– Что нас выдала канонерка, – закончил Янес. – Может быть, она подобрала англичан в шлюпках, может, человек, кричавший: "Эй, на канонерке!" был английским матросом, который бросился в море во время схватки на борту.
Сандокан обернулся и устремил взгляд на "Роялиста". Корабль Джеймса Брука стоял на якоре на том же месте, но две английские бригантины теперь качались на волнах много ближе к "Гельголанду", который, таким образом, оказался меж трех огней.
– Ах так! – вскричал, видя это, неукротимый пират. – Вы хотите сражения? Будь по-вашему! Я вам покажу, кто я такой, при свете пушечных залпов!
Не успел он закончить, как послышались какие-то крики на левом берегу, куда отправился на шлюпке Хирундо.
– Помогите! На помощь!.. – кричали там.
Сандокан, Янес и несколько пиратов кинулись к правому борту, пытаясь разглядеть, что происходило в темноте.
– Чей голос? – воскликнул один пират.
– Пусть мне отрежут голову, если это не голос Хирундо, – сказал высокий даяк.
– Эй! Хирундо! – крикнул Янес.
Один за другим раздалось два выстрела, за которыми последовали какие-то всплески. Несмотря на глубокую темноту, пираты заметили четырех человек, отчаянно плывущих по направлению к кораблю.
– Эге! А дело становится серьезным! – пробормотал один из пиратов.
– Неужели с нами сыграли дурную шутку? – спросил другой.
– Тихо, ребята, – сказал Тигр. – Бросайте концы.
Тем временем все четверо, умевшие плавать, как рыбы, в считанные мгновения достигли корабля. Схватиться за канаты и взобраться на палубу было для них делом одной минуты.
– Хирундо! – позвал Сандокан, узнав в них пиратов, посланных за рыбаком.
– Капитан, – сказал даяк, выжимая из своих длинных волос воду, – мы окружены.
– Громы небесные! – вскричал Тигр. – Живо рассказывай, что ты видел.
– Там, под деревьями, я видел солдат раджи, залегших за стволами деревьев и кустами. Они только и ждут сигнала, чтобы открыть огонь.
– Ты уверен, что не ошибся?
– Там больше двухсот человек. Я их видел своими собственными глазами. Вы разве не слышали, как они стреляли в нас?
– Да, слышал.
– Что будем делать, дружище? – спросил Янес.
– Отступление невозможно. Приготовимся и при первом же пушечном залпе дадим сражение. Тигрята, ко мне!
Пираты, которые держались на почтительном расстоянии, подошли на зов Тигра Малайзии. Глаза их сверкали, как угли, а руки сжимали рукоятки крисов. Они уже поняли, о чем шла речь, и дрожали от нетерпения.
– Тигры Момпрачема, – сказал Сандокан. – Джеймс Брук, истребитель малайских пиратов, готовится дать нам бой. Тысячи людей, тысячи малайцев и даяков, убитых этим человеком, уже много лет взывают о мести к своим собратьям. Поклянемся же отомстить за этих людей!
– Клянемся! – вскричали пираты в едином порыве.
– Тигры Момпрачема! – продолжал Сандокан. – Мы одни против четверых, но мы будем сражаться, пока есть порох и пули на борту. А потом – пламя от носа до кормы. Сегодня ночью надо показать этим собакам, что такое сорвиголовы дикого Момпрачема. По местам! И по моей команде – огонь!
Глухой вопль был ответом на эти слова Тигра Малайзии. Пираты с Янесом во главе устремились на батарею, наводя черные жерла пушек на вражеские суда. На палубе остались только вахтенные матросы да Сандокан, который с полубака внимательно следил за движениями врага. Корабли, которые готовились пушками сокрушить "Гельголанд", казалось, глубоко спали. Никакого шума не доносилось с их палуб, лишь тени двигались от носа к корме.
"Они готовятся, – прошептал Сандокан, стиснув зубы. – Через десять минут эта бухта содрогнется от грома пушек, осветится от вспышек выстрелов. Ну что ж, надеюсь, прекрасное будет зрелище!"
Вдруг лоб его нахмурился.
"А Ада? – прошептал он. – Что будет с ней?.."
– Самбильонг!.. Самбильонг!
Даяк, носивший это имя, тут же прибежал на зов капитана.
– Вот я, капитан, – сказал он.
– Где Каммамури? – спросил Сандокан.
– В каюте Девы пагоды.
– Предупреди его и навали вокруг стен каюты столько бочек, старых железяк и соломенных тюфяков, сколько найдется в трюме.
– Речь о том, чтобы защитить от снарядов каюту?
– Да, Самбильонг.
– Предоставьте это мне, капитан. Ни одна пуля не проникнет туда.
– Иди, друг мой.
– Еще одно слово, капитан. Я должен остаться в каюте?
– Да и поручаю тебе спасти Деву, если нам придется покинуть корабль. Я знаю, что ты лучший пловец в Малайзии. Поторопись, Самбильонг, – враг готовится к атаке.
Даяк бросился на корму. Сандокан снова вернулся на мостик, пристально вглядываясь в темноту. Неожиданно с корабля, который загораживал устье реки, взвилась ракета. И почти в тот же миг на палубе "Роялиста" сверкнула вспышка, сопровождаемая пушечным громом.
Верхушка грот-мачты "Гельголанда", срезанная снарядом восьмого калибра, с грохотом обрушилась на палубу. Сандокан вздрогнул, сцепившись в поручни.
– Тигрята! – закричал он. – Огонь! Огонь!..
Страшный вопль был ему ответом:
– Да здравствует Тигр Малайзии! Да здравствует Момпрачем!
От огня орудийных выстрелов осветился капитанский мостик. Минута – и вся маленькая бухта как будто вспыхнула со всех сторон. Четыре вражеских корабля извергали молнии, дым и снаряды, "Гельголанд" отвечал им тем же под градом железа и свинца. Он посылал снаряды с правого борта, гремел с левого борта, не теряя ни одного заряда. Отвечал бомбами на бомбы, картечью на картечь, снося их мачты, уничтожая снасти, разбивая пушки. Он вел огонь по четырем кораблям сразу. Казалось, что он неуязвим, казалось, его защищают титаны.
Уже более получаса длилось сражение, все более страшное, все более ожесточенное. Разбитый огнем десятков орудий, прошитый картечью, развороченный бурей бомб, которые падали все гуще и гуще, "Гельголанд" был уже не более чем дымящийся и горящий во многих местах остов корабля. Ни мачт, ни снастей, ни фальшборта, ни целых надстроек. Это была уже губка, через бесчисленные дыры которой с ревом врывалась вода. Он еще держался, он все еще отвечал орудийными и ружейными выстрелами своим врагам, но был уже не способен сражаться дальше. Уже десятки пиратов лежали бездыханными на батарее, уже замолкли две пушки, разбитые вражеским огнем, уже понемногу погружалась корма, полная воды. Еще десять-пятнадцать минут – и все будет кончено.
Янес, который храбро исполнял свой долг, не покидая ни на минуту батарею, первым оценил всю тяжесть положения. С риском получить пулю в голову он кинулся на мостик, посреди которого стоял Тигр Малайзии.
– Дружище! – закричал он.
– Огонь, Янес!.. Огонь!.. – загремел Сандокан. – Они идут на абордаж.
– Мы не можем больше держаться, брат! Корабль идет ко дну!
Страшный треск заглушил его голос. Фок-мачта рухнула, проломив часть палубы и матросский кубрик. Тигр Малайзии издал вопль ярости.
– Гром и молния! Ко мне, тигрята, ко мне!..
Он бросился на батарею, на которой уже не оставалось ни одной целой пушки, но тут Каммамури преградил ему путь.
– Капитан, – крикнул он, – вода заливает каюту Девы!
– Где Самбильонг? – спросил Тигр.
– В каюте.
– Ада жива?
– Да, капитан.
– Выведи ее на палубу, и будьте готовы броситься в воду, Тигрята, все на палубу! Враг идет на абордаж!
Оставшиеся в живых пираты расхватали сабли, топоры и устремились на палубу, заваленную телами убитых. Вражеские корабли, ведя за собой несколько шлюпок, медленно приближались, чтобы взять "Гельголанд" на абордаж.
– Сандокан! – закричал Янес, видя, что друг исчез. – Сандокан!
Ему ответили победные крики вражеских экипажей и карабины пиратов.
– Сандокан! – повторил он. – Сандокан!
– Я здесь, дружище, – ответил голос.
Тигр Малайзии вновь появился на палубе с саблей в правой руке и зажженным факелом в левой. Следом за ним шли Самбильонг и Каммамури, неся Деву пагоды.
– Тигры Момпрачема! – загремел Сандокан. – Еще раз – огонь!
– Да здравствует Момпрачем! – завопили пираты, разряжая карабины в сторону вражеских кораблей.
"Гельголанд" качался, как пьяный, и уже готов был разломиться пополам под непрекращающимися вражескими залпами. Через его пробитые борта, шумя, врывалась в трюмы вода, быстро увлекая его на дно. На носу, на корме, из всех люков и пушечных портов валили густые клубы дыма. Но голос Тигра Малайзии, гремевший, как труба, перекрывал грохот пушек.
– Спасайся, кто может!.. Самбильонг, прыгай в воду с Девой!
Самбильонг и Каммамури прыгнули в воду вместе с девушкой, потерявшей сознание еще в каюте. Следом за ними бросились все, покидая горящее и тонущее судно. На палубе оставался только один человек. Это был Тигр Малайзии. В правой руке он все еще сжимал саблю, в левой – факел, освещавший пламенем его лицо. Страшная улыбка играла на его губах, молнии сверкали во взгляде.
– Да здравствует Момпрачем! – послышался его крик.
Громовое "ура!" раздалось в воздухе. Тридцать… сорок… уже сто человек с подошедших вражеских судов бросились с оружием в руках на палубу тонущего "Гельголанда". Тигр Малайзии ждал их. Стоило лишь врагам показаться на палубе, как он с размаху швырнул горящий факел в пороховой погреб и в невероятном броске перелетел через фальшборт. В тот же миг на тонущем судне раздался страшный взрыв. Гигантское пламя взметнулось к темному небу, осветив, словно вулкан в ночи, и реку, и вражеские корабли, и леса, и горы, расшвыривая во все стороны мириады горящих обломков.
Отважный "Гельголанд", геройски сражавшийся, погиб, как герой.
Часть II
Раджа Cаравака
Глава I
Китайская харчевня
– Эй! Красавец!
– Да, милорд.
– К дьяволу милорда.
– Сэр!..
– В преисподнюю сэра.
– Ваша светлость!..
– Чтоб тебя судорога схватила!
– Мсье!.. Сеньор!..
– Вот прицепился! Скажи лучше, что это за обед?
– Китайский, сеньор, китайский, как вся наша харчевня.
– И ты хочешь заставить меня есть по-китайски! Что это за твари, которые ползают по тарелке?
– Пьяные раки Саравака.
– Живые?
– Выловлены полчаса назад, милорд.
– И ты хочешь, чтобы я ел живых раков? Чума тебе в глотку!
– Китайская кухня, мсье.
– А это жаркое?
– Молодая собака, сеньор.
– Что-что?
– Молодая собака.
– Гром и молния! И ты хочешь, чтобы я ел собаку? А что это за мясо в подливке?
– Это кот, сеньор.
– Тысяча чертей! Кот?
– Королевское блюдо, сэр.
– А эта поджарка?
– Мыши, жаренные в масле.
– Отравитель! Ты хочешь, чтоб я сдох у тебя в харчевне?
– Китайская кухня, сеньор.
– Адская кухня, ты хочешь сказать. Разрази меня гром! Пьяные раки, поджарка из мышей, жареная собака и тушеный кот на обед! Если бы здесь был мой брат, он бы лопнул от смеха. Ну что ж, не нужно быть привередами. Если китайцы это едят, то проглотит и белый.
Тот, кто говорил все это, устроился поудобнее на бамбуковом стуле, достал из-за пояса блестящий крис с золотой рукояткой, украшенной алмазами, и принялся разрезать на кусочки аппетитно пахнущую жареную собаку.
Глотая кусок за куском, он между тем принялся осматривать помещение, в котором сидел за столом. Это была комната с низким потолком и стенами, расписанными драконами, какими-то странными цветами и животными, изрыгающими огонь.
Все вокруг было занято стульями и циновками, на которых храпели китайцы с желтыми лицами, накурившиеся опиума, и столами, за которыми сидели уродливые малайцы с оливковой кожей и черными зубами, и полуголые даяки, с медными кольцами на руках и ногах, вооруженные парангами, ужасными ножами в полметра длиной, которыми, вероятно, отрезали немало голов в дремучих южных лесах. Одни жевали бетель, сплевывая на пол, другие опустошали огромные кувшины пальмового вина или рисовой водки, третьи курили длинные трубки с опиумом.
"Гм! – пробормотал наш знакомый, потроша кота. – Какие гнусные рожи! Не понимаю, как этот мошенник Джеймс Брук справляется с такими разбойниками. Он должно быть, сам отъявленный бандит, если…"
Короткий свист, раздавшийся снаружи, прервал его на полуслове.
– Ото!.. – воскликнул он. И, приложив два пальца к губам, ответил на этот свист.
– Сеньор! – выскочил трактирщик, жаривший только что убитую собаку.
– Чтоб твой Конфуций тебя повесил!
– Вы звали, мсье?
– Молчи. Жарь свою собаку и оставь меня в покое.
Мускулистый плотный индиец, почти голый, с шелковым арканом вокруг пояса и крисом, висящим на боку, вошел, обводя помещение большими черными глазами. Наш знакомец, который в это время обсасывал кошачью лапку, поманил его к себе.
– Каммамури!
Быстрый знак индийца, сопровождающийся многозначительным взглядом, остановил его.
"Какая-то опасность, – пробормотал он. – Надо быть начеку".
Индиец, немного поколебавшись, уселся напротив него. Подбежал хозяин харчевни.
– Стакан пальмового вина!
– А что-нибудь закусить?
– Твой хвост, – сказал индиец, смеясь.
Китаец повернулся, скорчив недовольную мину, и велел слуге принести кувшин пальмового вина.
– За тобой следят? – еле слышно спросил сидящий напротив посетитель, продолжая жевать.
Индиец утвердительно кивнул и громко сказал:
– Приятного аппетита, сударь.
– Я не ел целые сутки, мой дорогой, – отвечал бравый Янес, верный друг Тигра Малайзии.
– Приехали издалека?
– Из Европы. Эй, трактирщик из преисподней, еще немного пальмового вина!
– Если не возражаете, я угощу вас своим, – сказал Каммамури.
– Благодарю, юноша. Садись со мной рядом и помоги мне расправиться со всей этой снедью.
Маратх не заставил себя упрашивать, сел рядом с португальцем и принялся за еду.
– Мы можем поговорить, – сказал Янес через некоторое время. – Никто теперь не заподозрит, что мы старые друзья. Итак, все спаслись?
– Все, господин Янес, – отвечал Каммамури. – Еще до зари, через час после вашего ухода, мы покинули берег и укрылись на большом болоте. Раджа послал солдат прочесывать устье реки, но им не удалось найти наш след.
– Нам очень повезло, что мы спаслись от раджи.
– Еще минута – и мы взлетели бы на воздух всем скопом. Наше счастье, что ночь была так темна, что эти разбойники не заметили нас, когда мы плыли к берегу.
– Бедная Ада, должно быть, натерпелась?
– Вовсе нет, господин Янес. С помощью Самбильонга я легко смог переправить ее на берег.
– А где сейчас Сандокан?
– В восьми милях отсюда, в чаще леса.
– Значит, он в безопасности?
– Не знаю. Я видел, как солдаты раджи кружат там.
– Дьявол!
– А вы, вам грозит опасность?
– Мне? Да кому же в голову придет заподозрить во мне пирата! Я белый, европеец!
– Однако будьте начеку, господин Янес. Раджа, должно быть, очень хитер.
– Знаю, но мы похитрее его.
– Вы ничего не узнали о Тремал Найке?
– Ничего, Каммамури. Я кое-кого расспросил, но безрезультатно.
– Бедный хозяин, – прошептал Каммамури.
– Мы спасем его, обещаю тебе, – сказал Янес. – Сегодня же вечером я примусь за дело.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Постараюсь проникнуть к радже и, если удастся, стать его другом.
– А как?
– У меня есть идея и, кажется, хорошая. Я устрою скандал, подниму шум, затею где-нибудь потасовку, чтобы быть арестованным солдатами раджи.
– А потом?
– Потом я сочиню какую-нибудь трогательную историю и выдам себя за знатного лорда, за баронета. Будь уверен, это прекрасная идея! Мы славно позабавимся!
– А что делать мне?
– Ничего, мой дорогой маратх. Отправляйся прямиком к Сандокану и скажи ему, что все идет, как нельзя лучше. Завтра, тем не менее, приходи и слоняйся поблизости от дома раджи. Возможно, ты мне понадобишься.
Маратх поднялся.
– Еще мгновение, – сказал Янес, вытаскивая из кармана увесистый кошелек и протягивая ему.
– Что мне делать с этим?
– Чтобы осуществить мой проект, у меня не должно быть в кармане ни гроша. Дай-ка мне еще и твой крис, который ничего не стоит, а взамен возьми мой – на нем слишком много золота и алмазов. Эй горе-трактирщик, еще шесть бутылок испанского вина!
– Вы хотите напиться вдрызг? – спросил Каммамури.
– Предоставь это мне, и увидишь. Прощай, мой дорогой!
Индиец бросил на стол шиллинг и вышел. А португалец принялся откупоривать бутылки, которые стоили не меньше двух фунтов стерлингов каждая. Он выпил два или три стакана, а остальное отдал малайцам, которые сидели рядом. Они долго не могли прийти в себя от такого великодушия европейца.
– Эй трактирщик! – снова закричал португалец. – Принеси-ка еще вина и чего-нибудь повкуснее.
Китаец, страшно довольный таким выгодным посетителем и умоляя в душе доброго Будду посылать ему каждый день таких же, принес новые бутылки и блюдо ласточкиных гнезд, приправленных уксусом и солью, – кушанье, доступное только богачам.
Португалец, хоть и поел уже за двоих, снова принялся работать зубами, не забывая пить и угощать всех соседей вокруг.
Когда он закончил, солнце уже зашло и в харчевне зажгли большие лампы, которые лили на пьянчуг бледный свет, делавший их желтые лица почти зелеными.
Янес закурил, проверил курки своих пистолетов и поднялся, бормоча:
– Уходим, дружище, уходим. Трактирщик сейчас поднимет дьявольский шум, но я устрою ему еще больший. Сбегутся солдаты раджи, и я буду арестован. Сандокан, я уверен, не придумал бы плана лучше.
Он выпустил в воздух два-три кольца дыма и спокойно направился к двери. Он уже собирался перешагнуть порог, когда почувствовали, что его схватили за рукав.
– Мсье! – раздался голос.
Янес обернулся, нахмурившись, и оказался лицом к лицу с хозяином харчевни.
– Что тебе, мошенник? – спросил он, притворившись оскорбленным.
– Счет, сеньор.
– Какой счет?
– Вы мне не заплатили, милорд. Вы должны мне три фунта, семь шиллингов и четыре пенса.
– Убирайся к дьяволу! ВВо всех моих десяти карманах нет ни гроша.
Китаец из желтого стал совершенно серым.
– Но вы мне заплатите! – закричал он высоким фальцетом, цепляясь за рукав Янеса.
– Оставь мою одежду, каналья! – завопил в свою очередь тот.
– Вы должны мне три фунта, семь шиллингов и…
– И четыре пенса, я знаю, но ты их не увидишь, мошенник. Иди жарь свою собаку и оставь меня в покое.
– Так вы вор, мсье? Я велю вас арестовать!
– Попробуй!
– На помощь! Арестуйте этого вора! – неистово завопил китаец.
Четверо слуг бросились на помощь своему хозяину, вооружившись половниками, вертелами и сковородками. Этого как раз и хотел португалец, которому любой ценой нужно было устроить скандал. Железной рукой он схватил трактирщика за горло, оторвал его от земли и вышвырнул за дверь, с удовольствием заметив, как тот разбил нос о булыжники мостовой. Точно так же он поступил и с четырьмя его слугами – несчастные и пикнуть не успели, как оказалась на мостовой рядом с хозяином.
Страшный вопль поднялся вокруг.