться с каждым из нас,
Кроме самых лучших и худших…
Не от того ли
Лучших и худших влечет неумеренный климат,
Где красота не лежит на поверхности, свет сокровенней,
А смысл жизни серьезней, чем пьяный пикник.
"Придите! - кричит гранит. - Как уклончив ваш юмор,
Как редок ваш поцелуй и как непременна гибель!"
(Кандидаты в святые тихонько уходят.) "Придите! -
Мурлыкают глина и галька. - На наших равнинах
Простор для армий, а реки ждут обузданья,
И рабы возведут вам величественные гробницы;
Податливо человечество, как податлива почва,
И планета и люди нуждаются в переустройстве".
(Кандидаты в Цезари громко хлопают дверью.)
Но самых отчаянных увлекал за собою
Древний холодный свободный зов океана:
"Я - одиночество, и ничего не требую
И ничего не сулю вам, кроме свободы;
Нет любви, есть только вражда и грусть".
Голоса говорили правду, мой милый, правду;
Этот край только кажется нашим прекрасным домом,
И покой его - не затишье Истории в точке,
Где все разрешилось однажды и навсегда.
Он - глухая провинция, связанная тоннелем
С большим деловитым миром и робко прелестная -
И это всё? Не совсем: каков бы он ни был,
Он соблюдает свой долг перед внешним миром,
Под сомнение ставя права Великих Столиц
И личную славу. Поэт, хвалимый за честность,
Ибо привык называть солнце солнцем,
А ум свой Загадкой, здесь в своей тарелке:
Массивные статуи не принимают его
Антимифологпческий миф; озорные мальчишки
Под черепичными переходами замка
Осаждают ученого сотней житейских вопросов
И соображений и этим корят за пристрастье
К отвлеченным аспектам Природы; я тоже слыхал
Такие упреки - за что и сколько, ты знаешь.
Не терять ни минуты, не отставать от ближних,
И ни в коем случае не походить на животных,
Которые лишь повторяют себя, ни на камень
И воду, о которых заранее все известно -
Вот суть Англиканской Обедни; она утешает
Музыкой (музыку можно слушать где хочешь),
Но нет в ней пищи для зренья и обонянья.
Если мы видим в смерти конечную данность,
Значит, мы молимся так, как надо; но если
Грехи отпустятся и мертвецы восстанут,
То преображение праха в живую радость
Невинных атлетов и многоруких фонтанов
Заставляет подумать подальше: блаженным будет
Безразлично, с какой колокольни на них посмотрят,
Ибо им утаивать нечего. Мой дорогой,
Не мне рассуждать, кто прав и что будет потом.
Но когда я пытаюсь представить любовь без изъяна
Или жизнь после смерти, я слышу одно струенье
Подземных потоков и вижу один известняк.
В МУЗЕЕ ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ
Перевод П. Грушко
На страданья у них был наметанный глаз.
Старые мастера! Как учтиво они замечали,
Где у человека болит, как это отзывается в нас,
Когда кто-то ест, отворяет окно или бродит в печали,
Как рядом со старцами, которые почтительно ждут
Божественного рождения, всегда есть дети,
Которые ничего не ждут, а строгают коньками пруд
У самой опушки, -
художники эти
Знали - страшные муки идут своим чередом
В каком-нибудь закоулке, а рядом
Собаки ведут свою собачью жизнь, повсюду содом,
А лошадь истязателя спокойно трется о дерево задом.В "Икаре" Брейгеля, в гибельный миг,
Все равнодушны, пахарь - словно незрячий:
Наверно, он слышал всплеск и отчаянный крик,
Но для него это не было смертельною неудачей, -
Под солнцем белели ноги, уходя в зеленое лоно
Воды, а легкий корабль, с которого не могли
Не видеть, как мальчик падает с небосклона,
Был занят плаваньем, все дальше уплывал от земли.
РОМАНИСТ
Перевод Э. Шустера
Затянутых в талант, как в вицмундиры,
Поэтов по ранжиру ставим мы;
Одни корпят, заброшенны и сиры,
Другие вдруг напьются сулемы,А третьи мчат, как лихачи-гусары.
Ну а тебе бороться предстоит
С правдивостью и со свободой дара,
Чтоб обрести для нас привычный вид.Во имя этого придется скуку
Впитать тебе, и суше стать стократ,
Лжеправедности изучить науку,Воспеть разврат, когда того хотят,
И мучаться, как от сердечной боли,
За выпавшие нам свинячьи роли.
ПАМЯТИ ЙЕЙТСА
(Скончался в январе 1939 года)
Перевод А. Эппеля
I
Он исчез в тусклой стуже:
Оцепенели реки, опустели аэропорты,
Снег исказил статуи,
Ртуть падала во рту блекнувшего дня.
О, вся метеорология согласна -
День этой смерти был тусклым холодным днем.Далеко от его умиранья
Волки продолжали бегать по лесам.
Сельскую речку не обольстили тонные парапеты.
Глаголы траура
Не пустили в строки смерть.А для него был последний полдень самого себя,
Полдень санитарок и шепотов;
Окраины тела взбунтовались,
Перекрестки разума пустовали,
Предместья обезголосило молчанье,
Родники чувств иссякли;
Он воплотился в своих почитателей.И вот, разбросанный по сотням городов,
Он без остатка отдан незнакомым чувствам,
Дабы обрести счастье в иных лесах
И расплачиваться по законам чужой совести.
Слова умершего
Пресуществляются в живущем.Но в значительном и галдящем завтра,
Где рычит биржевик,
А бедняк притерпелся к бедности,
И в одиночке своего "я" всякий почти убежден
В собственной свободе,
Несколько тысяч не забудут этот день,
Как не забываешь день, в который совершил необычное.
О, вся метеорология согласна -
День этой смерти был тусклым холодным днем.II
Ты глупым был, как все; всё пережил твой дар:
Тщету богатых женщин, тебя, твое старенье,
Тебя до стихотворства довела безумная Ирландия.
Сейчас в Ирландии бред и погода те же -
Поэзия ничто не изменяет, поэзия живет
В долинах слов своих; практические люди
Ею не озабочены; течет на юг, чиста,
Она от ранчо одиночеств и печалей
До стылых городов, где веруем и умираем мы, и выживает
Сама - событье и сама - уста.III
Отворяй врата, погост, -
Вильям Йейтс - почетный гость!
Бесстиховно в твой приют
Лег Ирландии сосуд.Время, коему претит
Смелых и невинных вид,
Краткий положив предел
Совершенству в мире тел,Речь боготворя, простит
Тех лишь, в ком себя же длит;
Трус ли, гордый ли - у ног
Полагает им венок.Время, коим был взращен
Редьярд Киплинг и прощен -
И Клоделю все простит,
Ибо слог боготворит.Лают в европейский мрак
Своры тамошних собак,
Всякий сущий там народ
Злобу сеет - горе жнет.Объявляет каждый взор
Свой мыслительный позор.
Реки жалости в слезах
Заморожены в глазах.Пой, поэт, с тобой, поэт,
В бездну ночи сходит свет.
Голос дерзко возвышай,
Утверди и утешай.Обрабатывая стих,
Пой злосчастья малых сих,
Пестуй на проклятье их
Вертоград в строках своих.Пусть иссохшие сердца
Напоит родник творца,
Ты в темнице их же дней
Обучай хвале людей.
1 СЕНТЯБРЯ 1939 ГОДА
Перевод А. Сергеева
Я сижу в забегаловке
На Пятьдесят Второй
Улице; в зыбком свете
Гибнут надежды умников
Позорного десятилетия:
Волны злобы и страха
Плывут над светлой землей,
Над затемненной землей,
Поглощая личные жизни;
Тошнотворным запахом смерти
Оскорблен вечерний покой.Пунктуальный ученый может
Перечислить наши грехи
От лютеровских времен
До наших времен, когда
Европа сошла с ума;
Наглядно покажет он,
Из какой личинки возрос
Шизофреничный бог:
С букварем в сознанье вошло,
Что тот, кому делают зло,
Сам причиняет зло.Уже изгой Фукидид
Знал все наборы слов
О демократии
И все тиранов пути,
И весь этот ветхий вздор,
Рассчитанный на мертвецов.
Он сумел рассказать,
Как гонят науку прочь,
Привычкой становится боль
И беззаконьем закон.
И все предстоит опять.В этот нейтральный воздух,
Где небоскребы всею
Своей высотой утверждают
Величье Простых людей,
Радио тщетно вливает
Бессильные оправдания.
Но кто еще может жить
Мечтою о процветании,
Когда в окно сквозь стекло
Виден империализм
И международное зло?Люди за стойкой стремятся
По-заведенному жить:
Джаз должен вечно играть,
А лампы вечно светить.
На конференциях тщатся
Обставить мебелью доты,
Придать им сходство с жильем,
Чтобы мы, несчастные дети,
Страшащиеся темноты,
Брели в нечистом лесу
И не знали, куда бредем.Воинственная чепуха
Из уст Высоких персон
В нашей крови жива,
Как первородный грех.
То, что безумец Нижинский
О Дягилеве сказал,
В общем, верно для всех:
Каждое существо
Стремится к недостижимому,
Желает не всех любить,
Но чтоб все любили его.Владельцы сезонных билетов,
Из консервативного мрака
Пробуждаясь к моральной жизни,
Клянутся себе поутру:
"Я буду верен жене,
И все пойдет по-иному".
Просыпаясь, вступают вояки
В навязанную игру.
Но кто поможет владыкам?
Кто заговорит за немого?
Кто скажет правду глухому?