– Но ведь это прямо преступление со стороны нашего адмиралтейства!
– Вполне понятно, что там страшно боятся подобных разоблачений. Но из Артура разоблачать адмиралтейство Макарову куда труднее, чем из Кронштадта.
– Короче, вы считаете, что адмирала, как опасного человека, и сплавили сюда, в Артур?
– Зачем ставить точки на "и"? Он сам в тысяча восемьсот девяносто пятом году подал докладную записку о возможности военных действий нашего флота на Тихом океане. Этим и воспользовались: коль ты такой знаток Дальнего Востока, то тебе и карты в руки – иди командуй!
– Вы уверены в отклонении Петербургом просьбы Макарова об отставке? – все еще недоверчиво переспросил Дукельский.
– Вполне. Отказ напечатать его книгу – лишь способ потрепать нервы Степану Осиповичу и хоть таким способом отомстить ему за все причиненные им морскому ведомству неприятности, – спокойно продолжал Молас. –
Что полностью и оправдалось в Цусимском бою. В Питере пойдут на все, лишь бы удержать Макарова подальше от Главного адмиралтейства.
– Боюсь, что и Алексеев не совсем будет доволен произведенными Макаровым перемещениями командиров, – проговорил Дукельский.
– Вы правы. Наместник станет, конечно, на дыбы, но, согласно точному смыслу морского устава, Макаров целиком прав, а свои права он отстоять сумеет от любых посягательств. Зашифруйте-ка, Георгий Владимирович, эти телеграммы наместнику и в Питер, – закончил разговор Мол а с.
– Есть, ваше превосходительство, – вытянулся адъютант и вышел из каюты с бумагами.
Между тем Макаров, нервно разгуливая по своей просторной адмиральской каюте, обдумывал план дальнейших своих шагов в отношении наместника и Петербурга для достижения полной независимости в ведении военных действий.
– Стать во главе всей сухопутной и морской обороны Квантуна с непосредственным подчинением главнокомандующему Маньчжурской армии. Пусть я моряк, но ведь в Севастополе во главе обороны тоже стояли Нахимов, Корнилов, Истомин. Только тогда у меня будут полностью развязаны руки, – резюмировал вслух свои мысли Макаров.
Глава восьмая
Вскоре японцы еще раз попробовали при помощи брандеров закупорить узкий проход в Порт-Артурскую гавань. С вечера стояла тихая, теплая погода, по небу медленно плыли небольшие тучи. На эскадре, проведшей целый день в море, было тихо, только в положенное время отзванивали на судах склянки. На батареях после дневного боя с легкими японскими крейсерами тоже было мирно и безлюдно, часовые мерно расхаживали по брустверам, наблюдая за морем. После полуночи небо очистилось, и месяц осветил своим мягким серебристым светом спящий Артур. На внутреннем рейде в прозрачной синеве тихой ночи чернели громады судов и темные силуэты миноносцев.
Вдруг с моря раздался выстрел, затем другой, с урчанием полетели снаряды и упали в заливе, высоко взбросив вверх воду. Лучи прожекторов заметались по морю в поисках врага и остановились, осветив силуэт быстро двигающегося миноносца. Гулко грохнул выстрел с берега, будя ночное эхо в прибрежных горках. Засверкали огнями выстрелов Золотая гора, Тигровка, Электрический Утес. К ним присоединились стоявшие в охранении у входа "Баян", "Отважный", "Бобр". Ночной бой сразу разгорелся и быстро затих, так как японцы исчезли в ночной темноте. Батареи замолкли, и опять воцарилась тишина. Война на время ушла из Артура, но в два часа батареи загрохотали вновь-с сигнальной станции на Золотой горе сообщили о появлении брандеров.
Дукельский, ночевавший вместе с Макаровым на "Петропавловске", бросился к адмиралу, но, к своему удивлению, у выхода из каюты он встретил его уже одетым.
– Что это за стрельба? – спросил Макаров. – Прикажите подать катер, – распорядился он. – Я хочу остаток ночи провести на судах сторожевого охранения.
Луна скрылась, и во мраке ночи ярко сверкали огни выстрелов, а в воздухе с шипением взметались ракеты, освещая внешний рейд с мчащимися миноносцами и следующими за ними брандерами.
На катере Макаров направился к канонерской лодке "Отважный", пришвартовавшись к которой, стояли дежурные миноносцы "Решительный" и – "Сильный".
В проходе перед ним открылась картина ночного боя на море: в лучах прожекторов виднелись многочисленные водяные столбы от непрерывно падающих снарядов, сверкали взблески выстрелов и взрывов, с берега раздавалась ружейная стрельба.
– Японские миноносцы, а брандеров я еще пока не вижу, – проговорил Макаров, смотря в бинокль. Но в это время, как бы в ответ ему, на расстоянии пяти-шести кабельтовых в лучах прожекторов показался темный силуэт двухмачтового парохода, который двигался по направлению прохода. В тот же миг "Решительный" кинулся в атаку. Красный взблеск минного выстрела, затем – взрыв, летящие щепки, обломки, столб воды, дым, пар, – и через мгновение японский пароход выбросился на берег у подножия Золотой горы.
– Самый полный вперед! – заговорил Макаров, и как только катер подошел к "Отважному", адмирал с юношеской легкостью взбежал по трапу. Едва поднявшись на палубу, Макаров приказал "Сильному" тоже атаковать японцев.
– Отдать швартовы! – раздалась команда, и миноносец помчался навстречу врагу.
В это время второй брандер неожиданно появился со стороны Тигровки и, добравшись до середины прохода, отдал якорь. Было слышно, как на нем звякали якорные цепи. С него стали торопливо спускаться шлюпки под аккомпанемент криков "банзай" и стрельбы из мелкокалиберных пушек.
– По шлюпкам огонь! – распорядился адмирал. – Вызвать охотников для захвата брандеров.
– Есть, – ответил Лебедев, и вся артиллерия "Отважного" обрушилась на японские шлюпки. Они поспешно отошли в море. Попавший снаряд потопил одну из них, другие продолжали идти.
– Ваше превосходительство, разрешите мне на вашем катере отправиться на брандер, – попросил Дукельский. – На нем начинается пожар, который надо немедленно прекратить.
– Разрешаю, возьмите только с собой трех-четырех матросов с "Отважного", – согласился Макаров.
Отобрав людей, лейтенант отбыл на брандер. Вскоре огонь на японском пароходе погас. Вдруг левее, у подошвы Золотой горы, поднялся огромный столб воды и огня, и канонерка вздрогнула от сотрясения воздуха и воды.
"Мина на камнях разорвалась", – решил Макаров, но раздавшаяся рядом вслед за этим ружейная и пулеметная трескотня удивила адмирала.
– Не стрелять, мать вашу так: свой! – раздался в ответ крик на воде.
– Стреляют по нашему катеру, пошлите шлюпку на берег. Остановить огонь! – распорядился Макаров.
Сотня здоровых матросских голосов, как по команде, ответила: "Остановить огонь!" Стрельба сразу же смолкла.
Вскоре к адмиралу подошел Дукельский и сообщил, что хотя пожар и потушен, но пароход погружается в воду.
– Необходимо отбуксировать его кормой к берегу, чтобы он не загородил проход.
– Чем он гружен?
– Камнем и углем. Провода электрических батарей мною перерезаны, так что взрыва уже произойти не может.
– Подойдите с "Отважным" к брандеру и попробуйте его отбуксировать, пока он не затонул, – приказал Лебедеву адмирал.
– Есть, – отозвался тот.
Прибывший в это время с "Сильного" лейтенант Пелль доложил, что миноносец, встретив в море несколько японских судов, вступил с ними в бой, во время которого в машину попал снаряд. Взрывом убиты инженермеханик и шесть нижних чинов; командир и несколько матросов ранены. Преследуемый японцами и не надеясь с поврежденной машиной добраться до Артура, миноносец выбросился на берег у Электрического Утеса. Там же недалеко приткнулся один из японских брандеров. Пелль просил выслать на "Сильный" врача и перевязочные средства, так как судовой фельдшер не успевает всех перевязывать.
Выслушав доклад, Макаров приказал врачу с "Отважного" на адмиральском катере немедленно отправиться к миноносцу, захватив с собой все нужное для оказания медицинской помощи.
– "Сильный" окончательно выведен из строя? – спросил он лейтенанта.
– По-видимому, нет. Возможно, что с наступлением прилива его удастся снять с камней.
– Если только позволят японцы, – задумчиво добавил адмирал, – с рассветом они могут подойти к Артуру и расстрелять "Сильного".
– Они и сейчас обстреливают его с моря.
– На Электрическом Утесе, насколько я знаю, артиллеристы не дремлют и сумеют отогнать японцев, если они осмелятся подойти близко к берегу, – успокоил Пелля адмирал.
Пока они беседовали, "Отважный", подойдя к брандеру, подал на него перлинь и попытался сдвинуть его в сторону. Огонь на море прекратился, только с береговых батарей время от времени еще раздавались отдельные выстрелы. Ночная тревога затихла. На палубе канонерки торопливо двигались матросы.
– Ваше превосходительство, – обратился один из матросов к адмиралу, протягивая доску. – Извольте посмотреть, что мы нашли на брандере.
– Это еще что такое? – удивился Макаров, рассматривая доску.
– "Помните, уважаемые русские моряки, – начал он читать. – Мое имя – капитан-лейтенант японского флота Такео Хиросе, я здесь второй раз. Первый раз был на пароходе "Ходкоку Мару" в феврале, буду еще, если проход останется незакрытым. Привет адмиралу Макарову. Хиросе". Вот где встретиться с ним пришлось! – изумился Макаров. – Этот Хиросе был японским морским атташе в Петербурге с тысяча восемьсот девяносто седьмого по тысяча девятьсот первый год. Я не раз с ним встречался. Энергичный и, видно, храбрый человек, если рискует на брандере идти в Артур.
– Там, ваше превосходительство, боцман набрал много тросов, манильских канатов и других вещей, – сообщил подошедший Лебедев.
– Правильно. Это наш военный приз. Ничто не должно пропадать из захваченного имущества, – одобрил адмирал.
– Отвели брандер в сторону сажен на тридцать, дальше нельзя, стал на мель, – доложил Лебедев.
– Завтра попробуем его разгрузить и оттащить еще дальше, – решил Макаров. – "Отважному" вернуться на прежнее место, я же двинусь восвояси, на "Петропавловск". Лейтенант Дукельский!
– Есть! – ответил флаг-офицер, выступая из темноты.
– Прикажите поднять сигнал: "Эскадре поднимать пары, быть к утру готовой к походу".
– Есть! Сейчас распоряжусь.
Макаров спустился на катер. Прожекторы, медленно двигаясь по воде, упирались в наползавший с моря туман. Тишина воцарилась над Артуром.
Вечером того же дня Вен Фань-вей пришел на квартиру Белых и попросил разрешения переговорить по секрету с самим генералом.
– Очень важный секрет, важный вопрос, – уверял китаец.
Варя сказала отцу о приходе садовника. Генерал сначала поморщился, не веря в серьезность сведений, какие собирался ему сообщить китаец, но затем все же решил выслушать его и пригласил Вен Фань-вея в кабинет.
– В чем же состоит важный секрет? – справился он у китайца.
– Одна хорошо осведомленная в нынешних делах особа велела мне передать через вас адмиралу Макарову, что японцы подготовляют высадку десанта на Квантунском полуострове. Одновременно они попробуют еще раз запереть проход, когда русские будут праздновать свой большой праздник. Японские корабли с десантом уже находятся у берегов Кореи и там ждут приказа о выходе к Ляодуну, – подбирая слова, проговорил Вен Фань-вей.
– Насколько достоверны эти сведения? От кого они получены? От Тифонтая? – усомнился генерал, пристально глядя на китайца.
Вен твердо выдержал взгляд Белого и ответил:
– Это правда. Очень прошу мне верить, обманывать не стану. Тифонтаю верить – нельзя. Он помогает русским против японцев, японцам против русских. Он шибко плохой человека, – сразу помрачнел Вен Фань-вей.
Белый решил записать сведения со слов китайца, а затем секретным пакетом отправить их Макарову со своим адъютантом.
– Если все это оправдается, я настою на выдаче большой награды тебе, Вен Фань-вей, – с чувством проговорил генерал.
– Мне не надо никакой награды! А человек, который велел мне это сообщить вам, не нуждается в наградах.
В эту ночь на Электрическом Утесе дежурил на батарее Борейко вместе с третьим взводом, считавшимся по своей боевой подготовке самым слабым во всей роте. Взводный фейерверке? Жиганов, стройный, ловкий солдат, представлял резкий контраст со своим взводом, большинство в котором составляли, как на подбор, медлительные, неповоротливые и малограмотные люди.
– Жиганов, – позвал Борейко, – твои тюхи-матюхи научились поворачиваться на батарее поживей?
– Не особенно, ваше благородие, чистые чурбаны, а не люди.
– Гнеднн, Купин! – крикнул Борейко.
Наводчики подбежали к нему.
– Орудия в порядке? – спросил поручик. – Фонари для ночной стрельбы заправлены?
– Так точно, кажись, все в порядке, – неторопливо ответил Гнедин, широкоплечий увалень.
– Не "кажись", а сейчас же проверь, – Борейко наградил солдата подзатыльником.
– А у тебя, Купин?
– Все в исправности, – доложил наводчик, прикладывая руку к околышу.
Отпустив наводчиков, Борейко заглянул в каземат, где взвод расположился на ночь. Солдаты сгрудились на нарах около благообразного, серьезного бомбардира с задумчивым лицом, который размеренным речитативом пересказывал пушкинскую "Сказку о царе Салтане". Все слушали его с живым вниманием, время от времени кто-нибудь прерывал рассказчика выражением восторга или удивления.
– Встать! – скомандовал Жиганов, входя с Борейко.
– Садись! – приказал офицер. – Что, Ярцев, брешешь, как всегда?
– И до чего складно, ваше благородие, прямо удивительно, – восторженно сказал рябой солдат.
– Продолжай, я послушаю, – проговорил Борейко, садясь на табуретку.
Ярцев продолжал свой рассказ. Дослушав сказку до конца, Борейко, похвалив солдата, проверив еще раз часовых, ушел спать в дежурку.
– Ваше благородие, вставайте, японцы! – разбудил его часа через два дежурный.
Сон мигом слетел с Борейко, и он выбежал на батарею.
– Бей тревогу! На дальномере! К орудиям! – командовал он.
Засверкали огни ночных фонарей, заскрипели двери пороховых и зарядных погребов, залязгали цепи на поворотном кругу.
– Пошевеливайся! – покрикивал Жиганов, подбегая то к одному, то к другому орудию.
– Сейчас наш Медведь покажет японцу кузькину мать, – ответил Ярцев.
– Враз потопит.
– Тысяча пятьсот двадцать! Тысяча пятьсот! Тысяча четыреста восемьдесят! – выкрикивали на дальномере.
– Прицел семьдесят, целик право три, взвод залпом! – кричал Борейко с бруствера.
Из казарм, поблескивая ручными фонарями, бежали солдаты других взводов.
– Торопись, покеда японец не убежал! – слышался зычный голос Родионова.
– Пли! – донеслось с батареи, и два ослепительных столба огня прорезали на мгновение ночную темень.
– На прожекторе! – кричал Борейко. – Светите вы, сукины дети, как следует!
Прожектор никак не удавалось наладить: он то вспыхивал, то потухал.
– Сергей Владимирович, – подходя, распорядился Жуковский, – отправляйтесь к прожектору. Борис Дмитриевич, вас попрошу быть около пятидесятисемимиллиметровых пушек, а я приму общее командование. Что на море?
– Видны два парохода, идущие со стороны Дальнего, – доложил Борейко.
Жуковский повел энергичную залповую стрельбу по брандерам. Четыре снаряда попали в пароход, который тотчас начал тонуть, вскоре был потоплен и другой.
В свете прожектора мелькнул силуэт миноносца, на котором то и дело вспыхивали огни выстрелов. Жуковский приказал Борейко обстрелять его из пятидесятисемимиллиметровых пушек.
В ответ на выстрелы с миноносца засигналили фонарями.
– Это наш, ваше благородие, – поспешно доложил недавно прикомандированный к батарее сигнальщиком со "Страшного" матрос Денисенко.
Огонь прекратили, миноносец же, продолжая стрелять, медленно приближался к берегу.
– Уходит от японцев. Вон они за ним гонятся, как бы их обстрелять, ваше благородие, – волновался матрос.
– Чего же он на всех парах летит на берег? – удивился Борейко.
– Имеет, вероятно, повреждение и спешит выйти на мелкое место, – заметил один из офицеров.
Поручик перенес огонь своих пушек на японцев и отогнал их в море. Подойдя к берегу, миноносец приткнулся к мели. Денисенко, схватив в руки два фонаря, начал усиленно ими размахивать. С миноносца ему не замедлили ответить.
– Это "Сильный", ваше благородие, сигналит; "Имею повреждение".
– Ладно, пока он будет стоять у берега, мы будем отгонять от него японцев, – решил Борейко.
В это время со стороны Тигрового полуострова появился большой пароход. Было видно, что он в темноте попал не туда, куда надо, и вместо прохода очутился под Электрическим Утесом. Жуковский дал по пароходу залп всей батареей, после чего на нем вспыхнул пожар, и он, круто свернув к берегу, выскочил на камни саженях в двадцати от "Сильного".
Артиллеристы закричали "ура" и стали просить разрешения отправиться к брандеру. Жуковский разрешил.
Взяв винтовки, солдаты во главе с Борейко направились к горящему пароходу и уже через несколько минут осторожно взбирались на него.
Весь нос парохода был объят огнем, дымилось также на юте, пахло нефтью и горелой пенькой. Денисенко разыскал всего пару брезентовых ведер.
– Ни помп, ни шлангов, ни брандспойтов, ничего нет, – огорченно доложил он. – Дозвольте на "Сильном" справиться, может, они нам пособят.
– Вали, а пока мы тут попытаемся тушить хотя бы этими ведрами, – разрешил Борейко.
– Только бы, ваше благородие, не взорвало что-нибудь в нутре, от греха бы солдат увести на берег.
– Мы сейчас сами залезем внутрь и посмотрим, что там есть, – отозвались солдаты.
Артиллеристы рассыпались по всем закоулкам парохода. Борейко попытался пробраться на нос, где были установлены пушки, но пламя и дым мешали. Несколько ведер воды, вылитые на огонь, не смогли остановить распространение пожара.
– Придется обождать, пока подойдут матросы, – с сожалением проговорил Борейко.
Вскоре на палубе один за другим стали появляться из различных люков солдаты, отдуваясь от жары, дыма и копоти.
Родионов, побывавший в такелажной, притащил уйму канатов, блоков, кусков парусины, стальных тросов.
– В нашем хозяйстве сгодится, ваше благородие, – деловито доложил он, складывая имущество на палубе.
– Ну и жара внизу, – рассказывали солдаты, – дым, тесно, лестницы все крутые, того и гляди, свалишься.
В это время с "Сильного" явились матросы во глазе с мичманом и начали устанавливать привезенные с собой помпы.