* * *
Вестовые быстро, тревожно поглядывая на своих господ, накрыли стол, принеся с камбуза их обеды и не забыв поставить дополнительные бутылки с мадерой.
Отобедав, Андрей Петрович промокнул губы белоснежной салфеткой.
- Меня во всей этой истории волнует еще один вопрос…
- Какой, Андрей Петрович? - сразу же насторожился капитан.
- Не окажется ли под следствием Александр Сергеевич Пушкин? - пояснил он, и Врангель с Матюшкиным с пониманием переглянулись. - Я хорошо помню, как во время стоянки экспедиции Беллинсгаузена в Порт-Джексоне, лейтенант Торсон получил вместе с почтой только что изданную его поэму "Руслан и Людмила". Так вот офицеры обоих шлюпов зачитали ее, чуть ли не до дыр.
- Трудно сказать, Андрей Петрович, - вздохнул лейтенант. - Во всяком случае, как мне известно, Саша… - он запнулся. - Извините, господа, но в лицее мы все называли друг друга по именам.
- Не смущайтесь, Федор Федорович. В Морском корпусе было точно так же, - заметил Врангель.
Матюшкин сделал короткий полупоклон в его сторону.
- Правда, в лицее меня чаще называли "Федернелька", переиначивая на немецкий лад русское "Феденька, Федорушка", - улыбнулся он и продолжил: - Александр Сергеевич в это время находился в очередной ссылке в своем родовом имении Михайловское, что в Псковской губернии. Таким образом, на Сенатской площади он, как и мы с вами, Фердинанд Петрович, быть не мог. Однако его нецензурные политические стихи имели большое хождение в гвардейских полках. Так что ничего определенного сказать не могу.
Выходит, что вы, Федор Федорович, не только учились вместе с Пушкиным в лицее, но, как мне показалось, и дружили с ним? - заинтересованно спросил Андрей Петрович.
- Совершенно верно, - несколько смутился лейтенант, - мы были довольно близки. Но после окончания лицея я уже в течение многих лет почти непрерывно нахожусь в экспедициях.
- Федор Федорович скромничает, - улыбаясь, заметил капитан. - Когда он на "Кротком" отправлялся в свое второе кругосветное плавание, Пушкин посвятил ему в стихотворении "Девятнадцатое октября" замечательные строки.
- "Девятнадцатое октября"? - не понял Андрей Петрович.
- Это день открытия Царскосельского лицея в тысяча восемьсот одиннадцатом году, - пояснил Матюшкин.
- А вы бы не смогли прочитать их для меня?
- Отчего же, Андрей Петрович? Только я прочитаю их так, как учили нас в лицее.
Он вышел на середину каюты и, вздернув вверх правую руку, с подъемом продекламировал:
- Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О, волн и бурь любимое дитя!
Андрей Петрович вскочил из кресла и бурно зааплодировал.
- Бесценные строки великого поэта! - воскликнул он. - Вы можете гордиться, Федор Федорович! Далеко не каждому дано услышать подобное о себе из-под пера самого Александра Сергеевича! - ученый быстро подошел и обнял смущенного Матюшкина. - Есть тост, господа! - никак не мог успокоиться он, находясь под впечатлением. - Поднимем бокалы за бесценный талант Александра Сергеевича Пушкина, посвятившего сии изумительные строки мореплавателю Федору Федоровичу Матюшкину, без всяких сомнений, будущему адмиралу флота российского!
У лейтенанта на глазах выступили слезы.
Когда осушили бокалы до дна и закусили мадеру шоколадом, Врангель, вдохновленный тостом, не менее эмоционально произнес:
- Сразу виден не только офицер гвардии, не только известный ученый, не только кавалер трех высших орденов Российской империи, но и признанный литератор. Правильно говорят, что если человек талантлив, то он талантлив во всем. А посему предлагаю наполнить бокалы за здоровье уважаемого Андрея Петровича!
После второго тоста закусывали уже основательно. Неприятный осадок, оставшийся после сообщения капитана о восстании в Петербурге, незаметно рассосался, и настроение офицеров заметно улучшилось.
Андрей Петрович обвел взглядом уже несколько успокоившихся собеседников. Затем взял в руку бокал и поднялся из кресла.
- "Алаверды!", как говорят на Кавказе. Что в переводе означает ответный тост.
- Вы что, Андрей Петрович, и там успели побывать?! - непроизвольно перебил его искренне удивленный Врангель.
- Я некоторое время провел в Пятигорске, - не стал раскрывать тот причины посещения курорта и продолжил: - Я благодарен Фердинанду Петровичу за пожелание мне здоровья. Это очень хорошее пожелание. Я же, в свою очередь, хотел бы увидеть его с тяжелыми, шитыми золотом эполетами с черными орлами на плечах. Быть вам, Фердинанд Петрович, полным адмиралом! Только все-таки хотелось бы успеть увидеть эти эполеты своими собственными глазами. Так что поспешайте, господин капитан-лейтенант, прошу вас!
И все трое, рассмеявшись, осушили бокалы.
- Как бы то ни было, господа офицеры, а жизнь, несмотря ни на что, все-таки продолжается! - подвел итог Андрей Петрович.
Глава четвертая
В отчем доме
14 сентября 1827 года под гром орудий бастионов и приветственные возгласы почти всего населения города, собравшегося на пристани, военный транспорт "Кроткий", завершив кругосветное плавание за 2 года и 21 день, отдал якорь на Кронштадтском рейде.
Радость возвращения оказалась омрачена печальной вестью - незадолго перед этим скончалась матушка Андрея Петровича. Ксения рассказала, что в последние свои дни матушка все время плакала, сокрушаясь, что не успеет проститься с ненаглядным Андрюшенькой. Ее дочери, как могли, утешали матушку. Но разве можно утешить материнское сердце… И уже в самый последний момент она прошептала, что слава богу Андрюшенька успел проститься хоть со своим батюшкой перед его кончиной.
Андрей Петрович с тяжелым сердцем посетил фамильный склеп. Он присел на лавочку, с тоской глядя на гробницы родителей, между которыми на столбике из черного лабрадора стоял белоснежный мраморный попугай, его тезка, в натуральную величину.
Он заказал ее сразу же после кончины батюшки, перед отплытием в Антарктическую экспедицию. Увидев же застывшего в камне попугая с распущенным хвостом и хохлом на повернутой набок голове, даже приплатил скульптуру сверх договора за столь удачную работу. Как радовалась матушка, что, мол, между ней и батюшкой теперь всегда будет стоять их любимец, который в течение долгих пятнадцати лет был как бы мостиком между ними и дорогим Андрюшенькой, находившимся в ту пору в далекой Русской Америке! Он вздохнул. Потеряв свою хозяйку, с кем подолгу "разговаривал" каждый день, попугай Андрюша тоже издох, видимо, с тоски, не выдержав разлуки с ней. "Надо же? - задумчиво подумал Шувалов. - Ведь и не человек, с его легко ранимой душой, а тоже, оказывается, не может жить без общения и ласки".
Но, пожалуй, больше всего Андрея Петровича поразило то, что он не испытал того же потрясения, в которое его повергла кончина батюшки. И попытался разобраться в своих чувствах.
Матушка беззаветно любила его от рождения. И не столько потому, что он был ее первенцем и наследником всего состояния, нажитого предками. Несколько обделенная ласками своего сдержанного супруга, она интуитивно чувствовала более мягкий характер своего ненаглядного Андрюшеньки и безоглядно отдавала ему всю свою невысказанную женскую любовь. С ее кончиной он лишился материнской ласки и повседневной бескорыстной заботы о себе.
Отец был сдержан в проявлении чувств к сыну. Юный Андрюша хорошо помнил, как отец приписал его к лейб-гвардии Преображенскому полку и как перед ним, премьер-майором, трепетали не только солдаты, которые, кстати, были, как и он, из дворян, но и офицеры полка. Зато в семье Андрей всегда чувствовал присутствие рядом сильного духом и справедливого мужчины, которому он всецело доверял и который был для него надежной опорой. Сын всегда был благодарен отцу за советы и безоговорочно ими руководствовался.
Смерть отца потрясла его, хотя и не была неожиданной. Он понял, что навсегда лишился единомышленника и друга, готового в трудную минуту прийти на помощь безо всяких условий и оговорок.
Ксения рассказала ему, что все хлопоты, связанные с похоронами матушки, взял на себя Матвей. Теперь она одна управляла большим хозяйством. И Андрей Петрович отдал ей должное - все порядки в доме остались такими же, какими были и при его матушке.
* * *
Сразу же после посещения Александром I шлюпа "Восток", вернувшегося из Антарктической экспедиции, и осмотра им экспозиций, Андрей Петрович подал прошение на его имя, где обосновывал необходимость организации мастерской по изготовлению чучел животных под эгидой Петербургской академии наук. И как раз к окончанию работ по созданию экспозиций в музее Адмиралтейского департамента было оглашено высочайшее повеление об организации этой мастерской.
Матвей как общепризнанный таксидермист - мастер по изготовлению чучел животных - уже в чине коллежского регистратора был по рекомендации Андрея Петровича зачислен в ее штат на должность консультанта. И сразу же с присущей ему энергией приступил к обучению мастеровых этому непростому делу. Вначале он, правда, испытывал некоторое неудобство, когда все - не только мастеровые, но и руководство - обращались к нему исключительно по имени-отчеству, но затем привык и даже вместе с начальником мастерской съездил в Лондон, где в мастерской Британского зоологического музея приобрел необходимые приспособления и материалы. В общем, Матвей оказался на своем месте.
После проводов Андрея Петровича в очередное кругосветное плавание на "Кротком" он сразу же объявил Ксении о своем переезде из их дома на квартиру, которую уже успел присмотреть.
- К чему ты затеял это, Матвей? - с долей обиды спросила та, удивленная его решением. - Тебе что, плохо живется в нашем доме?
- А дело в том, Ксения Александровна, что теперь я остался один мужчина в этом доме, не считая, конечно, прислуги. И с моим переездом будет спокойнее и мне, и, тем более, Андрею Петровичу. Ведь плавание продлится не менее двух лет.
- Ты на что же это намекаешь?! - гневно воскликнула Ксения.
- Успокойтесь, Ксения Александровна, прошу вас! - Матвей умоляюще посмотрел на нее. - Просто этим я хотел сказать, что… женюсь только тогда, когда встречу такую же женщину, как вы.
Ксения в растерянности смотрела на него.
- Тем не менее, Ксения Александровна, вы можете располагать мной в любое время, когда в этом возникнет необходимость…
* * *
Матвей с сияющими глазами устремился к Андрею Петровичу, протянув обе руки для пожатия, но тот порывисто обнял своего молодого товарища. У Матвея из глаз брызнули слезы радости и благодарности. Да и Ксения не смогла сдержаться при виде их бурной встречи, смахнув носовым платком набежавшую слезу. Ведь она хорошо знала сдержанность супруга в проявлении своих чувств и только сейчас поняла всю глубину привязанности Матвея к нему и оценила решительность, с которой тот решил переехать из их дома.
Андрей Петрович тем временем увлек Матвея в кабинет.
- Как вижу, ты зря времени не терял? - удовлетворенно отметил он, обратив внимание на мундир Матвея, соответствовавший уже чину кабинетного регистратора. - От всей души поздравляю тебя! Ведь он как-никак соответствует уже чину армейского подпоручика.
- Так ведь это же не моя заслуга, Андрей Петрович, а целиком и полностью ваша! Это же вы приучили меня к изготовлению чучел, это же вы добились создания мастерской и рекомендовали меня на должность консультанта. Поэтому когда меня неожиданно повысили в чине, я тут же купил букет роз и преподнес его Ксении Александровне, но, честно говоря, не столько для нее, сколько для вас, ибо лично этого сделать никак не мог.
"Так вот, оказывается, откуда в спальне до сих пор стоит в вазе букет засохших роз!" - усмехнулся Андрей Петрович, посчитавший неудобным спрашивать Ксению о его происхождении, глядя на смущенного Матвея.
А тот уже подробно рассказывал о своей любимой работе:
- Я же бывал уже в мастерской по изготовлению чучел животных при Британском зоологическом музее. Вместе с вами, когда вы закупали там проволочные каркасы и приспособления для изготовления чучел. Помните? Но одно дело просто помогать вам, а совсем другое, выступать теперь в роли заказчика, - он тревожно посмотрел на Андрея Петровича.
"Не слишком ли я хвастаюсь? - с испугом вдруг подумал Матвей. - И перед кем?!" Однако тот внимательно слушал его без какой-либо усмешки на лице. Это приободрило, и он продолжил:
- Англичан, как я понял, очень заинтересовал наш визит к ним. Одно только смущало меня - незнание мной английского языка, - с досадой признался Матвей. - Поэтому в роли переводчика пришлось выступать моему начальнику, очень образованному человеку, - и он вздохнул, остро переживая недостаток знаний. - Как оказалось, англичане знали из донесения губернатора Новой Голландии их королю о том, что на шлюпе "Восток" экспедиции Беллинсгаузена русские организовали экспозицию из чучел антарктических животных. Та якобы свидетельствовала о нашем приоритете в открытии Южного материка. Ведь его так и не смог обнаружить их знаменитый мореплаватель Джеймс Кук! - Матвей с такой гордостью глянул на Андрея Петровича, что тот непроизвольно улыбнулся. - И, как я понял, - продолжил он, - они решили "поймать" меня - молодого и, по их мнению, не очень опытного, к тому же не знающего их языка - на каких-нибудь противоречиях, - его глаза озорно блеснули. - И началось… "А откуда у вас взялись чучела морских слонов?" - спрашивают. "С острова Южная Георгия", - отвечаю. - "А почему же тогда у вас нет чучел морских котиков?" - "Да самих котиков там уже нет. Их перебили ваши промышленники". Англичане многозначительно переглядываются, а я и говорю: "Как, кстати, и на острове Маквария в Тихом океане, самом южном острове от Новой Зеландии. Этот остров находится в тех же широтах, что и остров Южная Георгия, который мы посетили год назад, однако в отличие от него не покрыт вечным льдом и снегом, а радует прекрасной зеленью". - "Может быть, это следствие вулканической деятельности?" - предположил один из них. "По мнению заместителя начальника экспедиции по ученой части господина Шувалова, - англичане при этом быстро переглянулись, - только предстоит разгадать эту загадку", - Матвей с тревогой посмотрел на своего покровителя. - Мне показалось, Андрей Петрович, что англичане относятся к вам несколько настороженно.
- Поверь мне, Матвей, что на это у них есть достаточные основания. Как по секрету сказал мне один из знакомых сотрудников нашего Министерства иностранных дел, у британской разведки заведено на меня довольно пухлое досье.
- Это, конечно, после вашей экспедиции в Новую Зеландию по обследованию Кентерберийской долины на ее Южном острове?
- В том числе. Ведь не зря же покойный государь называл меня "истинным разведчиком".
Матвей с благоговением посмотрел на своего бывшего хозяина и продолжил:
- Речь с англичанами шла и о пингвинах. - продолжил он. - "Ведь пингвины, представленные в вашей экспозиции, - спрашивают англичане, - водятся и у мыса Доброй Надежды, у южной оконечности Африки, и на Тихоокеанском побережье Южной Америки?" Я, Андрей Петрович, честно говоря, чуть не рассмеялся от такой наивности, но все-таки с достоинством ответил: "В местах, указанных вами, господа, водятся лишь мелкие пингвины Адели. Королевских пингвинов, пингвинов средних размеров, мы обнаружили на одном из открытых экспедицией островов архипелага Траверсе, уже в высоких южных широтах. А вот императорских пингвинов, самых крупных, мы увидели только на льдинах у самого припая вдоль побережья Южного материка. Высота ледяного барьера по побережью материка достигает тысячи футов, а то и более. А пингвины, как известно, - не летающие птицы. Поэтому, по мнению господина Шувалова, они выводят свое потомство на шельфовых ледниках". - "Хорошо. А о чем тогда говорят полярные крачки, представленные в вашей экспозиции? Ведь эти птицы водятся и в Арктике?" - задирают англичане. "Только о том, что полярные крачки, они же морские ласточки, совершают перелеты из Арктики в Антарктику и обратно. И это самые длинные перелеты среди птиц земного шара. Обо всем этом вы, господа, можете прочитать в научной статье господина Шувалова "Признаки" земли значительных размеров в высоких южных широтах". И получить интересующую вас информацию из первых рук".
- Спасибо тебе, Матвей, за популяризацию моего научного труда за границей. Вижу, что ты не зря переписывал и мою статью, и роман тоже.
Тот порозовел от похвалы своего учителя:
- А как же, Андрей Петрович! Я ведь не только изучал при этом ваши труды, но и учился вашему языку, вашей форме изложения.
- Ну что же. Ты с честью выдержал экзамен перед английскими коллегами.