– Дорого и скверно, – резюмировал он свои впечатления, узнав стоимость миноносца. – Наше адмиралтейство верно себе – больше ворует, чем строит.
"Страшный" по очереди подходил к различным кораблям эскадры. Макаров в мегафон здоровался с выстроенными на борту матросами, благодарил их за службу и двигался дальше.
Последним адмирал осмотрел крейсер "Аскольд". Заграничной постройки, пятитрубный быстроходный бронепалубный крейсер "Аскольд" считался одним из лучших кораблей эскадры. Командовал им капитан первого ранга Граыматчиков, которого адмирал знал с детских лет. Рассказы адмирала о море, моряках и толкнули талантливого юношу на тернистый путь морской службы.
Макаров особенно тепло поздоровался с ним и, обойдя весь корабль, приказал пробить боевую тревогу. Матросы быстро заняли свои места по боевому расписанию. Адмирал подходил то к одному, то к другому орудию и беседовал с комендорами.
– Соскучились поди сидеть без дела в гавани? – справлялся он у матросов.
– Так точно, ваше превосходительство! Руки чешутся пострелять по японцу, – бойко отвечал ему комендор.
– С новыми оптическими прицелами уже ознакомились? – допытывался Макаров у них.
– Ознакомились, но в бою еще применять не приходилось, охота поскорее попробовать их на деле.
– Постараюсь в ближайшие же дни доставить вам эту возможность, – улыбнулся в бороду адмирал.
С "Аскольда" Макаров поехал на "Петропавловск". Обойдя и здесь команду и познакомившись с офицерами, адмирал прошел к Старку, который уже с нетерпением поджидал его в своем салоне.
Усталый и продрогший за день, Макаров с удовольствием принял предложение Старка выпить чаю с ромом. Пока вестовые готовили чай, адмиралы уселись в кресла и начали говорить о разных второстепенных вопросах. Макаров выразил сожаление по поводу болезни Старка и пожелал ему скорейшего выздоровления. Старк громко восхищался прекрасным видом Макарова и уверял, что ему никак нельзя дать больше сорока пяти лет, хотя адмиралу уже исполнилось пятьдесят пять. Затем Старк осторожно справился о петербургских новостях.
– Новости нынче надо узнавать не в Питере, а в Артуре. Весь мир сейчас больше всего интересуется военными делами на Тихом океане, – отозвался Макаров.
– У нас все по-старому – японцы атакуют, а мы отбиваемся, – в тон собеседнику ответил Старк.
Подали чай. Макаров почти залпом выпил первый стакан и попросил еще. После чаепития Старк с заметным волнением в голосе спросил:
– В морском министерстве, верно, всех собак вешают на меня?
– Само собой разумеется, Оскар Викторович! Вы ведь командующий эскадрой. Вам и ответ держать.
– Это неверно, Степан Осипович, Алексеев совсем меня обезличил, а теперь прикрывается мною.
– Зачем же вы позволили ему сесть себе па шею?
– Побывали бы вы на моем месте. Ничего другого мне не осталось делать.
– С сегодняшнего дня я влезаю в вашу шкуру, но действовать буду по-другому. Сразу же поставлю вопрос ребром: или я командую флотом, или наместник. В случае несогласия со мной подам в отставку.
– У вас, Степан Осипович, другое положение. Вы назначены командующим флотом непосредственным рескриптом государя императора. Я же, во-первых, командую лишь эскадрой, а не флотом и, во-вторых, назначен в обычном порядке.
– Характер у вас, Оскар Викторович, слишком мягкий. Вы все боитесь поссориться с Алексеевым, а тот и использовал эту вашу податливость. С начальством надо говорить почтительно, но твердо, когда закон на вашей стороне.
– Закон, что дышло, куда повернешь, то и вышло. Особенно у Алексеева. – Он тут царь и бог, что хочет, то и делает, ни с кем и ни с чем не считаясь.
– Позавчера в Мукдене, когда я ему представился по случаю приезда, он обещал поддержку моим начинаниям.
– Хитрая бестия этот наместник! Кого хочешь вокруг пальца обведет, заметить этого не успеете.
– Мы тоже, чай, не лыком шиты! – хитренько улыбнулся себе в бороду Макаров.
Затем перешли к обсуждению нынешнего состояния эскадры. Макаров выразил свое неудовольствие расхлябанностью некоторых кораблей и плохой их боевой подготовкой.
– Придется сделать некоторую перестановку командного состава, да и Греве мне сразу не понравился, – Сольно не расторопен.
– Вы не правы, Степан Осипович. Командиры на эскадре неплохие. – И Старк начал перечислять офицеров, давая им при этом краткие характеристики. Макаров внимательно слушал его, соглашаясь с некоторыми и резко возражая против других.
– Слишком вы снисходительны, Оскар Викторович! Теперь время военное, и требования, особенно к офицерам, должны быть сильно повышены.
– Не всегда это бывает удобным, особенно в отношении офицеров, имеющих родственников в высших сферах, – убежденно проговорил Старк.
– На войне можно и должно считаться лишь с боевыми качествами, а не личными связями.
– Все это, дорогой Степан Осипович, теория, а на практике попробуйте-ка задеть кого-нибудь из наших аристократов! Поднимут такой шум, что и в Петербурге услышат. Пришлют всяких ревизоров и расследователей, и в результате вы же окажетесь виноваты, – вздохнул Старк.
– Пусть шумят сколько хотят, а если понадобится, то я без всяких разговоров спишу с корабля любого командира или даже флагмана и ни с кем не посчитаюсь, – решительно ответил Макаров.
– Завидую вашей молодой энергии, Степан Осипович, и, не обижайтесь, удивляюсь мичманскому задору, – с ноткой иронии в голосе отозвался Старк.
– Тут не задор, а решительность, которой часто не хватает, к большому нашему несчастью, многим из начальников, – не остался в долгу Макаров.
Затем он попросил ознакомить с планом ведения боевых операций. Старк вызвал начальника штаба эскадры и командира порта и предложил каждому из них сделать доклад по своей части.
Макаров уселся поудобнее в кресло, вооружился карандашом, бумагой и приготовился слушать своих подчиненных.
Вновь назначенный начальник штаба контр-адмирал Молас спокойным, бесстрастным голосом начал излагать первоначальный план войны на море.
– Ранее мы считали, что основной задачей флота явится сохранение за собой преобладания в Желтом море и Корейском заливе. Но выход из строя трех кораблей в Артуре, гибель "Варяга", "Боярина", "Корейца" и "Енисея" настолько ослабили нашу эскадру, что мы принуждены перейти к чисто оборонительной тактике, не мечтая пока об обладании морем, – говорил адмирал. Затем он изложил мероприятия по обороне берегов Квантуна и Южной Маньчжурии.
– А Корея? – спросил Макаров.
– Хорошо, если мы Квантун сумеем охранить от высадки японцев, – отозвался Старк.
Чем больше Макаров слушал сначала Моласа, а затем Греве, тем больше хмурился. Когда наконец доклады были закончены, он резко проговорил:
– Все, что я сейчас слышал, вернее назвать планом поражения русского флота, а не планом победоносной войны. Никогда еще в истории человечества войны не выигрывались оборонительными мероприятиями.
– Сейчас ничего другого мы предпринять не можем, – вскочил даже с места Старк. – Иначе мы немедленно погубим и те корабли, которые еще у нас остались.
– Если думать о сохранении эскадры, то проще всего сидеть в Артуре сложа руки и предоставить японцам без боя полное господство на море.
– Это равносильно проигрышу войны, – возразил Старк.
– О чем я и говорю, Оскар Викторович! – веско закончил Макаров. – Необходимо решительно бороться с такими настроениями.
– В Артуре найдется широкое поле деятельности для ваших планов, Степан Осипович, – ответил Старк.
Макаров поспешил закончить неприятный разговор, оформив официальный прием эскадры, и вернулся ночевать на "Аскольд".
Оставшись один, Старк приказал вестовому укладывать вещи для отъезда.
– Пусть уж Макаров здесь умничает как хочет, – с сарказмом проговорил он вслух.
Корабль давно уже не спал, и матросы, рассыпавшись по всем закоулкам, усиленно чистили и терли. Старший офицер крейсера капитан второго ранга Таше в сопровождении боцмана и унтер-офицеров носился по палубам. Крейсер блистал ослепительной чистотой, палубы были выскоблены до блеска, медяшки надраены до последней возможности.
Поднявшись на мостик, адмирал поздоровался с вахтенным офицером мичманом Рыклицким.
– Вы давно в Артуре? – спросил адмирал.
– С год, ваше превосходительство.
– Скучали поди здесь до войны?
– Да и сейчас невесело. За месяц войны только два раза побывали в боях, а то все на бочках на внутреннем рейде отстаиваемся да небо коптим.
– Потерпите! Я не собираюсь эскадру мариновать в гавани, – особенно крейсера. Возможно чаще будем выходить в море, чтобы тревожить японцев!
Серый рассвет постепенно вступил на смену ночи. Один за другим гасли прожектора, сквозь утренний туман все отчетливей проступали очертания гор.
Адмирал, поеживаясь от холода, спустился с мостика.
У своей каюты Макаров встретил Дукельского. Выбритый, раздушенный, с закрученными кверху усами, лейтенант имел фатоватый вид. Макаров поморщился, – он не переносил фатов и пшютов.
– Чем порадуете, Георгий Владимирович? – спросил он своего флаг-офицера.
– С "Петропавловска" присланы бумаги, полученные вчера вечером и ночью: донесения сторожевых судов, рапорт флагманского врача о количестве больных и два пакета с дешифрированными секретными телеграммами из штаба наместника, – доложил Дукельский, подавая почту.
Адмирал прежде всего вскрыл конверт, из которого выпали две бумажки, аккуратно исписанные прямым готическим почерком Моласа. Прочитав их, Макаров помрачнел.
– Полюбуйтесь, пожалуйста! Успели уже донести наместнику о моих вчерашних распоряжениях в порту. "Наместник считает нежелательным тесное соприкосновение портовых рабочих с матросами, неизбежное при размещении рабочих в казармах флотского экипажа, а равно и зачисление их на довольствие в порту, так как этим последним обстоятельством создается общность интересов матросов с рабочими в отношении пищи. Наместник на будущее время просят предварительно согласовывать с его штабом все вопросы, связанные с положением вольнонаемных рабочих в порту", – прочитал адмирал.
– Кто же отвечает за ход ремонтных работ, – я или штаб наместника? Если я, то позвольте мне распоряжаться, как я найду нужным! – наскакивал Макаров на Дукельского, как будто распоряжение исходило от него, а не от наместника. – А вот второе – еще лучше; "Инструкция морского штаба командующему Тихоокеанским флотом. Категорически воспрещается вступать в бой с главными силами противника до возвращения в строй кораблей, подорванных двадцать шестого января, в то же время надлежит беспрестанно тревожить японцев ночными действиями миноносцев и легких крейсеров". Это за десять тысяч верст, из Питера, дают мне инструкцию! Смешно, если бы не было так грустно! Что же, мне от японцев в гавани прятаться, а не вести войну? Хороши налеты миноносцами, когда у нас их едва двадцать, а у японцев полсотни.
– Разрешите доложить, ваше превосходительство, – перебил его Дукельский. – При адмирале Старке фактически флотом командовал сам наместник. Он, в свою очередь, получал директивы из Петербурга.
– Я не Старк и командовать флотом собираюсь сам. Надо узнать, кто это сообщил о моих распоряжениях в порту.
– Командир порта адмирал Греве.
– Откуда вы это знаете?
– Он в них лично заинтересован.
– Если это так, то его придется немедленно убрать.
– Адмирал Алексеев лично установил этот порядок перед своим отъездом из Артура, двадцать восьмого января.
– Как, командир любого корабля помимо меня будет сноситься со штабом наместника? Сегодня же отдайте приказ: согласно таким-то статьям военно-морских законов запрещаются кому бы то ни было всякие служебные сношения со штабом наместника помимо меня. В штаб наместника приказ пошлите в копии!
– Без нас туда будут доставлены все экземпляры этого приказа, – усмехнулся Дукельский. – Сейчас подъем флага, ваше превосходительство!
Приняв рапорт от, командира крейсера, адмирал, не завтракая, уехал на "Петропавловск". По дороге туда на катере он неожиданно вспомнил о сухопутном начальстве.
– И они тоже пишут о действиях флота наместнику? – спросил он у Дукельского.
– Пишут и часто клевещут на нас.
– Этому надо положить конец. Свяжитесь с комендантом крепости. Как его?
– Генерал Стессель.
– Да, с ним, – не примет ли он сегодня меня с официальным визитом вместе с Моласом и вами часов этак около двух дня. Было бы желательно также присутствие всего сухопутного начальства.
– Есть, ваше превосходительство!
– Не сегодня-завтра должен приехать в Артур начальник военного отдела моего штаба, полковник Агапеев. Тогда я ему специально поручу связь со штабом крепости, а покуда попрошу связаться с ними вас.
На "Петропавловске" Макаров только поздоровался с выстроенной командой и тотчас же отправился в штаб к Моласу.
Оставшись наедине с Моласом, Макаров с раздражением начал ему высказывать свое возмущение существующими в эскадре и Артуре порядками. Когда Макаров выдохся, Молас бесстрастно, спокойным голосом начал объяснять сложившуюся в Артуре обстановку.
– Морокой штаб получает сведения о деятельности наместника не только через его штаб, но также через генерала Стесселя, коменданта Владивостока и даже через иностранных морских и военных агентов, находящихся в Маньчжурии.
– А в японском морском штабе, часом, справок не наводят? – иронически спросил Макаров.
– Навели бы, если бы японцы дали справки, ибо они больше в курсе наших дел, чем Петербург. Хотя, вероятно, Петербург кое-что и пытается получить через французов или немцев. Штаб наместника ведет ту же политику по отношению к нам. Его информирует сухопутное и даже гражданское начальство.
– Все это подрывает авторитет начальников! Вы тоже информируете о моей деятельности наместника?
– Еще не успел.
– Только поэтому. Не ожидал я от вас такого ответа.
– Степан Осипович! – перешел Молас на интимный тон. – Я так же, как и вы, считаю эту систему неправильной, но против распоряжения из Петербурга идти нельзя. Я думаю, что мы с вами, оба старые моряки, сумеем сговориться по этому вопросу. Если вас это не удовлетворяет, я готов уйти.
– Дело не в нас с вами, Михаил Павлович! Дело в самой системе шпионажа младшего за старшим и всех друг за другом. Вот что, по-моему, недопустимо! Раз мне не доверяют, – пусть заменят другим. Надо этот вопрос четко поставить перед Алексеевым. Что касается Петербурга, то с указаниями оттуда я особенно считаться не собираюсь. Нам на месте все виднее и понятнее, чем в Питере. Я буду твердо вести свою линию в этом отношении… Вы не сердитесь на меня, Михаил Павлович, – под горячую руку я бываю резок. – И адмиралы обменялись рукопожатиями.
– С "Ретвизана" сообщают, – доложил вошедший Дукельский, – что броненосец обрел плавучесть и его можно отбуксировать в порт. Ждут только прибытия вашего превосходительства.
– Есть! Сейчас же едем! Вы, Михаил Павлович, не беспокойтесь, если не совсем здоровы. Лучше днем вместе съездим с визитом к Стесселю.
Приподнятый приливом, "Ретвизан" слегка покачивался на волне, когда Макаров прибыл на броненосец. Два портовых буксира уже завели тросы и готовы были двинуться с места. На палубе была выстроена команда с оркестром. Поздоровавшись и поздравив со счастливым окончанием работ, Макаров приказал буксирам двигаться. Настала торжественная минута. Буксирные тросы натянулись. "Ретвизан" медленно отделился от берега и стал поворачиваться носом по направлению к гавани.
На палубе грянуло дружное "ура". Оркестр заиграл гимн. Макаров снял фуражку и набожно перекрестился. Матросы и офицеры последовали его примеру.
– Ваше превосходительство, не прикажете ли отслужить благодарственный молебен Николе-угоднику за спасение корабля, – заюлил Шенснович.
– Не до молебнов сейчас! Перекрестились, и хватит. Сегодня же необходимо приступить к дальнейшим работам по исправлению корабля, – ответил Макаров.
"Ретвизан" медленно двигался по проходу на внутренний рейд. На берегу радостно кричали и махали шапками столпившиеся солдаты, рабочие, женщины и неугомонная детвора.
Вся эскадра и все портовые суда украсились флагами расцвечивания в честь "Ретвизана". Со всех кораблей усиленно семафорили броненосцу, поздравляя его. Макаров, тихо поглаживая свою густую бороду, стоял впереди всех на мостике, окруженный офицерами корабля. Он задумчиво вглядывался в видневшуюся на внутреннем рейде эскадру и сумрачную панораму Порт-Артура.
Как только "Ретвизан" втянулся в порт, адмирал отбыл с него на "Петропавловск". По дороге он осмотрел "Баян". Вирен, не ожидавший адмиральского визита, встретил его на мостике. Приняв рапорт, командующий обошел крейсер, заглядывая по дороге в самые неожиданные места – гальюны, угольные ямы, носовые отсеки, куда только могла протиснуться его грузная, большая фигура. Затем он приказал произвести учение по отбитию минной атаки и пожарную тревогу.
Все на крейсере блистало чистотой, порядок везде был образцовый, – недаром же "Баян" считался лучшим кораблем в эскадре. Но Макаров хмурился все больше и больше: ему не нравилось, что слишком пугливо взглядывали на него матросы, когда он к ним обращался, что терялись от вопросов офицеры. Покончив с осмотром корабля, адмирал неожиданно потребовал журнал взысканий и список штрафных матросов. Просматривая их, он обратил внимание, что чуть не половина команды состоит в разряде штрафованных; дисциплинарных взысканий было немного, но зато под судом перебывала значительная часть матросов.
– Вы явно злоупотребляете, капитан, преданием суду нижних чинов за пустяковые, в сущности, поступки, за которые можно ограничиться простым дисциплинарным взысканием. Я считаю позором для эскадры иметь в своем составе крейсер, на котором половина матросов штрафные!
– Разрешите доложить, ваше превосходительство, – начал Вирен своим скрипучим, вялым голосом. – Наказание по суду я всегда считал более правильным, ибо там мое, быть может, пристрастие, личное мнение заменяется мнением незаинтересованных лиц…
– …которые считают, что раз матроса отдали под суд, значит, все меры воздействия на него дисциплинарных взысканий оказались безуспешными, и закатывают его в арестантские роты, – перебил Макаров. – Жду от вас срочного представления о снятии штрафов с матросов. – И, не поблагодарив Вирена и отказавшись от предложенного завтрака, адмирал вернулся на "Аскольд", где его уже ждал Колас.
– Генерал Стессель просит вас пожаловать сегодня в два часа дня. Будут присутствовать все генералы крепости и гарнизона, – сообщил Молас.
– Есть! А пока можно и закусить, – улыбнулся Макаров.
За завтраком адмирал поинтересовался, как ведется сооружение крепостных фортов и батарей.